Архимандрит Савва (Мажуко)
Философы элейской школы отрицали возможность движения. По правде говоря, мысль их была сложнее, но как бы вы себя повели, если бы нашелся умник, убедительно доказывающий, что быстроногий атлет не только не догонит черепаху, но даже с места не сможет тронуться, поскольку это логически невозможно? Всякий нормальный человек развернулся бы и ушел, и тем самым опроверг сомнительную теорию. Так и у Пушкина:
Движенья нет, сказал мудрец брадатый.
Другой смолчал и стал пред ним ходить.
Сильнее бы не мог он возразить;
Хвалили все ответ замысловатый.
Этот аргумент в классической философии называется «ткнуть носом» (не помню, как это по-латыни). Применяется он с большим успехом, хоть и является до сих пор недостаточно исследованной проблемой философской логики.
Один ирландский епископ по имени Джордж Беркли (по-православному владыка Георгий) так увлекся борьбой с обнаглевшим материализмом, что написал диалог, в котором постулировал, что никакой материи вообще не существует, нет материальной субстанции, нет никакого материального мира, только мир духовный, то есть Бог.
Кто дерзнет возразить такому тонкому мыслителю, да еще и архиерею? Некто Сэмюэль Джонсон, эсквайр, большой спорщик и правдолюб, возмутился выводами преосвященного и со всей силы пнул ногою камень, возгласив «историческим голосом»:
– Я опровергну это вот так!
И снова был использован аргумент «ткнуть носом», правда, в несколько новаторской манере.
Когда благонамеренные христиане начинают рассуждать о том, что вне Церкви невозможны истинные добродетели, обязательно найдется какой-нибудь «эсквайр», который укажет на конкретный и живой пример из жизни, на известного ему человека, добродетельного, но при этом не религиозного, чем поставит в неловкое положение оппонента. И за это надо сказать спасибо, поскольку «ткнуть носом» – это одно из эффективнейших духовных упражнений.
Последний язычник
У Джека Лондона есть чудесный рассказ «Язычник». Это история дружбы Чарли и Отоо. Два совершенно разных человека: белолицый и чернокожий, христианин и язычник с острова Бора-Бора. Отоо неоднократно спасал жизнь своему юному другу и, что более важно, по признанию Чарли, именно Отоо сделал его приличным и уважаемым человеком. Язычник вырастил из лихого бродяги достойного гражданина, мужа и отца.
Отоо был верным другом и ненавязчивым педагогом, настоящим ангелом-хранителем, и его забота была совершенно бескорыстной. После его смерти стало известно, что все свои сбережения он оставил Чарли. И умер он, спасая друга. Отоо был на корабле, когда лодка с Чарли перевернулась в заливе, кишевшем акулами. Чтобы спасти друга, Отоо бросился в воду, отвлекая акул. И погиб. Это была его последняя и добровольная жертва.
Мы говорим о литературном произведении. Однако в жизни можно найти массу похожих историй и о благородных нехристях, и подлых христианах.
– Отоо был хороший человек?
– Да.
– Но ведь он не был крещен. Как такое возможно – бескорыстная доброта и язычество?
– Возможно. Потому что поля религии и нравственности не совпадают.
Ничто так не обижает христиан, как наличие хороших людей за оградой Церкви. Однако факты – вещь упрямая. Доброта, совестливость, отзывчивость и самопожертвование не знают конфессиональной принадлежности. И это как-то надо объяснить.
– Все их добродетели пропитаны гордынькой и тщеславием. Не надо обольщаться добротой «по стихиям мира сего». Они не добрые, а «добренькие». Всё, чтобы понравиться и обольстить.
– Значит ли это, что религиозная гордыня и высокомерие более угодны Богу, чем надменность неверующих?
Временами так и хочется крикнуть в голос: Товарищи! Почему вы так плохо думаете о Боге?
Неужели вы не знаете, как много негодяев среди людей религиозных? Почему так происходит? Почему жизнь ломает наши красивые и удобные богословские схемы о нравственности верующих и аморализме людей нецерковных? Как объяснить наличие примеров высокой нравственности среди людей светских и безнравственность воцерковленных?
Бастионы морали
Мы вчитываемся в «богомольные книги» и видим, что никакого добра за церковной оградой быть не может. Если что-то доброобразное попадается, то это все нечисто и соблазнительно. Но все наши стройные конструкции рассыпаются при появлении Отоо из соседней квартиры – нецерковного, но надежного, щедрого, доброго.
Читаю письмо воспитателя детского сада:
«У меня в группе два мальчика одного возраста. Один из церковной семьи, другой из неверующей. Оба равной одаренности и одного уровня развития. Один регулярно ходит к Причастию, молится перед вкушением пищи, второй растет среди людей нерелигиозных. И как вы думаете, кто из них честнее, добрее, душевнее?»
Ответ очевиден. Я просто должен его подтвердить. Но на самом деле я не знаю. Религиозное воспитание вовсе не гарантия нравственного поведения.
Один покойный англичанин по имени Дэвид Юм всякий раз настораживался, если ему говорили о верующем человеке, поскольку считал, что среди религиозных людей невероятно много негодяев.
Уважая покойного, тем не менее, с ним не соглашусь. Думаю, что недостойных людей приблизительно поровну по обе стороны церковной ограды. Почему? Потому что поля религии и нравственности не совпадают.
Религия не делает человека подлецом, но и не гарантирует ему статус бастиона морали.
Воцерковленность не есть гарантия нравственности. Религиозный не значит нравственный. Это не синонимы. Церковные люди имеют не больше прав на мораль, чем нецерковные, однако мы привыкли сферу нравственности считать своей монополией. Это заблуждение. Единственное, на что верующие имеют права, – это область Закона Божьего, тех моральных ориентиров, что зафиксированы в Писании, но они не исчерпывают область морали и не дают нам право полагать, что нравственность обитает только в Законе.
Фото: spbda.ru
– Как же нам быть?
– Прежде всего, смириться. Говорят, это очень полезно.
В тени белых роялей
Апостол Павел в Послании к Римлянам пишет, что у язычников есть свой закон, который написан в сердце. Голос этого закона – совесть (Рим. 2:15). Этот естественный закон живет и в сердце религиозного человека. Просто, кроме него, у нас есть еще «подсказка», которая помогает отличать добро от зла. Эту «подсказку» мы и называем Законом. Однако это преимущество не дает нам основания считать себя нравственнее людей нецерковных.
Наличие в вашем доме белого рояля еще не делает вас выдающимся пианистом. Навык музыканта требует постоянной работы, терпеливого усилия и подтверждения. Нравственность тоже требует ежедневных упражнений. Об этом читаем у апостола Павла. Называет он этот регулярный труд «постоянство в добре» (Рим. 2:7).
Если поля религии и нравственности не совпадают, значит, мы должны тратить усилия и на религию, и на нравственное развитие, укреплять тот закон, что написан в нашем сердце, сверяя его с Законом Божиим.
Нравственный закон живет в сердце абсолютно любого человека. Это наш «параллельный мир», в который нет доступа кошкам, мир добра и зла.
Этот закон называют естественным, потому что человеку, сотворенному по образу Божию, естественно быть добрым, и даже скажу больше, ему естественно быть святым.
Эту потребность в доброте и святости невозможно в человеке истребить, хоть многие века мы и пытаемся это сделать. Если этот закон – общечеловеческое достояние, то христианину не зазорно брать уроки и у людей светских, даже у язычников, ведь мы не вере у них учимся, а тому, в чем они преуспели. Подобным образом гитарист берет уроки у мастера, не спрашивая о его философских взглядах, перенимая лишь полезные навыки и приемы.
Зерно доброты и святости требует постоянной заботы и труда. Бывает, что у человека все силы уходят на религию, так что на попечение о нравственной жизни уже ничего не остается. Молитва, чтение Писания, посещение храма, участие в таинствах – важнейшие моменты нашей религиозной жизни, но они не обязательно делают нас добрее, честнее, надежнее. Внутрицерковные духовные упражнения способствуют духовному росту, но он связан с нравственностью лишь косвенно. И даже более: нравственно недоразвитый человек не сможет воспринять те духовные дары, которые дает Церковь.
Душевное и духовное
Опыт нравственности – опыт всечеловеческий. Это поле универсальной духовности. И очень важно, чтобы градус нравственной жизни совпадал с градусом жизни религиозной.
– Зачем нам, христианам, эта универсальная духовность? Ведь это на самом деле и не духовность, а душевность, которую порицали апостолы.
– Даже тонким лингвистам и богословам не всегда понятно, что имеют в виду апостолы, употребляя термины «духовный» и «душевный». Это зависит и от культурно-исторического контекста времени, и от аудитории, и просто от ситуации.
Откуда взялся этот раскол, это странное разделение на духовность религиозную и универсальную? В нас живет память древних предков, которые жили в пространстве единой духовности, когда всякая человеческая активность – в политике, экономике, искусстве, общественной жизни – имела религиозную санкцию. Мир наших предков был простым и понятным, и к этой простоте мы тоже интуитивно стремимся, не только верующие, но и светские люди. Но случилось одно событие, которое навсегда и принципиально разделило единый мир на две области: в небольшом палестинском городке родился Бог, и все стало сложно.
Духовность, о которой говорит Церковь, – это дар нетварной благодати, дар Духа Святого, «энергия» не из этого мира. Люди духовные в церковном смысле – это духоносцы, стяжатели «нетварного света». Источник этой духовности по ту сторону сотворенного мира.
Фото: spbda.ru
– Вот мы и должны заботиться о стяжании Духа, а не о «тварной духовности».
– Если помните, явление Духа Божия в момент крещения Иисуса было в видении голубя, а это древний библейский символ. Первое появление голубя в Писании связано с историей Ноя и его ковчега.
Современники Ноя погрузились в какое-то нечеловеческое нечестие, в скверну греха, о которой даже Библия стесняется говорить. И все живое погибло под толщей воды. Чтобы узнать, не просохла ли земля, Ной выпускает из ковчега голубя:
Но голубь не нашел место покоя для ног своих
И возвратился к нему в ковчег (Быт. 8:9).
Это не просто история о находчивости Ноя. Здесь есть и духовный смысл.
Не мерой дает Бог Духа (Ин. 3:34).
Дары духовные даются каждому из нас, но этому Голубю Нетварного Мира негде «присесть» на нашей затопленной страстями душе. Его отпугивает всякая грязь, жестокость, злоба, зависть, невнимательность, небрежность, грубость. Не находит он «покоя для ног своих». Поэтому и верующим необходимы усилия в области универсальной духовности. И средства здесь должны быть соответствующие. Вежливость и такт – это результат навыка, духовного упражнения, но их нельзя воспитать чтением акафистов и земными поклонами, эти средства хороши для других целей.
Если кто-то при мне говорит, что он знает, чего хочет Бог, меня охватывает бессознательное желание подальше спрятать острые предметы. Религия – это оружие, которое опасно доверять людям нравственно ущербным. Когда на орбите стыкуются два космических корабля, они некоторое время ждут выравнивания атмосфер. Давление в обоих кораблях должно быть одинаковым. Это вопрос безопасности и выживания. Так и в жизни духовной требуется деликатное равновесие между универсальной и религиозной духовностью.
Самое страшное, что можно представить, – это когда религиозное рвение охватывает человека нравственно недоразвитого и ущербного. Так рождается фанатизм, а жестокость и бесчеловечие получают религиозное обоснование. Ничего уродливее люди еще не придумали. А потому верующему человеку нужно быть внимательным к своей духовной жизни вдвое, не позволяя себе бросать надменные взгляды за церковную ограду.