Звонкий голос и на ходу рождающиеся афоризмы – такой запомнили монахиню Феодору многие.
Простая девчонка из Керчи, в 17 лет вышедшая замуж, прошла интересный путь церковной жизни. Красавица Оля – так в миру звали матушку — трудилась на разных церковных послушаниях, много лет проработала в Издательском отделе под началом митрополита Питирима (Нечаева), затем — в Отделе внешних церковных связей, том самом «кирилловском ОВЦС», который породил целую плеяду видных церковных деятелей. Митрополит ценил талантливых сотрудников, одной из них была Ольга Лапковская. Яркая, незаурядная, безусловно трудолюбивая, потрясающе коммуникабельная, будучи еще довольно молодой, она вдруг неожиданно для всех приняла постриг. Еще вчера была эффектной блондинкой, а в один день явилась монахиней Феодорой.
Вспоминает протоиерей Николай Балашов, заместитель председателя ОВЦС МП:
— Ее житейская мудрость и сметка вместе с умением быстро увидеть суть людей и событий делали общение с нею привлекательным и интересным для самых разных людей, светских и церковных, включая выдающихся иерархов. Мы познакомились с матушкой в 1998 году, она уже тогда была инокиней, работала в секретариате по межправославным отношениям и зарубежным учреждениям. С 2001 года я руководил этим подразделением, но в какой-то момент почувствовал, что ей тесно в этой роли, и предложил разделить секретариат на СМПО и сектор загранучреждений, который возглавила матушка Феодора.
Зайти к Феодоре на чай было отдохновением. Она потрясающе умела разговаривать на равных и с молодежью, и со священниками, и с архиереями – и, конечно, не могла отказать себе в иронии, а порой и колкой шутке.
Зайдешь к ней, а она вечно на звонках – постоянно решала какие-то вопросы, легко, походя (или так казалось), постоянно помогала другим, решала чьи-то проблемы. Ее любили и побаивались, ведь попасть к ней на язычок бывало порой ой как неприятно, особенно в присутствии других людей.
Весь кабинет у Феодоры был уставлен совами. Сова — символ мудрости, когда-то стала символом самой Феодоры. Ей дарили сов, исполненных во всех видах и материалах.
Несмотря на только лишь школьный аттестат, она была блестяще образована – прекрасно знала зарубежную литературу, разбиралась в музыке и живописи, увлекалась психологией. Она была прирожденным психологом. Ее проницательность и острый язык многих пугали, но она никогда не говорила попусту – она очень хорошо видела людей. Когда мне было двадцать лет, я грезила монашеством и как-то попросила померить ее клобук, но она не разрешила, сказала: «Не надо тебе это, тебе надо замуж, но ты еще маленькая».
На своем месте в секторе, а затем Управлении по зарубежным учреждениям, мать Феодора старалась найти оптимальные решения самых трудных задач, ведь подбор кандидатур для служения на русских приходах за рубежом — задача непростая, тем более, когда надо представлять их священноначалию. Найти священнослужителя с дипломатическими способностями и знающего или могущего быстро выучить язык, было ее постоянной заботой, равно как и организационная помощь уже действующим приходам.
***
Рассказывает протоиерей Андрей Кордочкин, настоятель храма святой Марии Магдалины в Мадриде:
— Я не знаю, бывают ли «обычные монахини», но матушка Феодора точно не была одной из них. «Редкий пример несистемности в системе», сказал один священник после её кончины. Её трудно было бы представить в монастыре — разве что игуменьей. В ней было изящество и достоинство, она была очень стильной. Мудрость в ней сочеталась с непрекращающейся молодостью. Она никогда не старчествовала. Она была проницательной и острой на язык, её многие побаивались, и поделом. Её характеристики часто были безжалостными и беспощадными, но с ними было невозможно спорить, потому что она всегда попадала в точку. Резкое слово было не оскорблением, а исчерпывающей характеристикой.
К нам, молодым (тогда ещё) «заграничным» священникам, которые, приезжая на побывку, приходили к ней на поклон, у неё было материнское отношение. Ей доверяли, и знали, что их доверие будет вознаграждено умным и добрым советом. Матушка Феодора всегда по-доброму относилась ко мне и к моей семье, и, как мне кажется, переживала за меня. Как-то я сказал, что взялся за книжку. «О чем?», — спросила она. — «О патриотизме». «Ну, это конец», — сказала она. Но это был не конец. Кажется, последний раз мы виделись на презентации книжки, она не участвовала в обсуждении, но внимательно слагала глаголы в сердце.
«Лёгкая придурковатость делает человека практически неуязвимым», — как-то сказала мне она. Эту заповедь невозможно забыть.
Сложность этой фигуры заключается в противоречивом сочетании ее известности и притом непубличности. Многие хорошо ее знали, но теперь теряются и не знают, что сказать, потому что все общение было очень личным, не для публикаций.
В монашестве матушка Феодора сохранила элегантность и эстетизм. Лихо и уверенно водила машину. Не любила сладкое. Любила животных, особенно кошек, подобрала и приютила уличного котенка. Никогда не показывала слабости, даже когда болела.
Фото: mospat.ru
Удивительно, как она умела сочетать любовь к красоте и даже некое сибаритство со строгим соблюдением Устава. Всегда постилась, как положено, несмотря на хронические болезни, и аккуратно посещала богослужения. И нет, в этом не было лицемерия. Лицемерие вообще не про нее — она была достаточно смелая, чтобы говорить и делать то, что считает нужным.
После ухода на пенсию мать Феодора сохранила все социальные связи, у нее была уйма друзей, она была активным участником не только богослужебной, но и церковно-общественной жизни до последних своих дней.
Мать Феодора была для кого-то очень хорошая, а для кого-то очень плохая, неоднозначная, противоречивая, но очень настоящая, живая, подлинная. Про таких говорят «вообще огонь». Так оно и было.