В Москве вручили награды победителям конкурса «Мемориала» для старшеклассников «Человек в истории. Россия — ХХ век». На церемонию приехали 50 школьников — авторов исследований по темам «Память о войне», «Человек и власть», «История семьи» и «Сто лет русской революции». Три школьницы рассказали Правмиру, насколько трудно им было столкнуться с прошлым своей страны.
Картина из лоскутков
Рита Корнякова, 16 лет, 10 класс, Астрахань:
— Моя работа посвящена теме репрессий. В нашем Астраханском Государственном музее я случайно наткнулась на необычную картину. Примерно полгода назад. Она называлась «Швейцарский пейзаж». Полотно было сшито из лоскутков, оказалось, что ее владелицей была репрессированная. Жена, которая не донесла на мужа. Ее звали Нина Семеновна Бреус. Я обратилась к сотрудникам музея, но они мало знали о хозяйке картины и ее семье.
Я пошла в архив краеведческого музея, там были найдены личные документы семьи. Муж этой женщины Илья Емельянович Бреус работал директором Тумакского рыбзавода. Это село Тумак, недалеко от Астрахани. Он принял предприятие в плачевном состоянии и старался поднять производство. Но у него не очень получалось, потому что помощи от правительства не поступало.
В 1938 году, ночью, его арестовали. В обвинительном акте говорится, что его арестовали за то, что он вел террористическую деятельность, готовил террористический акт против наркома Микояна, хотел уничтожить рыбную промышленность в Астрахани и был членом антисоветской организации. Было три допроса, на следующий день после оглашения приговора его расстреляли.
Через несколько месяцев репрессируют и его жену за то, что не донесла на мужа. Ее приговорили к трем годам заключения в Темниковском лагере, в Мордовии. Двух ее сыновей пятилетних выселили вместе с бабушкой из дома. Хотели детей забрать в детприемник. Бабушка их не отдала и уехала с ними в Саратовскую область.
После трех лет заключения Нину Семеновну освободили, но она осталась в Мордовии, в поселке Явас, жить на вольном поселении. Там она познакомилась с художником. Он ей нарисовал картину «Швейцарский пейзаж» в память о тех счастливых годах, которые они провели на свободе.
В 1942 или 1943 к ним приехала мать Нины Семеновны вместе с детьми. Они вместе жили в поселке. А в 1949 году семье позволили выехать в Казахстан. Позже она перебралась в Астрахань. И совсем скоро у Нины Семеновны пропал один из сыновей. Без вести. Его не нашли до сих пор. Нина Семеновна много лет его искала. Но безрезультатно. Мальчику было 15 лет.
Ближе к 1990-ым Нина Семеновна выступает за организацию в Астраханской области «Мемориала». Благодаря ее усилиям был открыт памятник репрессированным. Она участвует в мероприятиях – открывает выставку, посвященную репрессированным.
В 2001 году она плохо себя почувствовала и отдала картину и часть документов в музей. Что-то мне рассказал ее внук. Делился материалами. Семейный архив показал. Самой Нины Семеновны уже нет в живых.
В архив краеведческого музея было довольно-таки легко попасть. Нужно было добиться разрешения директора и взять документ из школы. Я сама это делала. Но материалы мне разрешали взять только с согласия родственников – пришлось брать расписку и у них. В областной архив не получилось пройти. Отказались дать документы. Обращалась за помощью к научному руководителю, она смогла с ними договориться. В архив ФСБ Астраханской области пускали только родственников, и я договорилась с внуком Бреус. Ему дали отсканировать материалы. Он мне их передал.
Исследование было больше похоже на расследование, потому что ни одного упоминания в общедоступных источниках не было.
Только маленький отрывок в музее: кто был хозяином картины и автором. Больше ничего не было известно. Всю биографию пришлось восстанавливать по крупицам.
Нина Семеновна Бреус стала для меня достаточно близким человеком, потому что я теперь понимаю, что пережила она, что пережила ее семья. Мне ценно то, что ее родственники наконец-то узнали, что случилось с их бабушкой. Они многого не знали. Они стали с большей нежностью хранить каждую бумажечку, фотографию, оставшуюся от Нины Семеновны.
Для меня это тяжелый период в истории нашей страны. И мне было интересно узнать, что же действительно случилось с теми людьми, почему так произошло. Сейчас я понимаю, что тогда могли по малейшему наговору взять, арестовать и расстрелять. Для меня это было важно – узнать правду. Самый страшный момент в истории Бреус – арест Ильи Емельяновича. Человек, правда, старался. Организовывал социалистические соревнования. А его арестовали, все имущество изъяли. Самой жене сказали, что ему дали 10 лет без права переписки. По рассказам внука, один из сыновей выбежал за отцом неодетым, кричал: «Отпустите папу, отпустите папу». Его отвели в сторону…
Один похвальный лист
Анжелика Маторина, 17 лет, 11 класс, Тульская область, деревня Румянцево:
— Моя работа называется «Система поощрений и наказаний в советских колхозах» (на примере колхоза «Прогресс» Львовского сельсовета Новомосковского района). В процессе написания работы я нашла похвальный лист моей бабушки Валентины. Он был старенький, с рваными краями. Спросила у мамы: «Что это?». Она ответила, что бабушку часто награждали. И дедушку. А так как работа в колхозе была сложная, они с особой радостью награды не воспринимали. Просто работали и работали. Многое не сохранили, сожгли. Остался один похвальный лист.
Мы с моим научным руководителем Светланой Алексеевной Титаренко решили разобраться, как люди жили, трудились, как их награждали, было ли для них это важно. Ведь сейчас, в 21 веке, важны не грамоты, а деньги. А в то время были важны и снимки на доске почета, и грамоты.
Я пошла в архив. Провела там полторы недели. Изучала записи о знакомых и незнакомых людях. И записи о моих бабушке и дедушке. Я выбирала самое главное. А потом решила поговорить с двумя председателями колхозов. У них были расхождения во взглядах. Один вспоминал, как в 1970-е колхозники шли на работу с радостью, с песнями, вместе отмечали праздники, рождение детей, свадьбы. Другой, что после 1990-х колхозы стали терять авторитет, люди стали ленивыми, прогуливали, воровали. Оба рассуждали, что фермерство не для России, его может позволить себе только богатая страна, а «колхозы – это по-нашему».
Говорили о трудоднях, о пенсиях колхозников. Были разные рассказы. И о взаимовыручке. И о том, как в деревнях не принимали чужих. Злость даже присутствовала.
Деревенским бабушкам было любопытно, для чего мне их свидетельства. Но важно, что кто-то ими и их прошлым интересуется. Вспоминали о нем с грустью.
Я познакомилась с историей бабушки, тети, которая проработала в колхозе 29 лет. Женщины совмещали работу и дом. Ночью убирали, готовили, стирали, утром шли на работу.
Мне очень интересна история моей семьи. Прадедушка воевал. С контузией вернулся. Отец участвовал в Чеченской войне. Поэтому мне интересно.
Люблю и историю, и биологию. Профессию собираюсь связать с биологией. А история – это познавательно, увлекательно. Планирую продолжать исследования.
Место, которое рядом со мной
Виктория Сильванович, 16 лет, 10 класс, Брянск:
Моя работа называлась «Бежицкий концлагерь для военнопленных 1920-1921 годов». Исследованием я занималась полгода. Собирала документы, проводила интервью, а потом уже писала. Темой заинтересовалась случайно. Мой преподаватель была в архиве и в документах обнаружила, что недалеко от нас был концлагерь для польских военнопленных.
Моя работа о нем. О том, как там жили, чем жили, чем занимались. Бежецкий лагерь был подразделением Брянского концлагеря. Сначала так, а потом стал самостоятельным. Содержались в нем, в основном, рядовые. В разное время насчитывалось от 200 до 300 человек. Возраст – 26-27 лет. Самому молодому был 21 год, самому зрелому — 40 лет.
Жилось в концлагере, конечно, тяжело. Рабоче-крестьянская инспекция описывала, что условия были плохие, было грязно. Нары были без тюфяков, ужасная грязь на кухне. Большинство продуктов питания непригодны для пищи, но ими и кормили. Работали пленные на брянском заводе. И когда лагерь закрылся, завод ощутил острую нехватку рабочих.
Я заинтересовалась темой прежде всего потому, что это место находится совсем рядом со мной. Это было неожиданным открытием. Сейчас там нет никакого упоминания о том, что когда-то здесь находился концлагерь. Спокойно живут люди, и ничего не знают о том, что было раньше.
У меня не было трудностей, как у исследователя. Все документы — в открытом доступе. Достаточно было ходить в архив и читать.
Меня задела тематика работы. А то, что узнавала по мере продвижения, волновало, чем-то удивляло.
Оказалось, что, несмотря ни на что, концлагерь был не самым жутким местом. Многие думают, что там сплошные убийства, смерть. На самом деле условия жизни были тяжелые, но жестокости не было…
Мне интересно было заниматься исследованием. Это мой первый исторический конкурс. Узнала о нем от преподавателей.
Интересных работ было много. Я познакомилась с другими ребятами из разных областей страны. Подружились. Перед церемонией награждения нам читали лекции. Мы гуляли по Москве. Не думала, что она такая большая.
Нравятся работы всех ребят. Это уже не просто чтение учебника, книг. Это живая история – та, к которой ты сам прикоснулся.
***
Отрывки из других исследований
«Житие двух братьев-близнецов». Альбом жителя горного города Дедюхино Петра Петровича Богомолова
Агишева Александра, город Усолье
«Современная историческая наука хотела бы сделать своим объектом не только исторические факты, процессы, но и человека, главного актера истории. Причем не гения, не известного человека, а обыкновенного с его плохими и хорошими качествами…
Дневник солевара из горного города Дедюхино Петра Петровича Богомолова этим и ценен. В нём есть главное, то, что ускользает от многих ученых – жизнь человека. История маленького человека, который прошёл долгий путь от сиротки, просящего милостыню, до уважаемого человека в городе. Хороший сын, понимающий брат, глубоко верующий человек, авторитетная личность, вечный труженик – таким предстаёт автор альбома. Делал он свой альбом трепетно и нежно, выписывая каждую картину, не очень умело, но зато душевно. Вырисованные фигуры людей и животных, очертания строений, леса, домов сопровождаются комментариями, которые насквозь пропитаны печалью – остались сиротками два брата, просили милостыню, всю жизнь «робили», пережили 3 революции, 3 войны. Лишь одна картина сопровождается надписью: «Хорошее житие Петра Петровича», где на столе стоит хлеб и молоко. Тем не менее, судя по картинам и надписям, счастьем для автора были покупка дома, коровы, лошадей, свадьбы, рождение детей, приобретение самовара, гармошки, выборная должность лесничего. В конце альбома – снова печаль и слёзы, затопление города – это ещё большая боль, это потеря всего. Автор пытается доказать, что его жизнь прожита не зря, и не его вина, что после 80 прожитых лет он оставляет после себя только альбом с рисунками…»
«Моя деревня – частица моей России»
Екатерина Борисова, деревня Арык Малмыжского района Кировской области
«… первые дома в деревне были на «починке» (это за огородами через лог от сегодняшней деревни). А на месте одной из сегодняшних улиц (где дом моего деда) текла река, такая глубокая, что лошадей по ней сплавляли вплавь. А кругом были осины. Поэтому и деревню назвали Подосиново. Местность была топкая, болотистая. Затем стали вырубать лес, строиться и вода «отошла». В иных местах землю насыпали.
Первыми поселенцами были «староверы». Пришли они с Сибирского тракта. Это выходцы из Прибалтийской общины, бежали, когда их стали притеснять, т.е. запрещать молиться по их обычаям. Они не согласны были с новым уставом церкви. В деревне и по настоящее время сохранился молитвенный дом «староверов» . Строился он общиной. Стяжкина (в девичестве Ложкина) Екатерина Григорьевна, бывшая жительница деревни, вспоминает: «Там было как-то по-особенному торжественно, было много икон, были и большие – в рост человека». В одно время возглавлял общину отче Сидор – очень строгий, высокий, сухощавый старик. Барабашкова А.И. вспоминает: «Мы даже взгляда его боялись». После него был Наймушин Макар Игнатьевич. «Этот дед Макар был не так строг. Он нас, голодных ребят, подкармливал белыми сухарями, и мы часто бегали ватагой к нему. Он лез на чердак молельни и приносил нам в котомке сухарей. Правда там были хлебные букашки, мы их сдували», – вспоминает Аграппина Ивановна. В 80-е годы молельный дом закрыли, иконы вывезли…
Отец моей прабабушки, Колупаевой Дарьи Александровны, был «старовер», потом миропомазался. Его отец (дед прабабушки) жену взял богатую. В приданое получил лавку, золото. Жену одевал хорошо. Было много сарафанов (больше из ситца), пошитых солнце-клёш – мода такая была. Много больших «блестящих» шалей. Потом дом и вещи сгорели. Хозяин был на Первой мировой войне, мама прабабушки отстраивала хозяйство без мужа, дом поставила не новый, перекатанный…»