Первое чудо
Мне было лет, наверное, 12, а может 13, я вспрыгнул на заднюю подножку 6-го трамвая, который у нас в Саратове ходил по улице Горького, и вдруг почувствовал, что правая нога моя медленно-медленно сползает под колесо. А я уже хотел быть актером: с отрезанной ногой куда я гожусь? И вдруг майор-фронтовик, стоявший рядом, хвать меня как щенка за воротник и втащил на подножку трамвая. «Не делай этого больше!» Тогда я в первый раз в жизни подумал, что проскочило, всевышний меня бережет. Это было очень сильное впечатление.
Второе чудо
Спустя годы, я поступил в Школу-студию МХАТ. Сидел у иллюминатора самолета ИЛ-12, там было человек восемнадцать вместе со мной, и в какой-то момент, любуясь на Тамбовскую землю, я заметил из-под крыла пламя. Я безо всего, безо всякого перехода стал молиться: «Господи, спаси и сохрани мою маму».
Когда я организовал какой-то минимальный комфорт для мамы, я попросил: «Если можно, дай мне шанс, помоги спастись, я очень люблю театральное ремесло и всегда буду служить театру» — после этих слов самолет перестал падать. Это уже не совпадение.
Однажды я летел в Вену сдавать макеты к спектаклю вместе с художником Сашей Боровским. Наш самолет загорелся. Из кабины пилота с выпученными глазами вышел штурман – быстро-быстро пошел в хвост самолета. Там он что-то сделал, раздался странный звук, я обернулся и увидел пламя из-под обшивки самолета…
Когда мы приземлились в Варшаве, люди были как-то нервны. Кто был побогаче, тут же поляну накрыл – выпил за второе рождение. А я посмотрел на хвост самолета и увидел, что он совершенно обугленный. Согласитесь, многовато испытаний для одного человека».
И еще …
«Я должен был умереть от инфаркта в 29 лет».
За первые восемь актерских лет он снялся в 40 фильмах, рассказывает издание Stars. Это послужило причиной инфаркта, который случился немыслимо рано — в 29 лет. Табаков работал на износ, спал по четыре часа в сутки. «Тогда многое пришлось передумать, пересмотреть в своей жизни. После этого я стал заниматься только тем, что мне интересно», — вспоминает об этом Олег Павлович. Правда, в театр он вышел на следующий же день после выписки, а там его ждали и не выпускали без него спектакль «Обыкновенная история», где он сыграл свою звездную роль. «Театр обладает для меня огромными компенсаторными возможностями, на сцене проходит боль — головная, зубная. Даже радикулит проходит!» — говорит Табаков. Но тем не менее выводы после больницы он сделал. С тех пор у него привычка обязательно спать днем, прямо в гримерке — врачи предупредили, что его сердцу надо давать отдыхать.
«Я мог получить второй инфаркт, когда первый секретарь Московского горкома Гришин в 1980-м уничтожил нашу первую студию в подвале на Чаплыгина».
В 1977 году Табакову удалось получить угольный склад на улице Чаплыгина, который усилиями его и его студентов превратился в знаменитое подвальное помещение будущей студии «Табакерка». Жители этого дома поначалу были настроены враждебно по отношению к нашему театру, — рассказывает Табаков, — было много протестов, судебных исков. Но худшее случилось, когда в 1982-м студию велели закрыть из-за якобы неудовлетворительной идеологии спектаклей. От этого удара Табаков слег с высоченной температурой. «Студийцы подумали, что я отброшу коньки, пришли ко мне домой и встали, перепуганные, у «смертного одра», — вспоминает Олег Павлович. — Глядя на них, я понял, что не могу впасть в отчаяние, не могу бросить своих ребят, которые остались без работы. И я встал с «одра», пристроил всех в разные театры… А сам решил набрать новый курс в ГИТИСе».
Я думал, что получу его, когда несколько лет назад благодаря усилиям одного скверного человека пытались закидать грязью Московский Художественный театр. Справедливости ради не скрою – обо мне лично власть сказала: не трогать. Но это не уменьшило душевной боли.
***
Улыбки у меня самые разные. Шелленберг, генерал фашистской разведки, тоже улыбается. Но это другая улыбка, чем, скажем, у Обломова, героя романа Гончарова из фильма Никиты Михалкова. Ну а вообще я по природе действительно позитивен, хотя в долгой свой жизни знавал большие неприятности. Но стены если не пробивал, то обходил. В этом смысле полагаю, что позитивный характер в России абсолютно необходим для выживания.
Раньше я думал, что никогда не умру — впереди вся жизнь. А теперь меня посещают невеселые мысли: «А сколько еще ты будешь видеть своих детей?» Ответа нет. Это еще больше печалит. Но я осознаю, что грусть эта светлая. Она — плата за ту радость, которую мне подарил Господь.
По материалам открытых источников.