Епископ Порфирий (Успенский) и Эфиопская Церковь

Развитие коптско-русских церковных связей началось благодаря деятельности архимандрита (с 1865г. — епископа) Порфирия (Успенского); первые контакты с эфиопскими христианами довелось осуществить этому выдающемуся выпускнику Санкт-Петербургской Духовной академии (1829 г.).

Находясь в Иерусалиме в должности начальника Русской Духовной миссии, архимандрит Порфирий уделял большое внимание изучению истории и литурги­ческого наследия Эфиопской Церкви. По его указанию сотрудники миссии Петр Соловьев и Николай Крылов занимались переводами на русский язык тех со­чинений западных исследователей, в которых содержались све­дения об Эфиоп­ской Церкви. Так, в 1849 году П. Соловьев перевел с французского языка сочи­нение под названием “Гео­гра­фия и статистика христианского царства Шайского (Шоа — а. А.) в Африке”. Что касается Н. Крылова, то он в том же году пере­вел с французского языка два сочинения об Эфиопии: “История сего царства с ХVI века по 1840 год” и “История Абиссинии от Савской царицы Македы, посещавшей Соломона, до нашего века, и описание верований, обрядов, нравов и обы­чаев абиссинцев”. Он же перевел с латинского языка “Литургию абиссинцев” (по тексту французского ориенталиста Ренодота)¹.

В 1845 году, во время своего первого пребывания на Ближнем Востоке, архимандрит Порфирий посетил древнюю Синайскую обитель, где в монастырском книгохранилище обнаружил знаменитую Синайскую Библию — рукописный кодекс IV века, содержащий книги Ветхого и Нового Завета. Во время своего второго посещения Синайского монастыря отец Порфирий смог уделить внимание более по­дробному изучению ризницы обители; здесь он столкнулся с тем обстоятельством, что эфиопские христиане, подобно паломникам из европейских стран, посещали эту древнюю обитель. “В Синайском монастыре открыты мною святые обра­за негров, которых черные лики татуированы, — отмечал отец Порфирий. — Очевидно, что туда приходили богомольствовать эти христиане из Африки и с остро­вов Тихого океана, где их видел Козьма Индоплаватель в конце V или в нача­ле VI века. Когда мои спутники увидели эти образа, остолбенели и не знали, что подумать. Едва я растолковал им дело. Эти редкости хранятся у меня вместе с прочими иконами грузинского и абиссинского письма”².

Впоследствии, когда архимандрит Порфирий приступил к изданию своих сочи­нений “Первое путешествие в Синайский монастырь в 1845 году” (СПб., 1856) и “Путешествие по Египту и в монастыри святого Антония и преподобного Пав­ла Фивейского в 1850 году”(СПб., 1856), он решил использовать в качестве иллюстраций некоторые материалы, относящиеся к истории Эфиопии. “Приступая к изданию своих сочинений, путешествий по Египту и Синайскому полуострову с разными чертежами и рисунками, надписями и видами, коих очень много, я же­лаю присовокупить к ним портрет шойского царя Сале-Са­лас­си”³, — сообщал отец Порфирий в 1855 году.

В те годы отец Порфирий мечтал об установлении вероисповедного единства между Эфиопской Церковью и Православным Востоком. И, быть может, имея в виду, что Синайская обитель издревле была местом, куда с благоговением прихо­дили христиане-паломники из Эфиопии, архимандрит Порфирий высказал мысль о том, что именно здесь может быть начато долгое и трудное дело по воссоз­данию церковного общения. В своем письме Синайскому архиепископу Констанцию от 2 апреля 1851 года, отец Порфирий отмечал: “Недаром она (Синайская оби­тель — а. А.) стоит на рубеже Африки и Азии. Из нее со временем может про­литься свет Православия в царство Абиссинское и Шойское и в страны омиритов, где некогда прославилось имя Христово. Нигде, кроме сей обители, нет лучше места, как для учреждения училища благовестников, долженствующих воск­ресить Православие в Египте, Абиссинии и далее, так и для принятия и руко­водства иноков из этих стран. Доселе эта обитель была врачебницей покаяния; пора ей быть вместе и училищем истины и светом для языков, сидящих во тьме. Еще раз да изыдет закон, но уже новозаветный, от Си­ная, и слово Господне от Хорива. Таковы помышления сердца моего”⁴.

Высказывая эту идею, отец Порфирий имел в виду то обстоятельство, что Синайский монастырь в течение нескольких столетий имел тесные отношения с Россией, которая регулярно посылала этой обители щедрые пожертвования. Свою мысль отец Порфирий развил в 1851 году, отметив, что “на Абиссинию надобно бы нам обратить внимание и начать влияние на нее посредством Синайской оби­тели. Ибо в тамошней стране есть исходная точка для наших действий во славу Божию и в пользу святого Православия. О сем давно я помышляю, но выска­зать свои помыслы довелось мне только теперь”⁵.

Далее отец Порфирий кратко изложил историю первых контактов православных греков и эфиопских христиан, восходящих к концу ХVIII века, когда греческие купцы прибыли в столицу Эфиопии Гондар. Испытывая нужду в духовном окормлении, они в 1818 году обратились в Константинополь с просьбой о присылке им православного священника. Но из-за крайне тяжелых условий посланные к ним духовные лица вскоре скончались. В 1820 году греческая православная община направила из Эфиопии в монастырь Саввы Освященного (близ Иерусалима) несколько абиссинских монахов с тем, чтобы они выучили там греческий язык и получили рукоположение перед возвращением в Эфиопию. Эфиопские ино­ки прибыли в обитель святого Саввы; здесь их крестили, но, к сожалению, вскоре они скончались здесь вдали от родины. Однако один из насельников монастыря святого Саввы — иеромонах Иоасаф, научился у них говорить по-эфиопски. Вскоре он решил отправиться в Гондар для духовного окормления греческой общины, но был вынужден вернуться назад еще из Египта, так как он ослабел от лихорадки. Проходили годы, и православные греки в Гондаре оставались без священника.

В 1849 году на Синай из Индии возвращался иеромонах Иосиф, который в течение ряда лет окормлял там греческие общины, имевшиеся в Бомбее и Каль­кутте. Пароход по пути зашел в один из эфиопских торговых портов. Здесь иеромонах Иосиф встретил православных купцов-греков, которые просили его ос­таться у них, обещая ему достаточное содержание. Но отцу Иосифу необходимо было вернуться в свою обитель.

Будучи в 1850 году на Синае, отец Порфирий встретился с иеромонахом Иосифом, который сообщил ему, что он охотно отправился бы в Эфиопию для духов­ного окормления своих соотечественников — православных греков, если синайский архиепископ даст ему на это благословение. Изложив эту историю, архимандрит Порфирий выразил далее свою сокровенную мысль, обращаясь к своему знакомому в Россию: “Признаюсь Вам, милостивый государь, что я охотно съез­дил бы в Абиссинию с отцом Иосифом в качестве путешественника и наблюдателя сей страны, если бы то угодно было моему начальству, и если бы дали мне весьма большие средства к совершению такого путешествия. Может быть, Господь помог бы нам устроить духовное тамошнее православное общество и по­ложить ту закваску, которой в Евангелии уподобляется распространяющееся Царство Божие или, что то же, Церковь Православная”⁶.

Но отец Порфирий не смог осуществить свою мечту, поскольку синайский архи­епископ не благословил иеромонаха Иосифа на поездку в Эфиопию, а предпри­нимать такое длинное и опасное путешествие в одиночку отец Порфирий не решился. Но он по-прежнему испытывал большой интерес к Эфиопии и изыскивал пути для установления догматического единства между Эфиопской Церковью и Пра­вославием, подобно тому, как он успешно начал осуществлять эту деятельность в отношении Коптской Церкви. В 1851 году (16 августа) архимандрит Порфи­рий выкупил из рабства 11-летнего эфиопского отрока “у бетжальских хрис­тиан православных за 125 рублей серебром с намерением крестить его, обучить и, если Богу будет угодно, отправить в Абиссинию священником для та­мошних православных купцов из греков, уже давно лишившихся своего пастыря”⁷.

Отец Порфирий трогательно рассказал о печальной судьбе эфиопского мальчика, отметив, что около 1847 года “его похитили с родины торговцы неграми вместе с тремя сверстниками, с которыми он играл на поле, и увезли сперва в Джидду, потом в Суэц и оттуда в Газу. Здесь купили его бетжальские хрис­тиане для перепродажи. Злополучный отрок не знает, где он родился, но пом­нит, что отец его умер, а мать жива. Родной язык он забыл и говорит по-арабски. По одной насечке на теле его игумен абиссинский заключил о происхож­дении его от христианских родителей, а узнав, что он не обрезан, усомнился в крещении его. Родители звали его Халилом, мусульмане — Сруром, а я дал ему имя Фрументий, в память первого насадителя веры христианской в Эфио­пии, который был также купленный раб”, — так сообщал отец Порфирий о своем решении принять на воспитание в православной вере эфиопского отрока, “испросив тайно благословение у Спасителя, пославшего нерукотворенный образ свой Авгарю и просветившего Эфиопию посредством невольника, святого Фрументия”⁸.

Отец Порфирий намеревался отдать Фрументия в Иерусалимскую патриаршую школу с тем, чтобы впоследствии отправить его в Эфиопию в сане священника. Но перед тем, как осуществить это намерение он решил преподать Фрументию начатки христианского учения, и “просил переводчика сообщать ему понятия о вере христианской, внушать страх Божий и насаждать и укоре­нять в нем благие нравы, а абиссинского игумена пригласил учить его родному языку и церковной грамоте, употребляемой в Эфиопии”⁹.

Более полутора лет архимандрит Порфирий воспитывал Фру­ментия в право­славном духе. Через год тот уже мог читать и писать на родном “аксумитском” (амхарском — Ред.) языке; это было необходимо для того, чтобы впоследствии “образовать из него переводчика сего наречия и приготовить его в священника для пра­вославных абиссинцев”¹⁰. 9 апреля 1853 года отец Порфирий присоединил Фру­ментия к Православной Церкви через таинство крещения и миропомазания. Прибыв на берег Иордана, отец Порфирий крестил своего воспитанника: “Сам я трижды погружал его в воду, говоря: аще не крещен, крещается раб Божий (имя рек) во имя Отца и Сына и Святого Духа”¹¹, — отмечал отец Порфирий в своем дневнике.

Вскоре отец Порфирий был вынужден покинуть Палестину из-за начавшейся русско-турецкой войны. Отправляясь в Россию, он взял с собой и Фрументия, по-прежнему намереваясь под­готовить его к священническому служению в Эфиопии. “Те­перь мне служит юный абиссинец Фрументий, черный телом, но белый душой, — писал отец Порфирий в 1854 году из Александро-Невской Лавры, — Бог послал мне его для того, чтобы я воспитал, образовал и отправил его в Абиссинию в сане священника”¹².

Отец Порфирий отдал Фрументия для дальнейшего обучения в духовное училище при Александро-Невской Лавре, где юный эфиоп находился в течение двух лет. За это время он научился говорить, читать и писать по-русски и усвоил ос­новы христианского учения. Архимандрит Порфирий старался чаще видеться со своим воспитанником; так, например, когда он намеревался поехать в пригород Санкт-Петербурга Ораниенбаум для продолжения своих научных занятий вдали от столичной суеты, он решил взять с собой Фрументия, что следует из содержа­ния его письма, отправленного на имя митрополита Санкт-Петербург­ского Никанора: “Прошу предписать кому следует, — просил отец Порфирий, — выдать мне билет на пребывание там (в Ора­ниенбауме — а. А.) с прописанием в нем находящего­ся при мне абиссинца Фрументия Иорданского, который приватно обучается в здешнем уездном духовном училище”¹³.

Объективности ради следует отметить, что надежды отца Порфирия, мечтавшего дать Эфиопии нового просветителя из России, не оправдались. Но это не явля­лось виной отца Порфирия, а объяснялось лишь только личными качествами и склонностями его воспитанника. Со скорбью архимандрит Порфирий отмечал, что Фрументий “с 1857 года перестал учиться, поняв, что я готовлю его в духов­ное звание для Абиссинии, где есть православные христиане, и объявил мне, что оно ему не нравится”¹⁴.

В своем письме обер-прокурору Святейшего Синода А. П. Тол­­­стому архимандрит Порфи­рий более подробно описывал свои трудности, связанные с воспитанием Фру­ментия. “В столице (Санкт-Петербурге) нашлись какие-то люди, которые не­давно стали принимать его к себе и даже иногда оставлять у себя на ночь. Никаким образом я не мог выпытать у него ни имени, ни звания этих людей, ни места их жительства. Истощились все духовные меры мои к вразумлению; и потому я покорнейше прошу Ваше сиятельство или помочь мне в достижении благой цели моей и учинить милостивое распоряжение о помещении и содержа­нии воспитанника моего Фрументия Иорданского в здешнем духовном училище на мой счет, или передать его гражданскому начальству как выкуплен­ного мною из рабства и не желающего вступить в духовное звание, для изб­рания рода жизни по желанию его. От роду ему 16 или 17 лет; родины своей он не помнит, потому что торговцы невольниками отторгли его от отца и ма­тери в раннем детстве”¹⁵, — писал отец Порфирий в январе 1857 года.

Но эта неудача, постигшая отца Порфирия, не ослабила его усилий по изучению Эфиопии и поиску путей сближения Эфиопской Церкви с Православием. Возвращаясь к тому времени, когда отец Порфирий был начальником Русской Духовной миссии в Иерусалиме, можно отметить, что у него были возможности общения с теми представителями Эфиопской Церкви, которые постоянно находились в Палестине. Так, в 1851 году отец Порфирий встречался с игуменом эфиопских монахов, подвизавшихся у Гроба Господня, и имел с ними беседы. Интересно отметить, то в те годы ряд святых мест в Палестине, некогда принадлежавших Эфиопской Церкви, перешел во владение армян и греков, причем армяне взяли на себя обязательство помогать эфиопским инокам. Но, как отмечал отец Порфирий, эфиопский игумен жаловался ему “на армян, худо питающих единоверцев своих из Эфиопии, и то не всех сорок, а только 25”¹⁶.

Отец Порфирий в своих записях упомянул еще об одной встрече с эфиопским игуменом (4 сентября 1852 г.), на которой также присутствовал Абед-Мариам, привратник эфиопского царя Иоанна. Этот привратник, оставив семью, прибыл в Палестину, чтобы покаяться и умереть на Сионе. По словам Абед-Мариама, в Эфиопии в то время проживало около 60 православных греков а римо-католиков монахов не было вообще¹⁷. Архимандрит Порфирий и в даль­нейшем интересовался сведениями о церковной жизни в Эфиопии. Так, после очередной встречи с эфиопским игуменом он сделал следующую запись: “В ца­рстве Шова первый знаменитый монастырь называется Девра-Ливанос, а в Абис­синии — Сон или Аксом. В Аксомском монастыре хранится тот ковчег Завета, который подарен был абиссинской царице Македе и сыну ее Менилеку еще иу­дейским царем Соломоном”¹⁸.

О том, что такие встречи носили регулярный характер, свидетельствует еще одна запись, сделанная отцом Порфирием: “6 марта и 4 апреля 1854 г. Пил у меня чай игумен здешних абиссинских монастырей и рассказывал про обычаи мест­ных жителей”¹⁹. Отец Порфирий не только интересовался историей Эфиопской Церкви и сохранившимися в ней традициями, но по-прежнему возвращался к идее о сближении Эфиопской и Русской Православной Церквей. Этому способст­вовало и то обстоятельство, что ему приходилось сталкиваться с некоторыми случаями перехода эфиопских христиан в Православие. Так, в записи от 18 мая 1852 года отец Порфирий упомянул о том, что “саввинский монах (из обители Саввы Освященного — а. А.) из русских, отец Савва, ветхий ста­рец <…> говорил, что в святую обитель его присланы четыре абиссинца для крещения”²⁰.

В конце 1860 — начале 1861 гг. по поручению Святейшего Синода архимандрит Порфирий предпринял активные усилия по сближению Коптской и Русской Право­славной Церквей. Но поскольку издавна Эфиопская Церковь находилась в канонической зависимости от Коптской Церкви, то деятельность отца Порфирия косвенно затрагивала и эфиопских христиан.

При встрече с русским консулом А. Е. Лаговским, которая состоялась 25 де­кабря 1860 г. в Каире, отец Порфирий представил детальный план предстоя­щей деятельности. По идее отца Порфирия, в Египет должен быть послан от Рус­ской Церкви так называемый апокрисиарий в сане архимандрита, который бы взял на себя все заботы по подготовке коптских христиан к соединению с Русской Православной Церковью. Следует отметить, что отец Порфирий сам желал быть таким апокрисиарием, отмечая, что “о водворении его в Каире уже пого­варивали в Петербурге в 1858 году, имея в виду меня”²¹.

Что же касается Эфиопской Церкви, то по мысли отца Порфирия, “наш каирский апокрисиарий, держа у себя дома двух абиссинцев и хорошо выучив их русско­му языку, ездит с ними в Абиссинию и там подготовляет воссоединение христиан с Православием и, если будет надобно, самостоятельность тамошней Церкви посредством посвящения туда нескольких епископов коптским архиепископом, тогда как теперь там епископ один, вполне зависящий от названного архиепи­скопа. Таково дело нашего апокрисиария”²². И для того, чтобы апокрисиарий от Русской Православной Церкви мог действовать в Эфиопии более успешно, архимандрит Порфирий тогда же предлагал А. Е. Ла­говскому послать в Эфиопию студента Русской Духовной миссии Якимовича “для предварительных разведок о тамошних делах церковных и гражданских”²³.

Усилия архимандрита Порфирия в те далекие годы не могли увенчаться ус­пехом, но прямым результатом его деятельности было то, что началось устано­вление церковных связей между Россией и Эфиопией. Так, например, уже в 1865 году в Санкт-Петербургской Духовной академии обучался эфиоп Абдул Масах, “монофизитского исповедания”; для наставления в Православии он был поручен ду­ховному попечению иеромонаха сирийца Агапия Ставроса²⁴.

Большой интерес представляет сочинение архимандрита Пор­фирия, посвященное Эфиопской Церкви и озаглавленное: “Абиссиния. Церковное и политическое состояние Абиссинии с древнейших времен до наших дней”. Оно было опубликовано в “Трудах Киевской Духовной академии” за 1866 год²⁵. Эта работа была одним из первых исследований на русском языке, посвященным Эфиопии. “Кто прочтет это изложение мое, — писал архимандрит Порфирий, — тот поймет, достойна ли Абиссиния побрататься с христианскими государствами Европы”. Вряд ли не­обходимо доказывать, что под словами “государства Европы” он в первую оче­редь имел в виду Россию.

В отношении Эфиопской Церкви отец Порфирий высказывался так же, как и в от­ношении Коптской Церкви. “Абисси­ны — не еретики. Напротив, они проклинают ереси Ария, Македония, Нестория и Евтихия и содержат веру святителя Афанасия и святителя Кирилла. В богослужениях и обрядах их видно чистое Православие, как в абиссинских озерах видно чистое небо”²⁶, — утверждал отец Порфирий.

Этот труд архимандрит Порфирий составлял с 19 февраля по 6 апреля 1862 года, находясь в Санкт-Петербурге. В самый разгар этой работы он отмечал: “С 19 февраля я пишу сочинение об Абиссинии и пишу усердно, дабы нашему правительству осветить и эту неведомую для него страну”²⁷. Следует отметить, что свое сочинение об Эфиопии отец Порфирий написал по поручению Святейшего Синода Русской Православной Церкви в связи с тем, что в Синод поступило письмо епископа Кирилла (Наумова), преемника архимандрита Порфирия на посту началь­­ника Русской Духовной миссии в Иерусалиме (1858–1864 гг.). Сообщая о поли­тических и церковных событиях в Эфиопии, епископ Кирилл считал, что они благоприятны “для того, чтобы начать нам действовать на Абиссинию с целью сближения с ее Церковью Православной”²⁸.

Как было отмечено выше, архимандрит Порфирий собирал разнообразные све­дения об Эфиопии еще в 1848–1854 гг. во время пребывания на посту нача­льника Русской Духовной миссии. Он дополнил эти материалы во время посе­щения Египта в 1860–1861 гг. Направляя свое сочинение в Киевскую Духов­ную академию, он подробнее говорил об этом периоде своей научной деятель­ности. «Долго живя на Востоке, — отмечал архимандрит Порфирий, — я прилежно изучал как настоящее, так и прошедшее состояние тамошних христианских Церквей. Особенное внимание мое по требованиям службы обращено было и на христианскую Абиссинию, которая для нас русских почти то же, что “терра инкогнита”. Я описал церковный и политический быт этой отдаленнейшей страны и сношения ее с Европой, имея под руками, кроме печатных путешест­вий по Абиссинии, летописи этого государства, переведенные с эфиопского языка на латинский известным ориенталистом Людольфом, и узнавая тамошние современные нам события от абиссинских монахов, живущих в Иерусалиме, и от других лиц, которые поименованы в этом описании моем»²⁹.

Представляя свою работу для публикации в Трудах Киевской Духовной академии, архимандрит Порфирий обращался со следующими словами к ректору КДА архимандриту Филарету: “Представляю сей ученый труд мой просвещенному вниманию Вашего Высокопреподобия и членов конференции Киевской Духовной академии, включившей меня в число корреспондентов своих, и прошу Вас напе­чатать его сполна в издаваемом при сей Академии ученом журнале. Посредст­вом печати пора же нам, наконец, познакомиться с христианской Абиссинией, которая в наше время простирает руки к Европе. От Вас и от конференции зависит сообщить студентам вверенной Вам Академии существенные понятия о церковном и политическом состоянии сего государства. А я желаю одного, желаю расширить круг наших познаний о христианском Востоке, где Абиссиния занимает видное место, и подготовить союз наш с ней, который рано или поздно установится”³⁰.

И в дальнейшем архимандрит Порфирий публиковал свои исследования об Эфиопской Церкви на страницах Трудов КДА. Ему принадлежат такие статьи, как “Восток христианский. Богослужение абиссинов. Чин крещения и миропома­зания в эфиопском требнике”³¹, “Апостольская литургия Александрийской Церкви, сохранившаяся у эфиопов в Апостольских постановлениях и изданная Людольфом, в примечаниях эфиопской истории, на языке латинском”³².

Но особого внимания заслуживают записки отца Порфирия под названием: “Восток христианский. Участие России в судьбе Абиссинии”³³, где он сделал по­пытку наметить пути сближения Русской и Эфиопской Церквей. Это сочинение архимандрит Порфирий, как и прежде, написал по просьбе обер-прокурора Святейшего Синода А. П. Толстого. Оно представляло собой комментарии на ряд служебных записок, переданных отцу Порфирию из Министерства иностранных дел для отзыва.

Это сочинение было закончено в Петербурге, “1862 года 29 мая, в полночь, в Александро-Невской Лавре”³⁴, и на следующий день, 30 мая отец Порфирий пред­ставил свои материалы новому обер-прокурору Святейшего Синода А. П. Ахматову. По словам отца Порфирия, в этой записке были “выражены начала Православия, дающие правильный ход церковному управлению и церковной дипломатии”³⁵.

Отвечая на вопрос о том, как Русская Православная Церковь может достиг­нуть большего единства с Эфиопской Церковью, отец Порфирий обратил внимание на то обстоятельство, что в ло­не Эфиопской Церкви зрело стремление к получению автокефалии. “Крещенный во имя Христово, царь Феодор (Теод­рос — а. А.) видимо желает утвердить независимость Абиссинской Церкви от коптского патриарха в Каире и учредить новую иерархию, — писал отец Порфирий и развивал далее свою мысль. — Когда это желание созреет в нем, тогда он обратится или к римскому папе, или к православным патриархам, или к эллинскому и нашему Синоду, или к Кентерберийскому архиепископу, и будет просить кого-либо из них рукопо­ложить епископов в Аксум, Гондар, Тегулет и в другие города свои. Это обстоятельство, само по себе важное, так благоприятно для воссоединения Абиссинской Церкви с нашей, что нам надобно воспользоваться им без отлагательст­ва, в видах расширения и прославления нашей святой Церкви и укоренения благотворных начал ее в абиссинском народе”³⁶.

Отец Порфирий настаивал на том, что необходимо постоянно иметь в виду это стремление Эфиопской Церкви к независимости, причем здесь же он отмечал то влияние, которое могла бы иметь Русская Православная Церковь на дальнейший ход событий в Эфиопии в сравнении с миссиями из западноевропейских стран. “Перевес нашего влияния на Абиссинскую Церковь будет на нашей сто­роне по причине единоверия и одинаковых начал церковного управления, — считал отец Порфирий. — Папистам и протестантам пришлось там многое отрицать, иное разрушать, нечто переделывать насильно, лукаво, лицемерно; а нам следу­ет только охранять одинаковые с нами учения, чиноположения, правила церков­ные и уставы монашеские. Мы не будем там ни перекрещивать крещенных правильно, ни вновь рукополагать посвященных законным епископом иереев и диаконов, ни неволить клир и народ к дополнению Никео-Царе­градского символа веры, что делали португальские и французские иезуиты, и чем смутили всю Абиссинию. Мы не будем там ни опровергать учения о почитании святых, ни глумиться над постами, что делал английский миссионер Гоба, и за что нав­сегда откланялся ему собеседник его — абиссинский диакон и ушел к аллакасу слушать богословие, призвав в помощь архангелов Михаила и Уриила против этого еретика и искусителя. Мы не будем проповедовать там Христа московского, как другие проповедуют Иисуса шотландского или кентерберийского, потому что Он у нас и у абиссинцев Христос общий, вселенский, возвещенный учителями и Соборами вселенскими”³⁷.

Далее отец Порфирий снова возвращается к идее об отправлении в Эфиопию апокрисиария от Русской Православной Церкви, и в связи с этим намечает некоторые перспективы в деятельности такого посланца из России: “Мы делом докажем абиссинцам, что не менее их уважаем не только личность свободного человека и решимость его жить и спасаться по своему выбору или вкусу, — в миру или в пустыне, в кругу семейном или в общине монашеской, — отмечал отец Порфирий. — После всего этого без особенной дальновидности можно предсказать, что коль скоро наша Церковь вступит в союз с Церковью Абиссинской посредством своего апокрисиария (отвечающего) и духовных сподвижников его, то эти посредники ее будут иметь там почет преимущественно перед прочими миссионерами как представители единоверия, одинаковых начал духовного уп­равления и одинаковой свободности жизни по Евангелию, а при почете будут пользоваться и доверием абиссинцев, при доверии же могут быть душой их клира, светом их школ и силой, развивающей в них вкус к лучшему зодчеству и иконописанию церковному, и подготовляющею им благотворительные и бого­угодные заведения. Так это говорю я не наобум, — заканчивал свою мысль отец Порфирий, — а по опытному сознанию многосторонней благотворности того доверия, какое имели ко мне в Иерусалиме греко-арабы, армяне, сириано-яковиты и копты”³⁸.

Отец Порфирий сформулировал те задачи, которые можно было бы поставить перед представителями Русской Православной Церкви в случае успешного развития отношений с Эфиопской Церковью. Среди них можно выделить наиболее важные:

а) возобновление догматического союза Абиссинской Церкви с нашей и через нее со всею православно-кафолической Церковью при неизменяемости наруж­ного богослужения, какое где есть;

б) учреждение независимой эфиопской иерархии посредством единовременного рукоположения двух-трех абиссинцев в сан епископский в одном из епархи­альных городов России, дабы Абиссинская Церковь не стесняема была неве­жеством и корыстолюбием коптского архиепископа, который есть раб египет­ского паши и игрушка европейских консулов, состоящих при этом наместнике турецкого султана;

в) преобразование существующих в Абиссинии семинарий и открытие новых училищ для распространения просвещения в тамошнем клире и народе в духе Православия и самодержавия и для развития в них вкуса к изящным искусствам, воспринятым Православной Церковью;

г) содействие к распространению христианства в сопредельных с Абиссинией странах, именно в Нубии, Сеннааре, Кордофане, Дарфуре, Камбате, Аделе³⁹ и далее посредством абиссинских миссионеров и диаконисс;

д) поощрение к устроению благотворительных и богоугодных заведений;

е) наконец, приготовление африканских племен крещенных к совместному с про­чими христианскими народами соборованию в Константинополе, который рано или поздно будет свободным градом Божиим и местом нового, постоянного собора вселенского, необходимого для оживления божественного чувства в народах и для возжжения света истины, там, где его нет еще⁴⁰.

Следует отметить, что в первом же пункте своего плана по воссоединению двух Церквей отец Порфирий утверждает, что этот процесс должен происходить “при неизменяемости наружного (внешних форм — а. А.) богослужения”. Эту важную мысль в своих записках он развивает далее, поскольку ему представлялось чрезвычайно важным, чтобы никакие разности культурно-исторических и наци­ональных традиций не смогли бы стать препятствием на пути к сближению Церквей. Отец Порфирий подчеркивал, что по отношению к Эфиопской Церкви и ее чадам мы “не обяжем их исполнять афонские и иерусалимские уставы церков­ные и монашеские, не приложимые ко всему миру, не станем заменять святого Яреда Абиссинского Романом Сладкопевцем или Иоанном Дамаскиным, не будем вводить у них византийских новелл и дигест⁴¹, коль скоро они неудобоиспол­нимы, и с радостью дадим им то, что имеем сами, то есть независимую иерархию, туземно-народное просвещение, изящные искусства, соборное равенство и братство. Таким отдельным воздействием своим на Абиссинскую Церковь мы не нарушим прав ни Константинопольского патриарха и Синода его, от которого никогда не зависела Абиссиния, ни Александрийского архиепископа коптского, от которого Абиссинская Церковь хочет отчиниться так же добровольно, как добровольно подчинилась ему во второй половине ХIII века”⁴².

Но, с другой стороны, отец Порфирий, долгое время подвизавшийся на Ближнем Востоке, понимал, что при осуществлении предполагавшегося церковного единства неизбежно возникнут церковно-практические вопросы. Поэтому он не советовал членам Русской Духовной миссии действовать слишком активно в отношении Эфиопской Церкви. “У нас не решены следующие вопросы, — отмечал он, — достаточно ли одно догматическое воссоединение разноверцев с нами, или нужно воссоединение и обрядовое, с принятием и Кормчей книги нашей? Какую литургию надобно совершать при рукоположении воссоединенного епископа, абиссинского например? Златоустову или абиссинскую? И ежели Златоустову, то можно ли на другой день, после рукоположения его, дозволить ему отслужить свою народную литургию в нашем кафедральном соборе? А до реше­ния этих важных вопросов нельзя и отправлять нашего миссионера ни в Абиссинию и никуда. Ибо он станет в тупик всякий раз, когда ищущие воссоедине­ния пожелают знать те условия, на каких мы хотим принять их в ограду на­шей Церкви”⁴³.

В качестве примера благоразумного подхода к сближению Церквей отец Порфирий приводил тот факт, что в 1858 году начальник Русской Духовной миссии в Иерусалиме епископ Кирилл (Наумов) испрашивал разрешения на то, чтобы формально “принять иерусалимо-абиссинских монахов под официальное покро­вительство наше”, отметив, что русская дипломатия не дала ему на это разрешения, поскольку, по мнению отца Порфирия, оказывать “покровительство этому братству без письменного соизволения абиссинского правительства или ца­ря Феодора, значило бы нарушать международное право, выказывать ревность не по разуму, и вообще действовать на святых местах безрассудно и во вред се­бе и другим”⁴⁴.

В своих записях отец Порфирий снова и снова предлагал свои услуги в каче­стве посланца Русской Православной Церкви в Эфиопию, ссылаясь на законность такой практики, “допуска­ю­щей духовных посланников одной Церкви к другой под на­званием апокрисиариев, но с тем, чтобы они по сану своему были не выше диакона или пресвитера, когда назначаются жить и действовать долго, где бы ни было”⁴⁵. Наряду с отправкой в Эфиопию государственного посланника, по мнению отца Порфирия, было бы желательно послать в эту страну церковного представителя, который должен будет собрать сведения об Эфиопской Церкви.

Среди прочих вопросов, намеченных отцом Порфирием, привлекают внимание те, кото­рые относятся к устранению препятствий на пути к церковному единству. Это, например, такие сведения:

“как велико число последователей разных толков о вере во всех абиссин­ских областях;

учредится ли в Абиссинии иерархия независимая от коптского архиепископа, и ежели учредится, то скоро ли;

по какому чиновнику служит литургию митрополит абиссинский, по коптско­му или абиссинскому; и служение его сходно ли сколько-нибудь со служением православного архиерея, или разнится так, что нельзя дозволить ему священ­нодействовать по своему чину в России после рукоположения его нашими епископами; так ли рукополагается абиссинский епископ, как рукополагаются архиереи наши; какой требник и какое каноническое право употребляются в Абиссинии”⁴⁶.

Наконец, отец Порфирий ставил еще один вопрос, который сегодня может пока­заться странным, но в те годы он не имел в России должного освещения: “абиссинцы крестят ли негров и признают ли их людьми, созданными по обра­зу Божию?”.

Архимандрит Порфирий считал, что он смог бы наиболее успешно выполнить эти задачи, и это следует из его дальнейших рассуждений. “Собрание всех этих сведений, — отмечал он, — всего бы лучше поручить кому-либо из наших духовных лиц не высокого сана, потому что такое лицо по своим веровым познаниям может основательнее других судить о догматах, обрядах, чиноположениях и благочинии Абиссинской Церкви, а по сану своему может теснее дружиться с тамошним духовенством, без затруднений проникать в монастыри… Духовное лицо, и особенно монах в мантии святого Антония, принадлежит всем семейст­вам. Все домы — его, все души — его; всем он говорит или поет: свят, свят, свят Господь Саваоф, и все отвечают ему: благословен грядый во имя Господне”⁴⁷.

Таковы были предложения отца Порфирия по вопросу о своей возможной деяте­льности в Эфиопии в будущем, причем ему виделись не только экуменические перспективы в отношении Эфиопской Церкви, но также и дерзновенные миссио­нерские планы в отношении не просвещенных еще светом Евангелия жителей Тропической Африки. Это видно из его высказывания по отношению к будущей деятельности русского православного духовенства в Эфиопии, которое “при­готовляло бы абиссинцев к учреждению независимой иерархии и к принятию нашего духовного апокрисиария как свободного от всех политических мнений <…> представителя нашей Церкви и проводника доброхотных пожертвований ее на распространение Евангелия внутри Африки”⁴⁸.

Завершая обзор деятельности архимандрита Порфирия в отношении Эфиоп­ской Церкви, следует отметить, что его планам не суждено было сбыться. В 1865 году он был хиротонисан во епископа Чигиринского, викария Киевской епархии. Тринадцатилетний период пребывания епископа Порфирия в Киеве яви­лся расцветом его научно-литературной деятельности. Именно в эти годы он и опубликовал свои труды по истории Эфиопской Церкви, написанные им ранее. В 1877 году он был назначен членом Московской Синодальной конторы, и его управлению был вверен ставропигиальный Новоспасский монастырь. Местом упо­коения епископа Порфирия стала Екатерининская церковь Новоспасского мо­настыря. На мраморной плите памятника согласно воле почившего была сделана надпись: “Здесь возлег на вечный покой епископ Порфирий Успенский, автор многих сочинений о христианском Востоке. Молитесь о нем”⁴⁹.

Более ста лет прошло со времени кончины епископа Порфирия. За эти десятилетия не раз изменялись социально-полити­ческие условия как в России, так и в Эфиопии. В обеих странах складываются новые отношения между Церковью и государст­вом. Но по-прежнему актуально звучит мысль епископа Порфирия «о крайней необходимости предварительного решения вопросов об условиях воссоедине­ния Абиссинской и всякой другой Церкви с нашей и о водворении на Востоке апокрисиариев нашей Святейшей Церкви, свободных от всяких оков политики и независимых от дипломатов, однако об руку идущих с ними вслед за Богочеловеком, Который теперь “в ином образе творится далечайше идти с запа­да на восток”»⁵⁰.