Домик смотрителя
Хозяева давно привыкли и к лихорадке, и к стуку колес, и к громогласным объявлениям: в трех километрах от дома — узловая станция Карбышево. В старом доме прошла вся жизнь 40-летней Татьяны Гурвич: родилась, вышла замуж, родила троих детей. Сколько ему лет, впрочем, точно неизвестно. В документах годом постройки значится 1956-й, но семейная история говорит о другом.
— В 1941-м моя бабушка ехала вместе с эвакуированными откуда-то с Дона, — рассказывает Татьяна. — Выскочила на станции с маленьким сынишкой набрать воды в чайник, да и не успела запрыгнуть обратно. Устроилась на железную дорогу класть шпалы. Выделили комнату в домике смотрителя, во второй другая семья жила. Сынишка вырос, стал моим отцом, работал машинистом на дрезине.
До марта 2021 года в доме всегда было полно народа. Соседей отселили, но братья приводили жен, сестры — мужей, появлялись дети. Из старых шпал сделали пристройку: комнату и кухню. А потом семья начала уменьшаться — кто разъехался, кто умер: у троих родных Татьяны, выросших под стук колес, оказались онкологические заболевания. Последним, купив квартиру в ипотеку, выехал брат с семьей, когда родился второй малыш.
Гурвичи порадовались и за родных, и за себя — ободрали обои, демонтировали потолки и вынесли мебель, начали ремонт. Это и спасло дом — 6 мая он загорелся.
Огонь моментально съел уличный туалет, баню, теплицу, сараи, где хранились дрова, одежду, мебель. Пристройка выгорела полностью, стены закоптились, с потолка капает — полусгнившая крыша провалилась под напором воды, которой не жалели пожарные. Но старый кирпичный дом устоял.
Дом этот, под номером 107 «А» — единственный «семейный» в микрорайоне железнодорожников, как жители называют несколько бараков, зажатых между двумя ветками: бывшее ведомственное жилье для путейцев. Остальные три — четырех- и шестиквартирные строения, когда-то наспех слепленные из старых шпал, пропитанных горючим. Народу, правда, в них осталось мало — по две-три квартиры в каждом.
Домов на железной дороге вообще быть не должно — это зона производственно-коммунальных объектов 4–5-го класса опасности.
— В 2000-х, когда на железной дороге началось реформирование, оказалось, что земля тут федеральная, — вздыхает Татьяна. — Ее отдали в оперативное управление городу, он в свою очередь — в аренду железной дороге. Семь нянек, что называется, и никто ни за что не отвечает. Даже управляющей компании нет. Железнодорожники насыпи еще убирают — из поездов-то кидают все, что можно. Но чуть дальше — уже никому не надо.
Огонь пришел с болота за домами — как раз оттуда, где «уже никому не надо». Раньше там сажали картошку, морковку, огурцы, прихватывая вместе с огородами площадь до самой «железки», ведущей на Москву.
Но пять лет назад микрорайон стало топить так, что там теперь растет только камыш. В него и попал окурок, брошенный пассажиром проходящего поезда либо прохожим, бредущим через пути.
— Занялось быстро — камыш никто не выкашивает, — вздыхает Татьяна. — Постоянно что-то горит, тем более что вьюжит: поезда создают воронку воздуха. Пожарные только успевают тушить. К нам восемь машин из другого района приехали — горит-то везде, а дальше нас, так же, вдоль «железки» — дачи.
«По-другому не выбраться — железная дорога кругом»
Бродить по путям нельзя, но пешеходного перехода поблизости нет. Разве что на станции, до которой дойти можно только по путям. Чтобы добраться в школу, шестикласснице Ульяне, младшей Гурвич, приходится преодолевать рельсы, внимательно глядя по сторонам и слушая гул надвигающегося поезда, потому что кроме двух основных путей есть еще ответвления.
До последнего времени Татьяна встречала и провожала дочь. Теперь девочка сама знает технику безопасности, отмечает ее мама.
— По-другому нам не выбраться — «железка» кругом, — усмехается Татьяна. — В марте как-то полиция сына задержала за то, что по шпалам домой шел. Спрашиваю: а сами-то тоже по путям шли? Весной ведь сухо только там, остальное, включая проселочную дорогу, превращается в грязное месиво. Машины, чтобы к переезду на асфальт вытолкать, приходится почти на руках нести.
Чистить проселочную дорогу от снега почти перестали. В начале марта 2021 года, когда на Омск неожиданно обрушилась двухдневная норма снега, потомки путейцев оказались почти на неделю отрезаны от мира — мэрия и руководство железной дороги делили полномочия.
— Мэрия нам самим чистить предлагает, только на какие деньги-то? Тут народу осталось — пенсионеры да те, кому деваться некуда. Прежде дружно жили, и силы были, даже площадку детскую вместе строили. Когда еще и колонка сломалась, вообще народ побежал: кто квартиры снимает, кто у родственников перебивается.
Колонка работать перестала в мае 2020 года, в разгар самоизоляции. Она была бесхозной — «ОмскВодоканал» на обслуживание не брал, так что ремонтировать было некому.
Фляги с водой для питья и стирки приходилось с риском для жизни тащить через рельсы с другой водокачки, за два километра.
Два месяца жители просили все инстанции дать им воду. В июле коммунальщики, наконец, приняли меры. Ремонтировать трубы, которые проходят под железной дорогой, конечно, не стали, но открыли один из смотровых колодцев в сотне метров от последнего барака.
— Зимой, чтобы шланг не перемерзал, его прямо в колодец опускаем, — показывает Татьяна дырку в земле, задвинутую железной крышкой. — Руку в воду суешь, ловишь шланг — он холодный, обледенелый, с его помощью заливаешь воду во фляги. Потом их на тележку — сразу две — и волочишь до дома. Но я редко хожу за водой, муж не разрешает.
«Богатств мы с мужем не нажили»
Сергей, муж Татьяны и отец всего большого семейства, работает педагогом. Днем преподает в Омском авиационном колледже, вечером и в выходные — в школе вождения. Отпуска за 30 лет работы не было: на его доходах семья и держится.
Татьяна, бухгалтер по образованию, все эти годы занята была тем, что водила детей через пути в секции и школы: Полине — 20, Илье — 15, младшей Ульяне — 13. Теперь по специальности уже не берут, подрабатывает, когда и как может. Доход у них, считает, неплохой — по 7–8 тысяч на человека выходит, и если правильно рассчитывать, жить можно.
В 2011 году, когда президент распорядился выделить многодетным семьям по восемь соток, Гурвичи решили было построить новый дом. Досталась им земляничная поляна в 14-м военном городке Омска, к которой они тут же взялись добиваться проведения газа и света.
А через несколько лет выяснилось, что 152 участка, среди которых и их, находятся в запретной зоне военного объекта — Новосибирского лесничества Минобороны РФ. И хотя еще в 2017 году региональная власть сообщила, что договорилась с военными, строить на поляне нельзя.
Тем не менее, Гурвичи теперь владельцы земли, а значит, в программы субсидирования жилья для малоимущих войти не могут.
На 1 января 2021 года в Омске более 20 тысяч человек нуждались в бесплатном жилье.
Семья надеется на расселение. До 2025 года в рамках национального проекта «Жилье и городская среда» администрация Омска планирует переселить 4 тысячи человек из аварийного жилья, признанного таковым с 2012 по 2017 год. В том числе — две семьи из микрорайона железнодорожников.
Но дом Гурвичей до сих пор был крепким: пока соседние развалюхи постепенно приходили в негодность и опустевали, они заботились о нем, как могли. И сколько ни обращались в мэрию, комиссии приходили к выводу, что жить в доме можно, несмотря на позеленевший кирпич, трещину во всю стену и проваленную крышу.
Пожар даже помог — теперь дом могут признать аварийным, поставят семью на очередь… Процесс очень небыстрый: взять справку о составе семьи — и то проблема, учитывая, что управляющей компании в микрорайоне нет.
Живут сейчас все пятеро на 14 квадратных метрах, которые меньше всего тронул огонь. В кухню превратили сени размером полтора на полтора метра: вошли пара шкафчиков, ручной умывальник, стиральная машинка и бак для воды. Туалетом служит ведерко, ванной — таз. Спят ярусами — как в вагоне. Все бы ничего, но печка осталась в сгоревшей пристройке.
— Мы привычные, — как заговор, повторяет Татьяна. — Не ссоримся: чего нам делить-то? Богатств с мужем, кроме детей, не нажили… Зато живы, здоровы и вместе.
Редакция «Правмира» отправила запрос в администрацию Омской области, чтобы выяснить, планируют ли региональные власти переселить семью Гурвич в новую квартиру. Ответа пока нет.
Фото: Наталья Яковлева