Священник Дионисий Костомаров
Фото: Facebook / Denis Kostomarov
Рядом с жизненным опытом стоит страх
Где бы ни родился человек, – в чистой палате перинатального центра или же в поле, под палящим солнцем летнего дня, – радостную весть о том, что младенец жив и дышит, мы получаем из первого плача. Этот факт кажется мне довольно точной метафорой, очерчивающей противоречия нашей столь разной жизни. Младенец со слезами приходит в мир. В череде дней и лет, необратимо сменяющих друг друга, к человеку будет приходить противоречивый опыт. Вот неотъемлемое тепло материнских объятий; вот радость узнавания себя и других людей; вот наивные, но столь настоящие игры…
Но постепенно сгущается тень и иного: опыт потерь и боли, первые настоящие слезы – не от ушиба или кровоподтека, но от горя. Взросление, где рядом с первым поцелуем безусловность разлуки и похоронной процессии. Эмоциональное напряжение, психологические страдания, верность и предательство. И главная метафизическая черта под этим – смерть как самый безусловный опыт, известный нам из жизни каждого без исключения человека.
Ведь действительно, что по-настоящему может сказать человек о мире, кроме истин логики или математики? Только то, что когда-то меня самого не будет. Возможно ли в перекрестках этих противоречий по-настоящему благодарить? Может ли само благодарение как-то развязать узел, перед сложностью которого опускаются руки? Об этом кажется важным задуматься.
«Вот, я сегодня предложил тебе жизнь и добро, смерть и зло», – эти строки из книги Второзакония (30:15) дают каждому из нас вполне четкую альтернативу. Но история человечества и нашего религиозного поиска показала, что не все так просто, как кажется на первый взгляд. Сколь многие из нас, глядя на пепелище собственной жизни и несовершенство творения, повторяли Небу слова Иова: «На что дан свет человеку, которого путь закрыт, и который Бог окружил мраком?» (Иов. 3:23). Рядом с жизненным опытом стоит страх. Осознавая хрупкость счастья, бессилие добра, трескучесть суеты и грохот бессмысленных действий, человек невольно задает себе вопрос: «Где Ты, Боже? Благ ли Ты?»
«Спасибо» Творцу или благодарность искалеченной жертвы?
И здесь мы впервые подходим к таинству благодарности. Ведь благодарить можно очень по-разному и за разное. Парадоксально, но человек может быть благодарен преступнику, отнявшему у него все, но сохранившему жизнь. Выше мы задумывались о сложностях и противоречивости мира: не является ли в свете этого наше «спасибо» Творцу чем-то вроде благодарности искалеченной жертвы?
Когда-то митрополит Антоний (Блум) написал очень важные и откровенные слова: «Как же Бог, о Котором христиане говорят, что Он является Любовью, мог создать мир такой безобразный, такой страшный? Неужели Он его создал и потом почил от дел Своих в ожидании, что будет дальше? Хуже того: в ожидании, что в какой-то момент Он нас – которые не просили Его создавать их – будет судить за то, какими мы оказались. Такой Бог был бы страшен. Перед Ним можно было бы преклониться как перед властелином, но любить Его было бы нельзя; больше того: такого Бога ни я, ни вы не могли бы уважать».
И здесь я впервые обращусь к непосредственно христианскому пониманию ключевого таинства в жизни Церкви. Евхаристия есть воспоминание и благодарение. «Воспоминание» и «благодарение» – эти два слова крайне важны. О чем или о Ком мы вспоминаем, совершая литургию? В центре литургии – Иисус из Назарета, Человек и Бог. Он сказал когда-то: «Видевший меня видел Отца» (Ин. 14:9).
Фото: tatarstan-mitropolia.ru
Как ветер из открытого окна, сметающий со стола начинающего художника неумелые наброски пейзажа за окном – так приходит в мир его Творец. И мы можем видеть не эскизы, созданные в попытках изобразить Неведомое за мутным стеклом, но живого Бога лицом к лицу. Тот, кого мы называли «господином», «абсолютом», «царем», кого так искренне искали и так сильно боялись – перед нами. Но иной. Какой же?
На каждой литургии мы слышим строки Нового Завета – они возвещают о том, каков Бог. Возвещают подчас неожиданно:
Вот всемогущий Бог предстает беспомощным младенцем.
Вот синоним абсолютной власти предстает голодным и жаждущим.
Вот реакцией на грех человека обнаруживается не справедливое возмездие, но сострадание и любовь.
Вот Бог говорит о том, что Он друг своим ученикам.
Вот Он, подобно рабу в Иерусалимском храме, умывающему ноги священнику, омывает ноги ученикам.
Вот одиночество и молитва в Гефсиманском саду. Вот преданный, но не предавший Бог.
Вот Бог, с Креста молящийся о Своих распинателях. Во Христе мы впервые воочию и безусловно видим, что Бог есть любовь.
Благодарение – это ответ на Евангелие
И такая любовь изгоняет страх. Выше я написал, что воспоминание является фундаментом благодарения. Благодарить, зная все сложности жизни; благодарить не из-за страха перед наказанием; благодарить не из-за раздавленности авторитетом абсолюта, – но благодарить Творца из любви можно, зная Христа.
Благодарение – это ответ на Евангелие: небывалую весть о любящем Боге.
И благодарение собирает нашу разбитую вдребезги жизнь. Когда-то протопресвитер Александр Шмеман написал: «Суть христианства в том, что оно не разрешает проблемы, а снимает их, переводит человека в тот план, где их нет». Иначе говоря, позволяет увидеть свет там, где густота тьмы непроглядна.
Я не вижу и не знаю ничего, но в момент, когда я вспоминаю Бога и благодарю Его, Он дарит мне полноту Себя. Чтобы со мной, с каждым из нас пройти путь в этом мире, где смерть безусловна. Но лишь три дня, до таинственной зари пасхального утра. Евхаристия – таинство взаимных объятий, взаимной любви, которую не побеждает ничто.