Епископ Сергиевский Василий (Осборн). Проповеди

Путь ввысь — через схождение

Ин 3:13–17

Сегодняшний день очень богат содержанием, потому что мы не только празднуем Воскресение Христово, как празднуем его каждый воскресный день в течение всего года, но сегодня с этим празднованием совпало воскресенье перед Воздвижением Креста и память Иоакима и Анны, родителей Божией Матери и, следовательно, непосредственных предков Христа, Бога воплотившегося.

Но я хочу привлечь ваше внимание к тому евангельскому отрывку, который читался сегодня утром в связи с Воздвижением Креста, к первому его стиху: Никто не восходил на небо, как только сшедший с небес Сын Человеческий, сущий на небесах (Ин 3:13).

Христос говорит здесь о Себе Самом, и отрывок в целом посвящен в первую очередь “восшествию”, метафорически указывая на Его грядущее распятие, но вместе с тем на Его вознесение и сидение одесную Отца. Но сегодня я хотел бы сосредоточиться на Его схождении, на сошествии Христа, а не на Его восшествии. Ибо это тоже центральный момент нашей веры, значение которого мы не всегда достаточно осознаем. Христианская вера провозглашает, что трансцендентный Бог, Сущий от века, прежде творения мира, Сам нисшел в этот мир пространства и времени, стал одним из нас, стал человеком, — стал Богом с нами, Эммануилом. Но Он сошел ради того, чтобы открыться нам как Бог для нас, оставил, так сказать, небо ради того, чтобы дать нам возможность разделить с Ним Его вечную жизнь, соединиться с Ним там, где Он есть.

Я хочу подчеркнуть этот элемент схождения, который предваряет любое восхождение. Такое схождение требуется, чтобы передать жизнь, и если мы хотим уподобиться Христу, хотим подражать Ему, такое схождение должно присутствовать и в нашей жизни. В частности, очень просто общаться с теми, кто живет духовной жизнью одного с нами рода: мы понимаем друг друга, мы говорим на одном языке. Сойти — вот это-то и трудно, дойти до кого-то, чья внутренняя жизнь слаба или практически отсутствует. Однако именно эта черта характерна для святых. Сколько рассказов из житий преподобного Серафима, святителя Тихона Задонского являют нам их способность сойти со своих высот навстречу тому человеку, который перед ними, который гораздо ниже их, и ласково привлечь его ввысь. В этом они по-своему повторяют сошествие и восхождение Христа.

Затронуть тех, кто жаждет Бога, нетрудно: они охотно приходят на лекции и встречи, стремясь узнать больше о том, что их уже привлекает. Но очень и очень трудно дойти до тех, кого ждет Бог — и кто сам, возможно, вовсе не устремлен к Нему. Каждый из нас должен бы связать схождение Бога в мир с собственной жизнью, — Бога, Который, во Христе, сошел во враждебный или по меньшей мере равнодушный к Нему мир и объял его. И нам следует задаться вопросом: отражается ли хоть как-нибудь это спасительное действие Божие в нашем поведении?

Эти же самые критерии нам следует отнести к себе как к общине. Открыты ли мы вовне, к тем, кого ждет Бог, или мы довольствуемся тем, что вежливо общаемся с теми, кто уже ищет Бога? Православие никогда не укоренится в этой стране, его миссия никогда не будет исполнена, пока оно не сумеет говорить прямо и убедительно с теми, кто не знает и знать не желает, что оно — или Бог — существует. Аминь.22 сентября 1991

“Что Тебе до меня, Иисус?”

Лк 8:26–39

Многое поражает в сегодняшнем евангельском чтении о гадаринских свиньях, но я хочу обратить ваше внимание лишь на два момента. Первый — слова, которые произнес одержимый, когда встретил Иисуса, выходящего из лодки: “Что Тебе до меня, Иисус, Сын Бога Всевышнего?”.

Этот вопрос основоположный, этот вопрос каждый из нас должен ставить себе снова и снова. Этого вопроса не снимает то, что мы крещены и являемся членами Церкви. Присутствие на Литургии или даже регулярное приобщение Святых Таин не снимает необходимость повторять эти слова, относя их к себе. Что бы мы ни сделали, вопрос этот всегда останется уместным. В какой бы ситуации мы ни оказались, эти слова никогда не потеряют силы поражать нас, собирать наш ум и сердце на “едином на потребу”, снова и снова повергать нас к ногам Христа.

Для тех, кто хоть мимолетно прозрел, кто такой Иисус, вопрос о нашем отношении к Нему, вопрос “что Тебе до меня?” должен бы оставаться на поверхности сознания, никогда не уходить далеко. Потому что в Лице Иисуса, “Сына Бога Всевышнего”, Сам Бог пришел к нам. Пришел в человеческом образе, как человек, как один из нас. Нет ничего более значи­тельного для нас: два полюса нашей реальности, человеческий и божественный, сошлись в одной Личности, и Таким Он явился нам.

И так трудно понять — а вместе с тем так печально — что это настолько мало отражается в нашей жизни, мало меняет ее. Бог приходит к нам — а мы все такие же. Из этого ясно видно, какую трудную задачу Бог поставил перед Собою: из ничего создать Себе достойных друзей. Мы принимаем Христа — и это не меняет нас. Нас даже не “мучит” Христос, в то время как евангельский бесноватый знает, что Христос может мучить его… Нет. Мы удивительно бесчувственны. И в самой нашей бесчувственности заключен ответ на вопрос: “Что Тебе до меня?”. И ответ этот таков: “Боюсь, мало чего, — а то и вовсе ничего”.

Но вторая черта сегодняшнего Евангелия, на которую я хочу обратить ваше внимание, следующая: Иисус бесстрашно встречается с безумием этого мира, встречает его лицом к лицу. Более того — вступает в его сердцевину. И внутри этого безумия Он находит признание Его и, следовательно, возможность спасения. Это очень важно для всех нас. Ведь безумный человек, которого встретил Христос, не просто клинический больной. Это тот безумный, которого можно обнаружить в жизни каждого из нас. Мы все до известной степени живем в мире нереальном, куда мы были вовлечены или куда почему-либо вошли вольной волей. И Христос может встретить нас и там, как Он встретил человека, о котором говорит сегодняшнее Евангелие.

Этот рассказ должен ободрить и воодушевить нас. Христос идет навстречу нам, туда, где мы находимся, где бы то ни было, каково бы ни было состояние нашего внутреннего здоровья. И мы узнаем, что встретили Его, когда сможем сказать вместе с одержимым в сегодняшнем евангельском чтении: “Что Тебе до меня, Иисус, Сын Бога Всевышнего?”. Когда мы можем задаться вопросом, каковы наши подлинные отношения со Христом.

Однако мы осознаем, что спасение пришло к нам, когда наш ответ на этот вопрос приведет нас к изменению, к внутренней — и внешней — перемене. Пусть наша встреча со Христом в сегодняшней Литургии станет моментом, когда мы зададимся этим вопросом, и пусть войдет в нашу жизнь и в наши сердца изменение, которое возможно благодаря Божией благодати. Аминь.10 ноября 1991

Cвет мира

Мф 4:12–17

Сегодня, в воскресенье после Богоявления, мы вспоминаем начало общественного служения Христа; закончились годы, проведенные Им в безмолвии, началась проповедь наступающего Царствия Божия. Автор сегодняшнего евангельского отрывка видит в этом рассвет, наступление света, “свет великий” для тех, кто был во тьме. Все залито светом.

Но если пришествие Христа, Его проповедь несет просвещение — то куда, на что льется этот свет? В самом евангельском отрывке нам ничего об этом не говорится. Сдержанно, скупо — и в этом он напоминает Самого Христа — автор рассказа, закончив его, ждет, что мы сами сделаем из него заключения относительно того, на что же пролили свет приход Христа, Его проповедь.

Краткость рассказа оправдана, потому что, если задуматься, то становится ясно — по крайней мере, тем, у кого есть глаза, чтобы видеть, — что вся жизнь Христа, любые Его поступки или слова — источник света, просвещающего ум и сердце, духовную способность человека “видеть” то, что сокрыто от телесных очей, и понимать то, что непостижимо в процессе обычного дискурсивного мышления.

За сегодняшним чтением следует эпизод призвания первых апостолов, Андрея и Петра, Иакова и Иоанна. Достаточно было одного слова Иисусова — и они увидели. Они увидели, что перед ними раскрывается новый мир, полная посвященность Богу в Иисусе, в Котором они лишь постепенно научились видеть Христа. Они увидели — и вся их жизнь переменилась.

Свет воссиял Закхею, рассказ о котором мы услышим через две недели. Но в его случае изменилось его отношение к другим людям. Свет, который он увидел во Христе, обернулся призывом к правде, к справедливости в отношениях с другими людьми, к милосердию к бедным.

Свет воссиял для женщины, которая умыла ноги Христа своими слезами в доме Симона фарисея. Она прозрела во Христе прощение Божие и возможность спасения. Ничто не указывает нам на то, что прежде этого ее поступка Иисус когда-либо сказал ей хоть слово. И тем не менее она увидела; и то, что она увидела, привело ее к раскаянию.

Свет воссиял ученикам, когда они наконец стали способны после распятия прозреть в смерти Христовой на Кресте откровение Божией любви и возможность обновления жизни, победы над смертью и силами тьмы.

Во всех этих случаях Христос явил Себя как “Свет мира”. В каждой ситуации открылась подлинная природа Бога, один и тот же Лик Божий. Это и само по себе чудесно, изумительно. Но сегодня я хотел бы подчеркнуть не это, а нечто другое, что по-своему еще важнее. А именно — что мы также призваны быть светом.

Христос сказал Своим ученикам — а Его ученики это мы: “Вы свет мира… Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного”. В этих словах заключена вся цель воплощения: Сын Божий стал Сыном Человеческим, чтобы мы могли по благодати стать тем, чем Он является по природе. И в данном случае, поскольку Он по природе Свет, мы призваны Им стать светом по благодати. “Как Меня послал Отец, так и Я посылаю вас”. Эти слова обращены ко всем нам. И так же, как Отец послал Сына в мир Светом для мира, так и Сын посылает нас быть светом для мира.

Этого не обойти. Каждый из нас должен задаться вопросом, действительно ли он (или она) ученик (ученица) Христа. А в свете сегодняшнего евангельского чтения и всего учения Христова быть учеником Христа означает быть “светом к просвещению язычников”, быть людьми, в жизни которых ясно видна посвященность Богу, неколебимая правда по отношению к другим людям и во взаимоотношениях между людьми и народами. Это означает, что мы умеем прощать, потому что сами познали прощение. Это означает быть людьми, которые познали силу Креста, откровение Божией силы в немощи, — немощи, добровольно принятой на себя ради спасения других.

Будем же помнить, что мы призваны быть светом. Все, что нам дано во Христе, мы получили — даром, в подарок. Проявим же ответную щедрость. Православная вера сама по себе — свет. Так не будем прятать ее под сосуд, а поставим на подсвечник, чтобы она светила всем в доме. И пусть свет наших добрых дел сопутствует свету нашей веры, чтобы и мир мог поверить. Аминь.26 января 1992

“Проповедуйте Евангелие всей твари”

Мк 15:14–16:20

Христос воскресе!

Сегодня, в неделю жен-мироносиц, вероятно, единственный случай в церковном году, когда на утрени и на Литургии читаются последовательные отрывки Евангелия: вчерашнее чтение на всенощной следует непосредственно за тем отрывком, который мы только что слышали, и завершает последнюю главу Евангелия от Марка. Поэтому я позволю себе говорить на тему вчерашнего Евангелия так, будто оно читалось сегодня. Вернее, на тему одного его стиха, а именно: того места, где Христос после Своего Воскресения повелевает Своим ученикам: “идите по всему миру и проповедуйте Евангелие всей твари”.

Это одно из сокровенных мест в Писании, — сокровенных, потому что мы не в достаточной мере сознаем, насколько оно загадочно. Что может значить “проповедовать Евангелие всей твари”? Нам привычнее думать о проповеди народу, людям, которые способны понимать сказанное им. Но “тварь” — довольно общее слово, и мы часто применяем его ко всему живому. Более того, если заглянуть в греческий текст, мы сталкиваемся с еще большей трудностью: выражение, употребленное Марком, имеет более общее значение “творения” вообще. Христос, говорится там, заповедал нам “проповедовать Его Евангелие всему творению”. Что же это может означать?

Прежде чем дать ответ на этот вопрос, нам следует понять, что здесь подразумевается под “Евангелием”. Главное содержание Христовой проповеди — весть, что “приблизилось Царство Божие”. Вот — “благая весть”, “Евангелие”, с которой Он вышел к людям, призывая их отозваться и приготовиться к принятию его. Позднее суть проповеди учеников и апостолов была в том, что Царство Божие уже пришло “в силе” как следствие смерти и Воскресения Христовых, и что человеку открыт доступ в него благодаря сошествию Святого Духа в день Пятидесятницы. Входят в это Царство, в область победы Христовой над смертью, через крещение и предваряющее его покаяние.

Но если проповедь Евангелия сводится к проповеди наступившего Царства Божия, то что такое это Царство? Ясно, что это не географическое понятие, подобно “Французскому королевству” или “Объединенному королевству Великобритании и Северной Ирландии”. Царство здесь означает “владычество” или “правление”, и Царство Божие — везде, где Бог — Господь и Царь. Оно не предметно, это не место, а образ отношений с Богом; и стать частью этого Царства означает, что наше бытие претерпело качественное изменение. Это означает, что мы живем в сознании, что Бог — Царь и Господь, и что это сознание пронизывает всю нашу жизнь; оно начинается в сердце, заполняет наш ум и наконец отражается во всем, что мы думаем, говорим и делаем. Иными словами, войти в Царство, жить в Царстве можно не просто путем размышления или веры. Царство Божие должно охватить целиком все наше существо, и пока Царство Божие не пропитало все, что мы делаем, мы еще не до конца принадлежим ему, не стали полностью его членами.

Когда мы полностью станем членами этого Царства, когда сила Божия отразится во всех наших мыслях, словах и поступках, тогда мы сможем проповедовать не только словом, но и делами: сами наши поступки будут возвещать, что Царствие Божие близко, что оно наступило, что оно реально. Даже предметы, творение наших рук, станут выражением Царства Божия. И тогда Царство Божие наконец пронизает творение на всех его уровнях, — через нас, благодаря нашему покаянию и обращению к Богу.

Мы проповедуем неодушевленному миру тем, как мы используем его. Мы проповедуем растениям тем, как выращиваем их, мы проповедуем животным тем, как обращаемся с ними, детям — тем, как воспитываем их, взрослым — тем, как мы относимся к их духовным, душевным и материальным нуждам. Но мы глубоко ошибаемся, если считаем, что это означает просто порядочность и нравственно безупречную жизнь. Речь идет о гораздо большем. В каком-то смысле речь идет о красоте. И это подразумевается словами Христа: “Идите и проповедуйте Евангелие всей твари”. Потому что если создать связь между материей и Царством Божиим, то сама материя будет отражать славу Божию, станет провозвестницей Царствия.

В этом есть, однако, некий парадокс, потому что материальный мир, каким он был создан Богом, уже являет Его славу. С наибольшей силой это, возможно, выражено в “Песни Трех Отроков”, которая поется на Литургии в Великую Субботу. В ней звучит призыв ко всем элементам творения: “Господа пойте и превозносите во вся веки!” — ангельские силы и небеса, солнце и луна, свет и тьма, день и ночь, дождь, мороз, горы и море, все лесные и полевые скоты и звери, все души и духи живых и мертвых — все призваны восхвалить Господа. Разумеется, все они уже хвалят Господа, не дожидаясь этого призыва. Все, что было сотворено Богом, хвалит Его, отражая Его славу. Так что наша проповедь Евангелия всей твари представляется проповедью к уже уверовавшим: материальный мир в самой своей тварности обращен к Богу, тянется к Нему, бессловесно свидетельствует о Боге.

В конечном итоге мы проповедуем Царствие только тем предметам, которых касаемся, только тому в материальном мире, чем пользуемся для собственных потребностей и нужд, только тем растениям и животным, на существование которых мы влияем. Только этому, только им лично мы можем принести Царствие Божие.

И это очень большая ответственность. Это обязывает нас бороться за то, чтобы наше падшее состояние не отразилось на остальном творении. Это означает, что, законно используя вещество этого мира, мы не должны создавать уродство, должны создавать красоту. Это и означает “проповедовать Евангелие всякой твари”.

Таким образом, в этих словах мы находим суть православной “экологии”, потому что наша задача — не просто создать мир, где человеку и прочим тварям будет хорошо, действительно уютно, но создать такой мир, где Богу было бы уютно среди нас; мир, в котором результаты нашего труда отражают красоту Триединого Бога, мир, в котором даже дела рук человеческих хвалят Бога и “превозносят Его во веки”.

Этого невозможно достичь, если в нас нет хоть капли нежности к материальному миру. Жены мироносицы, которых мы вспоминаем сегодня, могут помочь нам понять, что это означает. “Весьма рано… при восходе солнца” они принесли “ароматы, чтобы… помазать Его”. Чтобы помазать тело Христово, чтобы проявить благоговейное почитание к материальному телу нематериального Бога. Нежностью и уважением, которое они проявили к материи, они “проповедали Евангелие всей твари”. И они стали способны на это, потому что любовь Христова исполнила все их существо.

Последуем же их примеру. И пусть наша любовь ко Христу, Сыну Божию, ставшему Сыном Человеческим, научит нас благоговейно относиться к материальному миру, который Он создал, будто тело, вместилище для Себя. И тогда мы станем способны принести Евангелие, “благую весть” о наступающем Царстве Божием, каждой твари и всему творению. Аминь.

Христос воскресе!10 мая 1992

Прости — и получишь (больше)

Мф 18:23–35

Сегодняшнее евангельское чтение имеет форму притчи: притча о царе, который захотел сосчитаться со своими рабами. Как притча, оно говорит о чем-то очень обыденном, но вместе с тем сообщает нам что-то глубокое о Царствии Божием.

Петр приступил ко Христу и спросил: “Сколько раз прощать брату моему, согрешающему против меня? до семи ли раз?”. И Иисус ответил: “Не говорю тебе: до семи, но до седмижды семидесяти раз”. И за этим следует притча, чтобы показать, что происходит в области прощения, которое есть область Царствия.

Об этой притче можно говорить много и интересно, она ставит много вопросов, но сегодня мне хочется подчеркнуть несоразмерность между тем, о чем просил злой раб, и тем, что он получил. Когда царь велит ему вернуть десять тысяч талантов, которые он задолжал — сумма огромная — раб просит об отсрочке: “Государь! потерпи на мне, и все тебе заплачу”. А ведь царь не отвечает: “Хорошо, вот тебе еще полгода или год, чтобы вернуть твой долг”. Уже и этого было бы достаточно, чтобы показать его сострадательность. Но вместо этого он отпускает раба и прощает ему долг, совершенно отменяет его. Царь больше не может ожидать возврата денег: итоги подведены, раб больше ничего ему не должен.

Разумеется, это говорит нам что-то о царе: он столь великий правитель, столь богатый, что может позволить себе отказаться от целого состояния и не пострадать от этой потери. Это говорит также о его великодушии и щедрости, готовности отдать то, чем он обладает. Но еще больше это сообщает нам о его взаимоотношении с рабом и, следовательно, о взаимоотношении Бога с нами.

Обращаясь к царю, раб просит всего лишь отсрочки. Иными словами, он вполне признает свой долг. Он не оспаривает его размера. Он не просит, чтобы его освободили от его обязательств. Сделай он так, можно было бы подумать, что царь чем-то обязан ему или что долг не таков, каким кажется.

И мне кажется, что это говорит нам нечто не только о прощении, но и об исповеди. В исповеди Бог не ждет от нас переговоров, Он ждет, чтобы мы всего лишь признали себя должниками и готовы были что-то сделать в отношении своего долга. В притче говорится о готовности отдать все сполна. В исповеди это принимает форму твердой решимости отвернуться от грехов и исправить все. Чтобы получить милость прощения, нам не требуется просить о ней. Достаточно признать себя должником. Более того, просьба о прощении может даже помешать, отнять ясность ума и сердца; а эта ясность — одна из первых целей, ради которых мы приходим на исповедь.

Но самое поразительное в этой притче то, что она говорит о прощении как о милости, о даре, говорит, что оно исходит от Бога. Как и все дары Божии, оно подается в избытке, но мы не всегда способны принять эти дары. И сегодняшняя притча говорит совершенно ясно: если мы не прощаем тех, кто согрешил против нас, мы и сами не можем получить прощение от Бога.

Отсутствие прощения с нашей стороны закрывает путь милости Божией. Чтобы принять дар прощения, мы должны сначала сами простить. В обычном мире мы даем из того, что сами получили, но в мире прощения мы даем, чтобы получить.

Духовная жизнь означает постоянно новое начало. Через два дня, первого сентября начинается новый церковный год. Воспользуемся этим моментом, чтобы рассмотреть наши взаимоотношения и задаться вопросом: кого я не простил? Когда мы это сделаем — и поступим соответственно — мы окажемся в состоянии с полным доверием встать перед Богом, исповедовать свои грехи, зная, что ничто не стоит на пути Божией милости и прощения. Аминь.

30 августа 1992

Перевод с английского Е. Майданович