«Друг другу помогать надо». Петербургский дворник Олимжон Ибрагимов спас людей из огня

«Люди надо жив остаться»

В то утро Олимжон по привычке встал в 4 часа: сначала прочитал намаз, потом пошел освобождать контейнерную площадку, пока не приехала газель. Но в этот раз из одного дома на его участке валил черный дым. 

— Я сначала думал, что это взрыв, — вспоминает Олимжон. — Но был пожар. Парадную открою — не можно туда заходить, полный огонь. Люди хотят прыгать. Я им сказал: «Не прыгай! Сломаешь, опасно». Я знаю, как подниматься, у меня это без проблем. Самое главное — люди надо жив остаться.

Сколько было людей, Олимжон не считал: просто помогал выбраться на карниз, чтобы они могли спуститься по лестнице подоспевших спасателей. За ловкость и скорость журналисты потом сравнивали его с Человеком-пауком.

На следующий день глава администрации Адмиралтейского района Сергей Оверчук разместил у себя на странице «ВКонтакте» пост о том, что наградил «работника ручного труда»:

— Сегодня поблагодарил Олимжона и вручил ему подарок от юных адмиралтейцев — картину с видом района, написанную специально для него!

К картине прилагалась новая униформа с надписью «Чистый Петербург». 

«Работа есть?»

Пользователи соцсети награду не оценили и оставили под постом возмущенные комментарии. Новость быстро разошлась. Через несколько часов негодовал уже весь интернет. Позже власти вручили Олимжону телевизор и пообещали премию. Но мнение общественности осталось прежним.

— Как-то слишком скромно, говорят.

— Не люблю подарки, — отмахивается Олимжон. У него загорелое лицо и седые волосы. — Не жду ничего и не думал, что кто-то меня фотографирует. Мне нужно было помогать, я помогал. Бог смотрит все равно. Я верю Богу. Остальное — не знаю. Вам не холодно?

Мы сидим за столом у Олимжона в «кабинете» в доме на Рузовской. Здесь Олимжон с семьей снимают комнату, а «кабинет» служит чем-то вроде столовой, где соседи собираются попить чаю. Места так мало, что вписываются только диван, стол и несколько стульев. На стене висят два герба РФ и портрет президента (подарили в местном офисе ремонта техники). 

Заботливо поклеенные обои, унылый и уже давно не белый коммунальный потолок. На диване — золотое покрывало в цветочек. 

Вообще-то холодно. С утра выпал майский снег, а ветер настолько лютый, что неплохо было бы захватить из дома зимний пуховик. «Кабинет» расположен прямо рядом со входом на первом этаже, и лучше сесть в уголок, чтобы не дуло, потому что дверь плотно не закрывается. Олимжон тем временем увлеченно рассказывает про подвал:

— В подвале тоже место сделаем себе. Наша бригада — семь дворников, все живут в подвале. Жилье как дает коммуналка, там же ремонт сделать надо. Здесь раньше дворницкая была, заброшенное место было. Я сам ремонт сделал. А наша комната повыше, наверху спать можно. 

На Олимжоне надета униформа, из-под которой выглядывает рубашка. Я бы в таком замерзла. Разговаривая с нами, он постоянно смотрит в телефон — весь в делах, надо быть на связи, потому что Олимжон не просто дворник, а бригадир. 

Ему 48 лет, он мастер спорта по боксу. Из Узбекистана в Санкт-Петербург приехал семь лет назад. До этого учился в автомобильном техникуме в Самарканде (говорит, раньше это был университет), потом 15 лет служил в десантуре в Фергане, получил звание капитана, вышел на пенсию. 

— Забираться по трубам мне несложно. У нас в армии каждый день была зарядка, на полигоне тренировки были постоянные. Без ничего на 9-10 этаж поднимались! Я знаю, куда прыгать [в случае чего]. 

У Олимжона четыре родные сестры и три брата, он по счету седьмой. Родители уже умерли. Они работали на Ферганском нефтеперерабатывающем заводе, там же работала и жена. 

История переезда в Санкт-Петербург романтическая. Олимжон — отец двух дочерей. Старшая вышла замуж, но вскоре развелась и не хотела больше оставаться в Узбекистане.

— Настроение у нее плохое было… Я сказал: «Пошли погуляем». У меня машина была, я ее продал, им [дочерям] билеты купил [в Санкт-Петербург]. Потом сам сюда захотел, так и поехал. Посмотрим: не получится — в Узбекистане тоже можно жить. [И здесь] нормально живем, всего хватает.

Приехав, Олимжон ходил по улицам и знакомился с узбеками и киргизами, спрашивал, есть ли работа. Работы, конечно, оказалось много. Его позвали в кровельщики, и полтора месяца Олимжон «работал на крыше». Потом стал дворником. С тех пор профессию не менял уже семь лет. 

«Переодеваемся, идем выносить»

Мамура, жена Олимжона, по-русски понимает, но почти не говорит. Она тоже петербургский «работник ручного труда». По отдельным словам улавливаю, что работа тяжелая, не женская:

— Потом все грязное: и руки, и… — Мамура, видимо, хочет сказать «одежда», потому что показывает на рукава джинсовки. 

Более гостеприимных людей встретить трудно. Стол к нашему приходу накрыт пестро, почти художественно: клубника, фисташки, бананы, виноград, груши, конфеты, белый хлеб, сок, чай, кофе. 

— Мы, узбеки, рано встаем, — продолжает Олимжон. — В 4 утра читаем намаз, вот жена тоже читает. В 5-6 часов мы уже на улице будем все. Работа есть — работаем. Туда ходим, сюда ходим. Проверим, почистим какой-то двор, парадные. Пока жалоб не было, по-моему. 

В пандемию у дворников работы прибавилось:

— На чердаках остаются [бездомные], честно сказать. Участковые знают. Нам скажут: вот такой-то будет, нас сразу вызывай. В коронавирус умирали много. Никто на улицы не ходит, только мы работаем. Скорая приедет, нам позвонят — мы переодеваемся, помогаем выносить на носилках.

— Вы сами не заболели? 

— Заболел очень сильно. Отдельно жил в комнате. Температура был. А так я сам лечился. Я знаю, как это лечить. У меня друг умер от коронавируса. Много людей умерло… 

Людей Олимжон спасает не в первый раз. Он рассказывает, что помогал пожарным полтора года назад на Верейской улице. Дело опять было на третьем этаже, но забираться пришлось через балкон. Тогда администрация не поблагодарила Олимжона даже символически.

— Как с зарплатой у вас?

— Зарплаты вообще мало. У меня участков много. Жена, дочь, еще дочка, зять — все тут работаем. На всех 130-140 тысяч получается. 5 тысяч платишь за регистрацию, 5 тысяч — за [трудовой] патент… Но работать можно. Работы много. И малярную [малярами] тоже работаем. Мы дома не сидим. Время мало дома сидеть. Надо аккуратно работать, по-честному. Работаешь — везде можно жить, не работаешь — нигде не живешь. 

«Нормальный человек»

В Узбекистане, по словам Олимжона, «жить можно, всего хватает». Семейная мечта — построить на родине дом. Стройка уже началась, на нее нужны деньги, поэтому уезжать из России пока рано. 

— Я здесь уже привык, а там [в Узбекистане] мало наших людей. Отец-мать умерла, работать надо. Работаем. 

Своих братьев и сестер Олимжон не видел с тех пор, как приехал в Санкт-Петербург. С ними он только созванивается. Жена и дочери каждый год берут отпуск и едут на родину, Олимжон остается за хозяина. 

Старшей дочери 27 лет, младшей 24 — она с мужем и двумя детьми живет отдельно. 

— С внуками у вас есть время сидеть?

—  Обязательно. Они сейчас русский лучше меня знают, ходят в русский садик. Когда время будет, туда-сюда погуляем. Но времени мало. Мы здесь работаем. Мне 48 лет…

Некоторые фразы Олимжон повторяет невзначай по несколько раз, как припев песни, опять и опять укладывая в них свою жизнь: служил, приехал семь лет назад, работаем, помогать надо, нормально живем. Пожалуй, «нормально» — самое частое слово.

Своих соседей он называет семьей: все друг друга знают и друг другу помогают, отдают ненужные вещи, местные бабушки, бывает, пытаются в благодарность накормить Олимжона чем-нибудь вкусным.

— Разные люди есть, но мы одна семья. Все равно мы умрем. Поэтому друг другу помогать надо. Ничего не остается, ничего не заберем туда. Правильно? Я вам помогу, умру. Вы скажете: «Вот, нормальный человек». Так? Жизнь уходит. Лучше бери чай.

Спрашиваю, можно ли посмотреть жилую комнату, но Олимжон отказывается. Нам в сумки он щедро высыпает все конфеты — и отнекиваться тут бесполезно. Следом приказывает держать шире карманы, чтобы высыпать с тарелок фисташки… Я спохватываюсь, потому что про самое главное не спросила!

— Олимжон, а картина-то где?

— Картину в нашу контору отдал. Хорошее место. Сказал им, что висеть красиво будет.

На днях Кингисеппский машиностроительный завод сообщил, что готов принять Олимжона на работу сварщиком.

Фото: Дмитрий Веселов. Видео: Максим Беляев