Известный случай наказания «за шлепок» только один
Наталья Краснослободцева
— Действительно ли в предыдущей трактовке закона (уголовная ответственность за побои близких) благополучные семьи находились «под ударом»? Известны ли лично вам случаи, что за шлепок в целом добросовестному родителю дали срок?
— Реально у нас есть только один большой случай, который разыграли по телевидению очень показательно и незаконно – отобрание детей у семьи Дель. Другие случаи, когда наказывали родителей за шлепок, мне неизвестны. Потому что побои у нас в России, увы, некая норма.
Вы правы в том, что надо разграничивать насилие в отношении детей и супругов. Что касается детей, конечно, я не за то, чтобы их бить. Понятно, что есть злостные нарушения, но как практик я скажу, что их просто надо внимательно разбирать. Конечно, случается разное.
Тем не менее, я против декриминализации закона.
— Что касается неблагополучных семей, улучшит ли для детей ситуацию нынешний вариант закона?
— Ситуации, когда дети подвергались постоянным избиениям, но, тем не менее, родителей никак не наказывали, есть, и нынешний закон вообще ничего не улучшит в этом отношении. У нас некоторое время закон был более жестким, а сейчас он смягчается, но по сути ничего не меняется. Закон должен служить порядку, а у нас он служит беспорядку, не защищает ни ребенка, ни женщину, и все останется как прежде.
«Я ее не бил, она сама синяки поставила»
— В части насилия по отношению к женщинам многие придерживаются мнения, что если супруг ударил один раз, неизбежно будет второй? Административное наказание за первый раз и угроза уголовного в дальнейшем как-то могут предотвратить повторный случай насилия, исправить человека?
— Я думаю, нет, это нереально. Единицы женщин способны сражаться за себя. Очень мало тех, у кого с самооценкой не то что порядок, но, хотя бы женщина понимает, что это не норма. И если раньше, когда закон был более строгим, женщины боялись, то сейчас он стал более мягким, и они тем более никуда не пойдут! А реальность такова: избиение – это настолько сильное моральное давление, что женщине просто страшно.
— Что касается доказательства фактов насилия – какие сложности испытывают жертвы?
— Мой опыт помощи женщинам, которые пострадали и укрываются в убежище, таков.
Она все понимает и говорит: «Я не могу к нему вернуться, потому что он меня убьет». А мы рисуем картину, что, якобы была разборка, которую очень трудно доказать. Женщина же не может доказать вообще наличие побоев! Потому что дети, которые это видят, свидетелями не могут быть. Тут надо что-то придумывать: камеры дома она должна устанавливать, чтобы свидетелем был не ребенок (который все равно свидетель).
Была женщина, которая пришла в наш центр, мы сняли побои. Муж подал в розыск, стал ее искать. Когда я попыталась с ним побеседовать, он мне прямо в лицо говорил: «Я ее не бил, я не знаю, где она синяки поставила». Все. Вопрос закрыт. И она не может завести уголовное дело, потому что нет свидетелей. Есть двое детей, которых обследовал психиатр, и по его справке они в ужасном состоянии – но они не свидетели. Она в полицию многократно обращалась, снимая побои, но из-за отсутствия свидетелей так и не завели уголовное дело. Но и это не аргумент, что он ее бил.
— А то, что на время статья была переведена из частного обвинения в частно-публичное, то есть, по заявлению жертвы заводили дело и расследовали как преступление – никак тут не помогало?
— Нет, это не работало! А теперь просто штраф! Да кому оно надо? Она идет доказывать, прилагает усилия, если она это пытается сделать – дай бог, чтоб он ее в это время не избил. Допустим, как-то спряталась, пожила у подружек, доказала. И из их общего бюджета ему назначили штраф в 15 тысяч!
Конечно, семьи, в которых это происходит, разные. Но в основном это семьи, где есть проблемы с деньгами. И это еще проблема – их забрать. Приходят, выписывают штраф, а он говорит «У меня нет». То есть и тут закон усложняет жизнь женщины при том, что ей и так тяжело.
Дома беззакония больше, чем на улице
— Как закон должен выглядеть в идеале? Была мысль привести все единому знаменателю, чтобы он был одинаков для всех, а на деле что?
— Дом – это семья. Это там, где тебя любят, понимают, это место, где ты расцветаешь. А у нас дом – крепость, за которой тебя избивают. И у нас гораздо меньше правонарушений, связанных с тем, что ты идешь по улице, и тебя избил чужой человек. У нас больше ситуаций, когда муж избивает.
Причины: не так посмотрела, не принесла кофе, слишком рано разбудила, не дала на бутылку. Из жизни — муж говорит: «Новый год, пусть сын подойдет и меня поцелует». Сын боится уже папу. Не подошел. Все вверх дном, начались побои, мама так избита, что с кровати встать не могла.
Поэтому вопрос уравнения чужого человека и близкого как может стоять? У нас дома беззакония БОЛЬШЕ, чем на улице. Страшное происходит за закрытыми дверьми, и никто не может помочь.
Поэтому я бы предложила просто не принимать таких законов – это блеф! Это просто создание вида работы. Покажите мне лицо человека, который это предложил! Он с какой планеты, из какой страны? У нас есть Конституция, по которой никого нельзя бить, мы имеем право на то, на это – у нас не работает Конституция! И в этой ситуации принимается закон по смягчению ответственности – да у нас главный закон не работает, а мы еще больше все упрощаем!
И если вопрос касается того, как должно быть, у меня одно предложение: хотя бы здесь, сейчас, в России таких законов не надо принимать. Давайте попробуем сделать так, чтобы работало то, что было строго. Ведь оно не работало.
«Что мы можем сделать, это муж»
— Что нужно для этого предпринять?
— Начать с того, что должна реагировать полиция. Тот самый наряд, который женщина вызывает, если она избита.
Реальность такова: просто не приезжают, особенно, если это семья, где регулярно вызывают — знают этот адрес, и уже устали туда ездить.
У нас был случай, когда управа одного из районов Москвы позвонила и попросила забрать женщину, ее не брали в кризисный центр из-за отсутствия регистрации. Накануне, когда были побои дома, и соседи вызвали наряд полиции, тиран даже не впустил полицию в дом. Он выставил жену за дверь и сказал: «Я ее не знаю». Она поехала в участок, и сидела там, чтобы хотя бы ночь провести без побоев. То есть реальные изменения очень зависят от людей, которые работают с конкретной семьей.
Мне звонит одна женщина и говорит: «Муж бил. Полиция говорила: «Что мы можем сделать, это муж, разбирайтесь сами». Я развелась, и он меня до сих пор достает, я звоню в полицию, говорю: «Что делать? Он меня подкарауливает, я боюсь, что он меня убьет». А ей отвечают: «Что мы можем сделать, это чужой человек». Она у нас спрашивает: что делать??? А у нас нет ответа.
— Помогли бы свидетельства детей, если бы можно было их учитывать в таких случаях?
— Я, как мама, понимаю, почему детей не считают свидетелями. Это очень трудно. У нас в доме-убежище есть мамы с детьми. Как-то мы снимали ролик, и у детей спросили: «Почему вы здесь?». Они отвечают: «Не знаю». Они с радостью готовы забыть! Нельзя их таскать как свидетелей, нарушать эту защиту, особую функцию психики – они быстрее восстанавливаются, чем женщины, именно благодаря ей.
Свидетелем ребенок может быть после 10 лет, но побои происходят и при грудничках, и при двухлетках, пятилетках, восьми- и девятилетках, которые уже все прекрасно понимают.
Наверное, нужны камеры в обязательном порядке, чтобы это как-то доказывать. Но и их можно выключить…
Мне кажется, закон этот придумывали люди, которые сами прикладывают руку и хотят остаться безнаказанными. Если бы закон делал тот, кто хотя бы знает, каковы масштабы проблемы, то такую глупость не придумали бы.
20 лет верит, что все изменится
— Что теперь делать пострадавшим женщинам, учитывая новое законодательство?
— Я бы любой женщине сказала одно: ей нельзя это терпеть. Нельзя ни ей, ни детям так жить. Вот взять даже побои на улице: побил чужой дурной человек, но видели его один раз, да, плохо, больно, тяжело, но вы никогда его больше не увидите. А когда человек живет рядом и регулярно совершает насилие, это уродует личность.
Ведь эти мамы воспитывают детей! И какими эти дети вырастают, если говорить об их будущем?
Женщина как личность, хотя мера в каждом случае разная, уничтожена. Потому что она не ощущает свою ценность как женщина, в 50% случаев верит, что она – причина побоев. Это чувство ее заставляет оставаться, пытаться примириться, жить так, чтобы не раздражать, угодить во всем.
Ей некуда идти, и она остается, своей матери она не особо нужна, потому что ей за 30 – и она как в ловушке! Скорее всего, она домохозяйка – не работает, у нее нет денег.
Но я в любом случае советую искать выход. Хотя бы обратиться к нам. Мы поможем.
— Уходить, искать выход следует уже в ситуации первичного насилия?
— Я считаю, что да. Но тут опять дело в том, как ситуацию понимает женщина. Некоторые хотят верить, что все изменится – у нас сейчас есть женщина, которая 20 лет в это верит. На 20-м году совместной жизни она решила, что все же, наверное, не изменится.
В моем личном случае, когда со мной это произошло первый раз, я решила, что он будет последним. Я собрала вещи и ушла. Потому что мою маму обижал отчим, и я знала, что это не закончится.
Внутри каждого человека все равно есть порог, рубеж, что слабого бить нельзя. Мы так воспитываем наших детей: что нельзя обижать младшего в классе, котенка нельзя обижать. И мужчина не может обижать женщину, он ее должен защищать. И когда взрослый, старший, сильный переступил черту и позволил себе применить силу к слабому, наступила деградация этой личности. Насилие будет повторяться.
Беседовала Ирина Якушева