Егор Осетров: Жить как учил Экзюпери

Егору двадцать восемь лет, из которых вот уже почти десять он провёл в инвалидной коляске из-за травмы, полученной в автомобильной аварии. Он мог сломаться, но не тут-то было: после ДТП начал заниматься плаванием. Чуть не погиб во время артобстрела, чудом остался жив. Стал чемпионом Украины, получил звание мастера спорта. Сейчас Егор работает, активно помогает людям, участвует в проведении спортивных и приходских мероприятий. А ещё он мечтает открыть в Славянске детский дом для брошенных грудных детей.

Самое важное — у него есть возможность встать с коляски и осуществить свои мечты. Для этого ему нужен экзоскелет «Компаньон», стоимость которого — 400 тысяч гривен (около миллиона рублей). Мы познакомились с Егором благодаря его друзьям, которые мечтают помочь ему снова начать ходить. Разговаривали о прошлом и настоящем, войне и спорте, отношении к людям в колясках и проблемах современников.

Отличник, выпускник Суворовского училища, студент-международник

Я родился в Славянске в 1991 году в обычной семье. Мои родители занимались арендой коров: брали в государственном колхозе, выращивали и сдавали. Адский труд, но зарабатывали хорошо, отец в итоге построил большой дом. А потом пришёл весёлый 1991 год, всё обесценилось, им пришлось начинать с нуля. Мама работала на трассе поваром, отец был одним из первых «челноков». Что касается религии, то папа совершенно не набожный человек, реалист, а вот мама верующая, именно она посеяла первые зёрна веры в моей душе. Она брала меня в храм с маленького возраста, когда я мало ещё что понимал.

В школьные годы у меня было множество всевозможных занятий. Мама водила меня по кружкам, пыталась всячески развивать, хотя финансово мы тогда жили очень скромно. Я ходил на шахматы, занимался народными танцами, английским, позже — футболом. В девятом классе поехал в Киев, в гости к товарищу, который учился в Суворовском военном училище. Там был день открытых дверей, и мне понравилось всё: форма курсантов, паркет, здание 1915 года постройки в центре города. Я понимал, что наш Славянск не очень перспективный: в нём один педуниверситет, откуда выходят сотни учителей, которые потом работают на ксерокопии. Мне хотелось чего-то другого, поэтому я решил поступать в Суворовское училище.

Я очень хорошо учился, занимался спортом, поэтому превысил нормы для абитуриентов и поступил без проблем. Отучился два года. Помню 2007 год. Мне шестнадцать лет, Украине — тоже шестнадцать, и я в расчётном порядке роты барабанщиков открываю парад на Майдане. У меня сохранилось видео того парада.

После окончания училища я решил не идти по пути военной службы, а стать дипломатом, послом или атташе. Я гуманитарий, мне нравилось это направление. Самым престижным в этом ключе был Институт международных отношений Киевского национального университета им. Т. Шевченко. Я приехал туда. Престиж вуза был колоссальный. Представьте: студенты устроили бойкот, потому что не хотели ставить свои автомобили на стоянку рядом с авто преподавателей! Поступление в 2008 году стоило тридцать тысяч долларов, независимо от подготовки. Я бронелобый, всего добивался своими силами. На тот момент у меня были хорошие знания и даже неплохие научные достижения. Родители к тому времени решили финансовые проблема и могли найти средства на моё поступление. С другой стороны — родилась сестра, у меня в Славянске была девушка, к тому же мне не хотелось тратить время на проезд по Киеву, проводить жизнь в метро и маршрутках. В итоге решил поступать поближе к родному городу.

Я узнал, что в Донецком национальном университете есть специальность «Международные отношения». Решил туда поступать, параллельно подал документы на исторический факультет ДонНУ (специальность «Политология и международные отношения») и в Горловский институт иностранных языков — на романо-германскую филологию. В итоге поступил на международные отношения, но на контракт. Выбрал такую форму, потому что из двадцати бюджетных мест девятнадцать были распределены, а двадцатое полагалось девушке-льготнице. На истфак и филологию я тоже поступил, причём на бюджет, но, поскольку хотел стать великим послом в какой-нибудь тихой и солнечной южноамериканской стране, выбрал международные отношения.

Авария

Студенческая жизнь была насыщенной. Я учился, играл за сборную университета по футболу, ездили на турниры. Стал главой культмассового сектора, на мне была организация всевозможных мероприятий. Состоял в команде КВН «Тирамису» (к слову, это название я придумал), ездил на межуниверситетские соревнования клуба. В общем, лицо моё знали. Вместе с активом университета мы дважды в год выезжали отдыхать — летом в санаторий или на базу в Святогорске, зимой — в Карпаты. Всё было хорошо, пока на третьем курсе я не попал в аварию.

Шесть дней я не помню вообще. Когда очнулся — вижу, рядом со мной лежит мать. Я спросил: «Что со мной?» Она мне всё рассказала. Два месяца пролежал в больнице в Харькове. Дело в том, что авария случилась в Святогорске. Скорой помощи там не было, приехала одна машина из Славянска. Я был с девушкой, её первой вырезали из разбитого автомобиля и хотели уже везти на этой скорой. Там был отец моего друга, он говорит: «Вы что? Его тоже нужно забирать!» У меня давление шестьдесят на тридцать, слабость невероятная. К счастью, у друга в багажнике было одеяло, его постелили на пол скорой и меня, с переломом позвоночника и травмами, так и повезли в Славянск. Оттуда надо было меня куда-то отправить для операции, с этим тоже была целая история.

В Донецке было два лучших нейрохирурга. Случилось так, что проректор нашего университета нашла выход на одного, а мама — на другого. Они между собой рассорились, в итоге никто из них не захотел меня брать. А время было очень важно, чем быстрее меня прооперировали бы, тем больше было бы шансов на восстановление. За мной из Донецка несколько раз приезжала санавиация, но так и не забрала, потому что везти было некуда. Нам посоветовали искать другие варианты. В итоге родители нашли врача в Харькове, меня туда отвезли и прооперировали. Я пролежал там два месяца. Потом была вторая операция — и вот, наконец, выписка. Начиналась абсолютно новая жизнь — жизнь в инвалидной коляске.

Пловец, чемпион Украины, рекордсмен

Я приехал домой. Надо было оформлять группу инвалидности, пособие УТСЗН. Мне пришлось судиться, чтобы его получать. В пенсионном фонде сказали, что до двадцати трёх лет я вхожу в состав семьи, у меня нет пяти лет стажа, плюс я учился на дневном платном отделении — словом, денег мне не полагалось. Я судился, и мне по решению суда назначили выплаты — смешную сумму около восьмисот гривен. Коляску дали через год, а до того выдали костыли, в которых не было никакого смысла.

На второй год после аварии мама узнала, что у нас в Славянске есть бассейн, в котором тренеры, очень известные в стране, занимаются со спортсменами-паралимпийцами. Мы поехали туда, познакомились, меня посмотрели и сказали: «Парня любит вода, и парень любит воду». Так я стал заниматься плаванием.

Параллельно друг устроил меня на предприятие по экспорту зерновых. Я работал менеджером, постоянно висел на телефоне, делая сотни звонков каждый день. Мне надо было купить у фермера зерно и отвезти на элеватор. С каждой тонны мне платили какую-то сумму. С 9:00 до 17:00 я работал, потом меня везли в бассейн, где я тренировался. Через некоторое время на фирме возникли проблемы, в итоге меня сократили.

На тот момент я уже был неоднократным чемпионом Украины, установил несколько рекордов страны, три раза побил свой рекорд. Хотелось зарабатывать, и мы с другом начали делать резные свечи. Получалось очень красиво, но друг пошёл работать в полицию, а в одиночку потянуть бизнес я не мог: надо было не только делать свечи, но и ездить по городам, встречаться с людьми. Это было проблемой. Мы закрылись.

Я продолжал плавать и пытался попасть в паралимпийскую сборную. Чтобы пробиться туда и зарабатывать приемлемые деньги, нужно быть в восьмёрке мирового рейтинга. Я был пятым-шестым, в Европе — четвёртым. Должен был лететь в Марсель на классификацию, мне уже купили билеты, но в Киеве начался Майдан, и нас не выпустили из страны. Я вернулся домой. Началась неразбериха, тренеры разъехались, сборной у нас по факту тогда не существовало. Началась война.

Чуть не убило

Когда начались первые обстрелы, мою младшую сестру и бабушку отправили в Крым к нашим знакомым. Мы с родителями остались в Славянске. Думали, что это на несколько дней. Все говорили: «Зачем уезжать — может, завтра всё закончится!» — но ничего не закончилось. На Троицу меня чуть не убило.

Помню, что света, воды и газа не было. Воскресенье, скучно. Людей мало. После обеда я играл с соседом в домино на улице — надо было хоть чем-то себя занять. И вдруг — свист, за гаражами взрыв. Я на улице, в коляске, пытаюсь подъехать к подъезду, но два бордюра преграждают мне путь. К счастью, выбежал отец и затащил меня в дом. Мы сели с семьёй и стали думать, как быть. Наша квартира находилась в центе города. Мы понимали: если бомбят не окраины, а центр, дело плохо. В итоге собрали вещи, сели в машину и уехали. Под Дружковкой жил мой друг, тоже колясочник. У него дом был обустроен специально под его нужды, и из соображений удобства мы отправились туда. Два месяца жили там, потом в городе стало спокойно, и мы вернулись.

Как чемпион Украины стал работником городского центра занятости

Я снова начал плавать. Мне вновь и вновь обещали место в сборной. Я ездил на сборы, по два-три месяца жил в гостинице, тренировался. Два года назад мне предложили вакансию в центре занятости. Меня заинтересовало это предложение, с другой стороны — весной должен был решиться вопрос со сборной: я был пятым в рейтинге, всё должно было получиться. На тот момент я плавал семь лет и очень надеялся попасть в сборную, летом поехал на сборы, но — я опять не прошёл: какие-то проблемы, мне предложили приехать зимой. Я отказался. Решил: сколько можно? Позвонил другу, он меня забрал, и я через два дня вышел на стажировку в центр занятости.

После аварии я всё-таки доучился в университете заочно, я — бакалавр международных отношений. Высшее образование позволило мне работать в центре занятости. До работы мне очень удобно добираться: десять минут на коляске, пандусы, лифт на рабочее место. Для меня — просто идеально: вы же знаете, как у нас в стране с инфраструктурой. В нашем городе я могу на коляске попасть только в библиотеку и пенсионный фонд. Никуда больше: ни в одну аптек, ни в один супермаркет. Перед исполкомом есть пандус, за которым ещё четыре ступеньки. В других местах пандусы тоже есть, но по ним физически невозможно даже спуститься, не говоря уже о том, чтобы подняться. А сколько таких, ширина которых меньше ширины моей коляски?

Как не обозлиться и не отчаяться

После травмы самое сложное — пережить первый год. Кажется, что люди смотрят как-то иначе, да вообще — все на тебя смотрят. Ты ничего не чувствуешь ниже пояса. С одной стороны — понимаешь, что жизнь разрушена. С другой — я только два года назад осознал, что — всё, теперь я в коляске. Это — моя реальность.

Я ни на кого не был зол. С детства меня приучили: виноват — отвечай. В том, что со мной произошло, никто, кроме меня, не виноват. Я был за рулём машины, я врезался в дерево. Теперь надо отвечать за всё, что произошло. К счастью, я виноват только перед собой, отвечаю за случившееся каждой минутой боли. Обвинять Бога или других — это глупость.

Когда в жизни происходит что-то, кардинально меняющее жизнь, прежде всего надо постараться понять: всё так, как есть. Можно просить у Бога помощи, это правильно: дают тому, кто просит. Но важно принять ситуацию такой, какая она есть на этот момент. Если тебе что-то не нравится, тогда придётся повлиять на то, как складывается твоя жизнь, придётся предпринять какие-то действия, чтобы изменить то, что не устраивает. Но сначала — принять. Наверное, это и называется смирением.

Я работаю в центре занятости, и через меня проходят представители всех слоёв общества, от студентов до людей пожилого возраста. Я работаю на передовой, если можно так сказать, и вижу, что главная проблема людей — они верят, что если будут мечтать и просить, желаемое упадёт им на голову. Молодёжь не хочет добираться до работы десять минут, в то время как ровесницы моей мамы ездят из других городов каждый день! Все мечтают — и ничего не делают. Думаю, залог успеха в том, чтобы и мечтать, и делать. Если только упорно трудиться, без мечты, ничего не получится — будешь только работать, и всё. Если только мечтать, тоже ничего не произойдёт. А вот мечтать и работать — это простой и действенный рецепт успеха.

На момент аварии у меня была компания в двадцать пять человек. На данный момент из той компании я общаюсь с двумя людьми. Все остальные рассеялись в течение полугода. Но я считаю, что остаться с двумя друзьями — это много, это подарок: их не надо проверять. Это те самые настоящие друзья, которые как мать, жена, любимый человек.

Раньше я писал стихи и прозу. Теперь, как бы плохо ни относился к деньгам, понимаю, что они нужны. Нельзя существовать в социуме, не зарабатывая. Поэтому, вопреки желанию стать поэтом, писателем или журналистом, понимаю, что этим в нашей стране много не заработаешь. Превратить эти увлечения в хобби тоже не могу: не хватает времени. В восемь утра я сел в коляску и поехал на работу. В пять вечера вернулся и помогаю отцу с бухгалтерией. Позже помогаю другу, работающему в компании, благодаря этому тоже имею доход. В итоге я из коляски выбираюсь после девяти вечера, это очень тяжело. Конечно, хотелось бы играть на гитаре, писать тексты и этим зарабатывать, но пока это сложно.

Если хотите помочь

Если хотите помочь людям с инвалидностью, надо интересоваться их проблемами и пытаться помогать в их решении. На этом пути двигаться по всем направлениям: писать в городской совет, областной совет и выше. Одновременно найти организацию, занимающуюся помощью, участвовать в грантах на постройку пандусов, например. В каждом городе есть общество инвалидов, есть их представитель в горсовете и управлении труда и социальной защиты. Хотите, чтобы в городе появились нормальные пандусы? В идеале надо обращаться в УТСЗН (собес), в департаменты коммунального хозяйства, градостроительства и архитектуры. Сейчас по закону вам должны ответить на запрос. Пишите — и, возможно, будете услышаны. С этими ответами можно идти дальше и выше.

Мне так область построила пандус. Я дважды обращался к нашему мэру, сидел с ним за одним столом, и он мне сказал, что денег на пандус нет. Я говорю: «Хорошо! А будут они когда-нибудь?» Мне сказали прийти в течение следующего месяца. Я пришёл снова, но денег по-прежнему не было. Я попросил дать мне письменный ответ, чтобы с ним можно было обратиться в обладминистрацию и меня снова не отправили к мэру. В итоге после обращения в областную администрацию мне всё-таки построили пандус. Причём просто идеальный пандус для колясочника, его нужно показывать везде, чтобы люди знали, какими они должны быть.

Мечта номер один: побежать и вернуть былые возможности

Моя главная мечта — конечно же, однажды подпрыгнуть, побежать и вернуть возможности, которые у меня были раньше. Вернуть полноценность, ведь с тех пор остались незавершённые планы, которые сейчас невозможно воплотить. Невозможно не потому, что ищешь оправдания — так тоже бывает, очень тонкая грань между оправданиями и реальным тобой — а потому, что есть мечты, которые возможны только здоровому человеку и недоступны человеку на «колеснице».

Люди говорят: нельзя называть инвалидов инвалидами, даже законодательно нас правильно называть «лица с инвалидностью». Я считаю — называйте как угодно, хоть «селёдка», инвалидам всё равно. Никому не станет легче, лучше или приятнее. Разве кто-то выздоровеет, если его будут по закону как-то иначе называть?

Что касается экзоскелета — я не сомневаюсь, что собрать сумму на него возможно. Но надо смотреть на вещи реально: сколько это будет длиться? Строить столь далеко идущие планы я не могу, поэтому не особо надеюсь. Надо быть мудрым и понимать, что за несколько лет, пока будут собирать деньги, всё может измениться. Как знать — может, их через некоторое время бесплатно будут раздавать или придумают суперклей для спинного мозга, и нужда в экзоскелете отпадёт? Я не хочу разочароваться, поэтому не очаровываюсь.

Мечта номер два: воспитать хотя бы четверых пацанов

Моя вторая большая мечта — это детский дом для брошенных грудных детей. Я даже встречался с губернатором и властями в Днепропетровске, чтобы узнать, как можно его построить и всё организовать. Выяснилось, что система наша сейчас такова, что это практически нереально. Я не вижу путей, чтобы найти средства, необходимые для этого начинания. Это не один десяток миллионов гривен — просто для того, чтобы нам дали никому не нужное здание. Сейчас такие правила, и рычага, чтобы эти правила изменить, нет.

Да, мне хотелось бы воспитать хотя бы четверых пацанов. Дать им образование, вырастить в любви. Мы с другом пытались добиться, чтобы нам дали здание, которое никому не нужно. Когда нам озвучили какие-то совершенно нереальные суммы, я взорвался, попытался объяснить, что мы ничего не хотим для себя, просто — вырастить в любви нескольких детей, дать им образование, воспитать. Но от моих слов и гнева сумма не изменилась, мы уехали ни с чем. Так что пока это только мечта, но мы с женой делаем всё, чтобы воплотить её в жизнь.

Я убеждён, что каждый человек может оказать помощь тем, кто в ней нуждается. У нас в Славянске, как и по всей Украине, брошенные груднички до трёх лет живут в больнице, в детском отделении. В городе нет детских домов, приютов, никакой инфраструктуры. В этом отделении постоянно что-то нужно: то яблоки, то присыпка, то подгузники. Мы на работе почти каждый месяц собираем по двадцать гривен. Для работающего человека это не много. Нас пятьдесят шесть, и если каждый сдаст по двадцать гривен, получится около тысячи. В прошлый раз для отделения попросили купить зелёных яблок. На тысячу гривен можно их закупить на месяц вперёд. И вот такие маленькие добрые поступки делают мир таким, каким он должен быть. Надо только побороть свою лень, поставить цели и, как говорил Экзюпери, маленькими шагами идти к их осуществлению.