Более 20 лет зрители канала «Культура» (а ещё раньше — канала «Россия») вместе с историком Феликсом Разумовским пытаются ответить на вопрос «Кто мы?». Этот вопрос вынесен в название программы, которая входит в число немногих долгожителей российского телевидения. Программа задумана как своего рода историко-культурный портрет России. На живых примерах из самых разных эпох, из давнего и относительно недавнего прошлого, Феликс Разумовский воссоздаёт историческую судьбу великого народа, — историю русских прозрений и заблуждений, взлётов и падений, свершений и утрат.
Теперь вышла в свет и книга «Кто мы? О земле, земном отечестве и государстве» (издательство «Белый город»). О ней рассказывает автор Феликс Разумовский.
Идея книги давно витала в воздухе, потому что, после просмотра программ многие зрители спрашивали и даже писали на сайт телеканала: «Когда выйдет книжка, затрагивающая темы программы?» Стало быть, была необходимость в литературной версии программы. Как и необходимость в некой систематизации того, что было сделано за многие годы. Издательство «Белый город» откликнулось на эту идею. Редактор Наталия Астахова создала своеобразный стиль и образ издания. В итоге — появился первый том, в планах — сделать еще три. Работа над макетом второго тома близка к завершению. В целом это большой издательский проект, получивший название «Грани русской цивилизации».
Когда еще только обсуждали, как должна будет выглядеть книга, решили, что ее необходимо хорошо иллюстрировать, чтобы иллюстративный ряд нес самостоятельную смысловую нагрузку, близкую к видеоряду программы. Мы хотели, чтобы у книги появилось настроение, ведь это не академическое научное издание. Идея книги относится к сфере литературно-художественной, а потому не только текст, но и облик издания не должны оставлять читателя равнодушным.
«Что пророчит сей необъятный простор?»
Что касается смысловой стороны — в первом томе собрано то, что для Русского мира принципиально важно, фундаментальные темы и понятия. Теперь это называют матрицей. Открывается книга главой о русском пространстве, об освоении Русской земли. Что естественно, ибо для нас это самое главное, основа основ. Показательно, что об этом главном мы больше всего забыли.
Понятие «Русская земля», не сходившее со страниц древнерусских летописей, волновавшее и объединявшее людей, живущих на громадном пространстве, практически исчезло из сознания наших соотечественников. А потому сегодня мы не только разобщены, мы не знаем, что делать со своим пространством. И даже более того — не знаем, как быть…
Наше громадное пространство начинает восприниматься нами как обуза. Появляются лихие мысли, будто Россия уж слишком велика, хорошо бы — поменьше. Для Смутного времени подобное национальное малодушие весьма характерно. А поскольку своей экономикой мы ныне тоже похвастаться не можем, то нам уже намекают и другие (политики из дальнего зарубежья, между прочим), что, мол, много у вас этого пространства и ресурсов многовато. И тут нужно сказать прямо: одними ракетами пространство сохранить невозможно. Советскому Союзу ракеты что-то не очень помогли.
Тем временем некогда освоенные и окультуренные пространства пустеют и деградируют. Чуть ли не полстраны оказалось на одном тесном пятачке, в московском мегаполисе, за пределами которого — безлюдная пустыня. Дошло до того, что мы и Русский Север бросили, и пытаемся убедить себя, что жить там невыгодно. Наши предки были иного мнения. В главе, которая называется «История, распятая в пространстве», рассказывается о «Русской Фиваиде», об освоении Севера русскими подвижниками, пустынножителями и насельниками местных монастырей.
Они не страшились суровых северных условий, не рассуждали о выгоде. Они стремились жить по закону любви, а хозяйственная деятельность была для них общественным служением и исполнением нравственного долга. Памятником этому русскому подвигу до сих пор являются ансамбли наших северных монастырей — Соловецкого, Кирилло-Белозерского…
А то, что русские действительно обладали феноменальным даром освоения пространства, говорит история Русской Америки. Подумать только, в ХVIII веке мы оказались на Алеутских островах, на Аляске и дошли до Форта Росс в Калифорнии. Этому опыту тоже посвящен один из очерков книги.
Гербы, флаги и гимны
Есть в книге глава, которая называется «Державная воля и русская доля» — рассказ об истории наших символов. Многовековая история русского государства — это череда великих идей, запечатленных в образах, обрядах и символах. Эти символы рождались, они волновали и увлекали людей, давали импульс развитию огромной страны… И они меркли. Когда меркли символы, Россия переживала не лучшие времена.
В русской государственной символике самым древним элементом следует считать, конечно, изображение всадника. Всадника, «поборающего», или поражающего, змия. Этот всадник, или по-старинному ездец, помещался на лицевой поверхности великокняжеских печатей. (Кстати, в старину это был именно всадник; Святым Георгием он станет гораздо позднее, в XVIII столетии.)
Воинствование за православную веру — вот что означает этот символ. И такова была сущность власти на Руси, власти великокняжеской, а затем и царской. Наш государь — змееборец, борец со злом! Об этом свидетельствует государственная символика. Однако в жизни эта задача — борьба со злом — решалась очень по-разному. Менялись представления о мире, о власти. Менялись представления о человеке, менялись общественные настроения…
Представления о добре и зле тоже, увы, менялись. В результате рождались новые идеи и новые символы: Петербург — русский парадиз на Неве, Андреевский флаг, гимн «Боже, царя храни», а в советское время — мавзолей Ленина, «большевистские мощи»…
На первый взгляд, трудно соединить столь разные идеи воедино, ещё труднее связать всё это с судьбой одного народа. И тем не менее, это так. Что, конечно же, далеко не случайно. Исторические срывы, провалы и катастрофы следует признать важнейшей особенностью русской цивилизации. Путь постепенного, последовательного развития время от времени нас начинает тяготить. И тогда Россия круто разворачивает вектор своего развития, радикально меняет свою жизнь или пытается разрушить её «до основания». Но вот парадокс, многое вскоре возвращается на круги своя, и хорошее, и дурное. Причём, дурного в такой ситуации появляется гораздо больше.
В конце концов, рано или поздно приходится восстанавливать связь времён, «собирать камни» — исторические, культурные, всякие. Поэтому в книге «Кто мы?» Древняя Русь, Российская империя и советский период не противопоставлены и не разграничены. Любая тема, каждая «грань русской цивилизации» проходит через все разрывы и сломы. Для нас это принципиальная позиция, тем более к советскому времени сегодня особый интерес.
Ныне это предмет неумеренных ностальгических чувств, в том числе спекуляций. А ведь в этих спекуляциях есть резон, это реакция на бездарный мелочный антисоветизм недавнего времени. И вот теперь нас спрашивают: «Вы что, хотите отказаться от советского прошлого? Вы хотите вычеркнуть громадный трагический опыт? Это неправильно!». И действительно — неправильно. Этот опыт должен быть безусловно осмыслен, пережит, он должен быть включен в общую русскую судьбу.
Реформы как исправление жизни
Центральная глава книги называется «Реформы по-русски». Это история того, как Русский мир справлялся с историческими проблемами, т.н. вызовами. Ничего не поделаешь, сколь бы прочно и основательно не было устроено общество и государство, на любом этапе истории появляются свои трудноразрешимые задачи, от которых напрямую зависит будущее. Следовательно, эти задачи нужно решать.
В этом смысле опыт русского реформаторства колоссален. Русскую историю можно представить как череду нескончаемых реформ. И вот очередной парадокс: реформы были и есть подлинное проклятье России. Об этом говорит опыт последних лет, помноженный на опыт прошлого столетия и на опыт Петра I. России не удавались реформы, России удавались революции, точнее — смуты. Недаром и самого царя-преобразователя Пушкин назвал первым русским революционером, а Волошин — первым большевиком.
Конкретные цели и задачи реформ были разные, неизменна реакция русского общества на реформы. Это всегда крайне болезненная реакция. И потому реформатор в России — фигура неизменно трагическая. Его убивают как Андрея Боголюбского, Александра II и Петра Столыпина; его ссылают как патриарха Никона и Михаила Сперанского… Подобные трагические закономерности нуждаются, как минимум, в осмыслении.
Стоит разобраться, какие реалии русского сознания, какие особенности русской культуры стоят за этим? Кому из русских реформаторов удавалось разорвать этот порочный круг? А чьи реформы, напротив, оказались самыми разрушительными? И вот что мы видим: все либеральные проекты, все реформы, которые были построены на основе либеральной идеи, оказывались так или иначе провалены.
Как рукоплескало русское общество молодому Александру II, какое воодушевление и сколько надежд связывало общество с освобождением русского крестьянства и другими Великими реформами. Результат 26-летнего правления известен: зловещее и мрачное цареубийство, ощущение непредсказуемости, катастрофичности. Что же касается хозяйства, экономики, то и здесь реформы имели очевидные негативные последствия. Политическое раскрепощение привело к хозяйственной вакханалии и делячеству, мало похожему на созидание.
До сих пор сохраняется наше главное заблуждение: реформами мы называем только либеральный проект. Но может, стоит хоть раз посмотреть на наши русские проблемы по-другому? Может быть, нужна иная стратегия реформ, иная философия реформ. Одним словом, нужен не либеральный, а национальный проект…
Разумно ли отказываться от самих себя, игнорировать особенности русской жизни и русской ментальности? Уместно вспомнить, что в Древней Руси всякое преобразование называлось «исправлением жизни» и осмыслялось соответственно. Как приближение или восстановление ПРАВДЫ. Слово «реформа» появилось сравнительно поздно, в екатерининскую эпоху, эпоху Просвещения.
Казалось бы, нравственная суть реформаторства осталась в далёком прошлом. Но это тоже не совсем так. Преобразования Екатерины II и некоторых других реформаторов Нового времени не страдали радикализмом и беспочвенностью. Перед нами — иная линия русского реформаторства, попытки опереться на саму Россию. На её ресурсы: духовные, культурные, политические.
Бывает ли государства много?
Еще одна большая тема книги связана с характером русского государства и русской государственности. Здесь тоже существуют разного рода стереотипы и иллюзии. Часто говорят, что у нас государства слишком много, и что его роль нужно минимизировать. На самом деле, это прямая дорога к Смуте и хаосу. При реализации либерального проекта реформ — это наиболее вероятный сценарий.
Между тем, представлять русское государство исключительно в радужных тонах, как нечто идеальное, было бы просто нелепо. Государство практикует насилие, и этим всё сказано. Создатель Русского государства великий князь Иван III погубил своего родного брата Андрея и двух его сыновей, своих племянников.
Есть сведения, что митрополит вступился за Андрея и просил Ивана III освободить брата. В свою очередь, Иван Васильевич отвечал архипастырю, что ему очень жаль брата, но освободить его он не может. Понять — почему? Почему Иван III погубил родного брата, значит прикоснуться к одной из страшных тайн политической власти. Впрочем, морализировать в данном случае не приходится, Иван III был слишком крупным и умным политиком, чтобы опускаться до бессмысленной жестокости. Но политическим сыском он никогда не пренебрегал…
Заметим, однако, что об этом, о работе политического сыска, власть и прежде, и теперь говорить не любит. Отчасти это оправданно, вопросы государственной безопасности везде, не только в России, решаются втайне. Между тем, наше некогда всесильное государство очень часто не могло устоять перед соблазном использовать тайную полицию не по прямому назначению.
С помощью политического сыска в России проводились реформы, устранялись политические конкуренты и решались разнообразные задачи управления обществом и государством. Временами власть, предельно усилив роль тайной полиции и спецслужб, пыталась осуществить тотальный контроль над обществом, и даже распространить своё влияние на другие страны…
Что ж, и об очевидных слабостях русской государственности стоит говорить открыто. Стоит эти слабости знать. Это верный способ избавиться от легкомысленных претензий к собственному государству, у которого, помимо всего прочего, немало исторических заслуг и свершений.
Судьба без почвы
Последняя глава новой книги называется «Судьба без почвы и почва без судьбы». Это размышление над основной идеей всего проекта, над национальным самопознанием и судьбой нашей русской самобытности. Так уж сложилась русская жизнь, сотрясаемая историческими срывами и катастрофами: далеко не всегда мы умели оставаться самими собой, не всегда берегли свою культурную почву, свои добрые традиции, нравы. Временами мы начинаем выглядеть плохо в своих собственных глазах. Невыносимо плохо. И это отнюдь не национальная самокритика, которая всегда благотворна. Нет, тут нечто совсем, совсем другое.
Вспомним хотя бы Петра Великого, его нелюбовь к Москве, которая, между прочим, была его родиной. При этом он, без сомнения, был величайшим русским деятелем. Он «прорубил окно в Европу», но одновременно столь же страстно заколачивал дверь в своё прошлое, в Древнюю Русь!
С тех пор мы ведём нескончаемый спор о самих себе. В своё время его подхватили западники и славянофилы. И до сих пор мы хотим, нам жизненно важно — понять себя, свои основы, корни, почву. Невозможно долгое время висеть в воздухе. Беспочвенность была и есть тяжелейшим русским испытанием.
Источник проблемы — во многом неудачная западноевропейская модернизация страны в эпоху царя Петра. Понадобится несколько десятилетий, чтобы у верхнего европеизированного слоя вновь пробудилось и окрепло национальное чувство. Чтобы русское общество попыталось осознать и разрешить проблему беспочвенности.
Представить всю остроту и важность этой темы помогают самые разные исторические примеры. Вот один из них: настоящим потрясением стало для образованного русского дворянина чтение «Истории государства Российского» Карамзина. Сочинение историографа вышло из печати в феврале 1918 года. Ещё совсем недавно история Древней Греции и Рима для современников Карамзина казалась в чем-то гораздо ближе своей собственной, русской истории. И вот русский человек, с упоением прочитав карамзинский труд и пережив встречу с героями русской истории, восклицает, что только теперь узнал смысл слова «Отечество».
Своей «Историей» Карамзин пробудил многих, прежде всего Пушкина. Поэт посвятил «первому историку» трагедию «Борис Годунов»: «Сей труд, гением его вдохновенный». Карамзин помог Пушкину погрузиться в народную стихию, освоить народный язык, образы Русской земли. И, слов нет, Пушкин в своей трагедии, и не только в трагедии, пойдёт много дальше своего учителя по пути национального самопознания.
Для Пушкина станет аксиомой мысль о том, что Россия раскрывается в своей истории. Но в истории подлинной, настоящей. Для создания такой истории недостаточно знания событий и фактов. Необходимы особые, национальные подходы к их осмыслению. В противном случае появляется ложная, псевдорусская история. Такова, по мнению Пушкина, многотомная «История русского народа», написанная его современником Николаем Полевым.
Полевой взял за основу систему современного ему французского историка Гизо и наложил эту систему на русское прошлое. И всё встало с ног на голову. А Пушкин говорит: так поступать нельзя, это неправда. И обращается к своим современникам с такими словами: «Поймите же и то, что Россия никогда ничего не имела общего с остальною Европою, что история её требует другой мысли, другой формулы».
Эту формулу искала вся великая русская культура ХIХ века в лице её главнейших деятелей. Тут и Тютчев, и Толстой, и Достоевский. И историк Ключевский. Здесь все замечательные русские философы от Хомякова до Бердяева и Георгия Федотова. Одного из людей такого калибра мне посчастливилось знать и работать с ним над программой «Кто мы?» Это академик Александр Михайлович Панченко. Его памяти посвящена только что вышедшая книга.