На следующий год православной Классической гимназии при Греко-латинском кабинете Ю. А. Шичалина исполняется 20 лет. В начале учебного года директор гимназии Елена Шичалина рассказала Правмиру об истории ее создания, принципах обучения и воспитания, проблемах детей и способах их преодоления.
Елена Шичалина окончила отделение классической филологии филологического факультета МГУ. Защитила диссертацию на тему «Пространство и время в гомеровском эпосе».
10 лет преподавала на филологическом факультете МГУ, потом 10 лет – на историческом.
С 1993 года директор православной Классической гимназии при Греко-латинском кабинете Ю. А. Шичалина
От курсов для взрослых — к школе для детей
— Елена Федоровна, как возникла идея гимназии? Ведь до этого, как я понимаю, вы в школе никогда не работали?
— Да, я двадцать лет преподавала в родном МГУ. И когда мы по инициативе моего мужа Юрия Анатольевича Шичалина, также филолога-классика и преподавателя МГУ, в начале девяностых открыли Греко-латинский кабинет, думали прежде всего об обеспечении наших студентов необходимыми пособиями по древним языкам и античной литературе – этих пособий в СССР практически не было. То есть изначально речь шла об издательстве, и мы до сих пор издаем книги. Но мы сразу решили открыть при кабинете курсы древних языков.
Дело в том, что всегда в группы, состоявшие примерно из десяти студентов, приходило примерно столько же вольнослушателей: работники издательств, теоретики музыки, философы. Всем им для работы нужны были древние языки. Большой интерес к этим языкам проявляли физики и математики, и по благословению ректора Физтеха Николая Васильевича Карлова в Греко-латинском кабинете были группы специально для студентов Физтеха. Физтеховцы изучали по своему выбору латынь или древнегреческий, и в каждой группе занималось более двадцати человек! Потом Николай Васильевич стал одним из попечителей нашей гимназии.
Еще очень нуждались в изучении древних языков будущие историки и филологи. И на историческом, и на филологическом факультетах курс древних языков ограничивался одним годом (за исключением, разумеется, классического отделения филфака), в течение которого студенты много сил тратили на изучение грамматики, а в результате это им мало что давало. Грамматика – инструмент, а сводить университетский курс к овладению инструментом, который не используется, бесперспективно.
Курсы при Греко-латинском кабинете с самого начала не предполагали никаких временных ограничений. Два семестра, как и в университете, посвящены изучению грамматики, но потом каждый может продолжать обучение столько, сколько пожелает. Многие учатся несколько лет.
Как только открылись курсы, к нам стали приводить и детей, появились детские группы. Мы как раз проверяли, с какого возраста можно начинать изучение латыни, и пришли к выводу, что восемь с половиной – девять лет (именно с этого возраста обычно начинали учить латынь дети в классических гимназиях до революции) – действительно оптимальный возраст. И сейчас у нас в гимназии практические занятия по латыни начинаются с четвертого класса. Ну а гимназию мы открыли по настоянию родителей, дети которых занимались на наших курсах.
— До этого вы не связывали свое будущее со школой?
— Мы и сами думали о необходимости открыть гимназию, так как прекрасно понимали, что начинать учить древние языки надо в школе. В дореволюционной России в университет поступали только выпускники классических гимназий со знанием латыни и древнегреческого, и это принципиально меняло уровень образования. А начинать занятия древними языками только на первом курсе, конечно, поздно.
Просто мы бы, наверное, дольше готовились к открытию гимназии – ведь у нас не было ни помещения, ни опыта, ни педагогов. Но родители настойчиво требовали, и мы рискнули – набрали один класс, соответствующий пятому. У нас и сейчас гимназическая программа начинается с пятого класса. Начальная школа появилась, когда подросли младшие братья и сестры наших гимназистов. Опять же родители настояли, и мы им за это благодарны. Они помогли ускорить процесс.
— В гимназии в основном преподают преподаватели высшей школы?
— Начинали мы в основном с коллегами из МГУ. Сейчас уже есть разные учителя, но по-прежнему немало университетских. По нашим наблюдениям, детям гораздо интереснее с учителями, занимающимися наукой. Например, наш историк Максим Лебедев, египтолог, каждый год один-два месяца проводит на раскопках.
Видели бы вы глаза детей, когда он рассказывает им о поездке, показывает археологические находки! Дети видят практическое приложение знаний учителя, и это гораздо сильнее мотивирует их к учебе, чем простой пересказ учебника.
Никогда не ставили целью набирать детей только из воцерковленных семей
— В вашу гимназию, как я понимаю, принимают детей со способностями выше средних. Неужели в начале девяностых находилось достаточно таких детей из воцерковленных семей? Или изначально гимназия не была православной?
— Гимназия сразу задумывалась как православная, хотя сначала мы этого в уставе не писали. Позже Отдел религиозного образования и катехизации утвердил за нами статус православной гимназии, чтобы и в названии была выражена ее сущность. С первого дня работы гимназии у нас преподавался Закон Божий, и вел его православный священник, на хоровых занятиях изучалось и церковное пение, детям рассказывали о церковном этикете.
Мы никогда не ставили целью набирать детей только из воцерковленных семей. Считаю, что после 70 лет советского атеизма такое требование вряд ли было бы правильным. Но родители, отдающие нам своих детей, обязательно должны иметь в виду, что их ребенок идет в школу, где в течение всех одиннадцати лет преподают Закон Божий и церковное хоровое пение, регулярно бывает православный священник, большинство педагогов – верующие люди.
Не учитывая всего этого, нельзя отдавать ребенка в нашу школу. Поэтому мы предварительно беседуем с родителями. Если они просто хотят, чтобы ребенок изучал древние языки у хороших преподавателей, а к церковным дисциплинам относятся как к вынужденной нагрузке, которую при любой возможности лучше игнорировать, мы, конечно, не принимаем их детей в школу.
Нельзя сажать ребенка между двумя стульями, когда в школе ему будут говорить одно, а дома не просто ставить это под сомнение, но относиться скептически: мало ли, что там вам батюшка говорит. Но и требовать от людей, чтобы они в одночасье уверовали, невозможно. Если родители сами пока не нашли Бога, но признают христианские ценности и хотят, чтобы их ребенок воспитывался в православной вере, этого достаточно.
Духовное становление человека – тайна, и мы прекрасно знаем, что и у детей из верующих семей в переходном возрасте часто бывает период сомнений, отрицания, поэтому нет безусловной гарантии, что учась в нашей гимназии, ребенок из нецерковной семьи придет к Богу. А насилие, как вы понимаете, в таких вопросах недопустимо.
Но сама атмосфера в гимназии способствует воцерковлению. Были случаи, когда дети крестились во время учебы в нашей гимназии, вслед за некоторыми из них в Церковь пришли их родители. Каждый такой случай для нас, а их немало, – большая радость.
— Значит, у вас нет обязательных литургий для учеников?
— У нас есть только два богослужения, на которые приходят все: молебен перед началом учебного года и благодарственный молебен на конец учебного года. Еще в 2000 году по благословению архиепископа Верейского Евгения – ректора Московской духовной академии и одного из наших попечителей – в гимназии был освящен домовый храм в честь Трех святителей. По субботам, воскресеньям, на двунадесятые праздники, 12 февраля – в наш престольный праздник – здесь служится литургия, но поскольку эти дни в гимназии выходные, многие дети ходят с родителями в другие храмы.
Насколько мне известно, большинство православных школ создавались при приходах, а у нас, наоборот, приход появился при гимназии, в домовом храме. Храм небольшой, но всегда полон – некоторые семьи стали ходить сюда регулярно. Ну а другие продолжают ходить в свои приходы. И слава Богу – Церковь едина.
На службу строем у нас не ходят и никакого давления на детей из нецерковных семей никто не оказывает. Но, повторяю, сама обстановка помогает многим из них осознанно прийти в Церковь. Сегодня большинство наших учеников – дети из воцерковленных многодетных семей, во многих из них родители воспитывают не только родных, но и усыновленных детей.
Самое страшное – лицемерие!
— Но ведь и у них, как вы уже сказали, в переходном возрасте часто бывает антицерковный бунт?
— Ничего не поделаешь. Дети растут, и меняется их отношение ко всему: к окружающему миру, к учению, к родителям, путь которых они начинают анализировать. И к Церкви! Ну а в 13-14 лет многие впадают в нигилизм, отрицают буквально все, что им прививали. Отец Владимир Воробьев замечательно пишет в своей книге, что очень легко привести детей в Церковь – их просто берут за руку и приводят, но гораздо труднее их там оставить, то есть чтобы они, когда вырастают, сами хотели оставаться в Церкви. Мне кажется, в этом вопросе любое насилие может привести к отрицательному результату.
Самое страшное – лицемерие. Лучше вообще не поститься, чем поститься напоказ. Надо понять, что период этот – 13-14 лет – труден не только для родителей и педагогов, но, в первую очередь, для самих детей. Духовное становление человека – его свободный выбор, мы можем этому лишь способствовать, показать ребенку путь, который нам, людям православным и церковным, кажется правильным.
И у многих наших гимназистов в этом возрасте бывает отторжение, причем даже у очень ревностных прихожан, например, мальчиков-алтарников. По разным причинам это происходит. Иногда родители перегибают палку в воцерковлении ребенка, и он, как только становится чуть самостоятельней, отказывается ходить в храм.
Но учебную программу никто не отменял, а у нас в эту программу, как я уже говорила, входит Закон Божий. С 2000 года его преподает иеромонах Тихон (Зимин), преподаватель Духовной академии, а теперь еще директор Сергиево-Посадской православной гимназии (он же – духовник нашей гимназии и постоянно служит в нашем храме). Вы знаете, как бы ни бунтовали дети, как бы ни отходили они от церковной жизни, я не помню, чтобы они не радовались, когда к ним приходит отец Тихон. Он для них остается определенным примером для подражания: прекрасно знает и древние языки, и современные компьютерные технологии. Дети не боятся задавать ему вопросы, как им кажется, на засыпку, и батюшка всегда находит, что ответить.
И сама атмосфера нашей гимназии помогает отчасти нивелировать бунт ребенка. Возраст есть возраст, и в определенные моменты наши дети проявляют сомнения и в необходимости изучения латыни, но тем не менее не раз бывало, что в ответ на иронические вопросы сверстников из других школ, зачем им эта латынь нужна, они давали мощный отпор.
Я всегда старалась, чтобы дети, идущие после начальной школы в пятый класс, шли туда по доброй воле. Курс латинского языка в четвертом классе частично дает им представления о дальнейшей учебе здесь. И я всех спрашиваю: «Вы действительно хотите продолжить эти занятия? У вас есть право выбора – можете пойти в другую школу».
Поэтому в основе наших отношений с детьми взаимопонимание. И когда начинаются сомнения в вере, надо к этим метаниям отнестись с уважением, дать человеку возможность разобраться. Универсальный совет дать невозможно – нужно индивидуально беседовать с каждым ребенком.
Я некрасив, никому не нужен, никому не интересен…
— А с какими еще проблемами детей приходится сталкиваться?
— Одна из самых серьезных проблем у детей опять-таки в определенном возрасте – недовольство собой, своей внешностью, физическими данными. «Я некрасив, никому не нужен, никому не интересен», – к таким неправильным выводам может привести и неосторожное слово одноклассника, но в особенности – бестактное замечание педагога. Это уже совсем недопустимо, и я трижды увольняла учителей по одной и той же причине – меня не устраивала их манера общения с детьми.
Их слова вызывали у детей отрицательные эмоции, иногда не совсем адекватную реакцию, но вникнув в ситуацию, я понимала, что в данном случае такая реакция была естественной. В одном случае я только пожалела, что уволила человека позже, чем следовало. Не всегда удается быстро разобраться в конфликте учителя и ученика, но к детям обязательно нужно прислушиваться и понимать, когда они бывают объективны.
Почем дети не улыбаются?
С седьмого по девятый класс к нам очень часто приходят родители с одной и той же жалобой: «У меня был такой открытый, улыбчивый, ребенок, а теперь его не узнать. Что делать?». А ничего – терпеть и поддерживать ребенка в трудную для него пору. Иногда родители сами создают эти ситуации. Например, у нас в школе запрещено пользоваться мобильными телефонами – дети сдают их при входе. И сколько существует это правило, столько идет война… – но не с детьми, а с родителями.
Воюем против мобильных!
Я считаю, что ребенку мобильный телефон вообще не нужен, и уж точно он не нужен как постоянная игрушка. Пока не стали отбирать мобильные на входе, они непрерывно звенели на уроках. Чаще всего звонили родители, чтобы узнать, где их ребенок. Как будто не знали, что у него в это время урок. И нам, получается, они не доверяли, и детей лишали даже намека на самостоятельность.
От общественного транспорта они их тоже оберегают – большинство на машинах привозят, хотя при московских пробках часто удобней добираться общественным транспортом. Сплошь и рядом православные родители искусственно изолируют детей от мира, лишают возможности общаться с ним. Вот это отношение до позднего возраста к детям как к младенцам в старших классах приносит горькие плоды. Слишком поздно дети сталкиваются с миром, учатся принимать собственные решения.
— Желание уберечь ребенка от мира утопично, но по-человечески понятно. Слишком различны христианские ценности и ценности современного мира. Да и классическая культура, которой в вашей гимназии уделяется большое внимание, в мире гораздо менее популярна, чем глянец. Бывает ли у ваших детей наряду с антицерковным бунтом бунт против культуры, желание вместо классики читать бульварные романы, слушать не Баха, а попсу?
— Такого прямого антикультурного бунта я не помню. Но, естественно, дети реагируют и на рекламу, и на глянцевые журналы, и особенно интересно это становится им опять же в переходном возрасте. Прямые запреты не помогут. Как можно запретить то, что продается на каждом углу: бульварные романы, глянцевые журналы? Пустые, ничего из себя не представляющие, но ведь запретный плод сладок.
Но то, что наши дети с детства знакомятся с шедеврами живописи и архитектуры (у нас есть в программе история мировой художественной культуры), слушают классическую музыку, участвуют в театральных постановках по хорошим литературным произведениям, читают хорошие книги, в результате оказывается хорошей прививкой.
Я не помню, чтобы кто-то из них даже в период отрицания всего всерьез увлекся массовой культурой и предпочел ее той высокой культуре, вкус к которой ему прививали с начальной школы, хотя, конечно, они, как и прочие их сверстники, слушают современную музыку, смотрят современные фильмы и играют в компьютерные игры. Но при напряженной программе гимназии сложно уделять всему этому много времени.
Ну а изучение древних языков замечательно еще и тем, что дает возможность детям соприкоснуться с уникальными текстами, и часто именно при анализе этих текстов мы выходим на обсуждение актуальных этических проблем. Если ребенку что-то предписывать в дидактически-назидательном тоне, он в лучшем случае будет кивать головой, но ему все это будет неинтересно, он просто не услышит нас в этот момент, воспримет наше поучение как очередное взрослое занудство, которое можно проигнорировать.
Но когда мы вместе читаем в подлиннике «Обращение к юношам» святителя Василия Великого и разбираем, что там написано (а написано там, как мы должны выбирать у античных авторов лучшее), начинается живая дискуссия, которая выводит нас на современные проблемы. И в «Диалогах» Платона, в воспоминаниях Ксенофонта о Сократе прекрасно сформулирован ряд проблем, которые, как выясняется опять же в ходе обсуждения текстов, актуальны и поныне.
Также по-прежнему актуален «Трактат об обязанностях» Цицерона. Когда учитель придет в класс и ни с того ни с сего начнет говорить детям об обязанностях, им будет скучно, а вот при обсуждении с ними трактата Цицерона мы совершенно естественно переходим к разговору об их обязанностях, и они сами всерьез о них задумываются.
Что читать?
— Удивительная картина! Дети читают античных авторов и византийских отцов Церкви в подлиннике, обсуждают! И это в то время, когда многие образованные начитанные родители жалуются, что их дети вообще не читают художественную литературу или читают из-под палки. С вашими учениками такой проблемы нет?
— Ее не может не быть – это проблема времени. Она затрагивает не всех детей, есть у нас и те, кто читает много, иногда даже так много, что уже это становится проблемой. Но есть и дети, которые читают только по программе и без всякого удовольствия. Тогда мы их действительно заставляем – есть учебная программа, которую они должны выполнять.
— Можно ли помочь таким детям полюбить чтение? Если да, то как?
— Я думаю, что привить любовь к чтению можно каждому ребенку, но это требует большого труда прежде всего от родителей, а школа может им только помогать, но заменить их не может. Потому что с самого детства, еще до того, как ребенок научится читать и писать, нужно постоянно читать ему вслух хорошие книжки — не только сказки, но переложения Священного Писания — и много рассказывать ему – сегодня, представьте, и на это некоторые родители не находят времени.
Потом, когда он выучится грамоте, надо обязательно выделять ему час в день для чтения. В раннем возрасте дети еще воспринимают послушание родителям как само собой разумеющееся. И в этот период очень важно подбирать ему книги, которые соответствуют его возрасту, интересны и полезны ему. Тут уже многое зависит от его особенностей, склонностей, увлечений, но для любого ребенка можно подобрать хорошие литературные произведения, которые его увлекут. Если родители вовремя уделят этому должное внимание, чтение для ребенка войдет в привычку, станет естественным процессом, а со временем и потребностью.
— Во многих дворянских семьях была традиция семейного чтения вслух.
— Замечательная традиция! Считаю, что и сегодня в некоторых случаях возможно возвращение к ней. Мы, например, это делаем на выездных занятиях. Ежегодно мы неделю проводим с каждым классом за городом и там очень часто по вечерам у нас бывает совместное чтение: либо читаем пьесу по ролям, либо роман, повесть или поэму по очереди вслух читают и взрослые, и дети. Естественно, потом обсуждаем прочитанное.
С семиклассниками, например, такими вечерами я часто читаю «Антигону» Софокла. Проблемы, которые там затрагиваются, очень понятны детям именно в этом возрасте, а в учебную программу эта трагедия Софокла не входит – увы, даже в нашей гимназии нельзя вместить в отведенные часы все, что следовало бы детям прочесть. Много читаем и русской классики.
Но перечислять всех авторов было бы странно. И в русской и в зарубежной литературе есть немало замечательных произведений, которые в определенном возрасте мальчики и девочки читают с большим интересом и часто находят там ответы на свои вопросы и переживания.
Когда компьютер поедает своего пользователя…
— То есть большинство ваших учеников – читающие дети?
— Слава Богу! Но от проблем времени никуда не деться. Времени, когда компьютер поедает своего пользователя. Я постоянно говорю родителям, что нельзя давать детям неограниченный доступ к компьютеру. Есть учебные программы, которые нужно использовать, но когда ребенок все время дома проводит в социальных сетях, рано или поздно возникают трудности, с которыми родители уже не могут справиться.
И ведь если с самого начала не ограничить ребенку доступ к компьютеру, то потом любой запрет может привести к еще худшим последствиям. Он начнет искать другие возможности выхода в сеть: то же интернет-кафе, друзей. В самих интернет-кафе нет ничего плохого, но пользование интернетом там, естественно, платное. Значит, ребенок будет думать, где достать деньги, чтобы попасть в сеть, а это уже очень страшный путь.
Как правило, компьютерная зависимость возникает у ребенка, если родители совсем не уделяют ему внимания и он все время предоставлен сам себе. В семье, где ребенком занимаются, общаются с ним как с личностью, интересуются его внутренним миром, такая проблема не встает.
Можно доходчиво объяснить, и мы детям в гимназии объясняем, чем опасны социальные сети. Ведь многие даже не понимают, что когда они выкладывают там свои мысли, часто сокровенные, эти мысли доступны для прочтения миллионам. Они-то думают, что ведут электронный дневник, а на самом деле рассказывают свои секреты всему миру. Достаточно это объяснить, чтобы у многих пропала охота не вылезать из сетей и выкладывать там все, что думают и о чем переживают.
Но часто у взрослых не находится ни времени, ни желания объяснить своим детям такие элементарные вещи. Также мы объясняем детям, что никакое виртуальное общение не может заменить живого человеческого общения.
Был у нас случай, когда у старшеклассника компьютерная зависимость приобрела болезненные формы. Самое страшное в любой такой зависимости, не только компьютерной, что человек готов на все, лишь бы его оставили в покое и не мешали погрузиться в тот виртуальный мир, от которого он стал совершенно реально зависим.
— Знакомый психиатр рассказывал мне о своем пациенте-игромане. Когда тот шел в казино, звонил своей старушке-матери, с которой жил, говорил, что задерживается и отключал мобильный телефон. У матери была стенокардия, и он прекрасно понимал, что если у нее в это время случится приступ, некому даже будет открыть дверь врачам скорой, но все равно отключал телефон. По мнению врача, этот игроман не был эмоционально тупым человеком, но из-за страсти к игре поступал настолько не по-человечески. А через что ради компьютерной зависимости переступил ваш ученик? Вы же неслучайно вспомнили, что зависимые люди бывают готовы на все.
— Я не вправе вам рассказывать. Эту информацию мне передали конфиденциально. Могу только сказать, что ситуация постепенно исправляется. Он поступил в институт, и мы все надеемся, что учеба его увлечет. Парень очень способный, благодаря этому он все-таки закончил школу, но гораздо хуже, чем мог бы.
— Если уж зашла речь об окончании школы, интересно ваше мнение о ЕГЭ. Мешает ли он вам или все, что вы даете детям в гимназии, настолько значимо, что никакая форма экзамена не может повредить?
— Слишком много времени уходит на то, чтобы научить детей в 11 классе облекать свои знания в искусственную форму Единого государственного экзамена. Не нужно забывать, что эта форма только-только вводится и еще, мягко говоря, далека от совершенства. Естественно, это время можно было потратить с большей пользой и для педагогов, и для учеников.
Именно в 11 классе дети достигают интеллектуального уровня, при котором с ними можно обсудить ряд серьезных проблем, а на это из-за подготовки к ЕГЭ времени остается все меньше. Очень жаль! Наши гимназисты прекрасно сдают ЕГЭ, но не должно образование в старших классах сводиться к подготовке к обязательным экзаменам! А еще больше, мне кажется, мешает ЕГЭ высшим учебным заведениям – там снижаются требования, что неизбежно влечет за собой и снижение уровня студентов.
— В своей гимназии вы, я думаю, не допустите снижения ни требований, ни уровня учеников. Но, наверное, за 20 лет дети как-то изменились?
— Конечно, сегодня у нас совсем другие дети. Прежде всего, у них другие родители. Родители наших первых учеников немалую часть жизни прожили в СССР, нынешние родители застали советское время только в раннем детстве. В чем-то эти родители, конечно, свободнее, но есть вещи, которые мне трудно понять и принять.
Например, любимым словом стало «комфорт», и сводят это понятие только к внешним проявлениям, бытовым и материальным условиям, и считают, что такой комфорт – самое главное для ребенка. Я тоже хочу создать нашим детям как можно лучшие условия для учебы, в том числе и бытовые, но все же в образовании не это является определяющим. А если говорить о комфорте, то для ребенка важнее всего комфорт внутренний, то есть душевный мир.
Появилось понятие «образовательная услуга», которое тоже режет мне слух. Каким человеком станет ребенок, во многом зависит от наших с родителями совместных душевных усилий. Это сложный творческий процесс, который нельзя свести к отношениям «заплатил-получил». Слово «услуга» уместно в прачечной, парикмахерской, магазине, но не в образовании.
С другой стороны, как я уже говорила, появилось много детей из воцерковленных многодетных семей, и это не может не радовать.
Многодетные трудности?
— А есть ли проблемы, свойственные именно детям из православных многодетных семей?
— По моим наблюдениям, эти дети к старшим классам выглядят лучше подготовленными к жизни, чем их сверстники. В многодетных семьях образ жизни гораздо более упорядочен, чем там, где с единственного ребенка мамы-бабушки-тети-няни сдувают пылинки. Дети там с малых лет приучаются к ответственности: старшие опекают младших, нянчат их, кормят, пеленают, потом водят в садик, в школу. Мама, как правило, в такой семье не работает, поэтому дети никогда не предоставлены сами себе. Наверняка многим трудно и материально, и живут часто в тесноте, переходный возраст тоже не у всех проходит гладко, но все же по опыту нашей гимназии могу сказать, что у детей из многодетных семей проблем меньше.
Больше же всего проблем у детей, воспитываемых матерями-одиночками.
Один мальчик, который вел себя из рук вон плохо, когда мы пытались выяснить, в чем причина, объяснил свои художества одной фразой: «Отец мне нужен». Он неправ! Никто не спорит, что ребенку нужны отец и мать, но если уж ситуация сложилась таким образом, наверное, надо подумать о матери и о том, как ты сам выглядишь в этой ситуации и какие у тебя есть обязательства, что можно, а что нельзя, независимо от обстоятельств. Он же решил использовать ситуацию в надежде, что ему сойдет с рук то, что не сойдет другим. Нечестно это, не по-мужски. Но опять замкнутый круг получается: чтобы мальчик стал мужчиной, ему нужен пример. А если нет отца, то с кого брать пример?
— Часто элитные школы упрекают в том, что они воспитывают маменькиных сынков, не готовых к встрече с миром.
— Мы готовим. Я считаю, что одна из главных наших задач – формирование у ребенка внутренней уверенности в своих силах. Тех силах, которые нам дает Господь. Именно они нас держат, а не физическое противостояние чему-то. На всякую физическую силу найдется другая физическая сила, а вот сила духа помогает выстоять в самых страшных испытаниях.
Поэтому больше всего я пекусь о том, чтобы дети были спокойными. Это особенно трудно в наше время. Некоторых собственные родители доводят до нервных перегрузок, когда начинают нервничать по поводу выбора специальности, поступления в вуз. И эта их паника, нервозность передается детям, а они должны учиться спокойно! Нам вообще в жизни не хватает спокойствия.
Разумеется, я не отрицаю и важность физической подготовки. У нас в школе есть секция самбо. Она для желающих, а уроки физкультуры обязательны для всех. Зимой, если выпадает снег, не в зале занимаются дети, а на лыжах ходят. Дух первичен, но и о здоровье детей мы обязаны заботиться, и о возмужании мальчиков.
— Приходилось ли вам отчислять из гимназии успевающего по всем предметам ученика за поведение?
— Я помню только один такой случай. Чаще всего, когда ребенок ведет себя плохо, создает дискомфорт другим, выясняется, что ему просто стало здесь неинтересно, не хочет он заниматься древними языками. Конечно, в таких случаях мы предлагаем родителям разобраться, что ему интересно, и в соответствии с этим перевести его в другую школу. Кроме того, что он мешает другим, я не считаю себя вправе брать деньги за обучение человека (а обучение у нас платное), который учиться не хочет.
Но один раз действительно себя неадекватно вел ребенок, который хорошо и с интересом учился. Видимо, у него были проблемы с психическим здоровьем. Мы вынуждены были попросить родителей забрать его из гимназии.
Уберечь от срывов!
— У интеллектуальных детей часто бывает хрупкая психика. Как при такой насыщенной учебной программе уберечь их от нервных срывов?
— Во-первых, у нас всего 140 детей, что изначально предполагает индивидуальный подход к каждому. Мы своих детей знаем в лицо, следим за их состоянием, часто требуем вмешательства родителей – у нас с ними, естественно, тесная связь. Если замечаем, что ребенок перегружен или не совсем адекватно себя ведет, обращаемся к врачам.
Во-вторых, мы стараемся избегать перегрузок, поэтому по ряду предметов используем совмещенные, то есть интегрированные, программы. Корректируем объем домашних заданий, чтобы он не превосходил реальные возможности детей. Я уже говорила, что раз в году мы проводим недельные выездные занятия за городом (на которых вечерами читаем друг другу вслух). По очереди вывозим каждый класс, чтобы дети подышали воздухом, позанимались в спокойной обстановке. Естественно, во время такого тесного общения удается понять и узнать, о чем думают дети, как воспринимают окружающий мир.
— На сайте гимназии написано, что она готовит культурную, дипломатическую и политическую элиту страны. Поскольку прошло уже 20 лет, уже можно кого-то представить?
— В политику пока наши выпускники не идут. А дипломаты были и есть, и сейчас одна наша очень хорошая выпускница учится на третьем курсе МГИМО. Сын известного юриста-международника Владимира Лафитского Дмитрий учился в нашей гимназии и пошел по стопам отца. Он из первого нашего выпуска.
Дмитрий Коломацкий защитил кандидатскую на кафедре классической филологии МГУ, Евгений Федько закончил аспирантуру на кафедре структурной и прикладной лингвистики. Татьяна Артюхова закончила отделение византиистики на филфаке МГУ и вернулась к нам – преподает древнегреческий язык. Еще несколько преподавателей учились в нашей гимназии. Многие успешно работают в крупных фирмах.
Находят наши выпускники свое место в жизни. Они часто приходят в гости, рассказывают о своих достижениях, делятся проблемами, советуются. Некоторые, конечно, забывают о нас, но такова жизнь. Кто-то дорожит памятью о детстве и юности, кто-то смотрит только вперед. Люди разные. Но итоги первого двадцатилетия нашей работы скорее радуют, чем огорчают.
Беседовал Леонид Виноградов
1 сентября: «Как я потерялся» и другие истории
1 сентября и злостный троечник поневоле — ОПРОС священников
Школьные трудности обычных детей: проблемы и пути решения
Школа: добро пожаловать в реальность — (+ВИДЕО)
7 проблем современного подростка — беседа с психологом