Раиса Николаевна Ильясова ждет суда — ей грозит штраф до 30 тысяч рублей за нарушение самоизоляции. Точнее, за то, что добилась возвращения сына домой. Вместе с десятками других матерей, жен и детей вахтовиков 6 мая она пришла к зданию правительства Омской области, чтобы попросить вернуть родных, застрявших на Чаяндинском месторождении в Якутии.
Ее сын, 36-летний Динар Ильясов, улетел на вахту 20 февраля, но к маю не вернулся, и хуже того — было непонятно, вернется ли вообще. 17 апреля крупнейшее нефтегазоконденсатное Чаяндинское месторождение Газпрома в Якутии было объявлено эпицентром коронавирусной инфекции. По решению главы Якутии Айсена Николаева, вся территория Чаяндинского нефтегазоконденсатного месторождения, где работает около 10 тысяч человек, была закрыта на карантин.
Вахта
На Чаянде ограничено свободное передвижение людей, кроме тех, кто обеспечивает непрерывность работы, введена пропускная система. Чтобы уехать домой, работники должны были получить отрицательный результат теста на коронавирус.
Комнаты на 12 человек, а в поселке — карантин
— Нам объявили, что выезд тех, кто был в контакте с заболевшими, запрещен, — говорит Динар Ильясов. — Но как понять — были в контакте или нет? 22 апреля мы сделали тесты, а когда результат будет, никто не говорил. Все это время мы ходили по поселку, жили в своих комнатах. У меня хоть не самая набитая — нас шестеро на 12 квадратов, а есть и по 12 человек в таких же комнатах, там кровати в два яруса. Почему-то одну столовую закрыли, мы все ходили в другую: 500 человек сидят и примерно 200 стоят в очереди. Посуда обычная, не одноразовая. Кормили с каждым днем все хуже.
Бытовка
Вахтовый поселок, куда уже два года ездит Динар, самый большой на Чаяндинском месторождении. Называется просто — 73-й километр: 3,5 тысячи человек в общежитиях на 300 мест каждое. Туалеты и души — общие, есть также одна баня на всех, две столовых, медпункт и штаб, где работают мастера и инженеры.
Динар по профессии — инженер-механик, окончил Российский институт текстиля и легкой промышленности. На вахте он работал маляром. Получал 140 тысяч рублей за два месяца работы. В родном городе работу с такой зарплатой Динару найти не удалось. Так же, как и многим другим обитателям поселка: омичей здесь около полутора тысяч. К тому же два выходных месяца Динар мог проводить с женой в Черлакском районе, где молодая семья обустраивает дом, и наведываться в город, чтобы помочь матери. Полгода назад Раиса Николаевна уволилась из техникума, где много лет учила девочек шить, из-за серьезных проблем с ногами.
Динар
— Мама по телефону кричала, чтобы берег себя, маску носил, — вспоминает Динар. — Мы сначала вообще не понимали, что случилось: телевизоров нет, чтобы интернет поймать, надо на гору лезть, но желающих много, я и не хожу туда. Кто-то прочитал, что коронавирус — смертельная болезнь, кому-то что-то родственники рассказали. Маску бы носил, но выдали нам разовых по три штуки — что с ними делать? Никто ничего нам не объяснял, а слухи ходили разные.
Рабочие кричали: «Хочу умереть дома»
Говорили, что больные все же есть, и для них на 72-м километре устроили что-то вроде больницы. Ходили слухи, что под видом больных на Большую землю отправляют руководство.
— Да бежали они просто, как крысы, — рассказал коллега Динара, стропальщик Евгений Кусаинов. — А что нам еще думать? В штаб придем — никто ничего не знает. В медпункт пойдем: ну лечите нас, что ли, а они — как вас лечить, если у вас ничего не болит? Когда представители якутского Роспотребнадзора приехали, мы стали спрашивать, больные мы или здоровые, зачем тут вообще сидим, но они тоже ничего не ответили.
Полная неизвестность: мы не работаем, но домой не отпускают, вроде больные, но нас не лечат.
Да если бы вирус был, мы бы давно уже тут передохли, если исходить из статистики смертности. Хотя, может, иммунитет у нас такой?
Обычно же, когда простой грипп начинается, никто не волнуется, никаких масок — возьмешь таблетки и лежишь в комнате, — продолжает он. — Кто заболеет, а кто нет. Я парням звонил, которые на 72-м километре лежали, говорят, лечат их только таблетками. Как это — пневмонию таблетками?
27 апреля, не понимая, что дальше, рабочие вышли протестовать к администрации. Последней каплей, по словам Динара, стал хлеб в столовой, который оказался с плесенью. «Дальше будет хуже», «Я хочу умереть дома!», «Домой отправляйте, вы уже не контролируете ситуацию», «Сейчас народ сметет ваши КПП и ломанутся, не удержите», «Кормят непонятно чем», — кричали рабочие, собравшиеся у штаба. Так и не дождавшись никаких разъяснений от руководства, они перекрыли главную дорогу, ведущую к месторождению.
Вахта. Акция протеста
— Стояли попеременно двое суток и один день, — говорит Динар. — У нас, в общем-то, два требования было: вывезти нас и выдать зарплату — мы ведь не сами от работы отказались. К третьему дню, конечно, нас уже мало осталось — человек 80. Зато начальство из Газартстроя и Стройтранснефтегаза приехало — это подрядные организации, на которые поселок работает. Выяснились, наконец, результаты теста — у меня оказался положительный. Да почти у всех положительный был, человек 300, может, только с отрицательным оказались. Но я ничего такого не чувствовал, по-моему, вообще больных было меньше, чем во время эпидемии гриппа. В комнате у меня был товарищ с отрицательным результатом, но нас все равно не разделили.
Еще один бунт
Первый самолет с 49 вахтовиками приземлился в Омске 29 апреля. Через неделю, 5 мая — еще один. Но жены и матери других рабочих по-прежнему ничего не знали о своих близких.
— Три недели ни спать, ни есть не могла, куда только не обращалась! — возмущается Раиса Николаевна Ильясова. — На горячей линии коронавируса в Роспотребнадзоре 70 операторов, в Минздраве — 40, но ни один на вопрос не может ответить. В приемной губернатора отвечали: позвоните вечером, позвоните завтра. Отправила электронное письмо в приемную президента, мне прислали сообщение, что переслали его в Роспотребнадзор. От Генеральной прокуратуры вообще ни ответа, ни привета. Когда стала общаться с родственниками других вахтовиков, оказалось, что и они также стучатся в глухие двери.
У Динара беременная жена, рожать в конце мая, а что с ним — неизвестно, продолжает Раиса Ильясова. Она упоминает, что сын не пьет и не курит, что у него хронический бронхит.
— Он же не от хорошей жизни туда поехал, как и другие парни, а потому что работы в Омске нет, — говорит она. — Кто должен отвечать за них? Уфимские власти сразу после бунта вахтовиков официально сообщили, что заберут всех своих: и положительных, и отрицательных, уже 28-го первый рейс сделали. Потом другие регионы стали подтягиваться. И только мы не знали, когда вывезут наших и вывезут ли вообще? Решили, что надо подписать коллективное обращение, передать в правительство Омской области.
6 мая родственники вахтовиков вышли к зданию Омского правительства с плакатами: «Верните наших мужей и сыновей», «Не дадим нарушать права наших родных», «Хочу, чтобы мой папа был дома». Требовали, чтобы к ним вышел губернатор Омской области Александр Бурков или кто-нибудь из его заместителей.
— Вместо них пришли полицейские, стали собирать данные, требовать со всех объяснений, — сообщил депутат Законодательного собрания Омской области Константин Ткачев, поддержавший женщин. — Предупреждать мам и жен полиция начала еще до 6 мая: ходили по домам. Во время самой акции подогнали автозак и вежливо, но настойчиво предлагали подписантам туда пройти. После 6 мая давление на женщин продолжилось — полиция разносила повестки, я выезжал к нескольким по их просьбам, помогал разобраться.
Константин Ткачев
«Мы что, с оружием к правительству пришли?»
19 мая губернатор Омской области Александр Бурков во время онлайн-пресс-конференции рассказал журналистам, что с Чаяндинского месторождения в Якутии в Омск вывезена уже 1 тысяча 116 человек. Они живут в обсерваторах — гостинице «Турист», профилакториях «Коммунальник» и «Металлург». Сколько среди них зараженных, Бурков не сказал — они учитываются, по его словам, в Якутии.
Повторное тестирование вахтовиков, случившееся после бунта, подтвердило наличие коронавируса только у 246 человек. Губернатор уточнил, что осталось принять еще около 100 омичей с Чаяндинского месторождения, все они — с подтвержденной инфекцией, поэтому их сразу будут класть в стационары, а не в обсерваторы.
У Динара, к счастью, результаты второго теста отрицательные. Вместе с товарищами он прилетел в Омск еще 15 мая. Условия в гостинице «Турист» им на вахте и не снились: по двое-трое в номере с туалетом и душем. Правда, вахтовики считают, что помог им не столько собственный бунт, сколько их жен и матерей.
В гостинице «Турист»
— Если б не моя мама и другие женщины, неизвестно, сколько бы мы там сидели, — вздыхает Динар. — И так поздно. Я, правда, не понял, как мы резко выздоровели. И выздоровели ли? Сейчас снова берут анализы, некоторых увозят в больницу. Надеюсь, у меня все будет в порядке, и я вернусь хотя бы к рождению дочери.
Сразу после импровизированного пикета к Раисе Николаевне приехала полиция, выдав повестку в отделение ОВД Советского округа.
— Наказать меня собираются за нарушение самоизоляции, но при этом принесли повестку и пригласили в отделение, — удивляется Раиса Ильясова. — То есть на улице перед правительством стоять нельзя, а в помещении, где куча людей, находиться можно? А я, между прочим, в группе риска. Сходила в отделение, подписала отказ от дачи показаний, но участковый объяснил, что меня все равно привлекут к ответственности. Причем и без моего участия в судебном заседании могут назначить штраф от тысячи до 30 тысяч рублей. Это при моей-то пенсии в 12,5 тысяч! Мы что, с оружием к правительству пришли, разгромили что-то? Мы пришли за помощью, а нам за это — наказание. Любить мужей, отцов, сыновей — это преступление?