Его называли воином
Я дочь фальсификатора, но не в обычном смысле слова.
Когда говорят «фальсификатор», обычно подразумевают человека с корыстными целями. В голову приходят фальшивые деньги, поддельные картины.
Мой отец совсем не такой. В течение 30 лет жизни он делал фальшивые документы, не для себя — всегда только для других, для помощи преследуемым и угнетенным.
Позвольте представить его вам. Вот мой отец, ему 19. Все началось для него во время Второй мировой войны, когда в возрасте 17 лет он попал в мастерскую, где подделывали документы. Он быстро стал специалистом по фальшивым документам в Сопротивлении. И эта история так просто не закончилась: после освобождения страны он продолжал делать фальшивые документы до 70-х.
Когда я была маленькой, я, конечно, об этом ничего не знала. Я выросла в предместьях Парижа и была младшей из трех детей. У меня был «обычный», как у всех, отец, не считая того, что он был на 30 лет старше, чем… в общем, по возрасту он мог быть моим дедом. Он был фотографом и воспитателем для беспризорников, и он всегда учил нас строго соблюдать законы. И конечно, он никогда не рассказывал о своей жизни в прошлом, когда он занимался подделками.
Я расскажу о случае, произошедшем однажды, который, наверное, мог бы навести меня на какие-то подозрения. Я училась в школе и получила плохую оценку, что случалось нечасто, так что я решила скрыть ее от родителей. Для этого мне нужно было подделать их подпись. Я начала работать над подписью мамы, потому что подпись отца подделать абсолютно невозможно. Я начала готовиться. Я взяла несколько листов бумаги и повторяла, повторяла, повторяла подпись, пока наконец не решила, что могу ее уверенно скопировать, и приступила к делу.
Позже, проверяя мою школьную сумку, мама добралась до домашнего задания и сразу заметила, что подпись подделана. Она никогда раньше на меня так не кричала. Я спряталась в своей комнате под одеялом и ждала, когда придет с работы отец, с очень плохим предчувствием.
Я слышала, как он пришел домой. Я ждала под одеялом. Он зашел в комнату, сел на край кровати и сидел молча; тогда я высунула голову из-под одеяла — и он, взглянув на меня, расхохотался. Он смеялся и не мог остановиться, а в руках держал мое домашнее задание. А потом сказал: «Вообще-то могла бы и получше постараться! Ты же видишь, подпись слишком маленькая?» И правда, она была маловата.
Я родилась в Алжире. Там я слышала, как люди называли моего отца «моджахед», что значит «воин». Позже во Франции я любила подслушивать разговоры взрослых, и я слышала разные истории о прошлом моего отца, особенно о том, что он участвовал во Второй мировой войне, участвовал в Алжирской войне. И про себя я думала, что «участвовать» в войне значит быть солдатом.
Но, зная своего отца и помня, как он всегда говорил, что он пацифист и против насилия, мне было очень сложно представить его в каске с автоматом. И это действительно было далеко от истины.
Однажды, когда мой отец работал над подачей документов на получение французского гражданства для нас, я случайно увидела документы, которые привлекли мое внимание. <…> Благодарность отцу за его работу от имени секретных служб.
И тогда вдруг я подумала: ух ты! Мой отец — секретный агент? Прямо Джеймс Бонд. Я хотела задать ему вопросы, на которые он не отвечал.
И позже я пообещала себе, что однажды расспрошу его. А потом я стала матерью, у меня родился сын, и наконец, я решила, что уже пора: он должен рассказать.
Я стала матерью, а ему исполнилось 77 лет, и вдруг мне стало очень-очень страшно. Я испугалась, что он уйдет и унесет с собой свое молчание и свои секреты. Мне удалось убедить его, что для нас важно — возможно, и для других людей — чтобы он рассказал свою историю. Он решил рассказать ее мне, и я написала книгу, из которой позже прочитаю несколько отрывков.
30 паспортов в сутки
Мой отец родился в Аргентине. Его родители были русского происхождения. Вся их семья в 30-х обосновалась во Франции. Его родители были русскими евреями, к тому же очень бедными.
Поэтому в 14 лет мой отец должен был работать. И со своим единственным аттестатом — сертификатом о начальном образовании — он устроился на работу в химчистке. И там он обнаружил нечто совершенно волшебное — и когда он говорит об этом, это захватывает — это чудо химии красителей.
В это время началась война, и его мать погибла, когда ему было 15. Это совпало с моментом, когда он с головой окунулся в мир химии, потому что это было единственным утешением в его печали. Целый день он задавал вопросы своему начальнику, чтобы научиться, набрать как можно больше знаний, а по ночам, когда никто не видел, он исследовал возможности применения этих новых знаний. Главным образом его интересовало выведение чернильных пятен.
При этом всем надо сказать, что вообще-то мой отец стал фальсификатором почти случайно. Он был из еврейской семьи, их преследовали. В конце концов их арестовали и привезли в лагерь Дранси, и им удалось выбраться в последнюю минуту благодаря аргентинским паспортам.
Итак, они выбрались, но по-прежнему были в постоянной опасности. На всех документах стояла большая печать «Еврей». Мой дедушка решил, что нужно подделать документы. Моему отцу с детства внушили такое уважение к закону, что, несмотря на то, что его преследовали, он бы и не подумал о поддельных документах. Но ему назначили встречу с человеком из Сопротивления.
В то время у паспортов были твердые обложки, они заполнялись от руки, и в них была графа «профессия». Чтобы выжить, нужно было работать. Он попросил написать «красильщик». Неожиданно человек заинтересовался. «Если вы красильщик, умеете ли вы выводить чернильные пятна?» Конечно, он умел.
И вдруг этот человек рассказал, что у всего Сопротивления огромная проблема: их лучшие специалисты не могли вывести чернила, которые назывались indelible (нестираемые), синие чернила Waterman. Мой отец тут же ответил, что точно знает, как их обесцветить. Конечно, 17-летний юноша, сразу выдавший нужную формулу, произвел впечатление на того человека и его приняли в движение.
Собственно, сам того не зная, мой отец изобрел кое-что, что можно найти в пенале любого школьника: так называемый «корректор».
Как только он оказался в лаборатории, несмотря на то, что он был младше всех, он сразу понял, что в изготовлении фальшивых документов была проблема: все занимались только переделыванием готовых документов. Но спрос возрастал, а настоящие документы было сложно изменять. Он решил, что нужно их целиком делать самим.
Он запустил пресс, фотогравирование и производство резиновых печатей. Он придумал кучу вещей: собрал из чего-то центрифугу с помощью велосипедного колеса… Он чувствовал, что должен все это делать, потому что он был полностью одержим результатами. Он сделал простой подсчет: за час он может сделать 30 фальшивых паспортов. Если он один час поспит — 30 человек умрут.
«Наверное, наш отец умер»
Это чувство ответственности за чужие жизни, при том, что ему самому было только 17, а также чувство вины за то, что он выжил, потому что смог избежать лагеря, а его друзья нет, осталось с ним на всю жизнь. Наверное, это объясняет, почему в течение 30 лет он продолжал подделывать документы, жертвуя для этого многими вещами.
Я хочу рассказать об этих жертвах, потому что их и вправду было много. Само собой, был финансовый ущерб, потому что он никогда не брал денег. Для него брать плату значило быть наемником. Если бы он принимал плату, он не мог бы выбирать, браться за работу или нет, в зависимости от того, насколько справедлива цель. Так что он работал фотографом, а все остальное время подделывал документы — на протяжении 30 лет. Всегда с пустым кошельком.
Чувства тоже приносились в жертву, ведь как можно жить с женщиной, имея столько секретов? Как объяснить, что ты делаешь каждую ночь в лаборатории?
Конечно, были жертвы и другого рода, касавшиеся семьи, которые я поняла намного позже. Однажды отец познакомил меня с моей сестрой и рассказал, что у меня есть еще и брат. И когда я впервые их увидела, мне было года три-четыре, а они были на 30 лет старше. Сейчас они оба на седьмом десятке.
Для книги, которую я писала, я задала сестре много вопросов. Я хотела знать, кем был мой отец и каким отцом она его знала. Она рассказала, что отец, каким она его знала, говорил им, что придет и заберет их в воскресенье на прогулку. Они наряжались и ждали его, но он почти никогда не приходил.
Он говорил: «Я позвоню», — но не звонил и не приходил. Однажды он совсем пропал. Шло время, и сначала они думали, что он забыл о них. Еще позже, когда прошло уже почти два года, они подумали: «Наверное, наш отец умер».
И тогда я поняла, что, задавая отцу так много вопросов, я пробуждала для него воспоминания, о которых он не хотел говорить, потому что ему это было больно. И пока мои сводные брат и сестра думали, что их бросили, оставили сиротами, отец делал фальшивые документы. И, конечно, он не рассказывал им, потому что хотел защитить их.
Мир без поддельных документов
После освобождения страны он делал документы, чтобы выжившие в концлагерях могли эмигрировать в Палестину, до образования Израиля. Позже, будучи непоколебимым противником колониализма, он делал документы для алжирцев во время войны за независимость Алжира.
После Алжирской войны его имя было на слуху в движениях сопротивления по всему миру, и весь мир приходил к нему за помощью. В Африке были страны, которые боролись за независимость: Гвинея, Гвинея-Бисау, Ангола. Потом мой отец работал для партии Нельсона Манделы, боровшейся против апартеида. Он делал фальшивые паспорта для преследуемых чернокожих южноафриканцев.
Еще была Латинская Америка. Отец помогал тем, кто боролся с диктатурой в Доминиканской Республике, Гаити, потом в Бразилии, Аргентине, Венесуэле, Сальвадоре, Никарагуа, Колумбии, Перу, Уругвае, Чили и Мексике. Потом была Вьетнамская война. Отец делал фальшивые документы для американских дезертиров, которые не хотели идти воевать с вьетнамцами.
Европа не осталась в стороне. Отец делал фальшивые паспорта для диссидентов во время правления Франко в Испании, Салазара в Португалии, «черных полковников» в Греции, и даже во Франции. Всего один раз, это случилось в мае 1968-го. Мой отец, конечно, с одобрением смотрел на майские демонстрации, но не мог уделить им ни мыслей, ни времени, потому что он служил более чем 15 странам.
Хотя однажды он согласился сделать паспорт для человека, которого вы, наверное, узнаете. Он был намного моложе в то время, и отец согласился подделать для него документы, чтобы он смог вернуться и выступить на митинге. Он сказал мне, что этот фальшивый паспорт стал самым известным в СМИ и был самым бесполезным из тех, что он сделал в своей жизни. Но он согласился его сделать, хоть ничто и не угрожало жизни Даниэля Кон-Бендита — просто потому, что это был хороший случай посмеяться над властями и показать, что нет ничего менее надежного, чем границы, и что для идей не существует границ.
Все мое детство, пока моим друзьям отцы рассказывали сказки братьев Гримм, мой отец рассказывал мне истории об очень скромных героях с непоколебимыми мечтами, которым удавалось творить чудеса. И этим героям не нужны были армии за спиной. Все равно никто бы не пошел за ними, кроме малой горстки верных и храбрых людей.
Намного позже я поняла, что перед сном отец рассказывал мне истории из своей жизни. Я спросила его, жалел ли он когда-нибудь обо всех жертвах и лишениях, которые он понес. Он сказал «нет». Он сказал, что не смог бы сидеть сложа руки и наблюдать за преступлениями или мириться с ними. Он был убежден — и по-прежнему уверен — что можно построить новый мир, в котором никому и никогда не понадобятся поддельные документы. Он и сейчас мечтает об этом.
Мой отец сегодня здесь, в этом зале. Его зовут Адольфо Камински, и я прошу его подняться.
(Аплодисменты)
Спасибо.