«Люди подняли крик, а я молчу»
— Отец Василий, действительно ли служить в селе — мрачно и беспросветно, как об этом часто говорят и пишут? А священник — бесправный человек, прозябающий в полной нищете…
— Нет. Не могу так сказать. Бывает, священники как раз «качают права», некрасиво поступают. Есть и такое.
Взять хотя бы случай, которому я был свидетелем. Я служу на своем приходе уже 15 лет. Назначили меня сюда, когда у общины с прежним настоятелем возник конфликт. Я молодой совсем, только-только семинарию окончил. Владыка благословил: рукополагайся. После хиротонии я 40 дней отслужил, затем меня вызвали и выдали на руки указ. Благословение владыки как не выполнить? И я поехал.
Приезжаю, батюшка служит акафист после Литургии. Увидел меня, рассердился, стал громко возмущаться. Люди подняли крик. Я молчу. Рядом моя супруга беременная, мама моя. Мама расплакалась… По идее, он должен был мне дела передать, познакомить со всеми и перейти на следующее место служения. Это если по-человечески, и тем более, по-священнически, по-братски.
Но прежний настоятель со скандалом вышел из храма, а когда уехал, то забрал с собой абсолютно всё. Деньги до копейки, масло лампадное, даже уголь кадильный и ладан — так, что и служить было не с чем.
— И как вы вышли из ситуации?
— Люди собрали какую-то сумму. Староста поехал, купил две пачки угля, две бутылки масла, небольшую пачку ладана — так, чтобы Литургию совершить…
Помню, как раз поступал в духовную академию. Так прихожане мне на дорогу сбрасывались, потому что денег у нас тогда совсем не было. Вот такой жест доброй воли паствы к своему молодому священнику.
— Что бы вы делали, если бы община и вас не приняла?
— Я об этом не думал… Да и что я сделал такого, чтобы не приняли? Я шел, куда вел меня Господь.
— Что вообще нужно, чтобы приход принял священника?
— Нужно смотреть на любой приход как на милость Божию, полагаться на волю Господа и не выбирать.
Священник ведь служит не своим интересам, а Богу. Когда я рукополагался, не знал, куда меня направят. Благочинный говорил, что нет свободных приходов в нашей епархии, и назначат в какую-то из соседних. И я был готов идти, куда Бог направит. «Господи, в руки Твои предаюсь, веди меня. Только будь всегда со мной…» — так я мыслил. И когда приехал на приход, как глянул… «Господи, куда Ты меня привел!» Очень тяжело было поначалу.
— За что прихожане конфликтовали с настоятелем?
— За то, что очень долгое время в храме вообще ничего не делалось. Я и сам это увидел, когда приехал.
Наверное, это проблема многих из нас. Мы привязываемся к церкви как к собственности, к своему личному. Но это же не наше, это Божье. А мы — просто руки, через которые действует Господь.
Но часто священники переступают черту, о которой в Священном Писании сказано, что служитель «питается от алтаря».
«Питаться от алтаря» и сдирать с алтаря — большая разница. Мы должны заботиться о храме, работать с паствой, и когда будем отдаваться приходу, храму, людям целиком, Господь нас не оставит.
Он будет посылать и копейку, чтобы прокормить семью — или продукты, или возможности, или даже работу пошлет, и мы не будем нуждаться в этой копейке.
Вот вы спрашиваете, как это, служить в селе. А я отвечу, что не хотел бы на городской приход. Знаете, почему? Чем больше людей, тем больше ответственности. Мне ведь за каждую душу отвечать перед Богом. А когда паства маленькая, всех знаешь, со всеми общаешься, всех легче духовно контролировать, никто, так сказать, не спрячется.
Крестный ход на Ровенщине. Фото: mizoch.church.ua
“Мне нравится эта жизнь священническая”
— Вы сказали «контролировать». В чем этот контроль должен проявляться и где его границы? Потому что из ваших слов может сложиться впечатление, что вы авторитарно вмешиваетесь в жизнь прихожан…
— Нет. Господь сказал: «Кого Я люблю, того наказываю». К каждому человеку свой подход. У всех ведь разный духовный уровень. Кто-то только начинает свой путь в Церкви, не молился никогда. Такого прихожанина, образно говоря, как младенца, молоком нужно вскармливать. То есть, аккуратно по чуть-чуть вести к Богу.
Потому что если человек резко кидается вперёд, «ударяется» в молитву, велик риск того, что он быстро охладеет. Есть противостоящая злая сила, которая делает все, чтобы нас погубить. И если она видит, что человек раньше не молился, к Богу не обращался, а тут вдруг проявляет такое рвение, то бросает все силы, чтобы новоначального сломать. Вот почему по пути спасения души нужно идти шаг за шагом, по чуть-чуть. И для этого должен быть духовник и его духовный контроль.
— То есть, вы не рассказываете своим прихожанам, когда им воздерживаться от супружеского общения или продавать поросят?
— А апостол Павел разве про это говорит? «Брак свят, и ложе непорочно». Супружеские обеты, семья — это вообще тайна. И это совсем не то, что мы должны контролировать.
Задача священников — помогать людям в их духовной жизни, а не указывать, когда огурцы сажать. Если духовник все вопросы замыкает на себе, духовные чада привязываются к нему, а так быть не должно. Мы всего лишь указатели на пути к Господу. Моя задача — чтобы человек посмотрел на меня, возвел свои глаза к небу и прославил Господа, обратился к Нему. Я должен показать, куда идти. Не помолиться вместо прихожанина, пока он своими делами занят, а поддержать его молитву своей молитвой, попросить у Бога, чтобы Он услышал этого человека. Но чтобы тот сам молился, сам с Господом общался. Вот это — моя цель, такова задача священника.
К сожалению, бывает наоборот. Когда люди привязываются к духовнику и совершенно о Боге забывают.
— Но такой подход и внимательное отношение требуют огромных душевных сил. Да, благодать рукоположения и частое служение Божественной литургии поддерживают священника. Но недавно вы сами признались, что ощущаете выгорание. Как с этим быть? Как священнику и людям помочь, и себя не потерять?
— Вы не так меня поняли. Выгораю я по работе с молодежью. Мы столько всего сделали, столько проектов запустили, что уже не знаю, что бы ещё такого придумать. Я это люблю, этим горю, но нужен какой-то новый ракурс. Просто надо сесть, взбодриться, подумать хорошенько и устроить перезагрузку, перезапуститься.
Но что касается общения с людьми… Мне нравится эта жизнь священническая. Я только сейчас начал понимать святителя Иоанна Златоуста, который писал, что священник за праведность будет иметь очень большую награду. Как он говорил: если бы люди знали, что получит пастырь за праведность, все захотели бы рукополагаться. Но если бы знали, какое наказание будет священнику за греховность, никто бы даже смотреть в сторону священства не захотел бы.
Кому многое дано, с того много спросится. Мы, духовенство, зачастую живем, как обычные миряне. Забываем, что нам дана очень большая власть, за которую придется дать ответ.
Проблема в том, что есть такие священники, которые даже в Бога не веруют, просто пришли в Церковь для заработка. Такой в случае чего и служение может оставить. Скажет, что «зарплата маленькая, а мне семью кормить надо», и отойдёт от Престола.
Истинный пастырь — тот, который пришел ради спасения души своей и душ паствы, то есть мы сами идем ко Господу и за собой ведем людей. Пусть даже в храме один-единственный человек будет стоять, всё равно надо служить и молиться за этого человека. И большая награда ждет священника за то, что спасаются души людей.
— Простите, но зачем же рукополагают таких, которые идут зарабатывать?
— А как по нему узнать, что он идет зарабатывать? Здесь вы уже рискуете впасть в осуждение епископа, а этого нельзя делать. Епископ смотрит с надеждой, что человек все-таки направит свои мысли, сердце и свой дух к небу, и что всё у него получится.
Это как священник со своими прихожанами… Вот подходит пьяница к исповеди, плачет, просит у Господа прощения. И батюшка надеется, что человек больше не будет грешить, что уже всё осознал. А тот идет и снова впадает в грех. Но надежда ведь есть. Если Господь животворит человека и до конца его ждет, возлагает на него надежду, то кто мы такие, чтобы не давать человеку шанс?
— Скажите, правда ли, что сами священники называют Церковь «системой»?
— Да где вы такое видели?!
— Священники в публикациях так выражаются…
— Не может быть… В нашей Ровенской епархии я знаю практически всех. И меня все знают. Наш район — очень большой. И того, о чем вы говорите, я не слышал и не видел никогда. Даже если какой-то цинизм и проскочит из уст священника, мы, его собратья, тут же сами это пресекаем.
Не знаю, мне Господь посылает таких людей, посмотрев на которых, самому хочется тянуться к лучшему, быть хоть в чем-то на них похожим.
— Вы не только на своем приходе служите, но и возглавляете епархиальный отдел по работе с молодежью, общаетесь с широким кругом духовенства. Скажите, насколько бесправны священники перед епархиальным руководством?
— В Церкви есть своя иерархия. На Небе есть своя иерархия. Всюду, даже в преисподней, есть своя иерархия. Священник перед епископом должен благоговеть, какой бы тот грешный ни был, а мирянин перед священником должен благоговеть — какой бы тот грешный ни был. На епископе — апостольский сан, на священнике — священный. Архиерей сам ответит перед Господом, как и священник. А миряне ответят за то, как относились к своим пастырям, насколько были у них в послушании.
На венчании. Фото: molodost.in.ua
«И я сказал: «Дорогой староста, теперь ключи от храма отдайте мне»»
— Какие проблемы реально стоят перед священником в селе? За что лично у вас сердце болит?
— Знаете, когда у меня сердце болит? Когда я служу всенощную, выхожу из алтаря на каждение, а в храме, кроме хористов, ещё две прихожанки стоят. И больше никого. Вот тогда моё сердце кровью обливается.
Господь за нас пострадал, за людей на Кресте умер, а где люди? Почему не ходят? Времени нет воздать Богу славу?
— Сколько у вас служба длится?
— Три часа.
— Может, если бы не такие длинные богослужения, то и люди бы ходили?
— Давайте посмотрим. В субботу с утра я служу Литургию и панихиду. Очень многие приходят на эти службы, чтобы помолиться об усопших родственниках. Я стараюсь всех настраивать, чтобы не только батюшка за их близких молился, но и сами люди приходили и поминали. Особенно 40 дней после смерти родного человека. Ведь в этом проявляется наша любовь: мы должны приложить все усилия, чтобы помочь нашим умершим пройти мытарства и прийти к нашему Господу.
Любовь — это когда на могилках постоянно цветы цветут. Господь жив, и души усопших живы. Если могилка всегда прибранная, красивая — вот в этом наша любовь.
А не тогда, когда мы на гроб падаем, плачем и кричим: «Родной мой, что же я теперь буду без тебя делать!» А как девять дней прошло, так уже и забыл, какой он был родной…
Так что панихиду мы служим в субботу, чтобы разгрузить воскресную службу. Вечером в субботу всенощное бдение, в воскресенье утром — часы и Литургия. Таким образом, никаких длинных служб у нас нет.
Кстати, на Литургии в нашем храме причастников столько, что Причащение занимает до получаса.
— Тогда почему так мало людей приходит на всенощную? И что делать, чтобы было больше?
— Молиться самим. А специально звать никого не надо. Все и так знают. Колокола зазвонили — значит, служба началась. Кто понимает, тот собирается и идет в храм.
— Часто люди считают, что раз работа священника — молиться, вот пусть он и служит, пока они свои дела по хозяйству доделывают…
— Не может употребляться слово «работа» по отношению к Престолу и к прихожанам. Священник — это пастырь, духовник.
У меня на приходе вставал такой вопрос. Попытались мне поставить на вид, что «вы, батюшка, у нас на зарплате — наемник». Так я после такого вышел на амвон и сказал: «Люди, вы мне прямо скажите сейчас, наемник я у вас или пастырь? А то подходят по одному, по двое, и говорят, что и как я должен делать. Так вот наемник — это тот, кто отслужил службу, получил свою зарплату, назначенную приходом, и умчался.
Вы определитесь: или я работаю по часам, но тогда вы ко мне обращаетесь только в мое рабочее время. Или я священник, ваш пастырь, который ведет вас к Господу, и в любое время суток вам доступен. И в любой беде каждый из вас ко мне может прийти или позвонить…»
— А приходят в любое время?
— Конечно. Бывает, умер кто-то, так родственники сразу бегут ко мне: в два часа ночи, в пять утра. Действительно, у людей беда, как не отозваться? Люди вообще всегда должны помогать друг другу. Всё бросить и прийти на помощь ближнему. А священник как раз должен быть в этом примером.
Как я могу отключить телефон, если где-то у моих прихожан умирает бабушка, и надо её причастить? Или хотя бы встать и помолиться за нее. Как могу отключить телефон или не реагировать, если женщину повезли в роддом, а у нее проблемы, не может разродиться? Она или её муж звонят, просят: «Батюшка, помолитесь». Тогда и я становлюсь на молитву, и матушка моя, и детки. Все вместе мы просим Господа, чтобы Он помог. Как только рожает, сразу звонят нам, и мы, опять таки, встаем все вместе и благодарим Господа. А уже в воскресенье служим благодарственный молебен и молимся на Литургии.
— И что прихожане вам на такой ваш вопрос ответили?
— Что им нужен пастырь… Тогда я сказал: «Дорогой староста, теперь ключи от храма отдайте мне». Потому что если человек заболел и надо срочно его причастить, почему мне приходится старосту искать по всему селу? Я ведь на территории храма живу, значит, в любое время дня и ночи должен иметь возможность открыть храм, взять Дары и пойти причащать. Если что-то надо, пожалуйста — приходите, я храм открою. Но ключи должны быть у меня.
— А от кассы ключи у кого?
— У нас касса не закрывается. По деньгам — полная отчетность. Кассир ведет кассовую книгу, кто сколько пожертвовал и куда какая сумма из кассы пошла. А как потратить деньги, на какие потребности храма — не сам священник или кассир решает, а обсуждают совместно. Всё на виду.
Правда, на нашем приходе сейчас сложилась немного другая ситуация. Фактически все средства нашей семьи, которые мы зарабатываем, полностью вкладываем в храм. Сами жертвуем и прихожан учим творить милостыню: родился ребенок, или празднуешь юбилей, или даже просто ещё один год прожил — в благодарность Господу сотвори жертву по своей возможности. Я подсказываю, что бы хорошо в церковь купить, а люди выбирают, на что у них есть средства.
— То есть у вас есть и другой источник дохода, помимо зарплаты священника?
— Прожить на зарплату священника тяжело, даже в селе. Всегда платили очень мало, но сейчас, по законодательству, хотя бы уже до минимальной ставки дотягивают. А с учетом цен на электричество, отопление, и нужды семьи (чего только стоит подготовить детей к 1 сентября), средств катастрофически не хватает.
Но работы вокруг столько — было бы желание. Мы с матушкой начали с того, что занимались машинами. Отец когда-то подарил мне «копейку», Жигули первой модели, как сейчас помню, купленные за 500 долларов. Я её поварил, что сам не мог сделать, мастеров нанял, и затем после ремонта нашел покупателя и машину продал. После этой купил другую, тоже отремонтировал, подготовил к рынку и опять продал. Увидел, что таким образом можно за раз заработать полугодовую зарплату, и стал трудиться в этом направлении. Священническому служению такая деятельность никак не мешала, а нашей семье давала неплохой доход.
Вся семья моя была задействована: я машину готовил, матушка мыла, салон пылесосила. Затем вызываем маму, чтобы с детьми дома посидела, а сами в среду ночью выезжаем с матушкой в соседний областной центр на авторынок, и с раннего утра в четверг уже пробуем продавать. Причем заметили, что если машина не была полностью готова, то продать не получалось. Сначала понять не могли: как так, другие взяли и перепродали, а у нас не выходит? Потом осознали — я же священник, и когда говорю покупателю, что машина хорошая, она действительно должна быть хорошая, чтобы человек не огорчался и не роптал. Поэтому у нас так было, что пока всё до последней запчасти не поменяем, полностью всё не сделаем, на рынок автомобиль не везём.
Или облачения мы изготавливали и продавали. Матушка моя окончила швейное училище с красным дипломом и свое умение не забросила, а стала шить орари, стихари, священнические фелони. Я искал хорошие ткани, занимался реализацией — тоже какой-никакой заработок.
Вот так чтобы выживать, мы всегда должны были трудиться. Но в селе можно заниматься чем угодно: землю обрабатывать, огород держать. Даже тепличка небольшая может приносить колоссальную радость для души, как род занятий, и при этом семью кормить. Вы видели, сколько стоит хотя бы тот же зеленый лук? А его можно выращивать просто в небольшой теплице и — на рынок. Или, поросята и курочки: во-первых, у семьи постоянно будут яйца и мясо, а во-вторых, в посты яйца можно собирать и перед праздником продавать. Опять же, какая никакая, а копеечка.
Как говорят, «рыбу кормят плавники, а волка — ноги». Сейчас мы взяли в аренду технику — экскаватор, трактор, занимаемся земляными работами. Строятся люди очень активно, поэтому заказов у нас много.
Просто если хочешь заработать, надо не сидеть на месте и не жалеть себя, а помолиться, сесть подумать хорошенько, немножко где-то недоспать, и все получится.
Сколько есть нужды в толковых мастерах по ремонту, стройке. Человек ответственный, непьющий и честный везде будет востребован. Сколько раз уже ко мне обращались, чтобы я порекомендовал бригады строителей, каменщиков, мастеров, умеющих бетон заливать, крыши делать. Даже готовы взять тех, кто пока ещё не умеет — дескать, возле мастеров научатся, лишь бы толковых. Люди просят найти специалистов, обещают хорошо платить. Чем не заработок для священника — на неделе, когда служб нет, пойти своими руками потрудиться? И вместо того чтобы роптать, что зарплаты маленькие, организоваться и трудиться, чтобы и семью содержать, и храму помогать. Это реально.
А когда ты сам зарабатываешь, да ещё людей нанимаешь и им зарплату платишь, даже в голову не придет смотреть на церковь как на источник дохода. Наоборот, сам инвестируешь в ремонт храма, в обустройство территории. И Господь посылает клиентов, которые хотят с нами работать.
Мы на средства наших прихожан и на заработанное нашей семьей постепенно смогли заменить в церкви всю утварь, полностью обновили храм внутри. И снаружи сделали ремонт, уже своими силами, обустраиваем прилегающую территорию. Не дом земной строим, о чем скорбит моя мама, говоря, если что случится, где ты будешь жить? А возводим себе обитель на Небесах — благоукрашаем храм свой.
Протоиерей Василий Романюк (в центре). Фото: mizoch.church.ua
— Вы так воодушевленно рассказываете о своем служении. Но всё же, не было у вас никогда желания перейти из сельского храма на городской приход?
— Был момент, когда я очень хотел перейти: тяжело переживал, что люди относятся к священнику, как к наемнику. Но теперь кровь наша держит нас здесь. Мы местные уже, кровные, и свой приход я не променяю ни на что. Ведь здесь половинка сердца моего осталась…
Как-то подошли ко мне друзья: «Батюшка, давайте мы вас на Афон свозим». А я боюсь ехать. Потому что это удел Матери Божией. Как я, грешный, смогу ступить на святую землю? Но я вот что знаю: мы свой Афон должны обустроить здесь, у себя. Представьте, если каждый храм станет уделом Божией Матери, не только снаружи, но и в приходской жизни, как это будет хорошо! Ведь что такое Святая гора? Место, где Матерь Божия — единственная Заступница и Владычица, и все живут у Нее в послушании и любви. Отчего же не сделать свой приход, свой храм, территорию возле храма таким вот кусочком рая на земле? Чтобы здесь был наш собственный маленький Афон, и все, кто сюда приходят, кто тут служит, слушались голоса Божьего, творили во всем волю Его, укрывались от мирских забот и испытывали то неземное счастье, которое дает общение с Богом.