27 сентября 1937 года на Бутовском полигоне под Москвой было расстреляно 272 человека, одним из них был известный московский священник, участник движения так называемых «непоминающих», отец Михаил Шик. Четверо детей отца Михаила, Сергей Михайлович (1922 г.р.), Мария Михайловна (1924 г.р.), Елизавета Михайловна (1926 г.р.) и Дмитрий Михайлович (1928 г.р.) рассказывают об истории и сегодняшней жизни своей семьи.
Священник Михаил Шик: «…Чтобы Чашу Христа испить»
Четверо детей отца Михаила Шика – Дмитрий Михайлович, Елизавета Михайловна, Мария Михайловна и Сергей Михайлович, в Музее новомучеников и исповедников Российских на Бутовском полигоне в годовщину смерти отца, 27 сентября 2002 года
Шики и Егеры
Отец Михаил Шик родился в Москве в состоятельной еврейской семье в 1887 году. Полное имя, данное ему при рождении, было Юлий Михаил. Отец будущего священника, Владимир (Вольф) Миронович Шик, был коммерсантом, купцом первой гильдии и почетным гражданином Москвы, что давало семье право проживания в столице, а детям — возможность обучения в университете. Мать Юлия Михаила, Гизелла Яковлевна, урожденная Егер, также происходила из знатного еврейского семейства. Это ее родня производила легендарные «егеровские халаты», упоминаемые у Ильфа и Петрова. Трикотажные фабрики Егеров имелись в Петербурге, Москве, Варшаве. Марка «Егер» до революции считалась атрибутом роскоши…
Как и большинство порядочных еврейских семейств, Шики высоко ценили культуру и образование. Все дети много читали и хорошо учились. В 1905 году Михаил окончил 5-ю Московскую гимназию, одну из лучших в то время в столице, и естественным образом вошел в круг московской интеллигенции. Его одноклассниками были Георгий Вернадский (сын знаменитого академика, впоследствии — профессор русской истории в университете в Нью-Хевене), Дмитрий Поленов (сын художника, позднее — директор музея в усадьбе Поленово), Василий Сахновский (впоследствии известный режиссер), а также будущий знаменитый художник-график и академик Владимир Фаворский. В дальнейшем эти люди долгие годы были друзьями семьи Шиков.
Михаил Владимирович Шик, 1907 (1908) год. Фото: pstbi.ru
Отношение к религии в семье Шиков-старших было довольно поверхностным. «Дедушка был человек, к вере равнодушный — вспоминает Елизавета Михайловна, младшая дочь отца Михаила, — Но он был очень беззлобный. Он любил пошутить, любил быть в компании. Он, наверное, немножко был под каблучком у бабушки…». Бабушка, Гизелла Яковлевна, также не была религиозной еврейкой, но все же отдавала дань традиции, чтила основные праздники. «Маца у нее на Пасху всегда была, — уточняет старшая дочка отца Михаила, Мария Михайловна, — что бы там ни происходило, она всегда говорила: „Я была еврейкой и умру еврейкой“». По словам Елизаветы Михайловны, Гизелла Яковлевна «вообще была верующей, но вера ее была какая-то расплывчатая. Она верила в Бога, но ни в иудейского, ни в христианского… В Бога вообще».
Михаил Владимирович Шик, 1911-14. Фото: pstbi.ru
«Выкрест»
В 1912 году Михаил Шик окончил Московский университет сразу по двум кафедрам — всеобщей истории и философии, после чего продолжал свои занятия философией в одном из университетов Германии. По словам младшей дочери, Елизаветы Михайловны, уже тогда он «читал и знал Евангелие лучше многих православных, любил церковные богослужения, но от решения креститься был еще далек».
Во время Первой Мировой Михаил Владимирович был призван в действующую армию, был унтер-офицером, служил сначала в тылу, в хозяйственных частях, а с 1917 года на фронте, в инженерном батальоне (позже преобразованном в полк). По-видимому, именно в годы войны, в нем утвердилось желание принять православие. В 1918 году, практически сразу после демобилизации, в возрасте 31 года, в Киеве он принял святое крещение под именем Михаил (своим небесным покровителем он в дальнейшем считал св. мученика князя Михаила Черниговского). Крестными его стали близкие друзья — бывший одноклассник В. А. Фаворский и общая подруга их юности В. Г. Мирович. В том же году Михаил Владимирович женился на Наталье Дмитриевне Шаховской, дочери князя Д. И. Шаховского, до революции — видного деятеля кадетской партии.
Наталья Дмитриевна Шаховская с детьми в свой день рождения, 1940 год. Слева направо: Мария, Сергей, Николай, Елизавета, Дмитрий
Для родителей Михаила все произошедшее было большим ударом. Слово «выкрест» было страшным клеймом для большинства еврейских семей. Особенно переживала мать, Гизелла Яковлевна. И немудрено, вспоминает Мария Михайловна, «ведь сначала крестился ее второй сын, потому что ему просто надо было жениться. Родители невесты, русские дворяне, не хотели выдавать дочь замуж за еврея, и он крестился — в 1912-м году еще. У бабушки тогда было такое ощущение, что она младшего сына потеряла. Потом в 1931 году умерла ее дочь, которая тоже перед смертью крестилась. И у нее было такое ощущение, что она теперь потеряла всех детей. Детей, которых она по-еврейски страшно любила».
По словам внуков, осуждать сына Гизелла Яковлевна не стала. «Она вообще пыталась не давить на детей, — вспоминает Мария Михайловна, — Она просто воспринимала все произошедшее как свое личное горе». По словам Елизаветы Михайловны, отец Михаил также не пытался «воцерковить» родителей: «Папа вообще на них никогда не давил, хотя и переживал очень, что родители не приведены к Богу, и советовался об этом со священниками».
Торгсиновский крокет
В дальнейшем Владимир Миронович и Гизелла Яковлевна органично влились в семейство сына-священника. А после смерти мужа и сына Гизелла Яковлевна, приезжая на лето в Малоярославец, жила под одной крышей с Натальей Дмитриевной и тещей отца Михаила — княгиней Шаховской. «Бабушка еврейская и бабушка русская под нашим кровом обе ютились, — вспоминает Мария Михайловна, — Друг друга они, конечно, никак не понимали. Старались просто не сталкиваться, и все. В мамину жизнь ни та, ни другая не вмешивались».
Гизелла Яковлевна тяжело переживала национализацию семейных капиталов. «Она постоянно повторяла, — папу нашего это очень раздражало, — „Ну что же такое, как же это дети у меня остались без наследства?! Советская власть все у нас отняла, как же мои дети будут жить?!“, — вспоминает Мария Михайловна, — Но, с другой стороны, сама она была абсолютно неприхотлива. Ей самой лично никакое богатство было не нужно…»
Когда пришли голодные годы, Гизелла Яковлевна снесла в Торгсин все семейное золото и серебро, оставшееся после конфискации, чтобы прокормить любимых внуков. Кроме того, сестры Гизеллы Яковлевны, оставшиеся в Польше, вплоть до 1939 года продолжали оказывать ей материальную поддержку — и все полученное она неизменно тратила на семью отца Михаила. «Валюту нельзя было тогда присылать, но они у себя сдавали валюту, а Гизелле Яковлевне здесь выдавали талоны на Торгсин», — вспоминает Мария Михайловна. Получив талоны, бабушка спешила за подарками для Сережи, Маши, Лизы, Димы, Николеньки…
Отец Михаил Шик с семьей – 1926(1927) год. Фото: pstbi.ru
Впрочем, к советской действительности Гизелла Яковлевна так и не привыкла, поэтому даже в голодное время невольно умудрялась бросать деньги на ветер. «Она отправлялась с этими талонами в Торгсин и спешно ими распоряжалась, совершенно не отдавая отчета о наших нуждах. Какие-то яблоки крымские покупала… Когда нам хлеб насущный был нужен», — вспоминает Мария Михайловна. «Да-да, помню, — добавляет Елизавета Михайловна, — она подарила нам кофточки, такие красивые!». «А я на всю жизнь запомнил наш крокет», — вставляет средний сын отца Михаила, Дмитрий Михайлович. Подарки и тепло еврейской бабушки спустя столько десятилетий остались в памяти внуков.
Впрочем, по словам Марии Михайловны, в 30-е годы Гизелла Яковлевна все же вынуждена была смириться с нищетой советской жизни: «В какой-то момент она поняла, что со своими подарками она явно „не попадает“, и тогда она стала просто отдавать тете Ане (Анне Дмитриевне Шаховской, сестре жены отца Михаила — прим.ред.) эти торгсиновские талоны, чтобы она купила нам то, что действительно нужно».
Семья «непоминающих»
С 1918 года семья Шиков-младших жила в Сергиевом посаде. В 1919–20 гг. Михаил Владимирович еще сохранял место в Московском университете — он был оставлен на кафедре философии «для подготовки к профессорскому званию», занимался религиозной философией. Но времена менялись, религиозному мировоззрению в советском вузе уже не было места. Михаил Владимирович был вынужден покинуть МГУ.
В начале 20-х он работал вместе со священником Павлом Флоренским в комиссии по охране памятников Троице-Сергиевой Лавры и Сергиевском педагогическом техникуме, где преподавал историю и психологию. На фоне все возрастающих гонений на веру в нем крепло желание посвятить себя служению Церкви. И вот, в июле 1925 года патриарший местоблюститель митрополит Петр (Полянский) рукоположил Михаила Владимировича во диакона.
К тому времени в семье уже родилось двое детей — Сергей (1922) и Мария (1924). Вскоре митрополит Петр был арестован, а затем, в декабре 1925 г. арестовали и близких ему священнослужителей, включая диакона Михаила. Полгода Михаил Владимирович сидел в тюрьме, затем был отправлен в административную ссылку в Среднюю Азию. Местом ссылки был определен Туркестан, г. Турткуль.
Ссыльное духовенство в г.Турткуль, 1926 год. Второй слева – отец Михаил Шик
В ссылке Михаил Владимирович провел полтора года. Пока он сидел в тюрьме, родился их третий с Натальей Дмитриевной ребенок — дочка Лиза (1926). В 1927 году Наталья Дмитриевна со старшим сыном Сергеем ездили к Михаилу Владимировичу в ссылку и прожили там некоторое время. По возвращении домой Наталья Дмитриевна родила четвертого ребенка, Дмитрия (1928).
В ссылке же диакон Михаил Шик был рукоположен во иерея. Хиротонию совершил епископ Симферопольский и Таврический Никодим (Кротков).
В 1928 году отец Михаил вернулся из ссылки и Шики — теперь уже многодетная священническая семья с четырьмя детьми — поселились в деревне Хлыстово, близ станции Томилино Казанской железной дороги. Отец Михаил в это время служил в разных храмах Москвы, иногда — в церкви свт. Николая на Маросейке (в этот период он был близок к так называемой «мечевской группе» — общине духовных чад священномученика Сергия Мечева).
Последнее место официального служения отца Михаила — храм свт. Николая у Соломенной сторожки в Петровско-Разумовском. Отсюда отец Михаил и настоятель — отец Владимир Амбарцумов добровольно ушли за штат, не считая возможным поминать за богослужением митрополита Сергия (Страгородского) как Местоблюстителя Патриаршего престола при живом, но находившемся в заключении законном местоблюстителе митрополите Петре. С тех пор они стали служить тайно на квартирах.
В связи с уходом в «катакомбы» пришлось спешно поменять место жительства — принадлежность к «непоминающим», если бы она была раскрыта, могла означать в те годы немедленный арест. Семья покинула Томилино и переехала в один из городков 101 километра — Малоярославец. На жизнь они с Натальей Дмитриевной зарабатывали своим образованием — отец Михаил переводил с английского, Наталья Дмитриевна писала рассказы. В 1931 году родился последний, пятый ребенок — Николай.
Николай Михайлович Шаховской, младший сын священника Михаила Шика, астроном
Домашняя церковь
Отец Михаил стал служить дома, в деревянной пристройке была оборудована домашняя церковь. По воспоминаниям старшего сына, Сергея Михайловича, семья время от времени посещала храмы «официальной» Церкви, но причащались все только у отца. Родители приучали детей к богослужению, «но только не строгостью», — добавляет Сергей Михайлович.
Дети воспринимали конспирацию как неотъемлемую часть жизни. При том, что родители не были особенно строгими и редко что запрещали. «Редко о чем нам говорили прямо. Это все витало в воздухе, — вспоминает Елизавета Михайловна, — Мы понимали, что болтать с подружками особо о домашних делах не надо, потому что дома элементы конспирации явно были. Например, когда приезжали к отцу Михаилу из Москвы духовные дети, им говорили: только вы по дороге ни у кого не спрашивайте, как найти наш дом… На самом деле дом найти было легко. Наша улица — бывшая Успенская, а при советской власти уже Свердловская, — шла от храма, дом наш был по правой стороне, найти его было легко — рядом с ним елка росла. Мы про эту елку всем и говорили».
Иерей Михаил Шик
Немногочисленные запреты отца Михаила дети помнят до сих пор. Например, семья священника не ходила в Малоярославце в кино. Не потому, что отец Михаил был против кинематографа — иногда всей семьей Шики выезжали в московские кинотеатры. Просто кинотеатр в Малоярославце был оборудован в закрытом большевиками Успенском храме. «Мы знали, что храм — это храм, а кино — это кино, и мы это воспринимали как должное», — говорит Елизавета Михайловна.
Помнят дети и то, как однажды, уже после ареста отца Михаила, мама запретила им читать «Пионерскую правду». «Одно время мы выписывали эту газету, — вспоминает Елизавета Михайловна, — там в приложении были всякие интересные рассказы — например, по частям публиковался «Гиперболоид инженера Гарина»… И вот как-то раз мама сказала: «Все, дети, на следующий период я эту „Пионерскую правду“ выписывать не буду. Я видела папу во сне, и он мне сказал, что я не права. Что человек должен выписывать газету своей партии, а это — не наша партия».
«Без право переписки»
25 февраля 1937 года священник Михаил Шик был арестован. Когда за отцом Михаилом «пришли», был день, семья обедала. Старшие дети — Сергей и Маша — были в школе. Дома были отец Михаил, Наталья Дмитриевна, 11-летняя Лиза, 9-летний Дима и 6-летний Николенька. Трое в штатском вошли и предъявили отцу Михаилу бумагу. Он быстро прочел и тихо (но так, что дети все равно услышали) сказал Наталье Дмитриевне: «Ордер на обыск и арест».
Иерей Михаилл Шик, тюремное фото, 1937 год
Все старались сохранять видимость спокойствия. Обыск шел довольно долго, но вполне корректно. В основном листали книги. Не найдя ничего «криминального», «гости» уже собрались забрать отца Михаила и уйти. В последний момент вспомнили, что нужен паспорт арестованного. Тогда отец Михаил отправился за ним в пристройку. До этого «гости» пристройки не заметили и полагали, что обследованы уже все помещения. Но тут обыск пошел по второму кругу. Долго искать не пришлось. Мгновенно были обнаружены и облачение, и антиминс, и все другие признаки домовой церкви. Все «улики» были конфискованы.
Старшие дети, когда пришли из школы, отца уже не застали, но младших он успел благословить… Наталья Дмитриевна чудом увидела мужа еще раз на следующий день, когда она поехала в Москву, чтобы сообщить родителям и друзьям о случившемся. В вагон, где она сидела, конвоиры ввели отца Михаила — его тоже везли в Москву, на «следствие». Они сидели в разных концах вагона, переговаривались взглядами, пытались что-то писать друг другу на запотевших стеклах вагона… Отец Михаил нарисовал на своем окне крест — последнее благословение.
Мария Михайловна, старшая дочь отца Михаила Шика, микробиолог, 1924 г.р.
Долгие годы о судьбе отца Михаила не было точных сведений. «Еще в год ареста отца мама долго путешествовала по тюрьмам, — рассказывает Мария Михайловна, — и, в конце концов, пришла в справочное на Кузнецком (оно по всем тюрьмам было). По совету друзей, чтобы получить хоть какую-то справку, мальчику, который там в окошечке сидел, она дала записку, что она глухая и просит ей написать ответ. И получила маленькую такую записку, детским почерком написанную и с ошибками — „без правО переписки“ там было…». «Срок не сообщили, но почему-то мы предполагали, что это 10 лет, — вспоминает Елизавета Михайловна, — Я помню, что я считала, что мне будет 21 год, когда папа вернется».
Елизавета Михайловна Шик, дочь отца Михаила Шика, геолог, 1926 г.р.
Наталья Дмитриевна умерла в 1942 году от туберкулеза, так и не узнав правду о судьбе отца Михаила. Предчувствуя скорую кончину, в мае 42-го она написала ему письмо:
«Дорогой мой, бесценный друг, вот уже и миновала последняя моя весна. А ты? Все еще загадочна, таинственна твоя судьба, все еще маячит надежда, что ты вернешься, но мы уже не увидимся, а так хотелось тебя дождаться. Но не надо об этом жалеть. Встретившись, расставаться было бы еще труднее, а мне пора…
…Имя твое для детей священно. Молитва о тебе — самое задушевное, что их объединяет. Иногда я рассказываю им что-нибудь, чтобы не стерлись у них черты твоего духовного облика. Миша, какие хорошие у нас дети! Этот ужасный год войны раскрыл в них многое, доразвил, заставил их возмужать, но, кажется, ничего не испортил…».
Тем временем отца Михаила уже пять лет не было в живых.
Николай Михайлович Шаховской, младший сын священника Михаила Шика, астроном
«За недоказанностью обвинения»
Правда о судьбе отца Михаила открывалась близким постепенно. По крупице семья собирала информацию все советские годы. О том, что священника Михаила Шика нет в живых, его родные узнали во время войны. В декабре 1943 года академик В. И. Вернадский, друг семьи (близкий друг тестя отца Михаила, Дмитрия Ивановича Шаховского), послал запрос о судьбе М. В. Шика на имя «всесоюзного старосты» Калинина. Ответ был сообщен по телефону 29 января 1944 года:
«М. В. Шик умер 26 сентября 1938 г. в дальнем лагере вскоре после приезда туда».
В 1957 году семья получила справку о пересмотре дела отца Михаила и о его реабилитации:
«Постановление Тройки НКВД СССР по Московской области от 26 сентября 1937 г. в отношении Шик Михаила Владимировича, 1887 года рождения, отменено и дело производством прекращено за недоказанностью обвинения.
Председатель Московского городского суда
Л. Громов».
Вплоть до конца советской эпохи никаких новых сведений родным получить не удалось.
Жители 101 километра
Все дети отца Михаила, несмотря на клеймо «детей врага народа», смогли получить образование и добиться успехов в работе и признания в обществе. Встать на ноги старшим помогла малоярославецкая школа — бывшая женская гимназия, сохранившая многие традиции дореволюционного образования. После школьной реформы 1931 года туда вернулись многие старые учителя. Костяк педагогического коллектива в этой школе в 1930-е годы составляли бывшие гимназистки, женщины из интеллигентных семей. С проблемами «жителей 101 километра» они были знакомы не понаслышке, и старались там, где возможно, ограждать детей репрессированных от агрессивной советской пропаганды.
Молодой микробиолог Мария Михайловна Шик за микроскопом
Дети отца Михаила, получившие превосходное домашнее образование, поступили сразу кто в третий, кто в пятый класс. Они все хорошо учились, поэтому вопрос о приеме в пионеры периодически вставал. Однако благодаря сочувствию педагогов всем Шикам удалось избежать красных галстуков.
Мария Михайловна, старшая дочь отца Михаила Шика, микробиолог, 1924 г.р.
«Когда я уже перешла в четвертый класс и стала отличницей, меня рекомендовали в пионеры, — рассказывает Мария Михайловна, — Помню, как вдруг на меня набежала девочка-активистка из старшего класса и говорит: „Тебя же рекомендовали в пионеры, а деньги на галстук ты не сдала мне!“ А я растерялась, говорю, что у меня сейчас при себе денег нет, и я спрошу у мамы. Пришла домой и сказала маме, что с меня требуют деньги на пионерский галстук, что меня хотят принять в пионеры. На другой же день мама пошла в школу и разговаривала с моей учительницей долго-долго. При разговоре я не присутствовала и не знаю, о чем они говорили. Но когда мама вышла из класса, я помню, что учительница сказала: „Знаете, Наталья Дмитриевна, десятилетний ребенок всего этого еще не может понять, но я сделаю, что могу“. И все это словно мимо меня прошло. В дальнейшем в школе просто знали, что нас всех не надо приглашать в пионеры».
Елизавета Михайловна вспоминает с благодарностью, что учителя не мучали детей расспросами об отце. «Помню, как на организационном собрании учительница спрашивала, у кого чем родители занимаются. И я сижу и жду, когда до меня дойдет очередь… А это как раз был сентябрь 1937 года. В феврале этого года отец был арестован, так что это все было еще свежее… И вот я думаю, что вот сейчас до меня дойдет очередь, и что я скажу?!. Не знаю, что там у меня на лице было написано, но учительница меня просто не спросила — она сразу перешла к следующей фамилии. Это был какой-то такт».
Елизавета Михайловна Шик, дочь отца Михаила Шика, геолог, 1926 г.р.
Проблемы с анкетами
Из детей отца Михаила Шика четверо стали видными учеными: Сергей Михайлович (1922 г.р.) и Елизавета Михайловна (1926 г.р.) стали геологами, Мария Михайловна (1924 г.р.) — биологом, доцентом Пединститута, Николай Михайлович (1931–2005) — известным астрономом. Средний сын, Дмитрий Михайлович (1928 г.р.) — признанный московский скульптор (младшие сыновья отца Михаила и Натальи Дмитриевны Дмитрий и Николай после смерти матери воспитывались сестрой Натальи Дмитриевны, «тетей Аней», были ей усыновлены, и поэтому взяли фамилию Шаховских).
В молодости у всех детей священника время от времени возникали «проблемы с анкетой». Так, пятикурсницу-отличницу Елизавету Шик в 1949 году накануне защиты диплома исключили из института. «Я училась на геологическом факультете МГРИ. Геология имеет дело с секретными материалами — запасы полезных ископаемых, секретные карты… Когда я поехала на практику на золоторудное месторождение, не требовалось документов о допуске. Но когда я вернулась в Москву, выяснилось, что для защиты диплома по этим материалам нужно иметь допуск. И допуска мне не дали. Самый легкий выход для института был меня исключить. А я как раз на две недели опоздала с практики.
Раватская экспедиция, Таджикистан, Гисарский хребет, в центре – молодой геолог Елизавета Шик
Обычно эти опоздания в вину никому не вменялись, но тут руководство поступило иначе. И вот я увидела объявление, что я исключена из института „за опоздание“. Я прекрасно поняла, из-за чего это на самом деле… Это был 1949 год, разгром геологии». Впрочем, за отличницу вступилась институтская общественность. Вскоре, после смены директора, Елизавету Михайловну в институте восстановили, предоставив ей годичный академический отпуск для подготовки дипломной работы по новой, «несекретной» теме.
Выдающемуся российскому геологу Сергею Михайловичу Шику, одному из ведущих российских специалистов в области стратиграфии и палеогеографии четвертичного периода, в 1947-м не дали поступить в аспирантуру. «Кафедра меня рекомендовала на одно место единственного. Я уехал в партию, потом сдавать экзамены приехал. Захожу в аудиторию, там уже сидит какая-то девица. Ее сначала спрашивают, где она проходила практику. Она говорит, что в Крыму, и ее просят рассказать геологию Крыма. Она рассказала, получила свою пятерку.
Сергей Михайлович Шик с супругой Сусанной Яковлевной, 1942 год
Меня уже ничего не спрашивают. Говорят, расскажите-ка нам геологию Сихотэ Алинь. А тому курсу, с которым я кончал институт, Дальний Восток не успели прочесть. И это не входило в госэкзамены, — а нам сказали, что вступительные экзамены в аспирантуру по тем же вопросам, что и госы. Я говорю, что я не готовил. Они: расскажите, что знаете. Ну, я что помнил, то рассказал, и получил тройку. Остальные экзамены сдавать не стал, потому что все было ясно. Конечно, педагоги мне не объясняли. Но я все понял».
В дальнейшем Сергей Михайлович пытался устроиться на работу в организацию, которая занималась поисками урана. Руководитель организации знакомый семьи академик Щербаков (ученик Вернадского) был благосклонен — согласился принять молодого специалиста. «Он со мной поговорил, сказал „мы тебя возьмем“. Но когда я пришел в отдел кадров, там посмотрели мою анкету и сказали „Вы нам не подходите“. Хотя сегодня я рад, что меня туда не взяли», — вспоминает старейший практикующий геолог Российской Федерации.
Сергей Михайлович Шик, старший сын отца Михаила Шика, геолог, 1922 г.р.
Расстрел на Воздвижение
В 1990 году средний сын отца Михаила, Дмитрий Михайлович, к тому времени много читавший о репрессиях в позднесоветском самиздате, задался целью узнать подлинную судьбу отца и сделал запрос в КГБ.
«Получил извещение-открытку, — вспоминает Дмитрий Михайлович, — пошел один. Брату и сестрам не стал говорить. Беседовал с чекистом на Покровке, в голубом здании с флигелями… Он выдал мне свидетельство о реабилитации, произнес официальные слова извинения. Сказал, если хотите ознакомиться с делом, то надо написать заявление. Я ответил, что я подумаю. Но потом, переживая и повторяя в уме все это, я понял, что лучше мне этого не требовать».
Дмитрий Михайлович Шаховской, сын отца Михаила Шика, скульптор, 1928 г.р.
Справка, выданная Дмитрию Михайловичу на руки, гласила:
«Шик М.В. был арестован органами НКВД 27 февраля 1937 г. Содержался в Бутырской тюрьме. Необоснованно обвинялся по ст. 58–10 УК РСФСР в том, что являлся активным участником контрреволюционной организации церковников-нелегалов, принимал активное участие в нелегальном совещании в феврале 1937 г., в г. Малоярославец им была организована тайная домовая церковь, куда периодически съезжались единомышленники по организации.
Постановлением тройки при Управлении НКВД по Московской области от 26 сентября 1937 года Шик М. В. был приговорен к высшей мере наказания, приговор был приведен в исполнение 27 сентября 1937 года в гор. Москве. К сожалению, о месте захоронения Вашего отца сведениями не располагаем.
Заместитель начальника Отдела Управления
Н. В. Грашовень».
На вопрос о том, почему он не пожелал знакомиться с делом, Дмитрий Михайлович отвечает прямо: «Я не хотел видеть то, что там наврано. Я тогда уже знал, как все это делалось. Читал кое-что в самиздате. И у друзей были родственники в таком положении. Видел копии протоколов, где человек в начале следствия расписывался твердой рукой, и как потом подписи ставились уже едва дрожащей рукой… У меня все это промелькнуло… Я спросил этого чекиста прямо: „А можно узнать, это под пытками он дал признание?“. Он ответил: „Ну, знаете…“ Я решил для себя, что взращивать в себе злобу и осуждение не хочу. Каждый и так свое получит».
Когда остальные близкие отца Михаила узнали от Дмитрия Михайловича дату расстрела, многим стало легче. «Вообще к началу 90-х годов мы уже догадывались, что папа, скорее всего, был расстрелян, — вспоминает Елизавета Михайловна, — Для нас было очевидно, что расстреляли его за веру, сомнений в этом не было. Так что принципиальным открытием это не было. Но то, что это произошло 27 сентября в день Воздвижения Креста Господня, мы восприняли как особый знак. Пострадать в этот день это значит быть соучастником страданий Христа. Мы это так восприняли».
Дмитрий Михайлович, Мария Михайловна и Елизавета Михайловна на Бутовском полигоне
Бутовская семья
Место захоронения отца Михаила семье удалось выяснить только в 1994 году. Тогда стараниями энтузиастов (в частности, бывшего политзаключенного Михаила Миндлина и дочери политзаключенного Ксении Любимовой) были рассекречены расстрельные книги НКВД. Так был обнародован список расстрелянных на Бутовском полигоне под Москвой. В списке значился и отец Михаил. В один день с отцом Михаилом 27 сентября 1937-го в Бутово были расстреляны епископ Серпуховской Арсений (Жадановский) и отец Сергий Сидоров. Всего в этот день расстреляно 272 человека, а за период с августа 1937 по октябрь 1938 г. — более 20 тысяч человек, в том числе более 400 священнослужителей.
Усилиями сына отца Михаила Шика Дмитрия Михайловича 7 мая 1994 года на Бутовской Голгофе был установлен первый поклонный крест (к настоящему времени он уже обветшал, но в Бутово поставлен новый, точная копия прежнего). На следующий день, 8 мая 1994-го при огромном стечении народа в Бутово была отслужена первая панихида по невинно убиенным. Через год в Бутово появился первый храм во имя новомучеников и исповедников Российских. Дмитрий Михайлович был автором проекта и руководителем строительства.
Дмитрий Михайлович Шаховской, сын отца Михаила Шика, скульптор, 1928 г.р.
Время с 1994 по 1996 год, когда строился первый бутовский храм, Дмитрий Михайлович вспоминает с воодушевлением. «Два года я там провел, как на работе», — рассказывает он. Согласно замыслу Дмитрия Михайловича, храм был построен простой и скромный: «Я видел, что здесь не должен был быть богатый разукрашенный храм. По скромности своей он должен был соответствовать месту. Как первые христианские храмы — они ведь тоже строились на местах погребений мучеников и были убогими, нищенскими…».
Новый большой каменный храм новомучеников и исповедников Российских, построенный в Бутово несколько лет спустя, Дмитрию Михайловичу до сих пор трудно принять: «Он смешанного стиля, не совсем соответствующего всей значимости этого места… Мы, старожилы прихода, любим больше в маленьком храме молиться. Там очень уютно».
Потомки
Потомков отца Михаила Шика сегодня — несколько десятков человек. У всех сыновей и дочерей отца Михаила есть внуки и правнуки (больше всего правнуков у Дмитрия Михайловича — на данный момент их одиннадцать).
Ольга, правнучка священника Михаила Шика (1979 г.р.), проживает в США
Дети отца Михаила, несмотря на годы советской власти, остались верующими людьми. Впрочем, степень участия в церковной жизни у всех разная. Елизавета Михайловна Шик вот уже двадцать лет является прихожанкой храма свв. Космы и Дамиана в Шубино (до этого, по ее признанию, более тридцати лет она провела вне Церкви). Мария Михайловна посещает Покровский храм в Измайлово.
Старший сын отца Михаила, Сергей Михайлович Шик говорит, что считает себя верующим человеком, но в храм регулярно не ходит: «Я не являюсь воцерковленным по-настоящему. В день памяти отца я, конечно, стараюсь побывать в церкви, потому что панихиду служат по нему. Ну и когда отпевают кого-то…». На вопрос, почему так, отвечает: «Не знаю, так получилось… Утерял я эту привычку из-за того, что на работе очень большая загрузка была».
Сыновья отца Михаила Шика, Сергей Михайлович Шик и Дмитрий Михайлович Шаховской, дома у Сергея Михайловича
По словам Елизаветы Михайловны, в наибольшей степени по стопам отца пошел младший сын отца Михаила Шика, Николай (+2005): «Он всю жизнь был верующим, воцерковленным человеком. В последние 10 лет жизни ему удалось у себя в Крыму организовать общину и оборудовать храм. Он был очень уважаемым человеком в общине». Сегодня в Крыму живут сын и дочь Николая Михайловича (оба они занимаются астрономией), а также трое его внуков. Впрочем, по словам Елизаветы Михайловны, к Церкви они «относятся прохладно».
Николай Михайлович Шаховской, младший сын священника Михаила Шика, астроном
Вообще разговоры о вере применительно к младшему поколению потомков отца Михаила Шика получаются грустными. Все внуки и правнуки, по словам дочерей отца Михаила, крещеные. «Но чтоб они были церковными людьми, я не могу сказать, — уточняет Елизавета Михайловна, — Могут, конечно, прийти по случаю — на панихиду там…». «Они знают, как там себя вести, но чтоб ходить регулярно — нет, — рассказывает Мария Михайловна, — Маша, старшая моя дочка, одно время была причастна к церковной жизни, занималась реставрацией икон, но потом как-то ее в храме обидели… Какие-то старухи… Так что она как-то так тоже…».
«Наверное, это наша вина. Нашим родителям что-то удалось донести до нас, а нам — уже нет», — сетует Елизавета Михайловна. «А может быть, все так потому, что мир уже другой? Ведь окружение наших родителей тоже на нас влияло. А наше окружение, которое видели внуки отца Михаила, было уже какое-то…, — тут моя собеседница задумывается, какое слово подобрать, — „разбросанное“, что ли…»