Ибо я думаю, что нам, последним посланникам, Бог судил быть как бы приговоренными к смерти — «посланники последния яви, яко насмертники» (1 Кор. 4:9), — писал апостол Павел в Коринф.
Мы — собираясь в Церковь — делаемся «свидетелями сему», мартирами, теми, кого называли «мучениками». Не больше и не меньше. Так высоко наше призвание. Как писал митрополит Антоний Сурожский, отец не может принять сына как наемника — он все равно, хоть и недостойный, но сын. «Человек достоин ада и не менее, если он не достоин небес» — такие парадоксальные слова высказались из внутреннего опыта иеромонаха Серафима (Роуза).
…Впрочем! Мартирия — да это когда еще будет! Будь милостив, Господи, и к нам, и к Себе! (Мф. 16:22), зачем снова нам это Петрово искушение Крестное?! Нам так хорошо, когда мы причастимся. Да мы немощные, да мы слабые, да мы… ну не сейчас, Господи Иисусе! У Тебя есть святые, а мы — несвятые, мы — болящие, мы причащаемся, потому что это нам надо.
Нам надо… Мне надо… Я, я, я — должен причащаться каждое воскресенье (часто, редко, с подготовкой, с суровыми постами, со средой и пятницей, без постов, с подробной исповедью, без исповеди и т. д. — вписать по вкусу). Само слово «Причастие» потеряло в нашей спешке получить то, что нам надо, слова, объясняющие, чему это причастие и часть. Причастие — Святых Христовых Таин.
Его Тайны…
А мы суетимся и спорим — нет, надо долго готовиться, — да нет, это неправильно, можно и так, а я вот так делаю, но вот тем, конечно, кто до меня не дорос, надо делать вот так, а батюшки делают вот так, а монахи вот так… Напоминает старинную песню про Авиньонский мост, исполняемую развитыми выпускниками детского сада. Только это мало как-то похоже на тех детей, которых Христос ставил посреди — как пример самой ничтожности, самой малости, самой незначительности в мире взрослых правил и предписаний.
И таких не-евангельских детей безо всякого умиления одергивает апостол: «Ибо если между вами зависть, споры и разногласия, то не плотские ли вы? и не по человеческому ли обычаю поступаете?» (1 Кор. 3:3).
Да, это человеческое — ибо религиозность есть человеческое чувство — искать источник освящения. Потянувшись ко Христу, люди обрели в Нем источник личного освящения. Великий источник. Но это ведь малая часть того, что Он может дать…
Ибо — это Тайны. Святые Христовы Тайны. Тайны Тела и Крови Христовой.
Ибо всякий раз, когда вы едите хлеб сей и пьете чашу сию, смерть Господню возвещаете, доколе Он придет. Посему, кто будет есть хлеб сей или пить чашу Господню недостойно, виновен будет против Тела и Крови Господней.(1 Кор 11:26–29)
Да — смерть твою возвещаем, воскресение Твое исповедуем! — восклицали те, кто присутствовал когда-либо на Литургии ап. Иакова. И слова эти обновляли наши души, готовя их к чему-то большему, чем «мне надо причаститься». Здесь Христос — а тебе все «надо»? Помолчи, несытая душа, помолчи, услышь Тайну. И неважно, постилась ли ты неделю, или вовсе не постишься. Не для «надо» пришли мы с тобой сюда.
«Вы собираетесь, так, что это не значит вкушать вечерю Господню; ибо всякий поспешает прежде есть свою пищу, так что иной бывает голоден, а иной упивается». (1 Кор. 11:20)
Великая разобщенность наша. Каждый — сам за себя. Каждый ищет пути личного освящения и борется, когда что-то ему мешает, ибо есть различные традиции этого личного освящения. Есть традиция строгая и редкая, есть традиция, спорящая с ней, ищущая частого общения со Христом, уединения с Ним как можно чаще.
А как же те, кто стоит вокруг? Каждый причащается для себя — а где же оно, одно тело, которое от одного Хлеба? Почему мы так разобщены? Чем мы отличаемся от благочестивых античных язычников, с благоговением участвовавших в мистериях? Там тоже каждый принимал личное освящение — так, во всяком случае, ему казалось, и радовался.
Его друзья тоже радовались — ну, и мы радуемся, когда наши друзья причастятся: «Ты, Маша, причастница? Ой, поздравляю! А я сегодня не смогла, ну, в именины уж непременно! Мне Причастия на две недели хватает, потом словно крылья опадают, уже снова хочется Причастия». «А мне, — говорит Маша с мудрой снисходительной улыбкой, — батюшка сказал, чтобы я месяц Причастие внутри себя хранила». «Да как же ты можешь целый месяц без Причастия?» — возмущается подошедший от «запивки» Миша. — «Мне никак недели-то без Причастия не прожить!»
Причастия. Причастия Святых Христовых Таин.
И снова это вечное в своей бессмыслице «я, мне, меня» за которыми Имя Христа просто выпадает. Мне надо — и я возьму. И если я не думаю уж и о Нем, то какое единство с окружающими меня? А ведь именно отсутствие этого единства апостол Павел указывал, как-то самое «недостойное причащение». Да, когда кто-то наелся, а кто-то голоден. Кто-то весел и многочаден, а кто-то нездоров и одинок. И у всех свои правила Причастия.
Причастия Святых Христовых Таин.
…Одна женщина — глубокий инвалид, как-то рассказала мне, что однажды ее на инвалидной коляске принесли к Чаше семеро человек. В храме были высокие ступени, для подвижников, а не для инвалидов. И чужие люди — она была одинокой — несли тяжелую коляску на руках…
«Когда я причастилась, я на их лица посмотрела — и увидела, что они-то все — как одной мамки дети! На лицо похожие, как братья да сестры родные!» — с радостью и удивлением говорила она об открывшемся ей опыте единства в Святых Тайнах Христовых.
…Тайны же Сына — и ведомы, и неведомы, и навсегда в них — Крест, гроб, тридневное Воскресение…
Твоя от Твоих. За всех и за вся.
«Не молю, чтобы Ты взял их из мира, но чтобы сохранил их от зла.
Они не от мира, как и Я не от мира.
Освяти их истиною Твоею; слово Твое есть истина.
Как Ты послал Меня в мир, так и Я послал их в мир.
И за них Я посвящаю Себя, чтобы и они были освящены истиною.
Не о них же только молю, но и о верующих в Меня по слову их, да будут все едино, как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино,- да уверует мир, что Ты послал Меня.
И славу, которую Ты дал Мне, Я дал им: да будут едино, как Мы едино.
Я в них, и Ты во Мне; да будут совершены’ воедино, и да познает мир, что Ты послал Меня и возлюбил их, как возлюбил Меня». (Ин. 17:15–23)