Я сижу напротив Педро, переправщика мигрантов через границу, в его бетонной квартирке в пыльном районе Рейносы, где-то на границе между США и Мексикой. Три часа ночи. За день до этого он попросил меня прийти к нему домой. Мы должны были переговорить с глазу на глаз. Он хотел, чтобы я пришёл ночью один. Я не знал, подставляет ли он меня, но знал, что хочу рассказать его историю.
Он спросил: «Что ты будешь делать, если один из pollitos, мигрантов, упадёт в воду, не умея при этом плавать? Будешь молча фотографировать и смотреть, как он утонет? Или прыгнешь в воду и поможешь его спасти?» В тот момент Педро не выглядел карикатурным контрабандистом. Он был обычным молодым парнем моего возраста, задававшим мне действительно непростые вопросы. Вопросы жизни и смерти.
Следующей ночью я фотографировал Педро, когда он плыл по реке Рио-Гранде, переправляя группу молодых мигрантов в США. Жизни висели на волоске каждый раз, когда он переправлял людей.
Педро
За последние 20 лет я запечатлел процесс одной из крупнейших транснациональных миграций в мировой истории, которая в итоге привела к тому, что миллионы людей живут в США нелегально. Подавляющее большинство этих людей покидают Центральную Америку и Мексику, чтобы убежать от крайней нищеты и страшного социального насилия. <…>
«Наши тела — это все, что у нас есть»
Я взялся за этот проект в 2000 году. Миграция научила меня понимать, как мы на самом деле обращаемся с наиболее уязвимыми жителями США. Она поведала мне о жестокости, боли, надежде, стойкости, борьбе и жертвенности. Она научила меня на личном опыте, что риторика и политика непосредственно влияют на людей.
И главным образом миграция рассказала мне, что каждый, кто ступает на этот путь, меняется навсегда.
Я начал этот проект с документирования жизни группы рабочих на северо-западной стороне Чикаго. Каждый день они просыпались в 5 утра, шли к «Макдоналдсу», где стояли снаружи и ждали, чтобы запрыгнуть в рабочие фургоны незнакомцев в надежде найти работу на сегодня. Они зарабатывали пять долларов в час, без гарантии постоянной работы и медицинской страховки и почти все были нелегалами.
Заработная плата нелегальных мигрантов составляет от 5 до 12 долларов в час
Они были довольно жесткими. Это было необходимо. Полиция постоянно преследовала их за бродяжничество, тогда как они просто пытались выжить день за днем. Спустя время они приняли меня в свое сообщество. И это был один из первых моментов, когда я осознанно использовал свою камеру как оружие.
Однажды, когда мужчины организовывали центр для рабочих, ко мне подошёл молодой человек, Томас, и спросил, останусь ли я после и пофотографирую его. Я согласился. Пока он шел к центру пустой парковки, начался легкий летний дождь. К моему большому удивлению, он начал раздеваться. (Смех) Я не совсем понимал, как реагировать. Он указал на небо и сказал: «Наши тела — это все, что у нас есть». Он был горд, дерзок и раним одновременно. И это одна из моих самых любимых фотографий за последние 20 лет. Его слова остались со мной навсегда.
Первая американка в семье Люпе
Примерно тогда же я встретил Люпе Гузман, когда она организовывала людей на борьбу против трудовых агентств, эксплуатирующих ее и ее коллег. Она организовала небольшие демонстрации, сидячие забастовки и еще много всего. Она заплатила высокую цену за активизм, потому что агентства вроде этого, Ron’s, игнорировали ее и отказывали ей в работе. Чтобы выжить, она начала продавать кукурузу на улице. Сегодня вы по-прежнему можете увидеть ее, продающую различные виды кукурузы, сладости и прочее.
Люпе познакомила меня со своей семьей и показала реальные последствия миграции. Она познакомила меня со всеми членами ее большой семьи: с Гэби, Хуаном, Кончи, Чавой — со всеми. Ее сестра Ремедиос вышла замуж за Ансельмо, чьи восемь из девяти родственников мигрировали из Мексики в Чикаго в 90-х. Много людей в ее семье открылись мне и поделились своими историями.
Семьи — это сердце и кровеносная система мигрантства. Когда такие семьи мигрируют, они меняют и трансформируют общества.
Редко когда можно прикоснуться к настолько личной повседневной жизни людей, которые по необходимости закрылись от посторонних глаз.
В то время семья Люпе жила в замкнутом мире Back of the Yards, тесно сплоченного района Чикаго, который на протяжении более 100 лет служит точкой входа для недавних мигрантов — сначала для людей из Европы, как моя семья, а с недавних пор для людей из Латинской Америки. Их мир скрыт от глаз. А большой белый мир за пределами своего района они называют «Гринголандия».
Как и многие поколения, приезжающие в Back of the Yards, эти семьи выполняли неблагодарную работу, за которую многие не хотели браться: уборка офисов, приготовление самолетной еды на холодных фабриках, упаковка мяса, снос зданий. Это был каторжный труд за смешные деньги. Но по выходным они праздновали, устраивали барбекю на заднем дворе и отмечали дни рождения, как и большинство работающих семей во всем мире.
Я стал почетным членом семьи. Меня прозвали «Джони Каналес», в честь телезвезды-техано. У меня был доступ к доминирующей культуре, так что я выполнял роль и семейного фотографа, и соцработника, и странного чужого клоуна, развлекающего их.
Вечеринка по случаю дня рождения в доме Нино
Одним из самых запоминающихся моментов была съемка рождения внучки Люпе, Элизабет. Оба ее старших брата были переправлены через пустыню Сонора, их перевезли в Штаты в детских колясках. Поэтому в тот момент ее семья разрешила мне запечатлеть ее рождение. И это был по-настоящему невероятный момент, когда медсестры положили малышку Элизабет на грудь Гэби. Она стала первой американкой в этой семье. Сейчас ей 17 лет. И я по-прежнему поддерживаю контакт с Люпе и ее семьей.
Операция на кухонном столе
Моя работа напрямую связана с историей изгнания и дальнейшего перерождения моей семьи в Штатах. Мой отец родился в нацистской Германии в 1934 году. Как и многие ассимилированные немецкие евреи, мои бабушка и дедушка надеялись, что трудные времена, наступившие с приходом Третьего Рейха, закончатся.
Но весной 1939-го года небольшое, но важное событие случилось в моей семье. Моему отцу понадобилась аппендектомия. И так как он был евреем, ни один госпиталь не брался его оперировать. Операцию провели на кухонном столе, на семейном кухонном столе. Только после осознания такой дискриминации мои бабушка с дедушкой приняли душераздирающее решение отправить своих двоих детей в Англию с помощью операции «Киндертранспорт». Выживание моей семьи обязало меня рассказать об этой истории миграции во всех деталях.
Прошлое и настоящее очень тесно переплетены. Укоренившиеся последствия вмешательства правительства США в дела Латинской Америки сомнительны и хорошо задокументированы. Свержение Арбенса, организованное ЦРУ в 1954 году в Гватемале, скандал «Иран-контрас», Школа Америк, убийство архиепископа Ромеро на ступенях церкви в Сан-Сальвадоре — все это примеры этой запутанной истории, истории, которая привела к нестабильности и безнаказанности в Центральной Америке.
К счастью, эта история не беспросветна. Соединенные Штаты и Мексика приняли тысячи, даже миллионы, беженцев, спасавшихся от гражданских войн в 70-е и 80-е годы. Но к тому времени, когда я документировал путь мигрантов в Гватемале в конце 2000-х годов, большинство американцев не имели никакого отношения к растущему уровню насилия, безнаказанности и миграции в Центральной Америке. Для многих граждан Штатов с таким же успехом эти события могли быть и на луне.
За эти годы я медленно собирал кусочки пазла вместе — пазла, который простирается от Центральной Америки через Мексику до моего заднего двора в Чикаго. Я был почти во всех пограничных городах: Браунсвилле, Рейносе, Мак-Аллене, Юме, Калексико — фиксируя растущую милитаризацию на границе.
И каждый раз, когда я возвращался, там было больше техники, больше сенсоров, больше заборов, больше пограничной охраны и больше высокотехнологичных установок, с помощью которых заключают под стражу мужчин, женщин и детей, которых задержало наше правительство. После терактов 11 сентября это стало целой индустрией. <…>
Йерика и побег из страны
Как фотографы мы никогда не знаем, какой именно момент или какой именно человек останется с нами. Люди, которых мы фотографируем, становятся частью нашей общей истории.
Йерика Эстрада была маленькой восьмилетней девочкой, которая осталась в моей памяти. Ее отец отправился в Лос-Анджелес на заработки, чтобы прокормить семью. И как любой ответственный отец, он вернулся домой в Гватемалу с подарками. В те выходные он подарил своему старшему сыну мотоцикл — настоящая роскошь.
И когда сын подвозил отца домой с семейной вечеринки, член банды подъехал и выстрелил отцу в спину. Он просто обознался, что очень часто происходит в этой стране.
Но ущерб уже был нанесен. Пуля прошла сквозь отца и попала в сына. Это был непроизвольный акт насилия, а один из примеров социального насилия в той части мира, где это стало нормой. Безнаказанность процветает там, где государственные учреждения не обеспечивают защиту граждан. Довольно часто такой результат вынуждает людей покидать свои дома и бежать, беря на себя огромный риск, в поисках укрытия.
Молодой человек лежит на теле своего брата после того, как его застрелили
Отец Йерики умер по дороге в госпиталь. Его тело спасло жизнь его сына. Когда мы подъехали к госпиталю, к воротам, я увидел кричащую маленькую девочку в розовой полосатой кофте. Никто не успокаивал ее, когда она плакала, сжимая маленькие ручки. Она была его младшей дочерью, ее звали Йерика Эстрада. Она плакала и металась, и никто не мог ей помочь, потому что ее отца не уже было.
Когда меня спрашивают, почему молодые матери с четырехмесячными детьми преодолевают тысячи миль, зная, что их наверняка задержат в США, я вспоминаю Йерику и думаю о ней, о ее боли и о ее отце, который спас своего сына своим телом, и я понимаю по-настоящему человеческое стремление мигрировать в поисках лучшей жизни.
Перевод Диляры Гафаровой