— Юра с самого детства знал, что станет врачом. По крайней мере, его мама часто вспоминает о том, что он был еще совсем маленьким, когда сказал, что будет хирургом.
Он занимался жизнеобеспечивающими операциями — онкология и многие другие заболевания, которые угрожают жизни. У него было много патентов на свои собственные операционные вмешательства. То есть он придумывал новые способы операций, которые помогают при онкологии и при многих других опасных болезнях. И вот именно за это его ценили коллеги и пациенты.
Это был уникальный человек, который мог придумать, как помочь пациенту, и потом сделать это. Кто-то может придумать как, кто-то может сделать, но очень мало людей в России, у которых два эти умения совпадают.
У нас довольно неплохой онкодиспансер в Свердловской области, большой, крепкий. Тем не менее часто оттуда отправляли людей к Юрию Владимировичу — не было специалистов, которые могли бы помочь. Юра, например, когда по тем или иным причинам нужно было удалить часть желудка или желудок полностью, мог это сделать, а потом из кишечника сформировать новый желудок.
Ему важно было продолжать работать в пандемию. И пациентам было важно, чтобы он был рядом.
Я действительно могла бы настоять, чтобы он на это время взял отпуск или больничный. Но я всегда уважала своего мужчину и не имела права шантажировать его. Давайте умозрительно допустим страшную ситуацию, когда я на него надавила, он ушел, например, в отпуск в такое напряженное для всех время, а его ребята, подчиненные, остались работать. И кто-то из них заболевает и погибает. Юрий бы просто жить после этого не мог.
Он никогда бы не оставил свой пост, подставив своих ребят, своих коллег. Мой муж не мог так поступить. И да, обладая какой-то женской силой, я могла бы попросить его это сделать. Но он бы перестал себя уважать, если бы согласился.
Юра продолжал работать, делать операции, а потом в их отделении случилась вспышка коронавируса, врачи ушли на больничный, пациентов перевели в профильные ковидные медицинские учреждения.
Мы с Юрой виделись последний раз за несколько дней до того, как он заболел. Как только у него начали болеть в отделении врачи, муж сразу от нас с дочерью съехал на другую квартиру, не дожидаясь момента, когда может заболеть. Это случилось через несколько дней.
Потом его госпитализировали, он неделю чувствовал себя нормально, ничто не предвещало плохого. Да, он болел, да, температура, слабость, но не было падения сатурации. Она упала на восьмой день, стало хуже. Потом были еще некоторые осложнения, с ними справились его коллеги — довольно быстро и профессионально.
И казалось бы, он пошел на поправку. Он был в тяжелом состоянии, но стабилен, уже выравнивалась температура, он уже на низких дозах препаратов держал давление сам. Выравнивалась сатурация, уже появился осторожный оптимизм у всех нас — и у врачей, и у меня… Но 24-го числа все закончилось. У ковида нет никакой логики, и это страшно.
Все сходятся в одном мнении: Юрий Владимирович — это врач, которого видишь и становится легче. У него отсутствовала профдеформация хирурга, когда надо немедленно прооперировать и этим решить проблему.
Иногда он говорил больному, исходя из своего опыта: «У вас там образование, вы с ним живете уже 10 лет, и вы с ним проживете еще 15, а если мы сделаем операцию, то это большие риски». То есть он всегда очень адекватно оценивал ситуацию, принимал решение, нужно оперировать или нет, и доносил это решение до пациента, не навязывая.
Он был очень спокойным, уравновешенным, добрым человеком, что, наверное, для хирурга довольно-таки большая редкость. И он был самым лучшим мужем и отцом.
Это не слова вдовы, которая вдруг поняла, кого она потеряла. Я всегда знала, с кем я живу. Я каждый день благодарила Бога, что мне достался такой муж. Он был очень внимательным, добрым, любящим человеком.
Когда мы узнали, чуть больше года назад, о том, что у нас спустя 10 лет брака будет дочь, — довольно неожиданное на самом деле для нас известие, — он был очень счастлив. Он был невероятно счастлив, когда она родилась. Я не видела за свою жизнь ни одного такого отца. Он разделял полностью со мной все обязанности родительства. Он приходил с работы, освобождал меня от дочери, брал ее на руки и полностью ею занимался. Он читал ей книжки, купал, укладывал, гулял с ней, он ее кормил. В нашей семье не было такого, что ребенком занимается мама, а папа помогает. Нет, у ребенка были два абсолютно равноценных родителя.
Я ощутила большую поддержку от коллег Юры и еще больше, хотя это, казалось бы, уже невозможно, стала гордиться мужем, когда мне стали приходить соболезнования от его пациентов не просто из разных городов России, а из разных стран: из Израиля, Германии, США. Он не был сторонником того, что за границей лечат лучше. Во многом то, что делал мой муж, что продолжают делать его коллеги, — это сильная школа.
Я знаю, что у моего мужа был пациентом один из топ-менеджеров очень крупной компании, который, обнаружив у себя тяжелую болезнь, кинулся в клиники Израиля, Германии, а через несколько лет попал в руки моего мужа в своем родном городе Екатеринбурге. Юра говорил, что если бы он сразу увидел этого пациента, он бы мог ему помочь с гораздо более высокими шансами, а сейчас этих шансов уже не очень много, не говоря уже о том, что сам человек вымотан постоянным лечением. Поэтому, пожалуй, мой совет — нет плохой российской медицины, нет хорошей израильской. Есть отдельные руки, есть отдельные головы.
Карантинные меры ослабляют, но мое отношение к этому абсолютно не изменилось. Я как принимала все меры предосторожности, так и продолжаю. Сейчас у меня тем более нет никакого права заболеть: у меня на руках дочь. Я уже не испытываю злости к тем, кто нарушает карантин, кто продолжает встречаться на шашлыках, ходить в рестораны. Вот у нас сегодня открыли летние веранды, и они все забиты.
Мне просто интересно, почему люди ведут себя как дети? Правда, вы — те, кто идут в рестораны, понимая, что там битком, — вы действительно думаете, что если открыли эти заведения, то ковид куда-то сам собой делся? Нет, ситуация стала еще хуже. Завтра она будет еще хуже, чем сегодня. Послезавтра — хуже, чем завтра. У меня это уже случилось. Не ждите, когда это случится у вас, будьте осторожны. Что я могу сказать?
Невозможно прийти в себя в такой короткий срок. Я не уверена, что спустя год у меня будут силы на это. Я скажу страшную вещь, но иногда в эмоциональном порыве я завидую тем женам, которые не любили своих мужей. Наверное, этим вдовам легче жить, чем мне сейчас. Но это только глупые эмоции. Я, конечно, ни секунды не жалею, что я 11 лет очень любила моего мужа, а он очень любил меня.
«Он был удивительно терпеливый и умел слушать своих учеников»
Антон Шушанов, хирург:
— Юрий Владимирович был моим учителем и моим заведующим, и с обеими этими ролями он справлялся идеально. Не у каждого учителя и руководителя есть такое качество, как терпение.
Юрий Владимирович ни на кого из своих подчиненных никогда не кричал. У него были разные типажи подчиненных: я более эмоциональный, кто-то более дисциплинированный, кто-то легкомысленный, но никогда ни на кого из нас он не повышал голос. Для учителя это главный фактор. Потому что ученик не всегда талантливый, не всегда у него все получается. Был случай полгода назад с ординатором, она на операции случайно задела сосуд, любой бы начал кричать, а он ей сказал: «Успокойся».
У него не было звездной болезни, несмотря на то, какой объем операций он сделал, какой статус имел в больнице, в хирургии региона вообще. Он всегда мог прислушаться к словам своих подчиненных, даже изменить свое мнение, подумав, мог поспорить и доказать, что собеседник не прав. То есть он никогда не принижал ученика, он показывал, что слушает его. Терпение и умение выслушать — это те качества его характера, которые позволили нам расти рядом с ним. Я бы хотел еще поучиться у Юрия Владимировича терпению. Иногда пытаюсь выждать паузу, найти компромисс, как он. Не знаю, смогу ли я так же.
Для отделения это большая потеря. Отделение занималось теми направлениями, которые Юрий Владимирович сам же и развил, например, гигантские послеоперационные грыжи. В хирургии тоже есть понятие «мода», так вот сегодня модно оперировать лапароскопически, роботами, а гигантские грыжи оперировать не модно, это неблагодарные в смысле дальнейшего состояния здоровья, тяжелые, часто с ожирением, с большим количеством осложнений пациенты. Ими, как правило, никто не хочет заниматься в городе, даже самые амбициозные хирурги отказались от этой темы, а Юрий Владимирович взял ее, и такие операции в области делал только он.
Он был первым, кто стал применять роботизированную хирургию в Свердловской области. При этом он не забрал ее себе как модное направление, он научил меня, моего коллегу и отдал ее нам.
Мы не знаем, кто заменит Юрия Владимировича, потому что на нем, кроме заведования, была кафедра по дипломной подготовке всех врачей области по хирургии, он занимался ординаторами, занимался клубом — раз в несколько месяцев с области съезжались хирурги и слушали лекции по актуальным темам. Я уже не говорю о параллельных активностях, как «Бард-синдром».
Мы начали раскидывать его дела между собой и задумались, справимся ли мы вообще. Когда он работал, мы даже не замечали, сколько всего он на себя берет. Думаю, мы еще не до конца осознали эту потерю из-за того, что сейчас ковид, больных меньше, студенты все отпущены. Когда все пройдет, наверное, мы еще больше ощутим, как нам не хватает учителя, заведующего и одного из лучших хирургов.
«Специализация Юры — спасать жизни»
Евгений Енин, журналист, друг:
— Юра был совершенно удивительным человеком. Например, я человек вполне себе успешный в профессии, социально успешный, но рядом с ним чувствовал, что занимаюсь ерундой, потому что я журналист, языком болтаю, а тут человек, который спасает жизни, и мы просто играем в разных лигах.
Хирург такого уровня отличается от обычных людей — я думаю, можно вполне говорить «обычные люди» по сравнению с ним. Могло выясниться в разговоре с Юрой, что он не смотрел какой-то новый популярный фильм, который мы все смотрели не по одному разу, ничего не слышал о событии, которое мы всем фейсбуком обсуждали неделю, потому что полностью погружен в работу. При всем при этом Юрий — абсолютно не плоский человек. Он сочинял песни, организовывал концерты авторской песни «Бард-синдром» у себя в больнице, собирал вокруг себя творческих людей.
Его уход всех шокировал. Это трагическая история: в 53 года у него появилась дочка, недавно они с женой купили квартиру, сделали ремонт, который хотели, то есть создали семейное гнездышко, и вот вдруг его не стало, а Юлия осталась одна с семимесячной дочерью и ипотекой. Это ужасно.
Специализацией Юры было спасать людей, поэтому это огромная потеря для нашей медицины, и, к сожалению, сколько-то людей теперь умрут, потому что его нет и потому что некому теперь делать вещи, которые умел делать только он.