По поводу концепции единого учебника истории размышляет старший научный сотрудник Института российской истории РАН, кандидат исторических наук Игорь Александрович Курляндский
Игорь Курляндский, фото: Наталья Гилева
Концепция единого учебника, которая была представлена президенту на подпись, вызывает к себе неоднозначное отношение у многих. В том числе и у меня, как у историка. С одной стороны нельзя сбрасывать со счета, что в ее создании принимали участие видные ученые — историки из нашего института, уважаемые мной. И потому разные фрагменты концепции более тщательно научно проработаны, чем это было в предыдущих документах, которые давались прежде Министерством образования.
С другой стороны, многие трактовки советского периода, вызывают обоснованную критику исследователей: этот период наиболее непрост для общественного осознания.
В концепции представление репрессий получается несколько размытым. И вообще там нет понятия государственного террора, который реально существовал в Советском Союзе. Это не какая-то эмоциональная оценка, а установленный историками факт. Был государственный террор, когда уничтожались люди, граждане своей страны. Под словом «уничтожались» имеются в виду не только бесчисленные смертные казни. Людей отправляли в ссылки, в лагеря — по социальному, религиозному принципу; зачисляли в отряды так называемых лишенцев, когда люди теряли там не только избирательное право, но и право на какую-то нормальную жизнь. Право на жилье, на образование…
Миллионы людей попали в такую мясорубку. Это было связано с господством жесткой государственной идеологии: марксистской, как декларировалось, но большевики марксизм извратили, не говоря уже о Сталине, который дал уже совершенно вульгарную его версию. Всех дрессировали в этой идеологии, вдалбливали в головы ложь. Эта идеология не основывалась на глубоком знании, на подлинной науке, в ее основании было стремление обеспечить господство узкого круга вождей, партийной номенклатуры и так далее.
Об этом нужно думать в том числе, разрабатывая учебники истории.
Относиться серьезно к детям
К детям надо относиться серьезно. И стараться давать им максимум правды, честно подходить к отечественной истории. Не прятать какие-то факты, не стараться что-то лакировать. Важно говорить и о трагедиях, и преступлениях, и о достижениях. Всю правду, какая есть, какую мы знаем. Это особенно касается советского периода.
Важно растить поколение не циников, сторонников культа государства, а нравственных, культурных, просвещенных людей, а для этого следует исходить из христианского отношения к людям, из любви к ним. Нужно, чтобы изучая прошлое, ученики стремились встать на позицию жертв, а не палачей, если говорить о терроре, о репрессиях, о разных преследованиях.
То есть в нравственной оценке прошлого стараться следовать традициям великой русской литературы, смотреть на это прошлое с точки зрения униженной и оскорбленной стороны. А не с той точки зрения государственной целесообразности, когда у государства есть цель, и для ее реализации мы берем и уничтожаем один миллион человек, другой миллион человек… И люди для нас — это мусор или трава, их не жалко выбросить для устройства будущего справедливого общества, какого-то гипотетического рая на Земле.
Николай Богданов-Бельский, «Дети на уроке»
Вот в концепции учебника, в советском разделе я этого не увидел. Да, уже хорошо, что не умолчали о репрессиях, что нет там термина «эффективный менеджер», но в то же время Сталин не назван кровавым тираном, каким он в действительности был. Не сказано, что и первые лидеры большевиков — Ленин, Троцкий, Бухарин и так далее — были преступны, потому что они попирали нормы права и человечности во имя умозрительных целей реализации марксистской утопии.
Нет точных, правильных нравственных оценок послеоктябрьскому режиму там. И преступники не названы преступниками, палачи не названы палачами, а все представляется в виде такой бесконечной борьбы разных сил в обществе.
И я опасаюсь, что в этом едином учебнике тема репрессий может утонуть в теме достижений. Что Советский Союз будет представлен неким прекрасным и идеалистическим мифологизированным проектом.
Учебник должен быть не один
Мне кажется неправильной сама установка на единый учебник. Не должно быть какого-то общего для всех канонического текста, потому что, скажем, в девяностые годы были прекрасные авторские учебники. И в нулевые годы тоже.
А что мы видим сейчас? Если утвердятся тексты единого учебника, все учителя, какие бы они ни были хорошими, обязаны будут требовать, чтобы ученики готовились именно по нему. Они, конечно, могут что-то рекомендовать, но это рекомендованное будет лишь как дополнение к этому самому единому и обязательному курсу.
А учитывая ту сложность, которую представляет наша история, все свести к какому-то единому тексту, пусть даже его напишут какие-то блестящие специалисты, пусть они его напишут прекрасным, грамотным языком, — все равно будет неправильно. Единства в этом вопросе быть не должно.
Я не говорю, что надо все подавать в каком-то темном цвете. Например, эпоха застоя. Да, руководство страны вело курс на заморозки, на лукавый неосталинизм, когда Сталина не прославляли, но многие методы его использовались, например, осуществлялось жестокое и планомерное подавление инакомыслия. С другой стороны, под этой ледяной корой пульсировала очень многообразная жизнь. Дело даже не в том, что там рождались дети, было у людей свое какое-то счастье. В обществе были разные течения, очень интересная история диссидентского движения; история советского инакомыслия. Об этом тоже нужно рассказывать детям.
Если бы концепция было просто общим рекомендательным текстом для разных учебников, то это бы не было такой бедой. То есть, существовал бы стандарт, и — разные учебники.
Не нравится мне в стандарте и то, что не расставлены акценты в смысле этически-нравственных норм. Все-таки история — гуманитарная наука и когда говорят, что история — одно, а нравственность — другое, — это глубоко неправильно.