Домпьер — заправочная станция для души
Русский монастырь. Что представляется нам, когда мы слышим это словосочетание? Каменные стены, древние намоленные церкви с шедеврами иконописи или знаменитыми фресками, дух старины, многочисленные предания о произошедших здесь чудесах. Скрытая и недоступная постороннему взгляду жизнь. Суровые и бодрые монахи в черных одеждах и с черными плетеными четками в руках. Они, старые и молодые (но больше, конечно, старых или просто пожилых), день и ночь трудятся на трудных послушаниях, смиряя душу, умерщвляя плоть. Они, забыв обо всем земном, непрестанно молятся, поэтому заговаривать с ними боязно. Ветхие старцы, уже наполовину принадлежащие горнему миру. Улетающие под белые своды звуки хора белолицых, тоненьких монахинь или — если монастырь мужской — работящей монастырской братии. Суровый пожилой игумен. Сад, огород, натуральное хозяйство. Монастырские пастбища. Колокольный звон, плывущий над рекой. Покой и утешение. Бесконечные монастырские службы.
Когда приезжаешь в Домпьер, маленькую деревушку в кантоне Vaud, зная, что здесь находится русский монастырь, думаешь обо всем этом. И, подъезжая к небольшому, совершенно типичному для Швейцарии трехэтажному дому на окраине деревни, и, уже остановившись у этого белого домика с зелеными ставнями и розовым палисадником, невольно оглядываешься кругом: где же монастырь? И как изумляешься, узнав, что весь монастырь помещается именно в этом домике.
Здесь живут три человека: настоятель монастыря архимандрит Мартин, отец Силуан и матушка Оттилия — сестра отца Мартина. Еще здесь живет серый кролик Алеша, кот Ник и кошка Фримус. Вот и все хозяйство. На первом этаже — гостиная, кухня, трапезная. На втором — монашеские кельи (тоже — просто комнаты). А церковь с одним из лучших на свете иконостасом — на третьем, под самой крышей. Все — в миниатюре. Непривычно, правда? И никто не говорит по-русски в православном монастыре, находящемся под омофором Московского Патриархата… Загадка за загадкой.
Монастырь посвящен Святой Троице, как и главный монастырь России, основанный преподобным Сергием Радонежским, Троице-Сергиева Лавра. Преподобный Сергий тоже начинал строить монастырь в глухом и никому не известном месте, а монахов на первых порах там было и того меньше: сам преподобный да его ученик.
Свято-Троицкий Домпьерский монастырь — опровержение многих стереотипов и в то же время он является в полной мере именно русским монастырем. Хотя здесь нет ни одного русского: отец настоятель и его сестра — швейцарцы, отец Силуан — немец. Более того, из всех троих только отец Силуан бывал в России. Все трое — совсем молодые люди, немногим более 30 лет.
Сразу хочется отметить — да не смущается читатель — смешанные православные монастыри — практика хоть и редкая, но существующая, причем очень древняя. Такие монастыри, где монахини и монахи жили в одной общине, существовали в Ирландии и Галлии, потом эта практика была забыта, но в новое время была снова возрождена. Сейчас на территории Западной Европы есть еще две таких обители. Это — монастырь св. Иоанна Крестителя в Мэлдоне (Англия, Константинопольский патриархат), основанный архимандритом Софронием Сахаровым, учеником преп. Силуана Афонского, и Свято-Силуановский монастырь в Мансе (Франция, Корсунская епархия Московского патриархата, к которой принадлежит и Домпьерский монастырь). Еще Апостол Павел написал прекрасные слова: » Нет уже Иудея, ни язычника; нет раба, ни свободного; нет мужеского пола, ни женского: ибо все вы одно во Христе Иисусе » (Гал. 3, 28)
Главное в любом монастыре — это любовь и молитва за весь мир. Монахи уходят от мирской жизни не потому, что не видят в ней ничего хорошего, не потому, что бегут от трудностей. Монах — это призвание. Монах не имеет ничего своего, ни вещей, ни семьи: его семья — прежде всего община, но и каждый человек на свете монаху — родной. Любой христианин, по слову Апостола Павла — странник и пришелец на земле, но, пожалуй, только монахи чувствуют это в полной мере.
Для мирян монастырь — это огонек, к которому любой человек может прийти погреться, это источник, где можно набраться сил, это место душевного покоя, где тебя выслушают и утешат. Для монахов — это место жестокой, невидимой духовной брани. Сюда уходят не для самосовершенствования, а только из бесконечной любви, рождающейся в ответ на увиденную бесконечную любовь Бога к человеку. Все остальное — стены, росписи, колокола, молитвы, песнопения — рождается из любящих сердец и остается как вековое наследство, как завещание любви, как послание любви. Попадая в монастырь паломником, понимаешь: Небо совсем близко, гораздо ближе, чем мы думаем.
И еще одна важная вещь. Как говорит старинная русская поговорка, «не стоит село без праведника». У каждого монастыря есть своя история, из которой ясно, что не люди решили его построить, а Бог: люди — только услышали зов и ответили на него. Каждый монастырь родился когда-то из чьей-то любви и дерзновения.
Обо всем этом нам посчастливилось поговорить с обитателями монастыря.
Первый и главный вопрос, который, конечно же, заинтересует любого: каким образом эти молодые, веселые жизнерадостные европейцы стали православными монахами? У каждого из них — своя удивительная история. Всех троих объединяет духовное родство с основателем монастыря — архиепископом Цюрихским Серафимом (Родионовым), бывшим настоятелем Воскресенского прихода в Цюрихе на протяжении 47 лет, умершим в возрасте 92 лет.
За два года до смерти, в 1995 году, в возрасте 90 лет, Владыка Серафим основал монастырь. Он и похоронен здесь, на домпьерском деревенском кладбище. Кладбище, огороженное невысокой каменной стеной, видно из окна церкви, до него идти пять минут неторопливым шагом по просторному полю. К слову, и поля эти, и уходящие вдаль холмы чем-то очень напоминают Россию. Над Домпьером всегда удивительной красоты небо, а в просторы можно вглядываться бесконечно. «Наш телевизор» — шутит матушка Оттилия.
Отец Мартин и матушка Оттилия — брат и сестра, дети священника протоиерея Петра де Кафлиш (он скончался в 2001 году и похоронен рядом с владыкой Серафимом).
Рассказывает отец Мартин. — Мы (всего нас четверо братьев и сестер) росли в глубоко верующей старо-католической семье. Отец был священником 30 лет. Он был пламенным искателем Истины, воспитывал нас в духе любви к Богу. Эта любовь передавалась и его прихожанам.
Мы чувствовали присутствие Бога в нашей повседневной жизни и верили с самых юных лет. У меня нет опыта внезапного обращения, как у Апостола Павла по дороге в Дамаск. Мама нам всегда говорила, что Бог — везде, Он все видит, и надо жить в Его присутствии, которое важно распознать. Мальчиком я прислуживал в алтаре, очень любил службы, они мне были совершенно родными, и я понимал их как разговор с Господом. В 15 лет мне стало ясно, что Господь призывает меня служить Себе. Не обязательно стать священником или диаконом, но просто быть на своем месте в самом глубинном смысле этого слова. Именно в этом и заключается полнота счастья и гармонии с Богом и миром.
В православную церковь я впервые попал в 7 лет. Это была русская церковь в Веве. Атмосфера истины, любви и трепета навсегда запечатлелись в моем сердце. Позднее, когда я познакомился с католиками византийского обряда, я ближе узнал православную службу. Как служба это звучало совершенно, но казалось каким-то неживым, словно в музее. Позднее я понял, что литургическая жизнь напрямую связана с жизнью духовной, одно без другого не живет. А Литургия — это сердце всего.
Я все более и более ощущал себя чужим в той церкви, в которой родился. Я не находил там того, чего искал всем сердцем. И Православие стало для меня Нечаянной радостью. Это началось со счастливой встречи с Владыкой Серафимом. Он принял в свое сердце всю нашу семью, и рассказывал нам о Церкви с таким теплом, любовью, радостью и миром, что стало ясно: я нашел то, что искал. Он живо рассказывал нам о духовной жизни, о Православии, об Истине, о святости. Словно открылось небо. С Владыкой все казалось таким простым, естественным.
Невозможно описать словами то, что он дал нам всем. Мы встречались каждую неделю, и шаг за шагом мы понимали, что приходит новый опыт, который меняет нашу жизнь. Постепенно, с бесконечной деликатностью, он донес до меня, что я должен посвятить себя монашеской жизни. Той жизни, которая питается от евангельских слов: «Нет больше той любви, чем положить жизнь свою за друзей своих» (Ин. 15:13). В этой жизни не только надо нести свой собственный крест, но и в каком-то глубинном мистическом смысле нести Крест Христов. Вот почему монашеская жизнь определяется призванием, на которое надо ответить. Я стал священником в 1992 году.
Владыка отошел на небеса 14 декабря 1997 года. Это были счастливейшие годы, когда Владыка был нашим духовным отцом. Он вел нас за собой так, что мы не чувствовали никакого давления, очень деликатно, с бесконечным терпением, нежностью и любовью. Удивительное чувство охватывает душу, как только ступаешь на порог Домпьерского монастыря. Словно тебя здесь ждали всю жизнь, а ты всю жизнь стремился сюда попасть. На стене в трапезной висит портрет улыбающегося Владыки Серафима. Его лицо светится мальчишеской улыбкой. Да-да, именно — мальчишеской. Ведь не зря сказано: «будьте как дети». Детское радостное доверие можно обрести в любом возрасте.
Рядом с портретом Владыки еще две фотографии: мать Тереза и Великая Княгиня Елизавета Феодоровна (преподобномученица Елизавета). Обеих святых, католическую и православную, объединяет деятельный путь христианства. Не только спасать свою душу, не только молиться за весь мир, но и идти в этот мир, чтобы преображать его силой Бога, чтобы стать Его руками, Его присутствием. Мать Тереза известна всему миру как беззаветная служительница самым отверженным, как самая бедная из бедных, ничего не имевшая, кроме одного-единственного сари, а монахини ордена матери Терезы выполняют труднейшую заповедь — всегда радоваться, несмотря ни на какие испытания. Св. Елизавета пошла по пути, сочетающему созерцательность и деятельность, основав Марфо-Мариинскую обитель в Москве. Эти две великие святые женщины 20-го века вдохновляют многих, а в Домпьере, видя рядом их фотографии, особенно понимаешь известную истину: перегородки между конфессиями до Неба не доходят.
Обитатели Домпьерского монастыря тоже идут по этому трудному пути. Родной дом отца Мартина и матушки Оттилии, в котором находится домовая церковь во имя мученика Маврикия с дружиною, несколько лет ремонтировался и перестраивался руками монахов и их помощников из числа постоянных прихожан. Там располагается хоспис «Милосердный самарянин». Эту евангельскую притчу Христос рассказал в ответ на вопрос собеседника: «А кто мой ближний?» Мимо беспомощного человека, иудея, израненного разбойниками на дороге от Иерусалима до Иерихона, прошел священник, торопящийся на службу, левит, боящийся оскверниться от прикосновения к окровавленному телу. И только самарянин, иноплеменник, не вдаваясь в подробности, остановился, перевязал ему раны, отвез в гостиницу, заплатил хозяину за его пребывание и оставил денег впрок. «Который же из них ему ближний? — Тот, кто сотворил милость. — Иди, и поступай так же».
Надо ли далеко ходить, чтобы найти ближних? Дом «Милосердный самарянин», которым заведует молодая хрупкая матушка Оттилия, создан для ухода за безнадежно больными, чтобы облегчить людям нелегкий путь умирания со всеми возможными для этого любовью, вниманием и тактом. И нет для домпьерских монахов разницы, верующий человек или нет, православный, католик или протестант: жизнь, любовь и смерть для всех едины.
Ora et labora, «трудись и молись» — древний монашеский девиз. Службы в маленькой домпьерской церкви совершенно особенные. Здесь служат по-французски. Удивительно, каким органичным оказался этот язык для русских православных напевов. Поют все трое, а помогает в службах бессменный алтарник, иподиакон Серж, много лет прослуживший с Владыкой Серафимом. Когда поют монахи, то, кажется, ими управляет невидимая рука, так слаженно звучит их ансамбль. Словно все трое дышат одними легкими. У матушки Оттилии — сопрано, у о. Мартина — тенор, у о. Силуана — бас. Службы неспешные и совсем не такие длинные, как бывает в России. Нет никакой пышности, все очень скромно.
Вместо звучного колокольного звона — маленькие колокольчики. И словно небо глядит на тебя ликами Христа, Богородицы и святых с удивительного иконостаса работы совеременных мастеров, Елены Шахматовой и Сергея Бессарабского (Ницца). Работа над ним длилась долгих четыре года. Стиль икон совершенно уникальный, сочетающий в себе монументальность и детальность, теплоту и строгость. Освящение иконостаса совершил 4 ноября 2000 года архиепископ Корсунский Иннокентий. Было много гостей, и все мы восхищенно поздравляли друг друга. Особенно любим прихожанами образ Божией Матери, оригинальная иконография которого разработана Еленой Шахматовой. Не так давно монастырь издал открытки с иконами. Их можно приобрести на память. В храме находятся и иконы работы Владыки Серафима. Их стиль — словно детский, наивный, а краски — радужны.
Рассказ о владыке Серафиме и своем монашеском пути продолжает отец Силуан. Его рассказ не хочется прерывать или сокращать, так живо все встает перед глазами и так хочется то смеяться, то плакать. — Я поступил в монастырь в 1997 году, а впервые оказался здесь в 1996-м, чтобы встретиться с Владыкой Серафимом. — Рассказывает отец Силуан. — Вот как это случилось. В православие меня привел преподобный Силуан Афонский. Я искал свой путь, и в одном католическом монастыре я прочел книгу о нем. Это было шоком, словно пелена упала с глаз, как у апостола Павла. Я понял: все, теперь я православный.
Когда я вернулся в Мюнхен, то стал искать православную церковь. Мне было 20 лет. Я знал, что я православный, но не знал о православии ничего. Я поискал в телефонной книге и нашел русскую православную церковь. Так я пришел туда. Мне очень хотелось найти кого-нибудь, кто знал преподобного Силуана. Ведь он умер в 1938 году, и я подсчитал, что этому «кому-то» должно быть уже за 80 лет. И вот однажды в Мюнхене я познакомился с одной прихожанкой из цюрихского прихода. Когда мы ехали в поезде в Цюрих, я поделился с ней: «Как было бы хорошо познакомиться с кем-нибудь, кто знал старца Силуана!» — «Это очень просто: духовный отец моего мужа — Владыка Серафим, который был духовным сыном преподобного Силуана, ему 92 года.» Я чуть не упал в обморок: ведь я был уверен, что надо ехать в Россию или еще куда-нибудь, но вот я нахожусь в швейцарском поезде, и мне говорят, что такой человек живет в Швейцарии! Я должен был с ним немедленно познакомиться. Но это ожидание продлилось два месяца. И вот я приехал сюда и познакомился с Владыкой. Это было так забавно!
— Откуда вы приехали?- спросил Владыка.
— Из Мюнхена.
— Из Мюнхена? Но это так далеко. И зачем же?
— Чтобы познакомиться с Вами.
— Чтобы познакомиться со мной?! Сюда приехали?
— Я слышал, что Вы были духовным сыном старца Силуана. — Я чуть не плакал. — Вы ведь его знали?
— А Вы — тоже? — это было бы невозможно, я, разумеется, был слишком молод.
— Он привел меня в Православие.
Это было самое главное, что я сказал. Владыка тут же оживился, спросил, не голоден ли я и прочие самые обыкновенные вещи.
И вдруг он посмотрел на меня как-то просто и глубоко и спросил:
— Знаете ли вы любовь Христову? (Liebe Christi)
Я был изумлен. Уже пять лет я был в Православии, и до сих пор меня еще никто не спрашивал о любви Христовой, а только — знаю ли правила поста, среда-пятница, когда можно есть мясо, а когда растительную пищу с маслом или без масла, вечернее правило, утреннее правило… Но никто не спрашивал, знаю ли я любовь Христову. Это был самый простой вопрос на свете. Я поколебался и сказал:
— Да, раза два в жизни я ее чувствовал.
— Это очень хорошо, но мы должны всегда, всегда иметь любовь Христову, а не только два раза! Без этого же невозможно жить. Ошибаетесь вы или нет — это все равно, но надо искать любовь Христову. Вы слишком строги. Слишком много поститесь, слишком много молитесь.- Это было невероятно: епископ говорит, что я пощусь и молюсь слишком много! — Вы все усложняете. Когда я стал монахом, то спал на полу, ничего не ел, и даже однажды чуть не умер (во время войны Владыка перенес тяжелый туберкулез. — М.Б.). Я делал все — и Бога там не было. И когда я все это оставил, Господь пришел. Ведь это же не зависит от наших усилий. Он приходит тогда, когда хочет, и потому, что Он нас любит, а не по какой-то другой причине!
Такого я еще никогда не слышал.
Я был как на небесах. Я не замечал пути из Мюнхена: утром сюда, вечером — назад. Это тысяча километров туда и обратно. Я чувствовал, что здесь — благодать, Дух Святой, радость, и все было так просто. Конечно, Владыка не был против постов, но он говорил, что очень опасно только лишь следовать правилам, и при этом забывать о любви Христовой. Любовь включает в себя все — вспомним притчу о мытаре и фарисее. Меня учили быть фарисеем и мытарем одновременно: все выполнять, как фарисей, и быть смиренным, как мытарь. Но Владыка говорил: «Это все слишком сложно. Ищите только Господа». Через две недели я снова сюда приехал. Это было похоже на заправочную станцию — заправляешься в Домпьере, потом живешь, потом — снова на заправку. Я освобождал один день: утром прилетал сюда, проводил здесь три или четыре часа и снова мчался обратно, а на другой день — снова шел на работу. И каждый раз — как на небесах.
Когда я был здесь во второй раз, я спросил Владыку:
— Владыка, как мне молиться, какому молитвенному правилу следовать? («Pravilo» — произносит с акцентом о. Силуан).
Он говорит:
— Что такое молитва?
Владыка был почти глухой, и я подумал, что он не расслышал.
— Нет, Владыка, я спрашиваю: как мне молиться? (Wie soll ich beten?)
— Что такое молитва? (Was ist Gebet?)
«Не слышит», — думаю я. И снова переспрашиваю, совсем громко.
— Как, как мне молиться?
— Да, да, я понял! Что такое молитва?
— Что такое молитва? Хм… Это значит — молиться…
— Да, да, но что такое молитва?
— Молитвенное правило… Нет, не знаю, скажите.
И он сказал так просто:
— Молитва — это значит всегда быть с Богом, всегда!
Так просто!
Я хотел получить молитвенное правило, а получил — «всегда быть с Богом». И самое волнующее, это то, что все вот эти слова — «любовь Христова», «всегда быть с Богом — для него не были отвлеченной теорией. Когда Владыка говорил, то это просто чувствовалось — да, он всегда с Богом, всегда — в любви. Это было живое свидетельство.
Однажды Владыка задал мне прямой вопрос: что я собираюсь делать в жизни, собираюсь ли я становиться монахом, или жениться? Я и сам не знал. Я мог для себя представить и тот путь, и другой, правда, все-таки, трудно найти верующую жену. Владыка сказал: «Вы должны снова сюда приехать. Мы будем молиться, спрашивать у Бога, чего Он хочет. Вопрошайте Бога ежедневно, ищите не того, что вы хотите, а того, что Он. Я тоже буду молиться. А потом вы приедете, и мы вместе посмотрим». Я уехал, вернулся через пару дней поздно вечером, и Владыка сказал: «Идите спать. Я сейчас очень устал. Мы ночью помолимся, а рано утром решим, что вам делать и как жить». Я пошел в свою комнату и сказал: «Господи, пошли меня куда угодно, но только не сюда!» И вот рано утром я прихожу, и Владыка говорит:
— Я всю ночь за вас молился, и у меня есть ответ!
— Какой же?
— Ваш путь — остаться здесь.
— Владыка, да, но… Может быть, Афон?
— На Афон? Вы?
— Может быть, в Россию?
— В Россию? Да вы там погибнете, вы не выживете в русском монастыре! Вы слишком слабы для этого! Ваше место — здесь. Но, конечно, вы свободны, делайте, что хотите.
Началась тяжелая внутренняя борьба. Так прошло два дня. Он меня все время спрашивал, а я отвечал: «Не знаю…» — «Как же у вас все непросто!»
И вот он меня как-то позвал и говорит:
— Вы сказали, что идете сегодня на прогулку с отцом Мартином?
— Да.
— Хорошо. Вы вернетесь с прогулки и ответите: остаетесь вы здесь или нет. Мне все равно, но Бог хочет, чтобы вы остались здесь. Вы уже взрослый. Для меня все это уже слишком сложно. Итак — «да» или «нет».
Всего каких-то пять часов на то, чтобы решилась вся моя жизнь! Но, вероятно, именно это мне тогда и было нужно: без такого толчка я бы никогда не сделал этого шага. Я помолился и решил остаться. Я понял, что здесь мое место, пусть это даже очень трудно. Я уже видел большие монастыри, где жило много монахов, но поднимать монастырь с нуля — это тяжело. Я сказал «да». И остался здесь. Трудно было на это решиться.
Я читал в Евангелии, как Иисус говорил апостолам: «Брось все и иди за Мной» — и читать это было легко: да, конечно, это же был Христос! Я чувствовал то же самое, но все же не было достаточно сил, чтобы «бросить свои сети». В общем, я сказал, что мне нужно полгода — и точка. Я поехал в Мюнхен, это был май, а 24-го сентября 1997 года, в день памяти преп. Силуана, я вернулся в монастырь. Владыка был еще жив. Я все эти полгода молился: «Господи, пожалуйста, сделай так, чтобы Владыка еще остался», потому что он тогда сказал: «Скоро мне уже уходить». Когда я приехал, Владыка меня позвал и сказал: «Я должен вам еще кое-что сказать, разъяснить, научить — и тогда я смогу уйти».
Здесь было как в раю. И — как в аду. Одновременно. Владыка был еще здесь, но он был страшно слаб, он уже не вставал. Это невероятно: он был так слаб телом, но удивительно силен духом. Это очень странно: я в Мюнхене видел много стариков, и это были либо совсем крепкие люди, либо совсем слабые, угасшие, в них больше не было энергии. Во Владыке тоже не было энергии: умирало тело, кожа, кости, но духом он был такой живой! Вот тогда я увидел, что тело и дух — это совершенно разные вещи.
Ему было за 90, но духовно он был 15-летним юношей. Одновременно очень слабый и очень живой. И у него было замечательное чувство юмора. У него был сильный характер. И в то же время перед Богом он был очень смиренным: он чувствовал себя очень маленьким, но знал, что Бог — с ним, и что Он всегда здесь. Слушая отца Силуана, понимаешь: услышав все это, уже не сможешь жить, как жил раньше. Душа наполняется радостью. И с новой силой понимаешь: монахи — счастливые люди. И вспоминаешь, уезжая из Домпьера, меткое сравнение о. Силуана с заправочной станцией для души: идти дальше — и нести людям, отдавать то, что получил сам.
Адрес монастыря: Monastere de la Tres Sainte et Divine Trinite 1682 Dompierre (VD) Tel/fax +41 (0)26 6521708