Наверное, счастливы люди, знавшие митрополита Антония лично, имевшие радость общения молитвы вместе с ним. Но тысячи, десятки тысяч людей во всем мире знают владыку Антония, никогда не встречав его в этой жизни. Они знают Владыку по его книгам, которые настолько ярко передают это его живое слово, что создается полное впечатление реальности общения, близкого знакомства.
Проповеди, беседы владыки Антония дошли до читателя благодаря трудам сестер Елены и Татьяны (+2013) Майданович. Они не только собирали его выступления разных лет, но и готовили тексты к публикации, но так, что их редактура не забивала, не искажала, а лишь выявляла простоту и глубину слова владыки Антония.
Редактор книг митрополита Антония, Елена Львовна Майданович – о жизни, о встрече и общении с Владыкой.
– Мои родители были эмигрантами первой волны, послереволюционной. Родилась я в Париже, у меня были старшие сестры – Наталья, Ирина, Татьяна. Сейчас мое имя всегда стоит на книжках Владыки Антония, просто потому, что я оказалась крайней, потому что продолжаю этим заниматься. На самом деле начала это дело моя старшая сестра Татьяна.
В Россию мы приехали в 1956-м году, родителям хотелось вернуться на родину, мы приехали с ними. Татьяне это было довольно тяжело. В Париже она немножко работала в экзархате (Париж тогда был центром Западно-Европейского экзархата), и она уже была немного знакома с владыкой Антонием. Когда она оказалась на родине отцов, то ей это было довольно тяжело, и она старалась встречаться с людьми, которые приезжали из Европы.
В 1960 году Владыка в первый раз был в России. Для него это, наверное, было очень большое событие: в Лавре преподобного Сергия он служил с патриархом Алексеем, с которым у него сложились хорошие, теплые отношения. Татьяна встретила Владыку во дворе монастыря, он ее, видимо, вспомнил, они общались в каждый приезд Владыки в Москву. Я же познакомилась с Владыкой на несколько лет позже в 1966 году.
– А ваши старшие сестры?..
– Старшая сестра, Наталья, осталась в Париже. Она была ученицей Леонида Александровича Успенского, она тоже была иконописцем. Практически вся ее жизнь была связана с Трехсвятительским подворьем – она там была секретарем, на клиросе пела, занималась с детьми в церковной школе, в летних лагерях и многое другое делала. Вторая сестра, Ирина, в монашестве Иринея, ушла в Пюхтицкий монастырь в свое время и долгое время была там. Когда в 1990-м или в 1991-м году в Петербурге открылся монастырь Иоанна Кронштадского, который сначала открылся как Пюхтицкое подворье, а только потом стал самостоятельным монастырем, сестра была переведена туда, там и окончилась ее жизнь.
Елена и Татьяна Майданович
– А как состоялась ваша встреча с Владыкой Антонием?
– Таня мне рассказывала о встречах c Владыкой, но у меня никакого интереса это не вызвало: ну, митрополит и митрополит…. Мы жили в Сергиевом Посаде, тогда Загорске, я была очень привязана к Лавре, и мне вполне хватало того, чем я питалась там. И все-таки в 1966 году Таня вытянула меня в Москву на службу владыки Антония.
– А вы помните свои мысли и переживания, когда в первый раз услышали проповедь Владыки?
– Да, помню первое переживание. По-моему, в Елоховском соборе он служил, я была в первый раз на его службе, впервые услышала проповедь. Не помню, о чем она была, но помню свое первое впечатление, я Таню спросила: «И что, ЭТО никто не записывает?!» Она развела руками, у нас никаких магнитофонов тогда не было.
Тогда же, думаю, была личная встреча с ним в гостинице. Меня на встречу с ним привела Татьяна, и можно сказать, по определению Владыки, тогда состоялась настоящая встреча. Я просидела рядом с ним час и только молчала.
Потом он приезжал – иногда каждый год, иногда раз в несколько лет, проводились встречи, потом начались записи. Представьте себе, что магнитофонов таких, как сейчас, тогда не было. Магнитофон был таким ящиком с бобинами.
В том же 1966 году у одной моей приятельницы появилось то, что тогда считалось портативным магнитофоном, это был большого размера ящик в несколько килограммов веса… в общем, ездить с ним был некоторый подвиг. Тем не менее, первая проповедь была записана. Бабушки это воспринимали… в лучшем случае они головой качали: «Ах, грех-то какой!» Но я помню, как и за микрофон хватали: «Куда лезешь!». Потом, в 1968 году, в следующий его приезд во всяком случае уже был какой-то более или менее подъемный магнитофон. Мы с сестрой стали записывать проповеди, выступления Владыки.
– И сразу стали расшифровывать, выводить на бумагу?
– Ну, это было естественно, потому что опять же – кому дашь послушать? Магнитофоны были большой редкостью. На бумаге все-таки можно было кому-то дать. Кроме того, мне захотелось одному священнику в Лавре все это показать, так, собственно, родился первый том. Он еще до того, как получил тексты, какие-то очень хорошие, значительные слова о митрополите Антонии сказал. А потом естественно пошло, что надо собрать следующий том.
Как накапливался материал – Таня уже говорила: что-то немножко Владыка привозил, какие-то записи московских встреч или проповедей и записи с «БиБиСи», в 1960-е годы очень много было его циклов на русском «БиБиСи». Причем, это не сегодняшние радиопередачи, это надо было поймать через глушилки. Так и копилось.
Сначала очень ограничено: пять экземпляров напечатали, кому-то самому-самому доверенному дали. Мне по глупости не приходило в голову, что это чем-то грозит. Теоретически мы знали, что распространение религиозной литературы приравнивается к антисоветской пропаганде и подсудно, но, видимо, у меня это не вызывало таких живых опасений, как у Тани. Но мы были очень четки в чем: у нас в доме никогда не было никакого политического самиздата; кроме Владыки – ничего. С одной стороны, к этому и придраться труднее, с другой стороны, если уж что-то терпеть, то мы готовы были за Владыку терпеть, но не за другое; оно того не стоило по сравнению с его словом.
К Таниному отъезду во Францию (1974 г.), когда она уехала по приглашению на год, еще совершенно не зная, что из этого выйдет, было пять томов. Том — это около трехсот накопившихся машинописных страниц. Она уехала во Францию, оттуда стала ездить на короткие периоды в Англию, сначала на Рождество и на Пасху, захватывала там говения, и у старосты Анны Гаррет (она у них жила иногда) по возможности собирала то, что у нее было, переписывала и магнитофонные записи, и кое-что уже было на бумагу переведено.
Затем встал вопрос, что это надо переправлять мне. Повторяю, это 1970-ые годы, это таможня, полный досмотр и все прочее. Причем, надо было переправлять в обе стороны, потому что надо было, чтобы у Тани было ровно такое же собрание, страница в страницу: иногда надо было что-то править, сообщать в обе стороны. В общем, как-то это делалось. Были люди, которых было не страшно попросить, и которые не боялись это делать, у которых была такая возможность. Мне кажется, сейчас еще рано их назвать, некоторые живы, я не знаю, как они к тому отнесутся.
Как распространялось по стране я не знаю. Я делала пять экземпляров и кому-то раздавала. Нет, не совсем так. Понемножку расширялся круг, кому мы рисковали давать. С одной стороны, надо было собрать том нового материала, с другой – сделать следующую закладку предыдущего тома, первого, второго и т.д. Понемножку круг расширялся и, конечно, с какими-то процентами дело шло дальше.
В начале 1980-х годов какие-то ребята, я их не знала и не встречала, сделали на ксероксе «Избранное» в трех книгах, уже не машинописный лист, а формат поменьше. Я видела эти сборники много позже. А тогда (1982-84 гг.) я их не знала, но до меня дошло, что они делали большое ксероксное производство религиозной литературы и потом пострадали, кто-то из них сел. И в числе их продукции был такой трехтомник «Избранного» владыки Антония.
Много позже мне попадались, скажем, лекции Владыки в Московской Духовной Академии, которые не мы печатали. Кто-то понемножку параллельно это делал, но просто у нас было такое положение на перекрестке, что мы могли получать из Англии материал, и, в общем, я всегда знала, когда Владыка приезжал в Москву, знала, где он служит, какие будут встречи.
Потом, когда Таня в Париже сначала одну книжечку на русском языке выпустила, потом вторую, какими-то путями они тоже проникали через границу. Знаю, что тоже были ксероксные «тиражи» с них. Но я совершенно не ожидала, что когда-то это выйдет на типографский уровень. В этом смысле я совершенно не ожидала, что советская эпоха кончится и будет что-то другое, я не была к этому готова. Если бы ждать и надеяться, то можно было бы заранее что-то подготовить.
– Как началось издание книг с проповедями владыки в России?
– Видимо, как ни тихо мы держались, было известно, откуда это исходит. Потому что в 1990 году сразу с нескольких сторон меня стали дергать: давай, издавай, давай готовь… Самое простое было переиздать одну из парижских книг, по инициативе одного прихода переиздали «Проповеди и беседы», потому что я знала, что сборник «Во имя Отца и Сына и Святого Духа» готовит Таня новым, дополненным изданием.
Но одновременно вышла книга «Беседы о вере и Церкви»–это была инициатива людей, которые хотели широко заняться христианским, православным просвещением, они попросили подготовить книгу катехизического содержания. К тому времени я ушла с работы, и было такое счастье делать эту книгу! Это было на машинке, никаких компьютеров еще не было и в перспективе. Она вышла огромным тиражом, до сих пор есть в продаже.
Одновременно пошли журнальные публикации. В «Новый мир» С.С. Аверинцев передал автобиографический рассказ Владыки Антония, записанный в 1972-3 гг. Он был напечатан в первом номере за 1991 год под названием «Без записок». В первом номере «Звезды» 1991 г. вышло его большое интервью, записанное в 1990 г., во время Собора, когда выбирали патриарха Алексия (это был последний приезд Владыки в Россию).
Еще было несколько журнальных публикаций, кто-то брал у него интервью в Лондоне, это печаталось, я случайно узнавала. Потом родилась идея эти статьи и интервью собрать в сборник. Так получилась первая книга, вышедшая в питерском издательстве «Сатисъ», «О встрече». До того еще была в Риге издана «Молитва и Жизнь», это перевод, сделанный Таней английской книги LivingPrayer. Перевод печатался в 1968 г. в Журнале Московской Патриархии с небольшим сокращением, был опущен один кусок; а тут полный текст был издан. Это была инициатива Рижских издателей.
– Сколько сейчас издано книг Владыки Антония?
– Больше тридцати, не помню точно. Это если считать отдельные издания – и небольшие брошюры, и полноценные книги.
– А в Англии ведется такое же активное издание книг Владыки?
– Самые первые книги на английском изданы в 1960-ые годы. Опять же, это были расшифровки его бесед. Потом долго ничего нового не выходило. За последние годы, очень странно, что одну книгу они издали, как раз «О встрече», перевели с русского на английский. Я тогда очень удивлялась англичанам, что они издают перевод с русского, когда есть столько английского материала.
Но тут дело в том, что сам Владыка много раз говорил: «Я не вижу человека, который мог бы быть английским редактором». Мы потом сталкивались с этим: люди пытались его беседы так отредактировать, чтобы там был такой хороший академический язык. Владыка хотел другого. Тем не менее, за последние годы несколько книг вышло, сборники уже оригинальных английских текстов.
Поскольку все тексты устные, их надо перевести на бумагу, не засушив, не лишив их непосредственности живого сказанного слова. Те, кто Владыку слушал, говорят, что и читаешь его иначе: читаешь и слышишь его интонации. Поэтому очень важно сохранить эту интонацию, а она на каждом языке своя, и на русском, и на английском, и на французском. Т.е. она всегда живая и непосредственная, но все-таки дух языка требует разного подхода. Скажем, я не могла бы быть английским редактором.
– Ведь владыка Антоний почти ничего не писал, все его книги — это живое слово…
– Он никогда ничего не писал, его беседы записывали на магнитофон, потом расшифровывали. Когда Владыка посмотрел, как сестра работает, он дал ей полное «добро». Ему было важно, чтобы это не было академическим ученым сборником, чтобы проповедь звучала, как живое слово, чтобы люди почувствовали его слово. Он учил, что проповедь нужно в первую очередь говорить самому себе, но, тем не менее, он говорил свое слово так, что оно отозвалось в людях. Он хотел, чтобы книги были такими же.
Елена и Татьяна Майданович
– Кажется, был один случай, когда он написал свое слово, только приехав в Англию, когда еще плохо знал английский язык…
– Да, это есть в воспоминаниях. Когда он приехал в Англию, он английского языка не знал. Его пригласили прочесть лекцию, он написал, мама ему перевела на английский, дома он потренировался, как этот текст прочесть. На лекции встал, прочитал, но от волнения прочитал слишком быстро, поэтому осталось две минутки на вопросы. Ведущий: «Можете задать какой-нибудь короткий вопрос». Какой-то человек встал и спросил: «Объясните, пожалуйста, разницу учения о Троице между восточным и западным христианством». Коротким этот вопрос, конечно, не назовешь…
После этой лекции к Владыке подошел священник, отец Лев Жилле, который давно его знал и способствовал его переезду в Англию, и сказал: «Это было так скучно! Я вам запрещаю впредь говорить по писанному!» Владыка ответил: «Я не могу иначе, я не знаю языка, я буду ошибаться, это будет смешно!». Отец Лев сказал: «Вот именно! Мы будем смеяться, но хотя бы не засыпать от скуки!»
Я думаю, что это благословение вполне совпало с тем даром, который у Владыки был – дар проповеди, живого слова. Конечно, он говорил не «как Бог на душу положит», он всегда очень хорошо продумывал то, что собирается сказать. Я думаю, что в этом ему помогал научный склад его ума, потому что по первому образованию он был медиком, а перед тем прошел специальный курс биологии и химии.
– Владыка, к сожалению, не так часто бывал в России…
– В Россию Владыка приезжал время от времени, но в основном он занимался обустройством своей епархии. Там постепенно стали появляться и приходы, и паства, и священники – стали появляться люди, которых привлекло православие, которые нашли себя в нем. Сначала были небольшие приходы – несколько семей или группа студентов, Владыка старался, чтобы священник для данной паствы выходил из этой же среды. В связи с этим все священники епархии где-то работали, трудились: многие были преподавателями в вузах, кто-то был плотником, кто-то – еще кем-то.
Но, как владыка говорил, священство, это привилегия служить. Это не привилегия властвовать. А чтобы служение было свободным, нужно, чтобы священник мог не зависеть материально от прихода.
– Регулярно проходят конференции, посвященные творчеству Владыки Антония, изучаются его проповеди, беседы, по ним пишутся научные работы, исследования. Кто-то уже дошел до тайны его проповедей? В чем кроется то доверие, та открытость, понимание, которое рождается, когда читаешь или слышишь его слово?
– Почему его слово производит такое впечатление – это лучше мне у вас спросить, потому что я слишком «привыкла» к этим словам, к сожалению. Почему оно так берет за душу? Высказывали такое мнение: потому что митрополит Антоний был абсолютно цельной личностью, он говорил, как жил, говорил из собственного опыта. Потому люди чувствовали и чувствуют подлинность этого слова, что жизнь его не расходилась со словом.
– Действительно ли владыка был так близок и прост в общении?
– Абсолютно прост! Я помню, как я чуть не провалилась под землю, когда в первый раз была у него на беседе в гостинице: когда я уходила, он мне подал пальто!..
– С точки зрения текстологической, владыка был начитан духовной святоотеческой литературы, но в то же время язык его удивительно современный, его слово звучит, как будто оно обращено исключительно к тебе, для тебя. Я понимаю, что все люди очень разные, и не каждый совпадает по стилю, по тональности, по звучанию и восприятию…
– За таким анализом надо к какому-то специалисту-филологу надо обращаться. Если так начать разбирать, то можно увидеть, что в его беседах множество цитат – из Священного Писания, из богослужебных текстов…
– Но при этом он строит фразу так живо, не книжно, не академично…
– Живо, и вместе с тем, редактировать его очень мало приходится. Какие-то оговорки, конечно, бывают, но их минимум.
– А в последний раз когда Владыка был в России?
– В 1990 году, на выборах патриарха Алексея II. Потом его приглашали, он отвечал, что уже не в силах. Желание было, но когда он приезжал в Россию, то он настолько выкладывался, что совершенно не оставалось сил. Так было еще в то время, когда приезды его были связаны с какими-то рисками, когда его не так уж и звали. Если бы Владыка приехал уже в 1990-е, то его бы растерзали на клочки.
– Одной из главных тем слова митрополита Антония – это тема встречи. И один из аспектов этой темы – это встреча с вечностью, встреча со смертью. Его трудами, насколько я знаю, и в Англии, и в Москве началось особое духовное окормление умирающих, онкобольных. Первый хоспис московский живет заветами владыки Антония. Расскажите немножко об этом, если можно.
– Насколько я знаю, он стоял у истоков этого движения. Первые хосписы в Англии были созданы едва ли не по его идее. Вообще о смерти он говорил очень часто. Почти четверть века в Англии была такая группа (London Medical Group), где шла работа с медицинским персоналом и с теми пациентами, которые были готовы обсуждать эту тему. Это были беседы о подготовке к смерти, скажем так, и самого себя, и о том, что делать у постели умирающего, как ему помочь.
Говорят, что это направление очень сильно переменило атмосферу в Англии. Есть небольшая книжка Владыки «Жизнь. Болезнь. Смерть», он там говорит, что когда он приехал в Англию, тема смерти в беседах с больными была неприличной, словно вы такую-то пакость делаете своим близким… Владыка вывел эту тему на совершенно другую плоскость, как факт жизни и как подготовка к жизни вечной. Это очень имело большое значение для Англии.
Татьяна и Елена Майданович
– Одна девушка рассказывала, что она видела в качестве эпиграфа к одному учебнику высказывание Владыки, что «жизнь должна быть акцией, а не реакцией». Причем, учебник такой вовсе не духовный, для политического образования молодежи, руководство по управлению временем и расстановки приоритетов…
– Замечательно, как интересно! В самых неожиданных местах попадаются ссылки на слово Владыки и его цитаты. Оказывается, что его читают в самых разных кругах и слоях, самые-самые разные люди.
– Вы много лет работали на расстоянии, когда не было Интернета, вы посылали почтой книги?
– Какой Интернет, что вы!? Абсолютно никакой связи. Когда первая книга вышла, у меня были какие-то сомнения и тревоги – так или не так. Я Владыке писала, он не ответил. Если он доверил один раз, значит дальше – сама! Такая ответственность доверия!
– В мире было и есть много прекрасных проповедников, и каждый проповедник и священник уникален…
– Да, множество хороших священников, но не у каждого есть такой дар слова. Кроме дара, не каждый может ответить на этот призыв полностью, всецело этому дару отдаться, как Владыка Антоний. Он и проповедовал в храме, и беседы проводил, и лекции читал везде, куда ни приглашали – а приглашали очень широко, в приходы иных конфессий, в школы, в университеты, в самые разные собрания, и на «БиБиСи» по радио выступал.
– При всем уважении к его личности во всем мире, при всей его популярности, нет ни секунды культа! Сама его личность не допускает такого, он ни на секунду не может загородить Христа, он является лишь проводником к Богу!
– Он очень старался, чтобы этого не происходило, и всегда боролся с такими проявлениями…
– А сегодня остались еще неизданные, неопубликованные выступления Владыки Антония? Над чем вы сейчас работаете?
– Неопубликованного еще много, но это в основном тексты на английском, на французском языках. Требуется перевод. А переводить надо не просто на русский язык, – надо переводить на язык, свойственный Владыке. Конечно, столетие рождения Владыки следовало бы отметить выходом новой книги, скажем, нового сборника «Трудов». По обстоятельствам это не удалось, но работа идет. Время от времени появляются новые журнальные публикации. К сожалению, журналы сейчас в основном малотиражные, малодоступные. Эти тексты наряду с новыми переводами и должны составить новую книгу. Назвать сроки ее выхода пока затрудняюсь…
– Интересно, что к слову Владыки Антония возвращаешься много-много раз, и каждый раз открываются какие-то новые мысли, смыслы, глубины.
– Да, настолько он глубоко говорит. Это признак настоящего текста: когда можно снова и снова возвращаться, что-то новое каждый раз находить.