Благодарностью Бог обделил эту службу.
Редко скажет «Спасибо!» спасенный больной.
Но в июльский ли зной, иль в январскую стужу
Выезжают машины одна за одной.
Работа на «скорой помощи» отличается от любой другой работы в медицине. Нет, не только условиями труда – под снегом и дождем, в грязных квартирах и на стройках, в подвалах и на насыпях железных дорог… в конце концов у каждой службы есть свои подспудные гадости.
Но все дело в том, что, отработав много лет, ты оглядываешься на прожитую жизнь и понимаешь, что вспоминаются тебе либо какие-то смешные случаи (причем чаще не с больными, а с сотрудниками), либо печальные истории, когда помочь пациенту не удалось. Хирург, терапевт, реаниматолог, невролог – с радостью вспоминают вылеченных пациентов. Ты же потерял им счет, один похож на другого, и если когда-то ты чувствовал себя героем – «Откачал!», то теперь откачанные, привезенные вовремя в стационар, с трудными диагнозами – сливаются в единый поток. Ты видишь их час-полтора, как правило, ты не знаешь, что с ними стало потом, они тоже тобой интересуются редко. А если и интересуются и даже благодарят – то чаще всего как раз те, с кем и проблем особых не было: просто ты оказался в нужное время в нужном месте.
Иеромонах Феодорит (Сеньчуков)
А вот те, другие – те запоминаются. Потому что ты вложил в них силы и даже частичку своей души. Но Господь распорядился иначе.
… Мобильные телефоны сильно облегчили жизнь людям – появилась возможность общаться всегда и везде. Вот и сейчас телефон зазвонил, когда мы перекладывали пациента, нуждающегося в переводе из реанимации одной больницы в другую, на наши носилки. Звонил доктор Боря.
— Серег, у меня тут больной тяжеленный! Причем и по болезни и по весу! Я тебя сейчас вызову…
— Вызывай, только я сейчас на перевозке, когда освобожусь – не знаю.
— Ладно, попробую сам…
Однако когда мы сдали пациента, Борис позвонил вновь.
— Не справляемся. Мы даже веру поставить не можем… а тут родня и друзья толпой… и все врачи, профессора….
Да, тяжелый больной с отягощенным анамнезом в виде врачебных родственников и друзей. Боре не позавидуешь.
Вызов пришел на навигатор и мы поехали на Новокузнецкую улицу. Я знал дом, в который вызывали. Собственно, его все знают – его снимали в «Иван Васильевиче». Кирпичный дом начала 70х, индивидуальный проект, простые люди там встречаются редко. Артисты, ученые…
Возле дома стояло два автомобиля спасателей и Борина «Газель». Мы поднялись в квартиру. 8 человек спасателей – два экипажа – курили на лестнице. В коридоре и комнате суетились какие-то люди. Борис с напарницей стояли в углу, где в кресле задыхался огромный человек. Кислород, видимо, уже не помогал.
К нам подошла моложавая дама.
— Я доцент Первого меда (она назвала фамилию). Пациента надо отвезти в клинику академика Чучалина. Его там готовы принять.
«Клиника академика Чучалина» звучит красиво. Но вообще-то это 57-я городская больница, и находится она в Измайлово. А мы – в Замоскворечье. И сейчас день. Пробки.
— А что с пациентом?
Борис начал рассказывать.
Пациент — заслуженный полярник СССР, лет 50, жил один в своей двухкомнатной квартире.
Судя по всему, человек он был хороший, потому что была у него куча друзей-врачей. Но, будучи хорошим человеком, он, естественно, обращаться к друзьям стеснялся.
И когда он начал кашлять, он стал это делать в своей квартире с фотографиями пингвинов на стенах.
Однако друзья все-таки доехали к нему где-то недельку назад, послушали легкие и выслушали пневмонию. Естественно, от госпитализации он отказался, начал пить антибиотики, но дня три назад перестал выходить на связь. Друзей было много, каждый думал, что больной просто звонит другому, и озаботились они все только вчера вечером. Кто-то поехал к нему домой, дверь никто не открыл, через каких-то школьных приятелей нашли его 80-летнюю маму, взяли ключи, открыли квартиру и… увидели пациента в кресле, практически без сознания и задыхающегося. Просидел он так все эти дни.
Вызвали скорую. Приехал Борис. Сознания почти нет, давления вообще нет, одышка… но самое ужасное, что это человек-гора. Он весил 180 кг. Борис – доктор опытный, да напарница у него уже третий десяток лет на скорой помощи, но тут и у них волосы зашевелились. Периферических вен нет – давления нет, зато руки – как у быка ноги: не прощупаешь вены. Если вытащить его из кресла и положить – задохнется. Да и как его технически вытащить? Вот Боря спасателей и вызвал. И нас заодно. Тем более, что друзья связались с самим Чучалиным.
И все-таки больного надо лечить. Первым делом – венозный доступ. «Но как?» — был такой анекдот когда-то. Вен действительно нет. Шея – толстая и короткая. К бедру не подберешься. Подключичку сидя – риск дичайший. Решаюсь на яремную вену.
Не люблю я яремку. Я же из детских докторов, в педиатрии – или подключичка, или бедро. Но что ж делать.. с трудом пальпирую сонную артерию – пульс даже на ней слабый. Классическим методом тонкой иглой ищу вену. Кажется, нашел. В шприце появилась кровь. Переключаюсь на пункционную иглу… мимо! … еще раз … царапнуло… еще разочек! Ура! Игла в вене.
— Проводник, катетер, ребята, фиксируем…
Ставим банку.
Дыхание не лучше. На мониторе – тахикардия 140. Сатурация – вообще не определяется. Иногда проскакивает какая-то цифра вроде 73. У трупа такая же будет.
Надо интубировать и на ИВЛ. Понятно, что с этим полегче – я ж не зря в инфекционноцй больнице работал: там интубировать научишься в любом положении. Проблема в том, что положить его нельзя. Значит, через нос вслепую…
Реаниматологи старой школы интубировать через нос обычно умеют. Это сейчас появилось много технологий, облегчающих жизнь доктору. Раньше их не было, вот и приходилось все самому.
Надеешься только на крепость рук,
На руки друга и вбитый крюк (с)
Слава Богу, пока дышит. Смазываю трубку маслом, аккуратно ввожу в ноздрю… Не лезет! Вынимаю, пытаюсь через вторую. Потихоньку ввинчивается. Вот она уже над входом ив гортань — слышно шумное дыхание… чуть-чуть наклоняю голову вперед… одно движение – и труба в трахее.
Из угла кто-то аплодирует. Потом оказалось – анестезиолог какой-то элитной клиники. Подключаем ИВЛ. Пациент “хватает” его как родного и прочно зависает на нем (то есть синхронизируется сразу же).
В легких, понятное дело, все хлюпает. Тащим отсос – гной. И много. Отмываем.
А давление не растет, хотя это уже третья банка пошла. Хорошо что есть норадреналин. Ставим, подключаемся. Ага – хоть что-то появилось.
Задаю вопрос
— А вы уверены, что надо в 57-ю? Далеко же, да и пневмонию с такими осложнениями лечить можно везде.
Но нет – верят в академика.
Надо придумать – как выносить. В комнате не развернуться, больного не положить. Раскладываем мягкие носилки – волокушу — в коридоре, шестеро здоровенных спасателей берут кресло с больным и устанавливают его в дверном проеме. С уханьем дружно вынимаем пациента из кресла, укладываем.. ребята ввосьмером поднимают волокушу, которая угрожающе трещит. Тащим ИВЛ, монитор, ящик, реанимационный набор, отсос…
Водитель уже выкатил каталку. Аккуратно кладем, потом всем кагалом ее поднимаем и задвигаем в автомобиль. Погнали…
Пациента мы довезли живым и даже сдали в реанимацию. Однако спасти его не удалось, к сожалению.
А мораль этой истории такова: не забывайте друг о друге.