Без запретных тем
Вокруг Ионинского монастыря стала собираться молодежь. Возникло крупнейшее волонтерское движение Украины — «Молодость неравнодушна». Огромная база доноров, подшефные детские дома, онкологические отделения детских больниц, помощь домам престарелых — на каждом направлении работают по нескольку десятков юношей и девушек.
Вскоре стало ясно, что молодежному движению, появившемуся при Ионинском монастыре, в Украинской Церкви равных нет, и 23 декабря 2010 года наместник обители был назначен председателем Синодального отдела по делам молодежи. Впрочем, сам владыка Иона себя центральной фигурой в формировании молодежного служения не считает.
Епископ Иона (Черепанов) начинал служение в Киево-Печерской Лавре. С 1993 года был переведен в возобновивший
деятельность Киевский Троицкий Ионинский монастырь. В 1998 году, в связи с избранием во епископа прежнего наместника обители архимандрита Агапита (сейчас — архиепископ Северодонецкий и Старобельский), был назначен исполняющим обязанности наместника. С 1999 года — наместник монастыря. Тогда же Ионинский монастырь начал издавать миссионерский «Ионинский листок» — полноцветную двухполосную газету, бесплатно распространяемую среди верующих. Газета выходит до сего дня.
— У нас есть замечательный, очень образованный (три высших образования уже есть, четвертое собирается получать) батюшка — архимандрит Иоасаф (Перетятько). Идея начать более плотно работать с молодежью возникла у него несколько лет назад. У нас в монастыре было довольно много активных молодых прихожан, и мы решили с ними собираться, общаться, читать книжки, делать доклады…
Сначала встречи были совсем камерными, проходили в одном из помещений храма, присутствовали человек пять-шесть. Когда количество участников превысило несколько десятков, решили работать в несколько ином формате. Первый час — раскрытие священником какой-то темы, доклад, второй — ответы на вопросы в записках. В этом существенный плюс: не каждый молодой человек способен вслух озвучить какие-то волнующие его серьезные проблемы.
Запретных тем нет. Отец Иоасаф, из нашей братии, и отец Николай Могильный, из «белого» духовенства, друг нашего монастыря, честно отвечают на все возникающие вопросы.
Встречи с молодежью: взрослым и детям вход воспрещен
Сейчас на такие встречи каждый четверг приходят от двухсот до трехсот человек в возрасте от пятнадцати до тридцати лет.
За год обычно аудитория процентов на восемьдесят обновляется. Действительно, было бы странно, если бы люди много лет приходили слушать одни и те же ответы. Поэтому текучке в нашей «молодежке» мы только рады: ребята получают базовые знания и становятся прихожанами того или иного храма, начинают жить церковной жизнью, находят духовника и впредь обращаются за советом к нему.
Возрастной ценз жесткий: ни младше, ни старше не пускаем. Этому имеется свое объяснение. Есть определенный, достаточно узкий круг вопросов, который интересует молодых людей. Не всем детям до пятнадцати полезно слушать некоторые
Невольник — не богомольник
— На молодежные встречи приходят уже верующие люди?
— Процентов семьдесят — в той или иной степени воцерковленных. Процентов двадцать — ищущие, начинающие воцерковляться. Оставшиеся десять процентов — протестанты, католики, раскольники…
— А какая примерно часть из ищущих и ранее состоявших в других религиозных организациях потом начинает ходить в храм?
— У нас все очень неформально, никаких списков и подсчетов не ведем. Любая формалистика убивает на корню все подобные мероприятия. Будем ли мы подсчитывать приходящих, или начнут снимать студентов с занятий, чтобы послушать известных миссионеров — ни к чему хорошему это не приведет. Невольник — не богомольник. Человек должен добровольно приходить туда, где ему интересно, куда зовет его сердце.
Ленивые экстремисты
Молодой человек — всегда экстремист, в позитивном смысле этого слова, ему хочется чего-то яркого и осмысленного.
Заметьте, любые боевые действия всегда сопровождаются всплеском патриотизма у
— И что молодых людей ведет в храм?
— А вот в храм может привести что угодно! Мне кажется, что молодых людей, равнодушных к вере и к Церкви, не существует. Во всяком случае, у нас на Украине.
Антиклерикализм не вечен
Есть такие, которые противостоят Церкви в силу последних веяний, каких-то деструктивных направлений — но я думаю, долго это не продлится. Это временные трудности, я в этом нисколько не сомневаюсь.
У любого человека, даже у святого, есть недостатки. Но если заострять внимание на одном из них, на другом, на третьем, получится совершенно неприглядная картинка. Всегда можно найти, за что укусить. Так и сегодня мы наблюдаем, как Церковь целенаправленно и очень больно кусают, выставляя ее раны на обозрение публики. Мне кажется, это чей-то заказ. Понятно, что мы зачастую сами даем повод, но не настолько и не в таком количестве, которое представляется.
Я полагаю, что рано или поздно Господь любое зло обратит во благо. Не думаю, что те девушки, которые пилили крест, будут заниматься этим до сорока-пятидесяти лет. Рано или поздно образумятся, остепенятся. Главное, нам самим иметь мудрость и смелость правильно реагировать.
— У вас как-то спокойно к этому относятся…
— А как иначе относиться христианину к поношениям? Только по-евангельски!
Народ любит Церковь
— Что делать, чтобы народ полюбил Церковь?
— Народ и так любит Церковь, мне кажется. Если у кого-то какая-то проблема — умрет родственник, или сдавать экзамен, или вероятность онкодиагноза — куда человек идет? Два варианта — или к бабке и в церковь, или просто в церковь. Там, где в жизнь человека вторгается то, на что он повлиять не в состоянии, и начинается его дорога к храму.
Задача нашего молодежного отдела — встретить молодых людей, которые пришли в храм, и помочь им воцерковиться.
Воцерковление или тусовка?
Молодым людям свойственно стремление к служению, к действию, причем, к действию совместному. Можно, конечно, ездить в паломничества, совмещая полезное с приятным — с пикниками, например. Но, по-моему, это не очень продуктивно. Ребятам нужно дать возможность делать что-то, что могло бы послужить спасению души.
Наши молодые прихожане помогают в храме: убирают, ребята пономарят на службах. Многие задействованы в работе социального движения.
Есть у нас замечательный парень — Максим Костенко — по его инициативе в отделе началась социальная работа, которая сейчас расширилась до пределов всей Украины. Это не просто тусовка для общения, а реальное исполнение Евангельских заповедей.
Например, ребята работают с детскими домами. Нужно понимать, что сейчас многие, искренне желая помочь сиротам, везут в детские дома шоколадки и мягкие игрушки машинами. Поэтому в столичных детских домах, как правило, воспитанники «купаются» в мягких игрушках и на конфеты смотреть не могут. А есть места, где у сирот носков нет. Вот такими объектами и занимаются наши волонтеры.
Бывает, что волонтерство превращается в рутину, люди начинают уставать. Во избежание профессионального выгорания у нас в отделе с волонтерами постоянно работает психолог и проводит тренинги для всех, кто начинает заниматься социальной деятельностью. Люди должны знать, с чем они смогут столкнуться.
Мы были одними из первых, кто системно занялся молодежной работой в Украинской Православной Церкви. Раз в полгода собираем конференции священников, возглавляющих отделы по работе с молодежью в епархиях. Приезжают примерно сто сорок человек, обмениваемся опытом.
Многие епархии приглашают наших сотрудников провести мастер-классы, тренинги да и просто для общения.
Социальное служение как средство от интернет-зависимости…
Сейчас молодежь все больше и больше погружается в Интернет, а это — уход от реальности. Виртуальное общение основано на лжи и лукавстве, потому что в сети человек всегда иной, нежели в жизни. Более смелый, более зубастый.
Виртуален не только компьютерный мир, но и вся современная жизнь: искусственные ценности, искусственные интересы, искусственное искусство. А хочется жизни реальной. Задача как раз в том и состоит, чтобы ребят вывести из этой виртуальности. Для этого и нужно социальное служение.
… и борьбы с унынием
Молодые люди склонны к депрессиям и унынию. Любое событие, которое не укладывается в продуманную заранее схему, полностью выводит человека из равновесия. Несданный экзамен, неприятный разговор с родителями, размолвка с девушкой — события вселенского
Если он хоть раз съездит в онкоинститут к деткам, в которых еле-еле душа держится, или к инвалидам детства, для которых каждый прожитый день — подвиг, то поймет, насколько все его проблемы — мелочь и чепуха. Он поймет, что есть люди, которым намного тяжелее и которым он может помочь.
— Эта депрессивность и зацикленность на своих проблемах — веяние именно нашего времени?
— Я не сторонник рыданий и стенаний: «А вот в наше время… а сейчас…». Так было всегда. Просто сейчас ярче проявляется.
Молодежь и монахи
— Не мешает ли братии монастыря вся эта молодежная деятельность?
— Они не пересекаются, все после службы происходит. А лично мне это интересно. Я этому всячески содействую и по мере сил стараюсь участвовать. С ребятами тоже общаюсь, но чаще в индивидуальном порядке: отцы на «молодежке» что-то рассказывают, ведут встречи, а я где-то в задних рядах передвигаюсь, и, если у кого-то частные вопросы возникают, отвечаю.
Для уединенной молитвы у нас есть скит за городом. Раньше нашим скитом также был соседний Зверинецкий пещерный монастырь, но теперь он стал самостоятельным.
Постсоветские монастыри создавались по принципу «сам себе режиссер», но лет пять-шесть назад мы сдружились с Афонским монастырем Дохиар. На его примере мы узнаем, как должны строиться монастыри, и на него ориентируемся. В скиту, например, более или менее воплощается в жизнь общежительный принцип.
Трудное решение
— Какой средний возраст монашествующих Ионинского монастыря?
— Сейчас мы все уже повзрослели, нам около сорока лет. Начинали восстанавливать обитель мы все вместе, двадцать лет назад.
— То есть, вы сами очень молодым человеком приняли решение о монашестве…
— В монастырь впервые пришел в восемнадцать. Три года проучился на педиатрическом факультете медицинского института и понял, что монастырь мне дороже. В двадцать три года принял постриг.
— Как родители встретили ваше решение?
— Случаи, когда родители одобряли бы такой выбор, единичны…
Мои родители не были исключением и восприняли мое решение как блажь и временное увлечение. Их можно понять. Раньше их спрашивали: «А где ваш сын учится?». И они отвечали: «В медицинском институте». Это было престижно. А через три года на тот же вопрос им пришлось отвечать: «В монастырь ушел».
Плюс, я еще и единственный ребенок.
— Настоящие атеисты?
— Да нет, особого противодействия не было. У нас в доме даже старые бабушкины иконы были. Но это была, скорее, дань моде — в 1980-х годах было такое веяние: иконы, старина, древняя Русь и тому подобное. Даже когда приходили сослуживцы отца (он был военным), их не убирали.
Праведник в семье
Перекреститься я умел, с гостями из других городов мы с родителями обязательно ходили во Владимирский собор, свечки ставили. Была бытовая традиция без воцерковленности. Мама сейчас в храм ходит.
Мой отец был офицером столичного отдельного полка, коммунистом, официально крестить меня было невозможно, поэтому крестила меня моя благочестивая прабабушка — сестра новомученика иеромонаха Исаии (Кузнецова). Они были родом из Архангельской области, он ушел на Соловки, где был рукоположен во иеромонаха. Когда монастырь на Соловках разогнали, он вернулся к себе на Родину и служил в Николо-Коряжемском монастыре. А в 1930 году его забрали, осудили как тихоновца на десять лет, и на этом вся информация о нем обрывается. До нас не дошло ни протоколов, ни других документов.
Так вот, прабабушка моя была человеком святой жизни и крестила меня сама. Никто не помнил, миропомазали меня или нет, а сама она ко времени моего воцерквления умерла. На всякий случай, в 1991 году, в Лавре меня крестили заново.
По благодати
Свой приход в монастырь я считаю исключительным действием благодати Божьей.
Впервые в жизни я серьезно пришел на службу по приглашению одноклассника: он позвал меня послушать живой колокольный звон. Я пришел, и мне этот звон показался небесной музыкой. Потом смотрю — а мой приятель спускается с колокольни! У меня был шок. Я вообще не знал, что он был церковным человеком, тем более, что он звонит и пономарит, хотя мы с ним общались все время на какие-то философские возвышенные темы.
Он говорит: «Подожди меня на службе, потом домой вместе поедем». Я отстоял субботнюю всенощную, и, хоть практически ничего не понимал, но почувствовал, что здесь- мой дом и кроме храма мне в жизни ничего не нужно.
Потом меня попросили помочь в Лавре, я приехал, что-то покопал, что-то поносил, а потом попал на братскую трапезу. И так меня поразило это единодушие, единомыслие, что я понял: этого я и искал.
Иногда бывает, что люди встречаются и понимают: это мой муж, а это — моя жена, живут и умирают в один день. Брак — это таинство, и люди по благодати встречаются и вместе спасаются. И выбор монашеского пути происходит точно так же, по благодати.
