Многих поразила даже не сама ее смерть — в конце концов, мы все смертны. — но то, что она оказалась «наглой», то есть, в переводе с церковно-славянского, внезапной, неожиданной.
С другой стороны, хотя падающий в Черное море Ту-154 спрессовал смертный час до секунд, подготовкой к нему была вся ее жизнь.
Так или иначе, но ее исход был исходом из воскресного дня к Субботе покоя, ведущей всех усопших ко всеобщей Пасхе.
Про Доктора Лизу два года назад телекомпания «Сретение» сняла фильм. Поэтому я, будучи главным редактором «Сретения», попробую обобщить впечатления тех, с кем мы работали над фильмом, и поделиться тем, что врезалось в память.
Если начать с главного, вывод таков: и в раю Лиза, насколько это возможно, будет из ада вытаскивать бедолаг.
Меня же поразило, что, по свидетельству близко знавших ее, садясь в лифт, она брала с собой гирю в 16 кг, чтобы автоматический пол почувствовал ее присутствие и двинулся вниз. Настолько легким она была человеком.
Как же ей удавалось жить над? Каким весом обладало слово доктора, чье присутствие не могли зафиксировать датчики земной тяжести?
Очевидцы служения Доктора Лизы на этот вопрос отвечают так:
Она — это ядерный взрыв, проламывающий любые стены. Бюрократы ей уступали, а потом, бывало, сами подставляли плечо.
Для нее важнейшим было облегчить боль конкретного человека. Поэтому она сотрудничала со всеми, чтобы спасти хотя бы кого-то. В том числе, и с партией власти, и с теми, кому эта партия не по душе.
Достаточно было одной встречи, чтобы она стала родным человеком. А кому-то — даже передачи о ней.
Никогда не спрашивала: «А почему я?» и «Кто виноват?» Просто брала и делала всё, что было в ее силах. Для нее «могу» означало «должна».
У Лизы были особые отношения с Богом. Расстояние между ними было равно дистанции между ней и ближайшим нуждающимся в ней. В каждом таком человеке она видела просящего и надеющегося Христа.
Но и Бог ответно протягивал ей руку. У нее родились двое детей, а хотелось третьего, но не получалось. И когда Лиза подумала, что пусть третьим будет приемный, тут же представилась возможность взять в семью такого Илью, чья приемная мать скончалась от рака. Так семья Лизы стала многодетной.
При этом никакого пафоса, позы, актерства, пиара. Веселье, байки, юмор, а если надо — то и резкий отпор обнаглевшему чиновнику.
Она поступала так, что ей доверяли даже те, кто смотрел друг на друга через прицел.
И даже конец ее жизни стал поступком, ведь она летела выручать людей из беды.
Подводя итог ее земному странствию, можно сказать, что она вошла в круг тех, кому было дано жалеть людей до предела человеческих возможностей — доктора Гааза, Елизаветы Феодоровны, доктора Боткина, архиепископа Луки (Войно-Ясенецкого).
И неважно, что скажут историки. Важно то, что нам нечем оправдать свою черствость и равнодушие. Потому что Лиза не была. Лиза есть. И она поныне хлопочет там о страждущих здесь.
И у нас нет никаких отговорок, чтобы не сделать свои хотя бы полшага к бомжу, брошенному ребенку, инвалиду, старику или старушке… В каждом из них увидеть Спасителя, Который Своим Крестом не дал смерти забрать Лизу от нас, даровав и ей, и нам воскресение.>
Да и сейчас именно Он ожидает каждого из нас в каждом встречном, кто нуждается в нашей любви.
И еще — нам ничто не препятствует помолиться об упокоении душ всех, кто на борту Ту-154 пересек черту времени в день Рождества, отмечаемого по западному календарю.
Надеясь хоть как-то облегчить боль тех, кому дороги предавшие свои души Господу в той авиакатастрофе, свою попытку ответить на вопрос о том, что же произошло, я облек в рифмованные строки:
Опять не о том?
Она не ушла.
Она перешла.
Шагнула на взлете.
Сквозь Черное море
в море тепла.
Сквозь воскресенье —
к Субботе.
Чтоб наглая смерть
не вступила в права,
покоя почившим
просила страна,
молитвой им путь размечая.
А с глаз их спадала сует пелена,
и жизни оазисы и острова
вдруг проступили в начале
тихой беседы с Тем, Кто страдал
и умер один, без ухода,
с Тем, Кто когда-то об этом сказал:
«вот что разделит народы!»
С Тем, Кто к Себе развернул каждый миг
нашей любви и заботы,
с Тем, Кто стоит у порога,
стучась, словно нищий, в ворота…
Не за себя, но опять за других,
да, не готовых, да, не таких,
с нею летевших и ей дорогих,
и опекаемых ею живых
Лиза хлопочет у Бога.