— Вообще, конечно, это всё очень недостоверно, — знакомый священник скептически смотрит на вершину холма, на которой виднеются древние развалины.
— Что недостоверно? — спрашиваю.
— Да вся эта история про замок Ирода.
Иордания христианская. Мукавир
Мы стоим на смотровой площадке, откуда разворачивается «открыточная» панорама горной гряды у южной оконечности Мёртвого моря. Кажется, просматривается даже кусочек воды между склонами гор, но судить об этом наверняка трудно: палящее марево превращает здешний воздух в полупрозрачную вату, и рассмотреть что-то на большом расстоянии практически невозможно.
Может быть, действительно, иорданский туристический бизнес «раскручивает» новый паломнический маршрут на пустом месте — кому это интересно, пусть разбирается сам. В любом случае, место, где мы оказались, производит впечатление.
Мукавир. На вершине горы сохранились руины дворца Ирода
Прямо перед нами — геометрически правильная гора с плоской, будто срезанной, вершиной. Мы рассматриваем её «профиль». Он похож на запись кардиограммы: неровная линия древних руин прерывается двумя всплесками — это две одинокие колонны стоят недалеко друг от друга. Любопытно: в сети можно найти фотографии прошлых лет, на которых видно, что колонн было больше, почти десяток. Разрушились? Разобраны?
Мукавир, развалины крепости Махерос (или Махерон). По преданию, здесь располагался летний замок царя Ирода Антипы, одного из сыновей Ирода Великого, где провёл последние дни своей жизни пророк Иоанн Предтеча. По мере того как наш автобус поднимается по серпантину вверх, от берега Мёртвого моря в горы, становится понятно, почему Ирод выбрал это место для своей летней резиденции: здесь не так жарко, как внизу. Хотя «не так жарко» — это очень условно: солнце палит нещадно, и только ветерок немного спасает от духоты; просто внизу ещё хуже. Да и с точки зрения фортификации всё оправданно: крутые склоны горы делают крепость на её вершине практически неприступной.
Наверх ведёт дорога, опоясывающая гору неполной спиралью. Самое пекло, часа два пополудни. Теней практически нет, солнце висит прямо над головой. Подниматься на гору решаются не все; энтузиасты отправляются на штурм, кто поосторожнее — остаётся отдыхать под навесом на смотровой площадке.
Мукавир, вид на Мёртвое море
Дорога вымощена известняком. Он, и без того светлый, выгорел на палящем солнце, приобретя какой-то особенный оттенок спелой пшеницы. Как говорят, пару лет назад этой мостовой ещё не было, и подъём занимал гораздо больше времени и отнимал больше сил. И тем не менее.
— Надо держать темп, — подсказываем мы друг другу, уже чувствуя, что ровного дыхания надолго не хватит.
Внизу слева вьётся ниткой другая дорога. Рядом как будто кто-то рассыпал небольшую пригоршню чёрного риса — это стадо овец пасётся на склоне. Пока ещё в палитре художника, который принялся бы писать пейзаж этих гор, должна присутствовать капля зелёной краски, трава не выгорела окончательно. Но пройдёт еще пара недель, и эти склоны станут куда менее живописными. Хотя, возможно, вечерами, на закате, тут может быть по-настоящему красиво. Царь Ирод, каким бы он ни был человеком, вероятно, не был чужд эстетических наслаждений.
У подножия горы
— Главное… Держать… Темп… — на полпути к вершине желание что-то говорить пропадает совсем. Проскакивает мысль: «Ну, вымостили дорогу — молодцы. Но могли бы тогда уж и скамейки поставить, чтобы народ мог присесть отдохнуть! А то ж…» Последний поворот дороги опоясывает гору со стороны Мёртвого моря. С этого склона его видно гораздо лучше. Но вата раскаленного воздуха сглаживает границу моря и неба, и понять, где заканчивается одно, а начинается другое, невозможно — серо-голубая дымка заливает горизонт.
Где-то внизу, в ущелье, видны отверстия пещер в склонах гор. Может быть, они давали приют пастухам, которые две тысячи лет назад так же, как и сейчас, бродили вслед за своими стадами по этим склонам. Или в них прятались от непогоды римские воины, когда после смерти Ирода Антипы империя захватывала здешние земли, и неприступный замок всё же был взят. А может, где-то тут совершали свой подвиг первые пустынники — суровые смельчаки, решившие пойти по стопам «величайшего из рождённых женами». Как у них это получилось?
— Главное — держать… Главное…
Руины дворца Ирода Антипы
От крепости ничего почти не осталось. Сохранились лишь руины фундамента, несколько заваленных углублений — возможно, на месте входов в помещения на нижнем этаже — да вот эти две колонны, которые явно реконструированы заново.
Почти посередине площадки на вершине (кстати, не такой уж большой замок был, как оказывается) каким-то несуразным диссонансом белеет прямоугольник, выложенный современными плитами. И посередине — обложенная теми же плитами прямоугольная яма. Здесь, как утверждают экскурсоводы, и находилась темница Иоанна Крестителя. Ни таблички, ни креста, ничего.
Заглядываем туда. Каменный «мешок», этакий зиндан, наполовину засыпанный битым камнем и мусором.
Предтече Спасов Иоанне, здесь или не здесь ты завершил свой жизненный путь — моли Бога о нас.
Факт-открытие: православные Рождество и Пасха, а также католическое Рождество в Иордании — официальные праздники. И хотя эти дни де-юре не являются нерабочими (что понятно для страны с преобладающим мусульманским населением), для христиан они таковыми являются де-факто.
Мукавир, развалины дворца
На этом месте, по преданию, была темница, где пророк Иоанн Предтеча был усечён мечём
Мукавир, западный склон горы. Вдали виден берег Мёртвого моря.
Иордания туристическая. Вади Рам
Теперь я точно знаю, что значит выражение «вытрясти душу». Для того, чтобы понять его смысл, надо совершить «джип-тур» по пустыне Вади Рам.
— Рассаживайтесь, пожалуйста, выбирайте, куда кто хочет сесть, — наши гиды приглашают нас сделать непростой выбор: перед нами на стоянке стоят три одинаково «убитые» «тойоты», чьи помятые контуры недвусмысленно намекают на серьёзность предстоящего испытания.
Вади-Рам — необыкновенно красивое, но почти непригодное для жизни место
В течение последующих нескольких часов малодушная мысль «А ведь можно было сесть в кабину!», бьюсь о заклад, посещала каждого из нас неоднократно, просто никто не признался в этом.
— Обещают на сегодня плюс сорок два, — Самер, наш гид, смотрит прогноз в своём смартфоне.
Звучит диковато. Правда, в Акабе, а это еще километров пятьдесят к югу, — там вообще сорок семь. А лето еще не началось толком.
Проверяем запасы воды.
Вообще, езда по пустыне — наверное, не самое большое развлечение. Даже если эта пустыня — Вади Рам. Фантастические пейзажи, за которые эти места ещё называют Лунной пустыней, быстро слипаются в одну сплошную вереницу гор, скал и песка. Позади остаётся железнодорожная насыпь. Это одно из ответвлений знаменитой Хиджазской железной дороги, соединявшей Дамаск с Мединой и ставшей почти столетие назад одним из фронтов, на котором действовали арабские племена в ходе «Великой арабской революции», освободительной кампании 1916-1918 годов против турок.
Туристический центр в Вади-Раме с непременным портретом короля Абдаллы
Славное прошлое этих мест нынче приносит хороший доход: туристы с удовольствием погружаются в местную экзотику и внимают рассказам о том, как Лоуренс Аравийский со своими отрядами нарабатывал в этих местах опыт ведения диверсионной войны, подрывая железнодорожное полотно и мосты и пуская под откос поезда.
Только опоры высоковольтных линий, ведущие вглубь пустыни, мешают воображению разыграться в полную силу и представить, как из-за бурых скал вылетают на каменистую равнину всадники и грабят очередной состав, а потом вновь скрываются в ущельях, и их лошади и верблюды, навьюченные захваченной добычей, медленно ступают по раскалённому песку.
Сейчас здесь вместо лошадей — потрёпанные жизнью «тойоты» и «ниссан», а поезда если и грабят, то только на потеху приезжих туристов, за отдельную плату, во время специальных шоу.
Типичный местный пейзаж
Показываются какие-то шатры. Это наша первая остановка. Бедуинские палатки — те самые, из верблюжьей шерсти, «антискорпионовые» — расставлены небольшим лагерем в одном из ущелий. Да, именно ущелий, потому что Вади Рам — это сочетание пустыни и гор; огромные пространства между горными отрогами и отдельными скалами занимают песчаные и каменистые равнины.
Здесь нас угощают обедом. Мы устраиваемся на циновках, расстеленных на песке. Тень от высокой скалы слегка освежает, и мы прячемся под отвесными стенами. Рядом в небольших углублениях породы в поисках тени примостились ягнята. Взрослые овцы с утра пасутся в пустыне. Звучит странно, да. Но сейчас, в самом начале лета, накопив немного воды во время зимних и весенних дождей, пустыня живёт.
Бедуины — пастухи, это их основное занятие; богатство той или иной семьи измеряется количеством верблюдов и овец.
Бедуинские шатры гостеприимны, но не спасают от жары
Помимо этого, местные бедуины, судя по всему, на полставки подрабатывают живыми достопримечательностями Вади Рама; видно, что для них мы — очередная группа любопытных, которых волей Аллаха занесло в эти суровые места. Немногословные молодые мужчины предлагают угощение, а потом уходят под сень палатки пить чай. Их чаепитие прерывается через пять минут: непоседливые туристы напрашиваются к ним в компанию, а еще через пару минут в палатке остаются только гости, в то время как хозяева отходят в сторонку.
Гости пьют бедуинский чай — крепкий и очень сладкий чёрный чай из маленьких высоких чашек, больше похожих на лафитники с ручкой. Когда чашки пустеют, хозяева их просто складывают, слегка споласкивая, в большой чан, наполненный водой. Попробуйте придумайте лучший способ мыть посуду посреди пустыни.
Следующие полчаса занимает переезд к новому становищу. Тут нас развлекают музыкой: пожилой бедуин поёт несколько песен под аккомпанемент инструмента с одной-единственной струной. Его голос сливается в унисон с мелодией, текущей из-под смычка, похожего на согнутый лук. Совершенно невозможно понять, грустная это песня или весёлая; бесконечный мотив — он как эти бесконечные пески: они просто есть, они всегда были здесь и всегда будут, вот и всё.
Марсианские пейзажи Вади-Рама
— Вон, вон, смотрите! — мы едем дальше, и наш гид показывает в сторону небольшого стада в стороне от дороги. — Это белый верблюд, самый ценный! Некоторые бывают дороже «мерседеса».
Белый «мерседес пустыни» покрыт изрядным слоем жёлто-бурого песка.
Самер добросовестно пытается исполнять свои обязанности гида, в то время как мы, его подопечные, прилагаем все усилия, только чтобы удержаться «в седле», цепляясь за борта на очередной кочке. Пустыня только на первый взгляд ровная. Полчаса езды в кузове джипа развеивают эти дилетантские представления в пух и прах. А мы катаемся по живописным равнинам Вади Рама уже несколько часов.
Вот мы снова опускаемся в низину, наша старушка «тойота» включает полный привод, натужно ревёт и выбирается на ровное место. А низина, которую мы миновали, — это ничто иное как русло реки, это видно по спёкшейся и растрескавшейся корке, которую образовал, высыхая, песок на дне потока. Очень и очень трудно себе представить, как в этих местах могут течь реки или хотя бы ручьи. Наверное, чтобы увидеть эту картину, надо приезжать в Вади Рам зимой.
Каково придётся этим людям летом? Как вообще здесь можно жить? А между тем бедуины живут здесь веками, и, похоже, нисколько не отягощены сомнениями по поводу выбора места жительства.
Лагерь бедуинов
— Вы ещё учтите, — откликается Самер на наши вопросы, — что у бедуинов дети не ходят в школу. Почти никто. А без образования — куда им дальше? Только сюда же, к стадам. Есть, конечно, такие, кто отдаёт своих детей в школу, и они потом получают образование и уезжают. Но таких мало.
Перед большим шатром стоят ребятишки — от четырех лет и старше. Это последняя наша остановка, самый большой бедуинский лагерь из тех, что мы видели. Почти с десяток больших палаток, среди которых несколько — с надписями ооновского агентства по делам беженцев. Мы не раз ещё встретим такие по всей стране, даже на общественном пляже Акабы.
Дети смотрят на подъехавшие машины с обычным детским любопытством и настороженностью. Следует обычная церемония: какие-то сладости — малышам, общение с отцом семейства (сорок два года — восемь детей), фотографирование детей, фотографирование с детьми, фотографирование без детей — только и слышно: щёлк, щёлк, щёлк. На ум приходят слова одного известного фотографа: «Главная неправда документальной фотографии — присутствие фотографа на месте события».
Из соседней палатки тихонько показываются силуэты; женщины, которым не положено выходить при посторонних, выглядывают из-под полога. Самая маленькая девчушка, младшая дочка, получив какой-то пряник, стремительно убегает на «женскую половину» и отдаёт гостинец матери.
Появляются тени — солнце наконец начинает сползать с той мёртвой точки на небе, за которую оно зацепилось ещё утром. Нам предстоит часовое родео по пути к месту ночёвки.
Факт-открытие: несколько участков Хиджазской железной дороги действуют до сих пор; например, можно совершить ретро-путешествие из Дамаска до Аммана на старинном поезде. Расстояние, которое на автомобиле можно покрыть за 4 часа, этот поезд преодолевает за день. А по южному участку железной дороги, проходящему через Вади Рам, в Акабу следуют составы с фосфатами, месторождения которых активно разрабатываются в Иордании.
Джипы— основное средство передвижения по пустыне. Верблюды остались в прошлом.
Наскальные надписи, сделанные жившими здесь в древности набатеями
Молодой бедуин
Любая щель в скале может служить прибежищем и спасением от палящего солнца
Местные дети до сих пор не привыкли к роли фотомоделей для досужих туристов
Под сенью бедуинской палатки
Железнодорожный состав на станции «Вади-Рам»
Туристический лагерь в пустыне
