Федор Хитрук: Все мои фильмы автобиографичны
Российский режиссер мультфильмов Федор Хитрук скончался 3 декабря на 96-м году жизни. Все мы знаем прекрасные советские мультфильмы его авторства — «Вини — Пух и все-все», «Топтыжка», «Оле-Лукойе», «Остров», «Каникулы Бонифация» и другие.
Публикуем два интервью Федора Хитрука, данные газетам «Комсомольская правда» и «Газета».
Разочарование от Союзмультфильма было ужасным
— Федор Савельевич, вы же «Союзмультфильм» застали, можно сказать, во младенчестве?
— Точно. Студию по приказу Сталина организовали в 1936 году, а я пришел в 1937-м. И, прежде чем прийти, долго сомневался: кем хочу стать — то ли артистом, то ли художником. И вот, значит, прихожу я в здание на Кудринской площади, где тогда находилась студия, и говорю: «Хочу работать мультипликатором!» А меня с порога заворачивают — мол, своих хватает…
— Но в итоге все хорошо закончилось…
— До сих пор страшно вспоминать, как меня взяли. Спустя несколько месяцев после того, как в последний раз сказали, что в моих услугах не нуждаются, появилось объявление: в «Союздетмультфильм» (так называлась студия) на конкурсной основе набирают аниматоров. Ну я и помчался со всех ног на Кудринскую. Прихожу, а там уже человек 25 — 30, все такие солидные, не чета мне, тщедушному 20-летнему мальчишке.
Ну, думаю, дело плохо. Тем не менее из чувства противоречия принимаюсь рисовать. Для начала — басню Крылова «Мартышка и очки», обезьяны у меня почему-то всегда хорошо получались.
Закончил быстро, смотрю по сторонам. Остальные сидят и вдумчиво строят композицию, расчерчивают рамки для рисунков. Я сник — куда мне до них? С горя начал раскадровку второй басни — «Волк на псарне». Нарисовал и ее — а остальные продолжают сидеть и выстраивать композицию. Вид у меня стал совсем несчастный. И экзаменатор, заметив это, отправил меня домой. «Мы по почте вам сообщим о решении», — сказал на прощание.
Конечно, я не надеялся ни на что. Но спустя несколько недель, к моему изумлению, я был приглашен.
— Совпали ожидания от «Союзмульт-фильма» с реальностью?
— Все было совсем не так, как я ожидал. Я-то думал, что на студии окажусь в царстве софитов и юпитеров, что тут будут бродить богемные женщины и серьезные мужчины в очках и разноцветных свитерах. А обстановка на студии была больше похожа на ту, что царит в обычной конторе. Наша 41-я комната напоминала канцелярию. Это потом я понял, что на всех анимационных студиях все примерно одинаково, но тогда разочарован был ужасно.
Райтерману мой Винни-Пух понравился больше, чем его собственный
— Первые шаги советской анимации — это же полное подражание фильмам Уолта Диснея?
— Конечно, на Диснея мы разве что не молились. Он изобрел абсолютно новую технологию съемок анимационных фильмов, которая уже тогда имела существенные огрехи, но была передовой. Мы смотрели всех — и французов, и немцев. Но диснеевские «Белоснежка» и «Пиноккио» произвели грандиозное впечатление. Конечно, нам хотелось сделать не хуже.
— «Не хуже» удалось сразу?
— Что вы! До сих пор с ужасом вспоминаю, как мне доверили рисовать сцену из «Гадкого утенка». Проще некуда: утенок кладет салфетку на стол, затем срывает ее, а под ней — щенок. Хронометраж не больше 10 секунд, нормальному аниматору работы на два дня. Я ее вымучивал больше двух месяцев. То утенок на разных рисунках разных размеров, то еще что-то.
Было еще два фактора, которые мешали: во-первых, я был ужасно мнительным, а во-вторых, сидел рядом с общим телефоном. И каждый, кто подходил к телефону, волей-неволей смотрел на то, что я рисую. И после каждого такого взгляда очередной рисунок оказывался в корзине. Злосчастный утенок уже являлся мне в ночных кошмарах. Врагу такого не пожелал бы!
— Советская анимация довольно быстро стала успешной индустрией. Уже после Великой Отечественной она превратилась в конвейерное производство. За счет чего?
— Ничто не происходит без целенаправленной работы. Для «Союзмульт-фильма» отбирали лучшие кадры, о художниках заботились.Создали сносные условия, чтобы потом успешно продавать мульт-фильмы. Ну и потом нас не особенно трогала цензура. Скажем, просили изменить слишком пессимистичный финал, но это так, по мелочи. В целом мракобесия не было, мы были относительно свободны. И мы постоянно учились — западные мультфильмы смотрели в промышленных количествах.
— Тем не менее вы умудрились не посмотреть диснеевского «Винни-Пуха» до того, как сделали знаменитого своего.
— И до сих пор очень этому рад! Понимаете, у меня противоречивые чувства к американскому «Винни-Пуху». Он мне не очень нравится, но если бы я посмотрел до того, не факт, что я вообще взялся бы за мультфильм. Никогда не хотел за кем-то повторять.
А потом — мы приехали в Америку на студию «Дисней» показать тогдашнему ее главному режиссеру Вулли Райтерману наши картины. Вулли, если помните, как раз и создал диснеевского «Винни-Пуха». Так вот, мы показали невероятное количество фильмов, сидели, курили кубинские сигары, обсуждали. И тут Райтерман вдруг признается: «Знаешь, а ведь твой «Винни-Пух» нравится мне гораздо больше, чем собственный». С одной стороны, неловко хвастаться, но с другой — такой похвалой я до сих пор горжусь.
Раньше и в Диснее была душа
— Чем все-таки наша анимация отличается от всей остальной?
— Не буду оригинален — душой. Смотришь наш мультфильм, и понимаешь, что, помимо таланта, художник вложил частичку себя.
— А что, нигде больше душу не вкладывают?
— Я этого не говорил. Есть и хорошие зарубежные мультфильмы, с душой. Но чаще любуешься техникой. Вот «Шрэк» — один из лучших за последнее десятилетие. Там все идеально. Но мне совсем не хочется сопереживать происходящему. Хотя раньше я сопереживал шедеврам раннего Диснея, в которых также была душа.
— Разговоры об отечественной анимации и душе так или иначе сводятся к нынешнему состоянию «Союзмультфильма», у которого есть душа, но толком нет тела. Новых успешных мульт-фильмов студия ведь практически не производит.
— Сегодня все дело в деньгах, которых в анимации нет. Мультфильмы у нас делают либо авторы-подвижники вроде Норштейна и Хржановского-старшего, либо те, кто изначально ставит себе задачу продать продукт на телевидение и не обременяет себя серьезными художественными задачами.
Но я оптимист и уверен, что при такой хорошей базе, какая есть в нашей стране, рано или поздно начнется новый подъем отечественной анимации. Надо только чуть-чуть подождать.
Больше всего люблю Топтыжку
— Федор Савельевич, в какой мере характеры популярных героев ваших мультфильмов схожи с вашим собственным?
— Все мои фильмы в той или иной мере автобиографичны. Я говорю об авторских, потому что в 200 фильмах я работал просто как художник-мультипликатор. Я считаю, что больше всего моих личных черт воплотилось в образе льва Бонифация. Но больше всего люблю Топтыжку, потому что его я придумал целиком сам — и образ, и сценарий.
— Не жалко ли вам, что эти самые любимые вами персонажи уступают в популярности Винни-Пуху?
— Винни-Пухом я горжусь. Это целиком и полностью наш авторский персонаж, ничуть не похожий на диснеевского. Но если бы не было книги Милна, которая сама по себе любима и популярна, не было бы и фильма. Кроме того, этот персонаж многим обязан Евгению Леонову. Когда Леонов пришел в студию и встал перед микрофоном, готовясь произнести первые фразы роли для пробы, он вдруг внешне стал так похож на этого забавного симпатичного медвежонка себе на уме, что я потом учитывал черты, жесты, мимику Леонова в своих рисунках, и это во многом отразилось на внешнем облике Винни-Пуха в фильме. А еще были забавные случаи: по ошибке аниматоров у него возникла неуклюжая походка, когда верхняя лапа идет туда же, куда и нижняя. И мы решили это оставить, получилось очень трогательно и выразительно.
— То есть нужный эмоциональный настрой — лучшая основа для выбора стилистики визуального ряда?
— Лучшая основа — правильное ощущение образа. Но эмоции эмоциями, а еще, конечно, очень важна школа. Я абсолютно убежден, что наша российская классическая — самая лучшая. Она во многом восходит к диснеевской, но имеет множество своих оригинальных наработок и традиций. Сейчас торопятся, стремятся деньги вложить-получить. Но исчезает главное — человеческое и художественное начало. Мы над Винни-Пухом работали три года, каждая серия — по году. Сейчас представить себе такие затраты труда и времени на 15-минутную ленту невозможно. Однако за время этой работы мы так вживались в материал, что появлялось много творческих находок, на поиск которых сегодня порой просто нет времени.
— Кого из ваших учеников вы считаете наиболее точным последователем вашего направления в мультипликации?
— Юру Норштейна. То, что он делает, не похоже на то, что делал я, но он настоящий гений, и это главное. Я всегда выступал за то, чтобы мультипликация выражала авторский художественный взгляд, а не превращалась в демонстрацию технических приемов.
— На ваших фильмах выросло не одно поколение российских детей. Мнением ваших собственных детей и внуков вы интересовались в процессе работы?
— Мои дети уже были достаточно взрослыми, когда я работал над своими основными мультфильмами, а внучка Настя вообще выросла в Америке. Она скрипачка, работает сейчас в Европе и Америке, а в России записывает диски. Она тоже увидела мои фильмы уже достаточно взрослой, но я рад, что они в ее восприятии не уступили зарубежной массовой продукции. Это тем более приятно, что книгу Милна, скажем, она знает на английском. Впрочем, я, разумеется, опирался на оригинал, я ведь владею четырьмя языками, во время войны работал военным переводчиком, потом переводил книги по мультипликации, читал лекции на иностранных языках.
По материалам «Комсомольской правды» и «Газеты«.