Про нее слагают стихи и песни, в ней клянутся, на нее проверяют, ее ищут, без нее страдают… «Скажи, кто твой друг, и я скажу, кто ты» — так высоко оценивает поговорка наличие и качество окружающих нас друзей. Но в заповедях ничего не сказано о том, что у человека должны быть друзья. Сказано «возлюбить ближнего» — но это не то же самое. В чем же суть дружбы — в общем прошлом? В съеденном пуде соли? В теплых чувствах, которые в нас вызывает тот или иной человек? Но, кажется, все это не дружба. Что же такое дружба и зачем она нужна человеку?
Разомкнутая «закадычность»
Наверно, больше всего нуждаешься в дружбе в пресловутом переходном возрасте. И это понятно: человек ощущает себя особенно одиноким в период, когда он уже не ребенок, но еще и не взрослый; уже не верит в постулаты родителей, но еще не придумал, во что ему верить; уже не хочет быть тем, кем был много лет, но еще не понял, кто он на самом деле… Заметьте, подростки редко ходят по одному: вместе они увереннее себя чувствуют, ведь в их мироощущении больше вопросов, чем ответов, а присутствие подобного человека рядом дополняет личностные пробелы каждого.
Мы с моей Иркой сдружились в девятом классе (хотя учились вместе с первого) — и я не помню, чтобы я хоть куда-то ходила без нее. К врачу — вместе, на вечеринку — конечно, вместе. В гости, в кино, в магазин, в детский сад за братом, если послала мама. Вопрос был только в том, кто за кем заходит. Мы рассказывали о себе все, без пробелов. Любую пустяковую мелочь: вчера шла по другой дороге от тебя (знаешь, где магазинчик на углу), там замерзло, каток такой, чуть не упала, представляешь? Или — какие туфли хочу купить. Или — как посмотрел соседский Игорь, когда вечером выходила из дома. Не представляю, чтобы она, поссорившись со своим парнем, хоть раз не пришла ко мне — в подробностях все выплакать. Она, помнится, сказала как-то: «Да пусть он хоть совсем меня бросит. Не страшно, если ты рядом…»
Правда, и ругались мы часто: обе гордые, непримиримые… соперницы-подруги. Потом нарочно «злили» друг друга, это было больно. Ну а как без этого? Дружба — будто любовь. Даже с ревностью: на курсах Таня у нее какая-то появилась, кофе пьют вместе, уже два раза встречались в выходные — о чем им разговаривать?! Злишься — давно не звонит; наберешь номер — занято: а-а-а, с другими у нее есть время болтать… Напустишь холодка, разговариваешь притворно-равнодушным тоном, бросаешь невзначай: да мы тут с одной девчонкой вместе в магазин ездили. Почему тебя не позвала? Ну, думала, тебе не надо… Почувствуешь, что задела, — и самой вроде легче станет. Вот так, по кругу. Потом раскаяние, примирение: да понимаешь, просто мне так обидно было — ты все с Таней этой, с Таней… А-а, она с родителями поругалась? Поня-а-тно. Я же не знала. Радость, теплота в груди, робкие слова нежности: конечно, приходи. Мы же все-таки лучшие подруги…
Прошло время, жизнь раскидала нас в разные города. Шли студенческие годы в компании веселых друзей: горячая пора зачетов и сессий сменялась групповыми выездами за город на отдых; встречи, знакомства, множество новых интересов… Но какое-то пустое место в сердце, вакансия самой близкой подруги так и оставалась незаполненной. В ночных «разводках мостов» компанией от трех человек, в шумных тусовках не поделишься сокровенным, в череде телефонных звонков и эсэмэсок трудно сделать паузу, этот ритм жизни не позволяет остаться с кем-то наедине и в тишине хотя бы час. Или позволяет — но все время не с тем, с кем надо.
В общем, без закадычной было плохо: сказывалась давняя привычка рассказывать кому-то все-все о себе. Я искала ее — единственную, дорогую. Но тщетно. Либо требования возросли, либо не находилось больше такой идентичности во взглядах. Постепенно понятие закадычной подруги для меня разомкнулось: я стала понемногу, по случаю делиться какими-то важными вещами то с одной приятельницей, то с другой. Потом поняла: да ведь это выход! Роли закрепились, узаконились: с одной я советовалась «по учебе», с другой шепталась о личном, с третьей ходила по магазинам. «Закадычность» дифференцировалась: чего не было в Оле, находилось в Маше, где не могла помочь Ира, поддерживала Света…
Но иногда был нужен кто-то один, единственный — чтобы набрать номер и помолчать в трубку, а она бы поняла без слов: что-то случилось? приехать? К сожалению, именно в такие минуты у всех моих «действующих» подруг оказывались неотложные дела, а кому-то и не хотелось звонить вовсе: не поймет, не оценит… Все чаще вспоминалась песня Высоцкого: «Если друг оказался вдруг и не друг, и не враг, а так…» С годами, казалось, меня все больше окружают именно «а так».
Иногда я думала: может, и правда человек одинок, глобально одинок. Он рождается, идет по жизни и умирает — один. Гармоничные союзы, воспетые в песнях «половинки», бескорыстная дружба на всю жизнь — миф. Не стоит потерянным щенком тыкаться в ладони якобы близких людей. Не нужно искать всепонимания. Необязательно выворачивать перед кем-то душу наизнанку. Ты — один, наедине с Богом, ни в чем, ни с кем не эквивалентен, уникален в огромной Вселенной. В конце концов — «всяк человек ложь». Не правда ли?..
Дружба с собой
Я уже говорила, что дружба похожа на любовь. А у понятия «любовь» есть множество оттенков. Например, в греческом языке: эрос — любовь как чувственное влечение, филия — любовь-дружба, сторге — взаимная любовь детей и родителей, агапе — возвышенная любовь, вершина всех добродетелей. Мне кажется, как любовь со временем эволюционирует из эроса в агапе, так и дружба от полудетской крепкой, в чем-то болезненной, ревнивой, эгоистичной привязанности должна и может превратиться в дружбу-агапе. Именно это я стала ощущать с годами, с приходящей через жизненный опыт мудростью.
К сожалению, не всегда этот опыт был позитивным. Например, у меня много лет была верная подруга: она звонила мне ежедневно, и каждое изменение не то что в моей жизни, но и в моей голове было крайне ей интересно. Когда у меня случилось несчастье, она своей опекой, может даже в чем-то навязчивой, «за уши» вытащила из болота унылого депресняка, в который я погружалась, отгораживаясь от всего мира. Она спрашивала: «Может, подъехать, тебе хлеба купить?», когда узнавала, что я болею. Была так пристрастно-участлива ко мне, что я — занятой востребованный работник (особенно в сравнении с ней, домохозяйкой) — иногда не брала трубку, зная, что это именно она: просто не чувствовала душевных сил, чтобы завести в данный момент разговор на 40 минут о глобальных вопросах моего мироощущения… Иногда мне хотелось, чтобы она оставила меня на немного. Иногда казалось, что она слишком проста для такого «глубокого человека», как я.
И вот спустя время все изменилось с точностью до наоборот. Произошло несчастье у нее, перевернувшее всю жизнь и очень изменившее ее саму. За тот год, который она пыталась встать на ноги после случившегося, я поняла две вещи: мне этот человек, оказывается, был по-настоящему близок и дорог. Теперь мне, соскучившейся, хотелось звонить ей каждый день, но она не всегда брала трубку. Теперь мне было интересно каждое движение ее настроения. Но ответить ей такой же преданностью, также поддержать, как она поддержала меня когда-то, я не смогла. Сначала обижалась, что она звонит не мне, а общается с какими-то своими старыми приятельницами; потом казалось, что я ей докучаю и лучше не приставать, дать время прийти в себя; потом… мы просто стали отвыкать друг от друга.
Была ли эта дружба настоящей? С ее стороны — да. С моей — скорее эгоистическое использование ее дружбы. Сейчас вспоминаю: а что я, собственно, сделала для нее? По сути ничего, она ничего и не просила, обычно справлялась со своими проблемами сама. Как-то получалось, что у меня всего было больше — детей, работ, забот, и подразумевалось, что это она должна мне помогать. Она слушала — я говорила, она спрашивала — я учила, она отдавала — я принимала. А когда все это стало нужно ей: чтобы слушали, чтобы отдавали, — стало ясно, что в наших отношениях это лишь односторонний процесс.
А если бы все по-правильному? Действительно, по-настоящему? Научиться отдавать, если от тебя что-то нужно, и брать с благодарностью, когда дают? Перестать наконец ревновать и обижаться — а стать долготерпеливой, независтливой; не превозноситься, не гордиться, не искать своего, не раздражаться, все покрывать, всему верить, все переносить…
И тогда, может быть, уже ненужным станет ожидание какого-то особого понимания (себя любимой), особого внимания к невзгодам (своим, конечно), и вопрос «А кто из моих друзей “а так”?» перерастет в другой, более честный вопрос — «А сам-то ты не “а так” для них?».
«Когда же настанет совершенное, тогда то, что отчасти, прекратится» ( 1 Кор.13: 10) — и не будет уже «отчасти закадычной подруги», «отчасти дружбы — отчасти гордыни», а станет совершенная дружба со многими, нуждающимися в тебе людьми.
Со всеми и одна
В начале своей жизни в Церкви я услышала фразу, которую приписывают разным духовным авторитетам: «Всех люби и всех бегай». Эти слова надолго зацепили, они казались странными, как-то особенно «православно» надуманными, и в какой-то момент я надолго отложила их в сторону, приписав к ряду изречений типа «нельзя передавать свечку через левое плечо».
Но получилось так, что состояние, описанное этой фразой, сейчас мне очень близко. Конечно, «бегай» не несет в себе смысл прятаться от друзей, это скорее внутреннее ощущение, причем точный вербальный эквивалент к нему подобрать довольно сложно. Например, у меня действительно много замечательных друзей, кроме того, семья: муж-друг, подросшие дети-друзья, другие родственники-друзья, — но при этом я в каком-то своем внутреннем слое остаюсь одна. И это одиночество уже не тяготит меня, а воспринимается как данность и даже радует. Та пустота — вакантное место — заполнена чем-то другим. Или Кем-то другим?
Мне стало ясно, что можно не делить друзей на лучших и не очень и вообще не мучиться над определениями — а просто дарить время, когда это получается, тем, кому оно нужно. Что необязательно уединяться с подругами («хоть поболтать спокойно»), а быть вместе семьями, с детьми, которые уж точно нуждаются во мне не меньше. И что можно не видеть друзей по году, но быть с ними в мыслях, в воспоминаниях, в молитвах. Помню, один знакомый как-то сказал: «Сегодня такая ужасная пурга, прямо как была у нас в Мурманске, в учебке. Я даже товарищу армейскому позвонил». Представляю этот звонок через 15 лет: «Привет! Ничего себе погода сегодня. Помнишь?..» А может, это и есть дружба — просто знать, что есть такой человек?
И как бы я ни была откровенна и искренна, есть очень много вещей, оставляемых при себе. Ни в какие «тайны», раскрытие которых считается важным признаком дружбы, мне не хочется посвящать. Зачем? Разве мы стали меньшими подругами, если не говорим каждый день по полчаса по телефону, не лезем друг другу в душу, не ревнуем друг друга и не ссоримся? Ведь остается такая радость: встретиться и просто понять, что мы по-прежнему вместе. И пусть этих встреч все время не хватает, но разве мы стали от этого дальше?
А еще появляются новые друзья (или просто знакомые? но мы условились не определять понятий) — люди, которым я нужна по какой-то причине. И мне важнее вырвать два часа из моего перманентного цейтнота и провести их с ними, чем со сто лет знакомой и дорогущей подругой. И разве она обидится на меня за это?
Удивительно, что самые серьезные мои друзья оказывают на меня определенное влияние и без своего физического присутствия рядом. Иногда я, реагируя на какие-то события повседневности, вспоминаю, как поступила бы на моем месте, скажем, Маша (я знаю, что у нее есть замечательное качество оставаться всегда спокойной и умиряться с любым известием) — и чувствую, что я стараюсь ей подражать. А была бы она рядом, одернула или посоветовала — стала бы я слушать ее? Сомневаюсь. А издалека — учусь. Моя сестра-психолог называет это эффектом присутствия. Она работает в МЧС и как-то, вернувшись из отпуска, выслушала интересное откровение от одного из сотрудников. Он рассказал о своем состоянии отчаяния, мыслях о самоубийстве. Как он хотел записаться к ней на прием, но вдруг оказалось, что она в отпуске. Он решил дождаться ее и прийти на беседу — но за время, пока ждал, в голове постепенно возникали слова, которые она могла бы сказать ему. И к моменту ее выхода на работу он уже знал все ответы на свои вопросы.
Вот так со временем и наши друзья могут менять нас даже на расстоянии. А мы их. Если, конечно, нам это надо. Но ведь меняться, расти во всем — и даже в наших отношениях — в этом и есть смысл дружбы!
А когда мне бывает грустно и кажется, что друзья забыли, — я всегда вспоминаю, как три года назад лежала в больнице. За эти девять дней каждый мой друг пришел навестить меня и принести еды (кормили, как водится, плохо, а надо было поправляться), причем почти ни разу в ежедневных визитах друзья не повторились, так их оказалось много. И тогда я спрашиваю себя — а ты успела бы за девять дней навестить подругу или так бы не собралась?
И если двигаться дальше по восходящей — от единственности закадычной подруги («остальным не понять!») до ровной любви-агапе ко всем ближним, то возникает вопрос: а нужно ли вообще это понятие «дружба»? Надо ли разделять окружающих на «друзей» и «недрузей»? Безусловно, все равно нам кто-то всегда будет ближе, а с кем-то мы не сможем найти понимания вообще, но основной вектор — не к себе, а от себя — должен стать основополагающим. И тогда мы сможем отдавать часть себя всем, кому это нужно. Ту часть, которая для этого предназначена. Оставляя себе самое сокровенное, самое внутреннее — и оставаясь по-прежнему в одиночестве наедине с Богом.