Всего у Елены Львовны шестнадцать детей, при этом кровных – двое. Четверо старших приёмных уже взрослые, живут отдельно, двое создали семьи. Так что в Твери у мамы Лены подрастают двое внуков. Старшей дочке, минувшим летом поступившей в институт как раз на противоположном конце Москвы, семья решила снять жильё поближе к месту учёбы. Остальные одиннадцать носов по очереди то и дело заглядывают в дверь кухни, где мы попытались уединиться, – папа принёс из магазина продукты, кто-то разбил часы, кто-то просто соскучился по маме.
«Мама, поехали за сестрёнкой!»
В 2002 году я уехала из Москвы в Тверскую губернию, в деревню. Уехала ради своих родных детей, чтобы они безопасно бегали ножками по траве, дышали чистым воздухом, а мне не приходилось их жестко по часам контролировать.
Потому что когда мы жили в Москве, мне приходилось водить детей в парк через четыре дороги. То есть в городе отпустить их гулять безопасно я, конечно, не могла. И мы уехали жить в деревню, купили там домик.
И вот после детского садика моя старшая дочка попала в такой эмоциональный вакуум. И всё время было: «Мама, мама, мне скучно, мне не с кем дружить. Когда ты выйдешь замуж, когда ты родишь сестренку?»
Сначала я ей парировала, что у нее есть брат. «Нет, он маленький, он мальчик, а я хочу девочку, хочу с ней в куклы играть». Тогда я ответила: «Дорогая моя, если я рожу, играть в куклы с этой девочкой ты будешь еще очень нескоро. Скорее уже замуж выйдешь, пока она вырастет. А большую девочку можно взять только в детском доме».
Я сказала это чисто теоретически, а она вот, простите, села мне на голову и целый год плешь проедала: «Поехали за сестренкой».
Когда мы освоились в деревне и вместе со знакомыми делали первую новогоднюю сказку, то увидели, что деток действительно нет. То есть, либо совсем грудные, либо уже взрослые, а вот садиковского возраста особо не было.
Единственная местная девочка, с которой тогда подружилась моя дочь Веста, водилась с ней исключительно за гостинцы. И пока дело было на уровне конфеток, дружба как-то клеилась. Но потом девочка стала шантажировать: «Пускай твоя мама покатает меня на машине или на лошади…». И вот тут вопрос о сестрёнке встал с особой остротой.
Я каждый раз объясняла дочери, что это не игрушка, что невозможно сейчас взять, потом не играть, сейчас ты с ней дружишь, завтра не дружишь, так не получится. Что эти детки, как правило, уже травмированы, у них грустные судьбы. И что, если будет сестра, значит, будет сестра уже навсегда. Она как ребенок, понятно, не думала о последствиях.
Но хочу сказать, что в трудные минуты, которые потом возникали у них в отношениях, я ей постоянно напоминала, что за эти отношения в ответе не только я. И, как выяснилось потом, Веста многое-многое терпела.
«Будет, кому продукты есть!»
В то время я занималась прямыми продажами бытовой техники. И после переезда ничего не бросала, продолжала работать.
Сначала купила трехкомнатный дом, ещё веранду сразу утеплила. Потом, чтобы познакомиться с местным населением, купила животных. Потому что люди между собой общались, когда выгоняли коров и когда их собирали, больше мест для общения не было. И вот, чтоб познакомиться с людьми, я купила сначала корову, потом какая-то девочка меня уговорила купить лошадь: «Я, – говорит, – буду помогать».
Кончилось тем, что у нас появилось довольно большое хозяйство: добавились поросята, куры, гуси. В доме стало много молока, и творога, и сметаны, и масла. Маслобоечку я купила. В общем, не знали, куда девать продукты, я их раздавала по друзьям, по знакомым.
И когда вопрос возник о том, что мы возьмем детей, я говорю: «О, будет хоть кому есть вкусные натуральные продукты!» В общем, это был уже взвешенный шаг, после того, как мы год обжились, обустроились.
Мы – это я и няня. Из Москвы я привезла няню, которая появилась в нашей жизни буквально в последнюю неделю и очень сильно помогала. Если бы не она, у нас, например, в первый же год не появилось бы зелени.
А она тогда сказала: «Лена, ну как это: в деревне – и зеленушку не посадить?» А там был такой бурьян, просто лес сухостоя, и я, городская, не представляла себе, что с ним делать.
«Да это все мелочи, смотри – раз-раз, ломаешь». И правда, она мне показала, мы всё тут же переломали, сожгли, частями раскопали, и у нас с первого года была своя зелень, свой укропчик.
«У нас действительно детский дом»
Мы переехали 17 апреля 2002 года. И в 2003 году у нас появились первые двое детей – брат с сестрой, Маша с Димой. Теперь Маша уже взрослая. В 11-м году мы ее продали замуж. Ну, как положено, выкуп невесты был. Сейчас полтора года Ярику, моему внуку.
В 2005 году мы взяли Сашу, которому сейчас пятнадцать лет. Мы его взяли, потому что как-то так получилось, что Маша тогда очень резко выросла и стала невеститься. Весту она как сестру, так и быть, гулять с собой брала. Брата брала; брат родной, куда ж от него денешься. А вот Миша маленький – «ты, малявка, с нами не ходи».
И вот в очередной Новый Год, когда мы ставили новогоднее представление, четырехлетний ребенок садится со мной рядом и говорит: «Мама, ну посмотри, все с друзьями, все компаниями, я один как сирота».
И, как сейчас помню, 3 января 2005 года мы сели на семейный совет. Я говорю: «Давайте подумаем, что же делать. Надо, наверно, Мише, братика или сестренку взять».
Первая реакция была у Маши: «Что? Это детский дом будет!» А я ей говорю: «Ну, если убрать ваши негативные ассоциации, у нас действительно детский дом. Потому что мама живет, получается, только ради детей».
Я еще не была замужем. Няня тогда уже ушла, потом была другая, а в итоге мы своими силами стали справляться. И я Маше говорю: «Доча, обрати внимание, у тебя в сельской школе есть друзья. В городской школе, куда ее перевели, тоже появились друзья. Но ты же создала ситуацию, что Миша себя чувствует очень некомфортно. Вы его постоянно не берете с собой гулять. Поэтому давайте как-то без эмоций, а серьезные аргументы — кто против и почему».
Потом, смотрю, ребята стали ко мне подходить: «Мам, ну вообще, да, конечно, Мише скучно, одиноко». Маша, Дима и Веста – все ко мне подошли. А Миша определился с полом. Говорит: «Хочу с мальчиком в машинки играть».
Саша. «Исследователь»
И мы взяли Сашу, он один-единственный во всей базе Тверской области оказался подходящего возраста. Но хоть мы его брали в пять лет, получилось, что мальчик абсолютно не знал быт, не умел играть. Понимаете, абсолютно.
Он с нуля жил в госучреждениях, и вот всё, что в год проходят дети дома, он начал проходить в пять лет. То есть он скрутил и сломал дома всё, что можно, потому что изучал. Не сломал стиральную машину, но только потому, что её нельзя открыть в рабочем состоянии. Он просидел около нее больше месяца, взломать её не смог, и на этом успокоился.
Но все телевизоры, магнитофоны, даже плиту и котел газовый сломать попытался. Чтобы он нас не взорвал, я просто однажды взяла его руку в свою, включила газовую горелку и наши две руки опустила в пламя. Чтобы ребенок понял, как это опасно. Говорю: «Тебе больно, тебе горячо?» Он: «Да». Я говорю: «Ты понял, как это опасно? Не подходи к плите больше близко».
То есть, то, что ребёнок проходит в год, он прошёл в пять, но, естественно, в больших масштабах, потому что доставал до всего. Если в год можно что-то убрать повыше, то здесь убрать было невозможно.
Он уже потом признался, что на него однажды упал телевизор, и он еле-еле его удержал. Хорошо ещё, бабушка успела подскочить. (К тому времени я уже перевезла из Москвы бабушку, свою маму).
Такой период был у Саши. И так получилось, что он совершенно не умел играть. У них сразу как-то не завязались отношения с Мишей, потому что Миша его звал играть, а Саша бежал в другую сторону. Миша говорит: «Пойдем кататься», – а он опять в другую сторону. В общем, такой одиночка.
Кстати, Саша до сих пор такой же по жизни. Он любит только индивидуальное общение — побеседовать один на один с максимальным вниманием. В коллективе он тоже не очень, выполнять коллективную работу – это не для него.
Володя. «Я буду хорошо себя вести»
В этом же году нас попросили, мы взяли большого мальчика семнадцати с половиной лет, Володю. Он тогда окончил училище по профессии автослесарь сельхозтехники. И его отправили по месту прописки. А там, собственно говоря, ни дома, ни дверей, ни окон.
То есть дом стоит, но без окон, без дверей, без пола, без отопления, без света. И куда ему деваться? В армию не берут – нет восемнадцати лет. На работу тоже не берут. Повис пацан между небом и землей.
И меня попросили на полгода взять над ним опеку, чтобы помочь ему получить второе образование, с общежитием. Потом, вроде как, армия. В общем, как-то ребенка проволохать без жилья надо было.
Естественно, уже взрослый парень. Я говорю: «Пускай приходит, познакомимся, пообщаемся». И, когда он приехал, я ему честно сказала: «Вот посмотри, Володя, у меня четыре иждивенца, мама-инвалид, ты будешь шестым. Если по-хорошему, по-доброму, по-честному будешь вести себя в семье, то всем, чем смогу, тем тебе помогу. Ну а если нет, то лучше тогда скажи сразу. Я, естественно, не буду тебя ни уговаривать, ни убеждать, ни заставлять». И он говорит: «Я буду себя хорошо вести».
Потом, уже после оформления документов, оказалось что он дважды условно судим, курит, баловался алкоголем. Но в нашей семье, видя положительный пример уже моего нынешнего мужа, он себя вёл хорошо.
В клубе
Я занялась восстановлением сельского клуба ради детей, потому что досуг проводить было негде. Несмотря на то, что у нас большой дом, зал был небольшой, всего четырнадцать метров.
И мы начали ставить спектакли, театральные постановки, какие-то танцы. Когда они стали заниматься в школе, их друзья из других семей, втянулись тоже. Поэтому королевство было маловато, пришлось переходить на сельский клуб.
А там: разбитые окна, нет дверей, которые закрываются, нет света, отопления. Вот уже Вячеслав, мой супруг, помог сделать проводку. А что толку? Когда дождь пошел – всё опять коротнуло. Начали ремонтировать крышу.
В общем, я перестала ремонтировать свой дом, стали ремонтировать этот сельский клуб. Первые деньги, что нам дала депутат – шестьдесят тысяч, – ушли на материалы, а все остальное сделали собственными силами.
Потом, правда, стали подтягиваться добрые люди, которые в ущерб своих доходов брали только по самым минимальным себестоимостям за материалы. Пластиковые окна один предприниматель поставил нам буквально за каких-то тридцать тысяч. Если учесть, что эти окна огромные – это символическая плата. Но, тем не менее, их тоже надо было найти.
Бизнес к тому времени я закрыла, потому что было нереально ездить из деревни в Москву и обратно. Какие-то доходы давало уже хозяйство. Плюс потом уже нашла работу в Твери.
Поэтому от этих клубных затрат страдал уже свой дом, крышу не поменяла. Но, тем не менее, на наш век хватит. Главное, было очень интересно, есть, чего вспомнить.
Какие спектакли мы ставили! Притом, что в клубе мы так и не смогли осилить отопление. Надо было сразу вложить очень большие деньги, порядка двухсот пятидесяти тысяч. И ни администрация, никто не могли найти эти средства. А у меня потом уже возник какой-то протест, что никто из властей не хочет помогать восстанавливать этот сельский клуб.
И вот на 23 февраля мои девчонки и их подружки готовили концерт для мальчишек. Танцевали восточный танец, индийский. Я купила красивые костюмы с монисто. А оно такое всё шифоновое, и подразумевалось, что танцуется босыми ногами. И сколько я ни уговаривала их надеть носочки, они протестовали: «Теть Лена, это будет ужасно».
Я принесла в этот клуб ковер из дома, положила на пол. Ну, представляете, на улице минус двадцать, внутри клуба всего лишь плюс два. Несмотря на то, что я закупила тепловые пушки, мой муж, как мог, усилил проводку, и мы всё это топили. Но, тем не менее, всё выхолаживалось моментально.
У меня наворачивались слезы, когда я видела гусиные ноги девчонок, которые босиком на ковре танцуют этот восточный танец. А все зрители сидят в шубах.
Это настолько зацепило мое самолюбие и какую-то гордость, и жалость. Такой ком стоял, что я сказала: «Если не будете делать отопление – уйду из клуба, работать больше не буду». И всё равно никто не шевельнулся.
Ну, если я сказала слово, значит, я его держу. Поэтому я ушла.
А в 2010 году продав мамину однокомнатную квартиру в Москве, мы построили десятикомнатный дом в Твери и переехали, потому что всё дополнительное образование было в Твери. А из деревни мы на двух машинах едва успевали, возили с мужем детей.
«Он тебя с четырьмя детьми полюбил!»
В момент окончательного решения о переезде в деревню мой первый муж сказал, что он туда ехать не хочет. То есть: «Я подумал и решил, что мне будет там скучно».
После чего я, естественно, ответила: «Тогда давай разводиться, потому что я в переезд вкладываю ощутимые деньги. Раз ты не хочешь вкладывать туда ни руки, ни время, ни внимание, ни деньги, потом все это делить. А смысл?»
Так что в деревню я уехала уже холостая.
Со вторым мужем мы познакомились как раз в 2003 году, когда я брала первых своих детей. И моя подруга была в шоке: «Горбачёва, ты только вдумайся, он тебя с четырьмя детьми полюбил!»
Она была этим шокирована и потрясена. Но у меня как-то сомнений не возникало, что меня и с десятью детьми любить можно, я в себе всегда была уверена как женщина.
Всё случилось, как всегда, неожиданно. Был очень короткий перерыв, когда я была без машины. Я ехала рейсовым автобусом, а он хотел пройти мимо, а потом решил вернуться и сесть рядом. Естественно, спросив разрешения, хотя мне было непонятно: казенные места, пожалуйста, садитесь.
А потом его удивил заголовок в газете, которую я читала. Ну, и слово за слово, мы разговорились, потом долго-долго беседовали, до самой Москвы ехали.
И он спрашивает у меня телефончик. Даю ему визитку. А я ведь была специалистом по рекламе, рекламировала технику, и у меня была задача найти клиентов. То есть, понимаете, моя работа была – раздавать визитки и телефоны свои.
И я так, шутя, ему говорю: «Да я только тем и занимаюсь, что телефоны раздаю. Пожалуйста, телефон». И он потом рассказывал: «Я всю ночь измучился, как это она телефоны всем раздает, – никак не мог понять».
На следующий день напросился приехать ко мне на работу. Приехал, посмотрел, как я работаю. Потом говорит: «Я поеду тебя провожать». Отвечаю: «Знаете что, молодой человек, это традиционно мужчины провожают женщин, а мы с вами будем нетрадиционно общаться – я сама вас поеду провожать», – и поехала.
Потому что в разговоре, оказалось, в его краях живет моя подруга. И я думаю: «Сейчас я его провожу, заодно подругу навещу, полялякаю с ней, давно не виделись».
Но получилось так, что я поехала провожать его в Люберцы, потом позвонила подруге, а она стала мне объяснять свой новый адрес. Он услышал: «Как? Ты едешь неизвестно куда поздно вечером?» В общем, поехал к подруге провожать, потом обратно провожать – всё, прицепился, называется.
«Чем тебе помочь?»
Только познакомились, буквально через два дня я покупаю новую машину. А потом ещё говорю, что сейчас оформляю двоих приемных детей. Он, конечно, был очень удивлен и говорит: «А зачем это надо? Не понимаю. Странно как-то».
Ну, а у меня комплексов нет, и, как вы уже догадываетесь, за языком в карман я не лезу. Я ему прямым текстом и говорю: «Тебя забыла спросить. Тебе какое дело? Это моя семья, чего хочу, то и делаю».
Он был потрясен, шокирован, и, видимо, любопытство стало его разъедать. И он стал набиваться в гости познакомиться. Посмотреть, как это женщина с четырьмя детьми живет одна в деревне. Ну, это я так немножко утрирую, конечно.
А когда Слава приехал в гости в первый раз, я была потрясена другим моментом. Он был потрясен тем, что я одна с четырьмя детьми справляюсь, а я была очень удивлена его поведением. Потому что, когда он приехал, первая фраза была: «Чем тебе помочь?»
По дороге из магазина папа зашёл в аптеку — получилось два лишних пакета
Я была настолько растеряна. Своего первого мужа я не могла раскачать на подвиги одиннадцать лет.
То есть, он развлекался тем, что учился в институте, брал от случая к случаю подработки и совершенно не напрягался по поводу того, чем семья живет, и чем она вообще дышит.
Когда я вынуждена была нанять няню, потому что надо было идти работать, она говорила мне: «Лена, я однажды не выдержала, спросила: «Виктор, а почему Вы не работаете?» А он отвечает: «А зачем? Ленка работает»». Собственно, вот почему я не пожалела о разводе.
А Слава, Вячеслав, приехал, и в первую очередь: «Чем помочь?» Я настолько растерялась, мне столько всего надо было помочь. Я думала, что я его просто испугаю своими желаниями. И он тогда говорит: «Давай, картошку почищу, чтоб поужинать».
Знаете, мне хотелось схватить фотоаппарат и устроить фотосессию, потому что красивый мужчина в белоснежной майке стоит и чистит картошку. Я такого эксклюзива никогда нигде не видела.
Конечно, это поразило тогда. И его отношение – чем помочь, и без проблем вкусный обед.
Мы сейчас живем, и если я вынуждена уехать на день по работе в Тверь или в гости, я знаю, что у меня дети будут накормлены, и всё будет дома спокойно, гармонично.
Долго, лет пять, наверно, он ухаживал, потому что официально был еще в браке с другой женщиной. И, естественно, когда всё выяснилось, хотя он совершенно искренне мне об этом сказал, я ответила: «Нет-нет, до свидания. Значит, не судьба». Но, как ни странно, выяснилось, что там он жить уже не может.
На самом деле, они три года уже жили порознь, то есть, даже в разных странах. И когда она приехала, прямо аж дернулись друг от друга, настолько были чужие.
Сложные отношения были долго. Причем много раз я ему говорила: «И ради детей люди живут, уходи…» Но потом как-то всё разрулилось, слава Богу. Помню, приехала его мама, и говорит: «Он к тебе приходит, дети чужие, а все его встречать бегут: «Слава приехал», – обнимают, целуют».
Я так поставила, у нас это принято, даже если мы просто выйдем… Вот я вас пойду провожать, приду – и будем все целоваться: «Мама пришла». А в его первой семье вроде, родные люди, а никто не встанет, не поцелует, ужин не подаст, все сами по себе…
Конечно, были у нас моменты сложные и обоюдно мучительные, слезные. Я даже делала вид, что уехала в другой город жить, чтоб расстаться. А его первая супруга, думала, что я к бабкам ходила, заговаривала, еще что-то. А я говорю: «По-моему, сильней приворота, чем любовь, нет». Если просто любишь то делаешь, чтоб человеку было с тобой хорошо.
Я всегда и на школах приемных родителей мужьям и женам говорю: самая большая работа – это семья. И если вы понимаете, что у вас игра в одни ворота, значит, это не семья.
«Надо? Запишем!»
До 2008 года мы как-то не расписывались, даже после его развода жили гражданским браком, так, по инерции. А потом Слава как-то очень по-мужски поговорил с Димой, нашим старшим приёмным сыном, который подрос. Что-то заступился за меня: «Как ты матери нагрубил?»
А потом Слава уехал в командировку, а Дима приходит и мне говорит: «Мама, а почему он позволяет себе на меня голос повышать, кто он мне такой?» Я говорю: «Я тебе приемная мать, а он приемный отец». – «А где это написано?» – «Надо, чтоб было написано? Напишем!»
Позвонила Славе, говорю: «Слав, похоже, нам с тобой пора расписаться. Если он в двенадцать лет такие вещи говорит, что же будет в пятнадцать, в восемнадцать, в двадцать?» А Слава: «Ну, ты тогда всё узнай, а там будет видно».
Я поехала в ЗАГС, узнала, когда свободные числа есть, чтобы можно было расписаться без очереди. Слава говорит: «Чего 25-го ждать? 10-го и пойдем». И так получилось, что мы нашли симпатичную кафешку, где очень по-семейному, так уютненько, отметили нашу свадьбу близким кругом в 33 человека.
И, опять же, у нас очень у многих детей осенью дни рождения, Новый год, потом у папы зимой день рождения, у девочки Маши, которая к нам в 10-м году пришла, опека попросила её взять. Потом весной дни рождения у бабушки, у меня. А летом у нас вакуум, праздников не было, тортик не было повода скушать. И вот с 2008 года мы отмечаем летом день свадьбы.
Мамина арифметика
В этом году у нас пополнение, столько июльских, августовских деток. Мы должны были по проекту пятерых детей взять, а взяли шесть, потому что там четыре ребёночка из одной семьи.
В 11-м году, когда мы Машу замуж продали, Дима у нас ушел жить в общежитие в училище. И нам тут же позвонила опека: «Возьмите двух мальчиков». Так в 11-м году появились два брата, Ярик с Тимошей. И Маша, которая в 10-м году пришла. Получается, она уже давно в семье, четыре года. Плюс Саша, они уж сдружились, давние, получается.
Если одного ребеночка брать, среди такого мощного кланового коллектива ему тяжело было бы адаптироваться. И мы решили, что надо брать брата с сестрой. Поэтому взяли Сашу и Катю, и в этом году у нас получилось шесть детей.
Весте исполнилось восемнадцать лет. И у нас в этом году еще девочка была. В 2012-м году мы брали из детского дома четырнадцатилетнюю Настю, но она очень просила остаться в Твери, потому хорошо адаптировалась и сдружилась в колледже.
Настя, Маша и другие. «Кто в стае вожак?»
Она поступила в колледж и говорит: «Мам, представь, когда я к вам пришла, у меня была уже седьмая школа». То есть, за девять лет учебы девочка поменяла семь школ! А это ж каждый раз приспособиться, сдружиться, научиться понимать учителей надо, которые чего-то от нее хотят, да?
А здесь, в колледже она себя чувствовала очень успешной, училась на «4» и «5», и всё у нее получалось, даже сложнейшая математика, с которой мы в девятом классе хлебнули с ней. Два репетитора с ней занимались, и она на тройку сдала итоговый экзамен. Правда, на такую хорошую тройку, честную.
И это был большой подвиг, потому что, когда мы Настю взяли в девятом классе, она в первой четверти получила двадцать четыре двойки по всем предметам сразу. И это при том, что девочка очень умненькая, много читает, элементарно всё воспроизводит. Но три года в детском доме полностью атрофировали мозг и желание учиться.
До одиннадцати лет она была под опекой у бабушки. Потом, как часто бывает… не знаю, как по Москве, по Твери 43% возвратов происходят из семей опекунов – бабушек, дедушек, которые брали под опеку своих внуков.
Начинается переходный возраст, и на чувстве жалости отношения уже не выстраиваются. Вы сами знаете, в переходном возрасте нивелируется авторитет родителей, а уж бабушки – тем более.
Энергии у бабушки мало, и она не может показать, кто в стае хозяин. И подростки начинают дурить. А в подростковом возрасте очень важна твердая и уверенная рука. Я бы, может, даже сказала бы, жесткая, если ребенок этого требует – провокации устраивает. И может, где-то надо даже и жестко поставить.
Да, такие чисто звериные вещи начинаются, особенно если дети попробуют сигареты и алкоголь. Я всем родителям говорила: если у вас попробовали – держите ухо востро, понесет.
Закрытых шкафов в доме нет — берегут каждый сантиметр пространства. Открытые полки и вешалки
Был случай, я свою старшую Машу жестко удержала — реально отлупила её ремнем и сказала: «Ты будешь делать, как мать тебе велела. Пока я твой опекун, ты будешь делать…» Она рыдала, звонила инспектору по опеке: «Я не хочу больше жить в этой семье».
Я своему инспектору по опеке тогда так и сказала: «Вы знаете, баба с возу – кобыле легче. С глаз долой – из сердца вон. Пускай идет. Но меня заедает профессиональная гордость. Я считаю так, на переправе коней не меняют. Пускай она до лета доучиться в училище первый курс, а летом пущай едет в детский дом и сидит там за дверями. Тогда всё будет по-честному и по-правильному».
Её на первом курсе тоже понесло, она вдруг сравнила: у мамы ей дают 5000 рублей, плюс продукты, а детдомовским девчонкам давали 6500, и никакого контроля. А мама за каждую копеечку требовала отчет: на что потратила.
Она мне как-то звонит на неделе: «Мам, у меня деньги кончились, дай!» А мы ж с ней вместе сидели, посчитали бюджет, сколько ей надо на дорогу и прочее. Я и говорю: «Доча, а куда ж ты деньги дела?» Говорит: «купила кассеты с магнитофоном». Я ей: «Вот их и жуй». То есть, у меня в этом отношении строго, не забалуешь. Она затаила обиду.
А детдомовские гуляли, болтались, прогуливали уроки, и никто им ничего сделать не мог, потому что есть обязательства вытащить этих детей, втюхать им образование, хотят они того или нет.
Это был, наверно, ноябрь, если не октябрь. А в январе, как ни странно, она мне сказала «спасибо», что я её вернула домой из общежития. Потому что всех этих красавиц, которые с нею болтались, отчислили. Говорят, они просто стали носить наркотики, и душа руководства не выдержала всего этого безобразия.
Хотя, конечно, у меня тогда были переживания, может, я перегнула палку, схватившись за ремень. И Слава, которого в детстве очень жестко бил отец, всегда старается словами-словами. Из-за этого, кстати, и Дима у нас немножко неправильно всё трактовал.
Я Славе говорю: «Я всё понимаю, ты дал себе слово, но пацану, извините, по жопе дать можно, если он этого заслуживает, потому что иначе он не будет тебя как отца воспринимать». И сейчас, конечно, Слава немножко по-другому смотрит.
Понятно, что особо мы детей не бьем, но бывало. Мише один раз досталось. Сидит – ни в какую: «Не буду делать уроки» — и всё. Быковал-быковал – и получил подзатыльника чуть-чуть.
Но сейчас я уже родителей учу: можно воспитывать без кнута, действительно можно. Но для этого надо успеть быстро создать такую привязанность, чтоб один твой расстроенный вид был для ребёнка хлеще кнута. Но это приходит с опытом, так умеют далеко не все родители.
Нужно учить людей быть родителями, особенно приемными. Потому что дети идут с большим багажом негатива. Мы любим своих детей, но они же периодически пытаются перессориться между собой. Я говорю: «Вы же родненькие между собой, что ж вы все ссоритесь?» А эта агрессия идет из прошлого, какие-то обиды.
Тут нам Оксана про Илюшу выдала: «Вот мне Илюша руки заламывал в детском доме». Поэтому она сейчас так мимоходом хлобысь ему по загривку!
А вот от двухэтажных кроватей со временем решили отказаться. Малыши не дотягивались доверху и убирать «второй этаж» всё равно приходилось старшим. Впрочем, за разбросанные вещи кто-то, кажется, всё равно получит…штраф
«Мы реанимируем детей». Танечка, Оксана, Ярик, Тимоша
Я по образованию медик, и у меня есть коронная фраза: мы, приемные родители, – реанимация. Мы реанимируем деткам психику и здоровье. Двоих из шести моих новичков, видя проблемы в учебе, я уже отвезла к нейропсихологу.
Допустим, Танечка. Ей одиннадцать лет, очень хорошая девочка, миленькая, добрая, хозяйственная. Я с ней два с половиной месяца каждый день делаю уроки, и не вижу вообще никакой динамики. Есть же простейшие задачки первого класса, ребёнок в четвёртом, и она не понимает, какие нужны действия; умножить, сложить, отнять – просто перебирает всё подряд.
И вот, пообщавшись с нейропсихологом, я понимаю, что это – отсутствие элементарного здоровья. Не умственного даже, а энергии. Она говорит: «Посмотрите на тетрадки. Первые две строчки девочка еще пишет, а дальше выдыхается. У нее начинают прыгать буковки, и так далее».
Поэтому мы покупаем витамины, глицин под язык на ночь, мозги питать надо, снимать напряжение.
Или вот Оксана просто на глазах тает, меняется девочка. По своему заболеванию она должна всю жизнь принимать лекарства. И, может быть, в силу болезни, в детдоме её считали изгоем и не хотели с ней дружить. И во всех характеристиках было написано, что она постоянно конфликтует.
А потом я поняла, что она – очень сильный манипулятор и просто всех прогибала: и брата, чтобы он, старший, за нее всё делал, и сестренку. А потом уже Таня жаловалась: «Мама, почему Оксана всё время правила меняет? То я вечером убираюсь, а она – утром. Потом я всё убрала, а она: «Нет, давай наоборот, ты по утрам, а я по вечерам»». И так каждый вечер, понимаете?
И мы потихонечку-потихонечку: «Оксана, в чем дело?» – «А мне Илюша руки ломает». – «Я не вижу у тебя сломанных рук». – «А он меня в детском доме». Я говорю: «Милая моя, я тебя хотела поцеловать, ты мне так по губе дала головой, что чуть мне зуб не выбила. Мне через два месяца тебе тоже зубы выбивать?» То есть, так шутя, всякими способами учим терпимости, умению ладить.
У меня уже колоссальный опыт – всё-таки у нас приемные дети с 2003 года, и многим родителям я помогала детей выбирать. Так вот, в учреждениях нет нормальных детей, так, чтобы абсолютная норма. То есть психосоматика какая-то есть однозначно.
Иногда родители приходят и думают, что сейчас они возьмут девочку-блондиночку и умеющую играть на скрипке, да еще с наследством от богатых родителей. Это, конечно, бред. Чаще всего это, неблагополучные семьи, дети с тяжелыми психологическими травмами.
Вот у меня тверские мальчики, Ярик с Тимошей. На их глазах была убита мать. Причем, дети знают, что такое наркотики, потому что их мама была наркоманкой. Она много раз попадала в состояние передозировки, синела на их глазах, а сожитель, пытаясь вывести из состояния комы, просто жестко её лупил. И однажды табуреткой прямо на глазах у детей, переломал ей все ребра, а потом пытался запихнуть в холодный душ.
Ребенок сейчас уже успокоился. Но я много раз проговаривала эту тему: «Сынок, понимаешь, когда человек без сознания, но живой, его бьют по щекам. Здесь он, видать, бил, но не получилось, стал больше бить, жестче. И очень часто делают холодный душ, холодной водой поливают, чтобы заставить человека проснуться. А человек не знал, как делать, и посадил в ванну».
А у ребенка осталось впечатление, что отчим топил маму, понимаете? И я была в шоке от психологов, которые не хотели браться. Говорят: «А чего ворошить? У всех есть скелеты в шкафу. У вас есть проблемы с поведением?»
Я в ответ: «У нас с поведением нет проблем. Но, опять же, чья заслуга? Не ваша, а моя, что я с ребенком постоянно это всё обсуждала, постоянно ему объясняла». Убеждала Ярика: «Ярик, что ты бьешься головой? Пожалей себя, не рви волосы». То есть ребенок сам себя наказывал за всё, что считал провинностью. Хотя шалости – это же нормально.
И опять есть задержка, педагогическая запущенность. Мы реанимируем детей, мы их восстанавливаем, психически, эмоционально, физически. Но, к сожалению, они ж появляются опять и опять. Потому что родители не умеют быть родителями.
«Абсурд и парадокс!» Про пособия и школы родителей
Мне, конечно, хотелось бы, чтобы всем, кто решил вступить в брак, сразу давали направление на школу родителей. Раньше его давали по беременности и родам, но то же самое надо по взаимоотношениям. Сколько незрелых браков, не умеющих вообще строить отношения, многие прогибают друг друга, за счёт этого самоутверждаются.
И ещё, посмотрите, сколько лет было молчаливое согласие власти, общества, что мужчина оставляет женщину с детьми. А сегодня набирает силу страшная тенденция – женщины бросают своих детей. И есть очень много случаев, когда родительских прав лишают не мужей, а женщин. Пьют и так далее. А это же своего рода мщение. Почему одна женщина должна нести ответственность за своего ребенка.
Сейчас наша политика повернулась на семью, и это, конечно, очень-очень хорошо! Но если смотреть на финансовую сторону вопроса, то просто какое-то безобразие получается.
У нас, получается, что женщины, которые рожают, почти ничего не имеют, кроме материнского сертификата. А пособия – в Москве они, может быть, и чувствительны, а в регионах они символические. Хотя я сама в Москве лично до сих пор получаю всего тысячу рублей на своего рожденного ребенка, и то если у меня доход будет маленький, а если у меня доход нормальный, то я их уже не буду получать.
А если ты берешь под опеку приемного ребенка, то десять тысяч на его содержание – это минимальная сумма. Тысяча рублей и десять тысяч! Это разве нормально? То есть получается, если б я сейчас родила ребенка, с точки зрения финансового вопроса, мне рациональнее от него отказаться, чтоб его отдали в другую семью, у той – другой шансов его вырастить будет больше.
А если, предположим, у мамы нет жилья, если ребенок не очень желанный, в результате изнасилования на свет появился, ещё что-то. Как маму уговорить не оставлять свою кровиночку? Вы представляете, какой абсурд и парадокс!
«Озолотите, в Москву не поеду!»
Пилотный проект правительства Москвы объявили еще в прошлом году на всероссийском форуме приемных семей. В Москве выделили двадцать квартир для приемных родителей, готовых взять пять приемных детей. Из этих пяти детей трое должны быть либо подростками старше десяти лет, либо хотя бы один ребенок-инвалид.
Все на форуме, конечно, с овациями встретили решение Правительства Москвы, что выделяться будет жилье. Но реально опубликовали положение только 3 февраля 2014 года.
У нашей семьи проблем с жильем-то нет. Я Вам уже говорила, что у нас в Твери большой десятикомнатный дом, в деревне остался семикомнатный дом. В Москве есть своя квартира, которую мы с первым мужем в свое время получали.
Но сестренка меня все время подталкивала: «Лена, почему бы нет? У тебя есть пять детей». А когда я прочитала это положение, появился легкий азарт, что ли. Знаете, я люблю быть первооткрывательницей; просто попробовать: а вдруг?
Хотя муж мой сначала категорически не хотел. «Лена, ты же говорила: озолотите – в Москву не поеду».
Действительно, это мои слова. Потому что, когда мы жили в Твери, в течение полудня можно было уйму дел переделать. Здесь, конечно, колоссальный минус мегаполиса: мы одного ребеночка отвезли к специалисту – день прошел.
Здесь, конечно, есть парки, но куда-то отъехать – это уже опять большая проблема, особенно для большой семьи. Нам дали эти карточки, но, представляете, в метро идешь, и одиннадцать детей хвостиком. Приходится по головам штучно считать, потому что пять-шесть человек ещё видишь, но больше взором не объять.
Потом, когда мы узнали, какое вознаграждение платят в Москве за воспитание детей, меня заела жаба, я Вам честно скажу. Я и на комиссии это сказала, и психологам честно призналась.
Мы профессионально занимаемся воспитанием приёмных детей много лет, и как только детки подрастают, нам опять звонят: «Елена Львовна, возьмите, пожалуйста». То есть мы уже с мужем профессионально занимаемся тем, что опять и опять помогаем деткам встать на ноги, подращиваем, решаем их проблемы, помогаем получить жильё. И у нас это получается.
И здесь вдруг понимаешь, что в Москве по сравнению с Тверью за это ещё и хорошо платят; это просто колоссальная разница – в шесть раз. Вы понимаете, в Твери зарплата за ребёнка 2500 минус подоходный налог, то есть 2100. Вот я взяла шестерых деток в мае, за июнь-июль, за два с хвостиком месяца мне заплатили зарплату 33 тысячи. А в Москве за воспитание десяти детей мы больше ста тысяч в месяц получаем. То есть, это разница просто колоссальная!
Эти деньги, конечно, все тратим тоже на детей. Наши подростки острые на язычок-то: «Да Вы из-за денег…» Конечно, понятно, что это они не сами говорят, что это они услышали от кого-то. Но в ответ просто: «Катенька, а ты обрати внимание, сколько мы вам всего купили. Сколько мы потратили, чтобы обставить квартиру. А мы с папой себе что-нибудь купили за это же время?»
И выясняется, что с мая по ноябрь папа себе купил себе две пары брюк, потому что уже… Мама себе вообще ничего не купила. А вот всё – и зарплату, и большие пособия, что получаем, – мы всё тратим исключительно на семью: питание, одежда, образование, отдых…
У нас на 5000 рублей каждый день только продуктов получается. Это ещё без фруктов. По идее, еще на пару тысяч фруктов приобретается, но просто, видимо, никто из детей не пошел за компанию, а у папы на пять сумок рук уже не хватает. Поэтому, конечно, в Москве и расходы другие.
Как попасть в пилотный проект
Факт в том, что для участия в проекте вы должны у себя на месте стать кандидатами в приёмные семьи. То есть, любая семья России может принять участие. Но она должна у себя на месте получить документ, что она может быть кандидатом на пять детей.
Это очень важный момент. Если вы проживаете в Москве, и у вас однокомнатная квартира, вы, скорее всего, не можете быть кандидатом на пять детей. Просто физически. Где вы их разместите? У нас огромный дом в десять комнат, у нас каждый ребенок жил в отдельной комнате, и то нам написали, что мы можем взять детей, если в этом есть необходимость — кровные братья там или сестры, а так необязательно. Потому что есть ещё федеральный закон, по которому в семье должны проживать не более восьми детей.
Так вот, сначала надо стать кандидатами у себя, а потом отдать документы здесь в Департамент социальной защиты. Потом в Москве в центре «Детство», семья проходит тестирование и диагностику. Сейчас я уже подзабыла, зимой было, но на тесты мы отвечали порядка четырех часов, и порядка двух часов шло собеседование. А потом была большая-большая городская комиссия, где порядка тридцати человек сидело.
«Моя мотивация – не жильё и не деньги». За что идут в приёмные родители
Когда нас спросили про нашу мотивацию, мы абсолютно честно сказали. Я прямо говорю: моя самая первая мотивация – далеко не жилье и даже не деньги – это было бы вторым, пусть и приятным, – а возможность заработать пенсию.
Имея такую большую семью, невозможно больше нигде работать. Мне пришлось уволиться, и мужу потом пришлось уволиться. Мы понимаем, что пенсионные отчисления с тех двух с половиной тысяч, что нам платят за ребёнка в Твери, – это вообще ничего. Я как-то сделала запрос: в год было то ли 4000, то ли 2500 начислений всего в пенсию.
Мне сейчас сорок три, то есть в пятьдесят пять я выйду, и у меня не будет пенсии вообще никакой. А мужу через восемь лет уже выходить на пенсию. А здесь, с хорошей, достойной зарплатой за тот же самый труд, я понимаю, что у нас будут достойные отчисления. И это всё – нелегкая работая, прямо скажу.
Если раньше я днем занималась семьей, а ночью – общественной деятельностью, то есть садилась, печатала документы, оформляла сайт организации, вечерами созванивалась с людьми, договаривалась на какие-то мероприятия. Сегодня я до двенадцати вечера настолько устаю, что я не могу вообще даже думать ни о чем.
Из одиннадцати детей у нас десять школьников, шестеро из которых требуют очень пристального и постоянного внимания. Со всеми мы с папой делаем домашние задания. Я отвечаю за письменные уроки, а папа – за устную часть.
Если раньше я вечером ложилась, и мне приходили в голову какие-то творческие мысли – стихи, песни, какие-то сценарии, спектакли я придумывала, готовила концерты, то сейчас я не могу думать вообще ни о чем.
Часто бывает, что дети просто не воспринимают знания. У многих провалы в программе первого класса. Например, девочка в четвёртом, а у неё нет знаний о составе числа десть, она не может от одиннадцати отнять три – пальцев не хватает; не знает, что такое подлежащее и сказуемое….
Я спрашиваю: «Как ты доучилась до четвёртого класса, зайчик ты мой?» А потом я поняла, когда посмотрела, как папа с ней делает письменные уроки. Он просто не выдерживает и начинает ей диктовать, чего надо писать. Поэтому мы папу от письменных уроков отстранили.
Наверное, так же поступали и в детдоме. В результате и она, и другие дети совсем не могут или не хотят думать, напрягаться.
Лайфхаки: завтрак на тринадцать персон
У нас папа в этом отношении дивный – он справляется на раз. Я – «сова», у меня вечером активности больше. Но если я в полвторого легла, то, конечно, в семь утра встать не могу. А папа может отключиться и под телевизор, и под шум, и под гам; может уснуть и в девять-одиннадцать. И в семь часов утра он встает довольно легко.
Вы видите, у нас кухня, объединенная с залом, где мы с мужем, собственно, спим. И по первости для меня была мука страшная. Потому что в семь утра ложки, чашки, всё звенит, всё топает, холодильник – бух-бух-бух дверцей! Я сквозь сон: «А-а-а-а! Дверью не хлопайте!»
Потом папа понял, что, если я сейчас буду вставать, орать и читать нотации, всем будет дороже. И папа теперь приспособился. Он просто достает все йогурты сразу на стол, колбасу, хлеб мы покупаем нарезанный, благо, бюджет позволяет, хлопья, молоко. И дети подходят – шведский стол готов, холодильник открывать незачем.
Яйца папа отварит, кому-то яичницу, если захочется, пожарит, он как-то там чередует уже сам. Помню, как-то один раз поднял меня сделать омлет на завтрак. Ну, я вставала: надо, так надо. Две сковородки этого омлета я сделала — съели с одной чуть-чуть.
То есть дети не приучены к этому. А кашей в детском доме заелись. Я как-то сделала геркулесовую кашу – и с бананчиком, и с яблочком, и с медком. Так они покочевряжились, фрукты выковыривали, ну кашу всё-таки съели кое-как. И я поняла, что совершать подвиг, вставать в семь утра, смысла нет никакого. Поэтому кашу геркулесовую готовим на ужин периодически.
Елена Львовна: «Сначала нам подарили именные ложки, а потом мы поняли, что по ним удобно следить, кто не помыл посуду»
Вареные яйца тоже не все дети едят. Бывает, тринадцать штук сварим – половина точно останется. Я в девять утра встаю завтракать, смотрю, половина яиц сваренных лежит – вечером салатик, значит, сделаем.
Обед готовим вместе, если дома вся семья. Если дети в школе, то, конечно, готовлю я или папа. Каждый день супа кастрюля на пять с половиной литров, второе. Если суп густой, допустим, рисовый, то второе уже, как правило, никто не ест. А с ужином детки всегда помогают.
Вместе готовим, потому что это, во-первых, элементарные бытовые навыки, которым учатся дети. Особенно коррекционные дети, у которых память плохая.
У нас Маша, старшая девочка, которую в 10-м году попросила опека взять… Сейчас ей четырнадцать лет, и у нее проблемы с памятью. Она действительно забывает. Но в плане быта сейчас она восемь супов вам сварит только так. Причем за короткое время — быстро, вкусно. И это потому, что регулярно, она тогда была еще в интернате, каждые выходные я говорила: «Машенька, давай готовить».
Или, допустим, у Саши четырнадцатого ноября был день рождения. Я говорю: «Девчонки, пойдемте, поможете праздничный обед быстренько приготовить». Оксана салатик крабовый делала, Маша морковный сладкий приготовила, Таня свекольный с чесночком. Маша ещё взялась картошку чистить. С мальчишками мы стали всякие нарезки делать, красиво раскладывать, грибочки, капусточку квашеную.
И когда всё это разложили, детки, которые «новенькие»: «Ой, как на Новый год!» Чего-то мне не верится, что в детдоме так накрывают. Ну, вот ассоциация такая с изобилием…
С детьми гуляет папа
В этом вопросе папа у нас тоже дивный. Это, собственно, очень стимулирует сейчас школьников, потому что вечером часов в шесть или в семь, для тех, кто уроки сделал, я говорю: «Папулечка, сходите погуляйте». Чтобы дать «капушам» доучиться, кто не успел, потому что они же постоянно отвлекаются. И всё, сразу тишина зависает.
Здесь, где нам дали жилье, нам, наверно, повезло. У нас, конечно, тесновато – четыре комнаты на тринадцать человек, хотя по нормам Москвы десять квадратных метров на человека соблюдены. Но территориально нам очень повезло, потому что рядом Химкинский парк, Ховринский парк. Три детские площадки вокруг нашего дома. И вот так по округе папа детей водит.
Еще последнее время детям очень нравится ходить в комплекс ЦСКа, который у нас через дорогу: зашли – погрелись, на лошадок посмотрели, кофейку горячего на автомате попили – и опять на улицу пошли погуляли. Ещё здесь у нас, оказывается, пляж рядом есть, летом дети купаться ходили с папой.
«Чей носок валяется? Пятьдесят рублей!»
Про систему штрафов – это мы придумали очень давно. Когда-то я пыталась коррекционных детей с помощью денег простимулировать хоть чуть-чуть напрягаться, пытаться что-то запоминать. А то, знаете, хорошая такая отмазка: «Я не могу выучить это стихотворение или таблицу умножения. Я коррекционный».
А когда я им сказала: «Давайте, каждая пятерка – это будет бонус в десять рублей, у нас пятерки посыпались, как из рога изобилия.
А потом точно так же мы прививали опрятность и чистоту в комнатах. То есть, говорили: «Если у вас в комнате всё чисто – десять рублей в день в копилочку падает. Грязно – десять рублей минус». Это было в те далекие времена.
Сейчас я об этом вспомнила, потому что просто беда: из одиннадцати детей шестеро просто пошли в отрыв – раскидывали всё, что можно. Однажды, я была в гостях у другой приемной семьи пилотного проекта. По этому же поводу, мама говорит: «Я плачу. Я реально плачу, у меня бессилие какое-то, и я рыдаю. Только мои слёзы сдерживают детей». Ну а я не могу рыдать, мне что, выдавливать из себя слезы? Я такой, видать, боец.
В общем, я детей собрала, посадила, говорю: «Ребята, скажите, пожалуйста, кто любит, чтоб было грязно, поднимите руки». Тишина. Говорю: «Кто любит, чтоб дома было чисто и красиво?» – все подняли руки. «Тогда пойдемте на экскурсию по дому».
Завожу в один санузел: «Что это? Почему бумага мимо ведра? Почему мыло на полу? Почему душ грязный весь? Почему паста не закрытая? Почему зубные щетки валяются на полу, на столе, но не в стаканчиках?»
Пошли дальше, коридор: «Почему здесь куртка? Почему здесь носок? Почему здесь жвачка? Почему здесь бумажка?» И так я провела экскурсию по всему дому. А у детей уже ступор, потому что они этого просто не видят.
Сейчас, когда я пятерых деток уже отвезла к нейропсихологу, то узнала – это проблема пространственного видения, его у детей просто нет. То есть, она дала задание обвести рисунок, а ребенок обвел ровно половину. Половину рисунка он, оказывается, не увидел. Или другое задание: шесть картинок – бочка за ящиком, бочка в ящике, бочка сбоку от ящика, с одного, с другого, перед ящиком. И только в двух случаях из шести девочка с трудом объяснила, где бочка находится.
Это не вина детей, что они такие «свинюшки», это их беда. Но ведь наша задача скорректировать. А как? Мотивация. А какую мотивацию, когда всё есть, по идее, в изобилии? Пробовали не покупать конфеты – не идёт. Тогда решили давать детям карманные деньги.
Опять же, если это делать раз в месяц, то дети не будут понимать; это слишком долго. А вот неделя – это как раз тот самый период, когда дети чувствуют. Вот они школу отучились, приходит суббота, вот им денежки дают, и ты в субботу все их тратишь. Выходные – радость жизни.
И мы ввели эту игру: если нарушений никаких нет, ребёнок получает в конце недели двести пятьдесят рублей карманных денег. А потом Саша предложил: «Мама, штраф – минус пятьдесят рублей». Если есть какая-то провинность.
И вот вы видели, у нас висят правила: правило одежды, правило носков, правило обуви – что обувь должна быть либо на полках, либо на ногах, и больше нигде не должна валяться. Мы договорились, что мы, родители, делаем два-три предупреждения, а после этого штрафуем.
И теперь надо только сказать: «Саша, тебя штрафовать?» – и всё, побежал искать тапки.
И у нас победа, мы начали играть буквально полтора месяца назад. На прошлой неделе, наконец-то, ни у кого не было ни одного штрафа. Я говорю: «Ребята, я вас поздравляю». Они все дружно стали веселиться, что ни у кого нет штрафов.
А на этой неделе уже есть, потому что Оксана нарушила правило, которое мы не прописывали, но которое было проговорено: в мячи нельзя играть в комнатах, можно только в коридоре, где нечего разбивать. И она, вы слышали, прибежала: «Я разбила часы». И Саша у нас маленький тоже, с тапками четыре раза ему сегодня делала замечание и сказала: «Всё, терпение лопнуло».
И, опять же, эта игра, придала уверенность и силу детям. Вот Илюша сказал: «Мама, я был уверен, что у меня будет больше всех штрафов, потому что учился в школе с одними двойками и тройками». Он читает по слогам практически, с трудом понимает, чего читает. Сейчас в коррекционной школе стал получать «четыре» и «пять», и он просто не может нарадоваться этой жизни, потому что он начинает понимать, что может быть успешным не только дома, но и в школе.
Успешные дети или потребители?
И это дорогого стоит! Это, конечно, тоже работа. Понимать, что вы не ради своих амбиций ребенка берете – «сейчас я его сделаю героем или отличником». А вы должны думать о ребенке, чтобы ему было комфортно, чтобы он был успешный, чтобы он радовался жизни. Зачем тогда эта жизнь, если она вообще ни в чем не приносит радости?
Илюша: «Надо же, у меня штрафов нет». Наконец, ребенок стал себя чувствовать как-то увереннее и самодостаточнее, что ли. А, собственно, это же огромное благо для страны, для общества, когда человек чувствует себя уверенно!
Ведь многие маньяки, это всё от чего? От ущербности, правильно? Это же страшно. Поэтому вырастить самодостаточную личность, умеющую что-либо, в чем-либо достигать в положительном плане успехов, это, я считаю, очень хорошо.
Про нашу игру я рассказала при общении с другими родителями, одна мама говорит: «У нас три школьника закончили на «четыре» и «пять» четверть, и мы дали им по тысяче рублей. И сын сказал: «Мама, я всю ночь не спал, думал, куда их потратить!»
Мои «старенькие дети» тоже предлагали давать деньги за учёбу, а они учатся все на хорошо, но тогда мы с папой просто разоримся. И потом, эта игра работает, когда надо кого-то простимулировать, а когда все уже успешные – какой смысл? Деньгами можно и испортить…
Как-то мы поехали на одно мероприятие, а Тимоша, ему шесть лет, видя часто, что нас хвалят и что-то дарят, говорит: «А почему мы выступили на концерте, а нам ничего не подарили». Я говорю: «Тимоша, мы сегодня сами подарки дарим. У людей праздник, и мы готовим для них подарки – будем читать стихи, петь песни, подарим выпечку». А он: «Почему всем давали подарки, а нам не дали?» То есть это уже, я считаю, потребительство проявляется.
И когда про карманные деньги тоже начались капризы, я говорю: «Тимоша, а, по-моему, эта игра вообще не для тебя. Ты у нас дежуришь по кухне? Не дежуришь. Ты у нас дежуришь по коридорам, по санузлам? Не дежуришь. А за что мы тебе деньги должны давать?» Это ребенку шесть лет. «Я хочу вертолетик…» – «А надо его тогда заслужить. Хотя бы хорошим поведением и старанием».
Поэтому тут, конечно, есть грань. В свое время, когда много лет назад мы придумали уборку комнат стимулировать деньгами, то прекратили игру, как только я поняла, что дети убираются исключительно за деньги. А не за деньги убираться уже не собираются.
И сейчас за дежурство по кухне, когда сами ребята предложили убирать общие столы, полы, коридоры, мы деньги не назначаем, потому что это нужно для здоровья всей семьи.
О детях, вышедших из семьи
Мы всем детям помогаем. Вот Маша, которая нам внука родила, получила квартиру от государства, и мы ей полностью её обставили. Потому что молодая семья, откуда у них деньги? И они машину купили в кредит, у них, бывает, возникают периодически сложности, тоже деньги отсылаем.
И Володе помогали. Когда квартиру ему хлопотали, вместе выбирали… Женился, дочку Ульяну родили. В трудную минуту старались их поддержать.
Или вот Дима. Не знаю, как сейчас закончит год. Дима, конечно, дурит, я уже влияния на него не имею, ему двадцать лет в этом году исполнилось. И его сестра Маша волнуется: «Мама, наверно, у него квартиры не будет». Потому что в Тверской области обязательное условие – нужно получить образование, потом пойти в армию, и только тогда приобретают жилье, если ребёнок стоит на очереди.
А Дима те года учился, как-то старался, а в этом году что-то совсем в загул ушел. Там друзья, девушка у него, с которой он уже три года живет. И телефон у него постоянно меняется, и я не могу ему дозвониться в который раз.
То есть он сам, когда хочет пообщаться, звонит. Но так как я волей-неволей начинаю читать нотации, наверно, поэтому потом отключает, может быть – телефон часто не работает. Но на день рождения и на Новый год всегда поздравляет!
Фото: Анна Гальперина
