– Минобрнауки опровергает информацию о массовых сокращениях. Можно ли сказать, что «нет дыма без огня» и такой вектор в отечественной науке всё же присутствует?
– Да, определенно, наука сейчас взяла такой вектор. Это связано не только с политикой Минобрнауки, но со всеми социальными сферами, где идет резкое уменьшение финансирования. Госпрограмма «Развитие образования» недофинансировалась в прошлом году, конкретных цифр не знает никто, но, если они и остались прежними, то инфляция тоже играет свою роль: недостаток финансирования означает, что сворачиваются научные программы.
Огромное количество оборудования для исследований закупается за рубежом, в связи с курсом доллара это стало проблематично. Мы видим печальную картину. Сегодня Минобрнауки опровергает сообщение о сокращении ученых и научных сотрудников, а завтра эта информация появится в другом месте или в другом формате.
Сегодня мы также узнали новость о том, что ФАНО (Федеральное агентство научных организаций. – Прим. ред.) сокращает количество мест в академических институтах, а значит, количество рабочих мест в вузах сократится на сотни в последующие два года. Рост военного бюджета неизбежно ведет за собой сокращение финансирования во всех социальных сферах. Мы не видим полной картины, но до нас доходят «отголоски» такой политики. В данном случае, действительно, «нет дыма без огня».
– Что ждет науку, если выбранный курс не изменится?
– Постепенное сокращение академической сферы. Будет продолжаться ухудшение уровня образования, и мы скоро ощутим это падение. Это очень медленный процесс. Нельзя сказать, что сегодня мы уменьшили финансирование на науку и образование, а завтра их у нас больше не будет.
Академическая сфера будет постепенно сжиматься, как шагреневая кожа, и мы будем каждый год привыкать к новому уровню невежества. Это – дело привычки. Я думаю, что лет 20 назад мы бы искренне удивились тому, что происходит в науке сейчас.
Со временем мы привыкаем и перестаем удивляться. Если не последует кардинальных изменений, то же самое нас ждет в недалеком будущем. Даже если что-то изменится сейчас, счастье не придет в один день.
Область образования и науки очень консервативна. Наука имеет замедленный эффект. Если сейчас осыпать науку средствами на новые исследования, результат мы увидим через десятилетия!
– Что можно сделать для науки уже сейчас?
– Увеличить финансирование и дать ученым, а не чиновникам управлять наукой. Этот рецепт работает во всём цивилизованном мире, другого рецепта нет. Когда чиновникам дали управление хозяйственными и финансовыми ресурсами, они вдруг поняли, что могут управлять и наукой, но это не так.
– Ученые пытаются доказать неэффективность Федерального агентства научных организаций и даже написали в конце июля письмо президенту. В чем главная проблема?
– В письме речь идет об объединении институтов разной направленности. Эта идея в корне неверна. С точки зрения ФАНО, системами институтов так легче управлять, но с точки зрения научной эффективности – это шаг назад. Так делать нельзя.
Более того, нам известны случаи коррупционного рейдерского объединения. В частности, в Нальчике в Кабардино-Балкарии объединили институты вокруг научного центра, который возглавляет человек, известный «Диссернету» как глава фабрики поддельных диссертаций.
Этот человек управляет научными центрами разной направленности – экологии, биологии, физики, экономики. Несмотря на все открытые письма в ФАНО, ситуация остается прежней. К Михаилу Котюкову, руководителю ФАНО, приходили профессор д.ф.м. Андрей Цатурян, академик Рубаков, другие ученые, которые знали про ситуацию в Кабардино-Балкарии, но их усилия были напрасными.
Мошенники в науке только выигрывают от инициатив ФАНО. Письмо президенту имеет посыл «оставьте ученых в покое, дайте нам самим определять, что такое наука и как наукой надо заниматься».
Было бы оптимально, если бы ФАНО стало подразделением Академии наук, которое будет заниматься своими прямыми обязанностями – хозяйственной деятельностью.
Сейчас ученые перегружены бессмысленной отчетностью, которой вынуждены заниматься вместо своей прямой деятельности.
– То есть объединение небольших институтов – мера неоправданная?
– Верх научной деятельности в Америке и Европе сейчас – система институтов Кавли. Фред Кавли – американский мультимиллионер и меценат, который организовал целый фонд с целью создания маленьких институтов. Для Михаила Котюкова (руководитель ФАНО. – Прим. ред.) «маленький институт» – это 200 человек.
Институты Кавли – это пять человек. Пять профессоров и несколько аспирантов. Такие институты появились даже в Бразилии и успешно ведут свою научную деятельность, делают открытия. Считать «маленькими» институты, в которых работают 200 человек, неправильно.
– Как складывается судьба ученых, которые уже пострадали от реформ, проводившихся в области науки и ее финансирования?
– Те, у кого уже были наработаны зарубежные публикации, уезжают работать в другие страны и обычно продолжают карьеру там. Другие пытаются найти места в России – сократили из одного института, идут в другой. Некоторые переходят в другую профессию. Их жизнь не останавливается.
– Сейчас говорят о том, что надо давать дорогу молодым ученым…
– Это – правильное мнение, надо давать дорогу молодым. Но, когда речь идет о сокращениях, сокращаются не конкретные люди, а рабочие места. Если рабочее место сократить, оно не достанется ни молодым, ни старым.
Речь идет о сокращении фонда заработной платы путем сокращения рабочих мест, а не про сокращение профессора Иванова или профессора Сидорова, которые не желают слышать о развитии науки. Здесь не нужен излишний оптимизм.