Если у яблока подгнил бок, я вырезаю и выбрасываю гниль
Мне однажды сказали примерно такое: «Церковные ригористы, которые признают только Нагорную проповедь, одно только Царство Христово, и отвергают царство кесаря, политику и войну как нечто само по себе авторитетное, на деле отвергают человеческую культуру, они просто бесчеловечные манихеи».
На что я отвечал: «Вовсе нет. Если у яблока подгнил бок, я вырезаю и выбрасываю гниль, но само яблоко съедаю с удовольствием и благодарностью; мало того — взгляните за окно , какой я вырастил яблоневый сад! Христиане культуру не отвергают, она часть человека, продукт Богоданного творчества и часть Царства Христова. Они отвергают в культуре грех и грязь, называя их своими именами, только и всего».
Мы смертны и ограничены, мы не можем стать на место Бога, но иногда нужно попробовать стать на Его место, чтобы понять Его, а затем — и самих себя. Как Бог относится, например, к войне? А как относится мать к тому, что ее единокровные и любимые дети начинают убивать друг друга? Для матери это страшное горе. Наши человеческие земные правды многообразны: кто-то прав, кто-то нет, кто-то напал, кто-то защищается… Но есть и Божья правда: война — это братоубийство, квинтээсенция падшести мира, квинтэссенция греха. Эта правда содержится в Евангелии.
Христос основал одну Церковь, чьи же все остальные
Церковные витии, все, убежденно говорящие что-то миру , явно или подспудно считая при этом, что говорят именно как христиане, как часть Церкви, — все, как мы ежедневно наблюдаем, говорят разными языками и разное, что, в общем, естественно: вино Духа влито в очень несхожие сосуды, кто-то глечик, кто-то амфора, кто-то бутылка стеклянная. кто-то — пластиковая.
Но все-таки, как бы разны они ни были, у всех сосудов есть общий смысл: служить сохранению вина и при этом не мешать, но способствовать тому, кто хочет этого вина налить и выпить, ибо вино — не для бутылки, но для пьющего. Какой прок от сосуда, если при попытке налить из него сосуд всякий раз переворачивается, и вино течет на землю, или если его невозможно закупорить так, чтобы вино не выдыхалось? Любой виночерпий справедливо определит ему место не на праздничном столе, а на помойке. Тем более, какой прок от сосуда, кроме вреда, если вещество его стенок таково, что вино в нем превращается в уксус, в нечто, ставшее не-вином?
При всей разности церковных витий (так я кратко, повторяю, называю всех христиан, вне зависимости, говорит ли кто из них в деревенском храме с амвона, с кафедры на заседании Синода или в бложике в соцсетях) , у них все же есть (должно быть) общее: Евангелие и дух Христов (чтоб почувствовать, какого духа сей дух, перечитаем вышеупомянутую Нагорную проповедь).
Повторять вслед за иными критиками Церкви упреки в том, что ага, Евангелие-то Евангелие, но вас не разберешь, один батюшка говорит одно, другой — другое, я не стану, но понять критиков могу: кипение злободневной пены, инфоповодов и вызовов времени, холиваров каждый день таково, что у наблюдателя, особенно стороннего или не особо искушенного, может возникнуть мнение, что многие из говорящих, формально принадлежа к одной и той же церковной организации, на деле принадлежат к СОВСЕМ разным Церквям, и наблюдатель задает вопрос: «Христос основал одну Церковь; чьи же все остальные? И вы сами — в которой?».
Витии секунду ошарашенно молчат, покрепче вцепляются в свой аналой, выдыхают, снова набирают воздуху и в качестве ответа выливают на спросившего еще больший поток отскакивающих от зубов слов, которые окончательно запутывают дело.
Тем не менее, говорить, что у разных церковных витий и не должно быть общего основания — все равно что утверждать, что у Церкви нет общего Символа веры; фраза «Это мое убеждение, но допускаю, что я неправ» — первый шаг к безумию и распаду, об этом когда-то писал Честертон.
Если мы вырастили синий квадратный подсолнух
Словом, когда Церковь, в лице самых разных ее представителей, спрашивают, как относиться к голодовке Сенцова, аресту Дмитриева, насилию над теми или иными заключенными, она должна отвечать: «Милосердие». Когда ее спрашивают, как относиться к войне в Сирии или в Донбассе, к освящению смертоносного оружия и тому подобным вещам, Церковь должна указывать на заповедь «Не убий» и на те уточнения, которые сделал на этот счет Христос. И не потому, что эту установку продавило то или иное церковное лобби — просто потому, что это Евангелие — то, исповедание чего всех нас и делает христианами.
Повторю: все это не значит, что надо говорить одними и теми же словами — мы все такие разные, а слов на свете много, и надо учиться искусству их использовать, чтобы ближние, с которыми мы говорим, могли нас понять. Просто всё, о чем мы, христиане, говорим, в беседе, в написанной нами книге, в посте блога и так далее, должно раскрывать смысл все той же Нагорной проповеди и заповедей блаженств, расти из них, как подсолнух из грядки.
И если мы вырастили синий квадратный подсолнух и он перестал исполнять свое назначение — обликом напоминать людям солнце, а сытью семян питать добрых и злых, грешных и праведных, если семенами синего квадратного монстра кто-то отравился — то это косяк огородника, а вовсе не проблема грядки, земля которой как была тучной и плодородной, так и поныне такова.
«Но ведь человечество старо и во всем разочаровалось, и надо же людям сказать уже и что-то новенькое!» — возразит кто-то. В самом деле? Нагорная проповедь как была, так и до сих пор есть самая новая, небывалая, способная порвать любой шаблон новость. Не верите? Пойдем и перескажем Нагорную проповедь миру, и понаблюдаем, как у мира глаза лезут на лоб, потому что мир никогда ничего подобного не слыхал, или — так и не смог услышать.
А если при этом мы подкрепим эти Христовы слова еще и собственным примером, своей собственной, маленькой, немощной, но жизнью, каждый в доступную ему меру, — ох, подозреваю, какие вообще немыслимые чудеса могут тогда произойти!..