– Владыка, какое у вас самое первое воспоминание детства?
– Говорят, что первые годы жизни человек не помнит. Но мое самое яркое воспоминание относится явно к первому году жизни: открываю глаза, вижу перед собой огромное пространство, а сам я лежу на какой-то возвышенности. Остальные воспоминания более поздние, лет с четырех, как мы жили в своем деревянном доме, у нас тогда была живность – кошки, собака, куры. В пять лет мы с родителями переехали уже в обычную городскую квартиру, потому что ветхий деревянный дом должны были снести.
Потом мы с бабушкой часто приходили на то место, где когда-то стоял наш дом.
Помню, как я болел в детстве, и как радовался, когда у меня прошла ветрянка. Ведь после нескольких недель заточения дома можно было выходить на улицу, гулять, бегать.
Радостные моменты моего детства были связаны с православными праздниками: с Пасхой и Рождеством. Бабушка ходила на ночные службы, а с вечера ставила тесто. Когда возвращалась со службы рано утром, начинала сразу пироги печь. Когда мы просыпались, часов в восемь, по всему дому разносился запах свежеиспеченных пирогов.
– Значит, у вас бабушка была верующая?
– Да, благодаря ей я и пришел к вере, хотя уже и в сознательном возрасте – в 17 лет. А до этого она молилась и за меня, и за всю семью. Так что, думаю, по ее молитвам Господь меня и привел к Себе. Через мой интерес к предмету истории.
Лет в пятнадцать я написал на городскую олимпиаду работу на тему «Причины Крещения Руси» – олимпиада была приурочена к тысячелетию этого события. Пока работал над докладом, выучил его наизусть – так мне было интересно. Я занял первое место.
А спустя два года был уже в Церкви, начал ходить в храм. Еще через год поступил в семинарию.
Хиротония архимандрита Серафима (Савостьянова) во епископа Тарусского
– Как родители отнеслись к такому стремительному воцерковлению?
– То, что я стал ходить в храм и в семинарию решил поступать, они восприняли спокойно.
А вот когда я задумался, чтобы уйти в монастырь… Я окончил первый курс семинарии, приехал домой и рассказал о своем желании родителям.
Они, так скажем, были очень удивлены моим решением. После каникул я уехал в семинарию. И вот за две недели до пострига получаю очередное письмо от родителей (тогда ведь еще смс-ку послать нельзя было или написать электронное письмо – общались с помощью обычных писем). Родители, как обычно, писали о том, как обстоят дела в семье и, что удивительно, сами возвратились к нашему летнему разговору по поводу принятия мною монашества.
Мама написала, что они с отцом не против того, какой путь я себе в жизни выберу, главное, чтобы у меня всё хорошо было в жизни. Так перед самым постригом я получил родительское благословение.
– Как сверстники, друзья-знакомые реагировали на ваше решение о принятии монашества?
– По-разному. Друзья – поддерживали. Но многие знакомые смотрели косо. На дворе стояли как раз 90-е годы, переломный момент в жизни страны, стало развиваться предпринимательство, часто – дикое. Люди просто не могли понять, что это я делаю, и думали, что я иду в Церковь ради корыстной выгоды. Хотя это звучало смешно. До того, как меня позвали быть алтарником, я работал на заводе и получал там 280 рублей – большая зарплата по тем временам. А когда перешел трудиться в храм, то она стала 115 рублей.
– Перед самым постригом не было каких-то сомнений, страхов?
– Нет. Ни страха, ни сомнения. Желание было. Только желание принять постриг и послужить Богу, людям.
– А потом, когда вы уже вступили на этот путь – были какие-то внутренние испытания, искушения?
– Конечно, были. Если бы их не было, то тогда можно было бы уже задуматься о правильности выбора своего жизненного пути.
Тяжело было, когда входил в монастырскую жизнь, и возникали, в том числе, и личностные разногласия.
Многие из моих сокурсников, которые со мной учились в семинарии и потом приняли монашество, к сожалению, не устояли.
Что мы знали о монашестве? Вот есть два старца – отец Иоанн (Крестьянкин), отец Кирилл (Павлов), но к ним тяжело попасть: вся Россия к ним едет. Так что многие, начитавшись книг, представляли себе монашескую жизнь восторженно-идиллически.
А когда сталкиваешься с действительностью, которая не похожа на книжную, а главное – требует колоссального внутреннего труда, то бывает очень тяжело.
Для меня, например, был трудным момент личных отношений, даже с теми людьми, с которыми я пришел из семинарии в монастырь. Когда мы учились вместе, были друзья «не разлей вода», а как только в монастырь пришли – сразу у нас начались разногласия. Это было удивительно для меня, и сложно, и непонятно. Сейчас, конечно, понимаю, что дьявол, он же не дремлет и старается посеять вражду между людьми. В особенности между теми, у кого есть дружба, чтобы нарушить единство. Для меня это было серьезным испытанием.
Ну и нагружали себя не по разуму. Первое время вставали в три утра, совершали ночную молитву. Хватило нас ненадолго, на месяц. Потом всё равно физиология взяла свое – спать хочется, как бы там ни было. Просто взяли для себя неподъемное, опять же под книжными впечатлениями. Начитались мы Святых Отцов, как они ночами молились, и решили тоже быть подвижниками. Только Святые Отцы годами шли к этому.
– Как вспоминаются первые годы преподавания в семинарии?
– Студенты – это в любое время студенты. И хотя есть такая тенденция сравнивать: а вот мы были, а вот сейчас, но какая была молодежь, такой и осталась. Для чего человек идет в учебное заведение, то и получает. Если человек пришел, чтобы получить знания, он получит знания. Если он пришел просто для времяпровождения, он долго в семинарии не задержится.
Были ребята, которые с большим интересом воспринимали те предметы, которые я преподавал (а это – литургика, церковнославянский язык, общая церковная история, основы социальной концепции Русской Православной Церкви, нравственное богословие), кому-то это было не интересно. Но они сами уходили потом из семинарии и, к сожалению, порой даже из Церкви.
– Вы как-то сказали, что, став наместником монастыря, слышали только поздравления. И лишь один человек сказал: «Сочувствую». «И время показало, что он был прав», – говорите вы. В чем он был прав?
– Святитель Тихон в своей речи на наречении в епископы сказал, что раньше он думал – архиерейство, епископство,– это торжественные богослужения, когда люди тебя встречают цветами, кланяются тебе. Такая вот прекрасная жизнь. А потом он осознал, что это такое, жизнь архиерейская – труд, ответственность, подвиг.
Стоять во главе монастыря – то же самое. Почему человек мне сказал «сочувствую»? Потому что он – руководитель и прекрасно понимает, что это такое. Что это и ответственность за людей, и необходимость вести хозяйство. Нужно было восстанавливать монастырь, искать и финансы. И тот человек понимал, что во всей этой круговерти времени для молитвы будет минимум.
Мне тогда всё казалось не по силам. Мне было 28 лет. Да, уже восемь лет я был в постриге, работал секретарем епархии. Но это опыт чиновничий: бумаги, письма составлять и тому подобное. А опыта управления у меня не было.
Самое сложное – когда я пришел, помощников у меня не было совсем. Тех, кто бы мог помочь обустраивать монашескую и хозяйственную жизнь. Первые три года было особенно трудно.
Хиротония архимандрита Серафима (Савостьянова) во епископа Тарусского
– Где черпали силы, поддержку?
– В то время был жив еще мой духовник, который меня рекомендовал для поступления в семинарию, архимандрит Лука (Сентябов). Я звонил ему, спрашивал у него совета. Молитва, естественно, помогала. И еще – я всегда любил и люблю служить Божественную литургию. Стараюсь как можно чаще служить. И в этом я всегда черпал и черпаю силы.
– Какие традиции монастыря в нем сохраняются, а что изменилось и говорит о том, что это – современный монастырь?
– Время влияет и на монастырскую жизнь. Когда преподобный Пафнутий основал монастырь, в обитель был запрещен вход женщинам. Сейчас такого запрета нет.
А есть традиции из завещания преподобного, которые сохраняются и по сей день. Преподобный завещал, чтобы всякого человека, приходящего в монастырь, не оставлять без внимания. Если пришел человек с нуждой, помогите ему. Помогите словом, если он нуждается; помогите ему по возможности материально. Поэтому с момента открытия монастыря у нас есть и благотворительная столовая.
Свято-Пафнутьев Боровский монастырь
– В связи с монастырем говорится о послушании. А что такое послушание в вашем монастыре?
– Человек приходит в монастырь уже со своим определенным опытом, и часто каждый свой собственный смысл вкладывает в это понятие. Вспомним, как преподобный Амвросий проверял человека – насколько тот исполняет послушание. Он предлагал пойти и на грядку посадить лук вверх корнями. Послушник говорил: «Батюшка, ну как вверх корнями, он же расти не будет». На что преподобный отвечал: «Ну, лук-то мы приобретем, а вот как быть с послушанием?»
Одна игуменья вспоминала, как она пришла в монастырь послушницей. Матушка привела ее обедать, и вот первое блюдо, второе, третье… Послушница ест и думает: «О, пришла в монастырь поститься, а тут – объедаюсь». Но игуменья потом сказала: «А я нарочно велела тебе тройную порцию принести. Посмотреть, насколько ты послушна и съешь ли всё. Не думай, что тебя каждый день так будут кормить».
За 16 лет настоятельства могу сказать, что с послушанием у братии сложно. Есть люди разного уклада и развития, в том числе и интеллектуалы, которые не привыкли идти и копать картошку. Они считают, что должны только заниматься просветительской деятельностью. Ну, простите, вы есть хотите каждый день. А для того, чтобы есть, пропитание нужно добывать.
Приходится объяснять людям, что человек приходит в монастырь не только для того, чтобы показывать свои знания перед другими, и даже не только, чтобы молиться. Физический труд должен быть у каждого человека наравне с молитвенным трудом.
Еще порой послушание понимают как перекладывание ответственности. Это уже лукавство получается. Как и случаи, когда люди подходят, особенно весной, осенью: «Благословите». Благословляешь. А потом такой человек отходит в сторону и вполголоса добавляет: «На службу не ходить, пойти в огород».
– Как вы принимаете новых насельников?
– Для этого и есть время испытания – трудничества и послушничества. В этот период проявляется подлинное стремление человека – как он посещает богослужения, какое у него отношение к богослужению, исповедуется ли он, причащается ли он, какие отношения у него с братией, как он относится к своему послушанию.
Были случаи, когда послушники уходили обратно в мир, женились, семьей обзаводились. Здесь ничего предосудительного нет. Для этого и есть время послушничества. Человек себя проверяет, насколько он сможет понести монашество. Может, у него первый порыв был: «Хочу быть монахом», а потом, когда он столкнулся с реальностью в монастыре, он уже начинает всё переосмысливать. И многие понимают, что для них это тяжело. Многие из послушников, которые уходили, сейчас священники в миру, у них прекрасные семьи.
– А были случаи у вас, когда люди поздно поняли, что это не их путь?
– У нас был один насельник в монастыре, который тоже в молодом возрасте пришел в монастырь, и то, что это не его путь, понял, к сожалению, уже после пострига. Он поступил по-христиански. Написал правящему архиерею прошение, чтобы с него сняли сан, то есть служить отказался. И чтобы ему можно было причащаться, жить нормальной христианской жизнью.
– Вы говорите: «Не нужно бегать по России и по загранице, искать духоносных старцев, которые скажут – и всё, так оно и должно быть». Но ведь в Боровский монастырь едут в том числе к схиархимандриту Власию (Перегонцеву). Как отделить действительно духовные поиски и нездоровое стремление, как у г-жи Хохлаковой?
– Я имел в виду, что если тебя мучает какой-то вопрос, ты хочешь получить ответ на него, чтобы правильно поступить в той или иной ситуации, то не нужно метаться. Вот если ты приехал, к примеру, к старцу, к отцу Власию, спросил у него совета, получил ответ – ты должен следовать этому совету.
А то бывает часто – человек едет за советом, а сам уже внутри себя решил, как он будет поступать. Вот он приезжает к одному старцу, спрашивает. Он ему ответил. «Нет, так мне это не подходит, нехороший старец, пойду-ка я к другому съезжу еще»,– думает такой человек. Едет к другому старцу. Тот ему дает совет. Тоже не подходит, едет к третьему старцу. А вот совет третьего – устраивает: «Это хороший старец, он сказал то, что мне и нужно». Преподобный Амвросий Оптинский говорил: «Первое, что я вам сказал – это правильно. А вот то, что потом, – это вы меня просто уговорили».
– Приезжают в монастырь люди, которые воспринимают всё как некое духовное шоу, не понимая сути?
– Много таких людей едет. И отца Власия называют экстрасенсом, целителем, как только не называют. Ну, как правило, эти люди не получают то, что они хотели бы получить. Они уезжают неудовлетворенными. Есть люди, которые приезжают действительно с настоящей верой, которым нужна поддержка, молитвы. И они получают эту помощь. И много есть хороших примеров. Вот приезжала бесплодная пара, например, обоим – уже по 50. Отец Власий помолился, сказал, что им делать нужно в духовном плане. Люди стали выполнять. И вот у них появились дети.
В Свято-Никольском храме Калуги
– За то время, как вы находитесь в этом монастыре наместником, вы почувствовали, что стало больше освобождаться времени для молитвы?
– Существенно. Понимаете, если правильно выстроить систему, то тебе уже намного легче будет: у тебя будут помощники.
Ведь как проверяют, хорош руководитель или нет, – нужно посмотреть, как без него функционирует коллектив, которым он управляет. Если убрать на время, и всё дальше работает как часы, значит, всё настроено правильно. Если нет, всё разваливается, то, значит, он – плохой руководитель.
– Монастырь как-то работает с городской молодежью?
– Насильно к вере мы никого не тянем – это невозможно. Человека можно ведь по-разному заинтересовать. Вот, например, есть у нас при монастыре православная молодежная дружина. Когда начинали, мы не брали всех за шиворот и не вели в храм, не говорили, что молиться, поститься должны все. Нет, встречи организовывали, разговаривали. Были совместные мероприятия: помощь какому-нибудь храму по расчистке территории и так далее. Совместный труд сближает людей. Потом – картошку тушеную сделаем или ухи наварим, чай попьем. И вот таким вот образом, потихонечку, люди начинают привыкать друг к другу, начинают общаться. Узнают, что священники – такие же люди, потом, смотришь, кто-то утром на службу пришел, начал исповедоваться, причащаться.
– К вам люди могут обратиться с вопросами?
– Конечно. Вопросы бывают разные. Например, недавно ко мне приходил один человек, он развелся по определенным причинам с супругой, дети остались с ним. Он познакомился с другой женщиной, которую дети восприняли как свою маму, расписался в ЗАГСе. И вот он пришел с сомнениями, можно ли ему венчаться, потому что осознавал прекрасно, что такое венчание и какая это ответственность. Я побеседовал с ним, и он решил, что повенчается обязательно.
– Что делаете, когда затрудняетесь с ответом?
– Ну, мне в этом смысле легче: у нас есть замечательный духовник – отец Власий. И людей с теми вопросами, на которые я не могу ответить, я направляю к схиархимандриту Власию.
– Вы говорите: «За опытом преподавания «Основ православной культуры» приезжают к нам в район не только из других районов, из совершенно отдаленных, из Сибири». А что за опыт?
– Дело всё в том, что у нас в районе основы православной культуры преподаются с девяностых годов. На базе монастыря у нас два раза в год проходят курсы повышения квалификации для педагогов по основам православной культуры. Около 60 учителей в нашем монастыре и примерно 50 педагогов при Тихоновой пустыни в Калуге проходят эти курсы.
Самое главное здесь – это заинтересованность самих учителей. Когда они приезжают к нам, мы для них не просто лекции читаем. Да, конечно, без лекций никуда. Но после ужина мы проводим различные встречи. Приезжают благочинные из других районов или кто-то из нашего духовенства встречается с педагогами за чаем. Отвечают на возникающие вопросы, разговаривают. Утром учителя имеют возможность прийти на богослужение. То есть люди и знания получают, и могут помолиться. Многие учителя, которые приезжали на курсы, по окончанию благодарили, что у них была такая возможность.
– Сейчас название монастыря на слуху у всей страны – обсуждают иеромонаха Фотия (Мочалова), его участие в шоу «Голос». Как вы к этому относитесь?
– Лично у меня отношение двоякое. С одной стороны, это миссионерство. Я знаю много молодых людей, которые следили за программой. И не то чтобы прямо стали воцерковляться, но, по крайней мере, стали интересоваться православием.
Но как игумен монастыря я переживаю за отца Фотия. Чтобы он устоял, не переступил тонкую грань, за которой – тщеславие, гордость, потому что дьявол не дремлет. А ведь его выступление транслируют на всю страну. Поэтому мы все усиленно молимся за него, чтобы у него не произошло подмены духовной жизни. Ведь в первую очередь у иеромонаха должно быть служение Богу. А остальное уже второстепенно.
Иеромонах Фотий (Мочалов)
– Как проходит ваш обычный день?
– Утром подъем в половине пятого. Умылся, оделся. В 5.30 братский молебен, полунощница, затем Божественная литургия. В 8 часов, в начале девятого богослужение заканчивается. Пришел к себе, чаю попил и дальше разные хозяйственные дела по монастырю, или совещание с руководителями подразделений. Бывают разные официальные встречи.
Сейчас, вероятнее всего, у меня будет график меняться, будут и другие обязанности, поездки на приходы. Вечером богослужение в 17 часов, ужин, потом вечерняя молитва и спать.
– Вы сейчас учитесь в магистратуре Калужского государственного института на факультете юридической психологии. Для чего вам психологическое образование?
– Психология и такой предмет, как нравственное богословие, между собой перекликаются. Конечно, видишь в психологии и разногласия. Но, как бы то ни было, психология – это наука о душе.
– Какие, на ваш взгляд, проблемы у современных верующих – у монашествующих и у мирян?
– Я хотел бы выделить одну самую большую проблему – это отсутствие у всех молитвы. Люди подменяют ее непонятной борьбой, думая, что борются за истину – с ИНН, новыми паспортами и так далее. В советское время было такое выражение: «Так за мир боролись, что камня на камне не оставили». А один из афонских старцев сказал, что смысл жизни человека заключается не в борьбе с дьяволом, а в единении со Христом. Потому что в этой борьбе, которую человек начинает вести, порой забывает, ради чего он борется. Уже далеко и не за Истину, не за Христа, а просто – борьба ради борьбы.