Росла я у бабушки. Бабушка моя никогда не хотела быть просто бабушкой. В молодости она была ослепительной стройной красавицей с белыми локонами — и всю жизнь старалась ходить гордо выпрямившись; и принципиально, в пику ровесницам, не покрывала головы до лютых холодов. Также принципиально отвергала возможность приобретения вещей для дома, ходила в одной и самой скромной одежде, презрительно высказывалась о тех, кто носил украшения, хоть раз в год посещал врача (а тем более об этом рассказывал), затрагивал в разговоре тему семьи или замужества и вообще имел хоть какие-то «человеческие слабости».

Фото Анатолия Кириллова http://www.photo-wave.ru

Но больше всего подвергалось критике место, где мы жили. Собственно, ее не устраивал весь большой город, — она его и за город-то не считала. Так, городишко тесноватый, беспорядочный… А уж тем более не устраивала ее наша окраина — призаводской городок среди лесов.

«Де-ревня, — пренебрежительно говорила она, — все всех знают и все сплетничают, больше заняться нечем».

А внучка недоумевала. Как? Как можно не любить наш городок? Тот чудный парк, где зимой так много снега, похожего на сахар, и хочется съесть его — прямо с деревянной, выструганной дедом лопатки? А горки ледяные с тонкой ёлкой у местного ДК, афиши с неизменными «ну-погодяями», что не менялись на ржавой стойке последние двадцать лет? Гирлянды-огоньки над главной улицей? Дерево на детской площадке, буквально отполированное ребячьими руками?

А как не любить тот замечательный жуткий запах, рвущийся по вечерам через закрытые форточки (чуть не первая моя сознательная фраза во младенчестве — «с испыталки тянет!..») — как раз в это время дедушка, ведущий инженер завода, поужинав после рабочего дня, собирался в гараж.

А как же желтоватые лиственницы у цеха («не та им земля»), а пожарные лестницы, по которым мы забираемся до карнизов? А нереальное, вызывающее волнение сооружение на взгорке — заводская проходная? Огромная толпа народу, почти все взрослые городка, ка-ак хлынет из тех стеклянных дверей — и растекается по улицам, нечего и думать в это время идти в магазин — очередь до угла…

Источник: PhotoSight.ru

Как не любить? Но бабушка не разделяла детских восторгов. Ее сердце было не здесь. Оно путешествовало по стране, повторяя путь их семьи — семьи прадеда-военного. Вот родина — Ярославль-городок, Москвы уголок. Вот Кострома, которую бабушка знала как свои пять пальцев и с закрытыми глазами нашла бы дорогу, куда б ни попросили. Новосибирск, где прошла юность, где она училась и много-много ходила в театры, о чем рассказывала с упоением. Сегодня ее назвали бы образцом перфекционизма: отличница в учебе, спорте и работе, она стала прекрасным инженером, работа была на первом месте.

А еще, вроде бы, была Москва. Но об этом — молчание. Как-то призналась, что могла бы работать с Туполевым, было приглашение. Но — не позволил отец, а отцу в семье все подчинялись беспрекословно. Видимо, это и был переломный момент. Она покорно уехала с семьей в Куйбышев. Вышла за честного труженика, тоже инженера, с фронтовым десантным прошлым, и удалилась за черту тогдашнего города, не захватив из дома никаких вещей. Жизнь только начиналась — а для нее, видимо, она уже казалась законченной. Более 50 лет прожила бабушка в городке, зная только работу и дом.

Фото Анатолия Кириллова http://www.photo-wave.ru

Фото Анатолия Кириллова http://www.photo-wave.ru

Казалось, что вокруг все ее мучает. Душа будто осталась с трескучими морозами Сибири, переполненным детскими воспоминаниями Ярославлем и несбывшимися столичными надеждами.

А внучка не понимала… И сейчас чувствую себя бесконечно виноватой перед ней. Сейчас, когда Господь дал мне возможность все понять самой.

Господь лучше знает, где нам быть, где мы сейчас нужны. С этой уверенностью, которая со мной и по сей день, я уезжала с мужем из Города, на его приход. Честно пыталась привыкнуть к новому месту, к людям.

Но лгать себе не могла: каждый раз, выбираясь «по делам» в город, ощущала, будто дышу другим воздухом, свежим и живительным, будто вокруг совершенно другие, радостные и счастливые люди, и время течет иначе. Будто и нет удушливых выхлопов городских «пробок», ругани у ларьков и бомжей, копающихся в помойке. А расстояние испытания — всего-то сто километров, не то что у бабушки.

Для христианина родина — Царство Небесное. Его Отечество. С Богом — а значит, на Родине — был святой Сергий Радонежский в лесах, святой Антоний в пустыне, апостолы в своих бесчисленных странствиях. Стыдись, — говорю я себе. Стыжусь. Смотрю на людей, что вокруг меня. Они учились в этой вот поселковой школе, теперь привели сюда своих детей.

Пока шестилеток готовит к первому классу учитель, люди стоят и смотрят в окно. Вспоминают, быть может, как по разъезженной дороге шлепали в дождь босиком, как убегали, несмотря на запрет родителей, в овраг, где водятся лисы. Как в озере купались у камышовых зарослей, как в клубе местном свадьбу играли. Всё родное, всё окрашено рыжеватым предзакатным солнечным летним светом детской памяти.

Мой сын говорит, что успел полюбить «наш поселочек». «Мам, я его уже люблю!» Расхваливает мне заболоченный ручей, текущий в мутное озеро, разрытые канавы для прокладки труб, через которые перекинуты доски, и новые столбы, на которые еще не повешены провода.

Пора и мне… честь знать. И снова и снова открывать житие своей святой Иулии Карфагенской. Которая, будучи увезена в чужедальнюю сторону и продана в рабство, не исходила слезами по оставленным краям, не поднимала революций и не отчаивалась, а честно служила и молилась там, куда направил ее Божий промысл. Шла по пути в истинное Отечество — Царствие Небесное, который пролег через мученическую кончину. Дошла, добралась.

А бабушка моя, кстати, похоронена в нашем поселке, в котором она при жизни ни разу не была. Прямо рядом со строящимся храмом. Не удалось ей по смерти «остаться» в городе, — как будто сама не хотела. Как будто — уж лучше с нами. Здесь. В месте, которое выбирал для нас Господь.

Свой среди чужих, чужой среди своих

Он – немец, она – полячка, они встретились в России и их общим языком стал русский…Похоже на зачин романтической саги, но это реальная история. Мы решили поговорить с ее героями – священником Фомой Дицем и матушкой Иоанной – о любви…о любви к родине.

11 Апр 2010 | Валерия Посашко | Продолжение

 

 

 

Про ЭТО

Потомки честных, хороших принципиальных людей в России – не родились. Они тоже – жертвы сталинизма. Остаемся мы. Потомки тех, кто молчал, приспосабливался, выкручивался и лицемерил. Ну или уж – напрямую доносил. Или казнил.

5 Мар 2010 | Иван Семенов | Продолжение

«Патриотизм помогает исполнить заповедь любви»

Нация — это сообщество людей, которые готовы идти на смерть друг за друга, не зная друг друга лично. «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин. 15: 13), — говорит Спаситель . Что патриотизм — духовная ценность, – размышляет иеромонах МАКАРИЙ (Маркиш).

25 Фев 2010 | Журнал «Нескучный Сад» | Продолжение

С чего начинается родина?

Гражданами неба называли себя христиане языческой Римской империи, когда Церковь была гонима патриотами Рима. Сегодня в России патриотизм по-прежнему нередко противопоставляется христианству, хотя Церковь и государство не враждуют.

23 Фев 2010 | Журнал «Нескучный Сад» | Продолжение

Поскольку вы здесь...
У нас есть небольшая просьба. Эту историю удалось рассказать благодаря поддержке читателей. Даже самое небольшое ежемесячное пожертвование помогает работать редакции и создавать важные материалы для людей.
Сейчас ваша помощь нужна как никогда.
Друзья, Правмир уже много лет вместе с вами. Вся наша команда живет общим делом и призванием - служение людям и возможность сделать мир вокруг добрее и милосерднее!
Такое важное и большое дело можно делать только вместе. Поэтому «Правмир» просит вас о поддержке. Например, 50 рублей в месяц это много или мало? Чашка кофе? Это не так много для семейного бюджета, но это значительная сумма для Правмира.