Фрагменты из приходских бесед. О борьбе со страстями

Сегодня мы разберем десятое поучение аввы Дорофея “Как должно разумно и внимательно проходить путь Божий”.

Как всегда в каждой своей главе авва Дорофей настоятельно предлагает самый главный метод духовной жизни — приобретение навыка. И здесь он говорит, что если человек хочет научиться добродетели, то прежде всего в нем должен появиться навык.

Навык бывает как к доброму, так и ко злому; это действительно ключевое слово. И когда мы говорим с детьми о духовной жизни, о возможности преодолеть страсти, мы должны чаще о нем напоминать.

Навык — это когда человек что-то себе берет за правило и как некое правило постоянно исполняет. Это понятие потом очень поможет нам в разговоре о правиле молитвенном. Когда мы с детьми заканчиваем говорить о поучениях аввы Дорофея, мы переходим к разговору о молитве и сталкиваемся с проблемой исполнения молитвенного правила, которое для подростка часто является камнем преткновения, и того, что подросток перестает причащаться и вообще что-либо упорядоченно делать в духовной жизни.

Если кто в начале духовного пути совершенствуется в добрых навыках, то, продолжая подвизаться, он мало-помалу преуспевает и потом спокойно, как бы для себя естественно, укрепляется в добродетели, вообще-то и вся эта глава посвящена добродетели; как мы знаем, во многих книгах по аскетике рисуется такая схема — страсть и добродетель. И преподобный Иоанн Лествичник в своей знаменитой “Лествице” тоже говорит, что всякой страсти противопоставляет добродетель, чтобы эту страсть в себе искоренить. И действительно, у каждой страсти есть своя противоположность — добродетель. Давайте подумаем, что такое добродетель, что значит стяжать добродетель?

— Делать добро.

Отец Алексий: А разве мы с вами не делаем добра?

— Это не единожды что-то сделать, а постоянно.

Отец Алексий: Вот действительно, это качество постоянное. Добродетельный человек всегда одинаков. Если человек милосерден, он всегда милосерден; если целомудрен, он всегда целомудрен; если он смиренный, то всегда смиренный; если добрый, то добр всегда; если честный, то честен каждую минуту своей жизни.

Добродетель — это то, что делает человека постоянным, незыблемым. А наши качества каковы? Мы в добром всегда… непостоянны. Мы стремимся к доброму, мы желаем доброго, мы считаем себя добрыми, часто — умными, добродетельными, не злыми, — какими угодно, потому что эти качества нам нравятся и мы стремимся им соответствовать. Но признак отсутствия добродетели — это отсутствие постоянства. Если человек не стяжал себе добродетели, то он никогда не удержится в этой добродетели при искушениях. Добродетель ему будет лишь даваться как некая возможность себя проявить, а потом, как с какой-то высоты, на которую взлетел неожиданно и в порыве, так же преспокойненько и спуститься. Наша жизнь, к сожалению, в большой степени именно такова, что добродетель для нас скорее внезапность и случайность, а не характер нашего существа, не способ нашего существования. А достигается добродетель только путем приобретения навыков.

Авва Дорофей приводит совершенно замечательный пример из своего детства, рассказывает, что ему поначалу с трудом давались науки. И это — пример, когда плохой ученик не просто становится хорошим учеником, но и приобретает в этом навыке такую жажду познания, которая в нем становится добродетелью, то есть качеством постоянным, без которого человек не живет. И это состояние навыка, благой привычки, наверное, можно назвать добродетелью. Это привычка делать добро. Это замечательная привычка, без которой человек не может обойтись, он о ней забыть не может, потому что она действует уже помимо него. Добродетель перерастает в человеке в качество, которое действует в нем сверх его воли, сверх его сознания, становится некоей двигательной силой его души. Сначала он делает доброе дело, а потом начинает его оценивать.

К величайшему сожалению, по такому же принципу в человеке действует и страсть, таков же путь приобретения пороков и страстей, которые от малого навыка становятся в человеке господствующими, полностью забирают его волю, и человек уже не владеет собой, — эти страсти действуют помимо его воли, помимо его рассудка, помимо его желания, полностью владеют им.

Авва Дорофей говорит, что люди по устроению души делятся на три типа. Первое устроение души — когда человек действует по страсти, второе — когда он находится в борьбе со своими страстями, и третье — когда человек искореняет в себе страсть, побеждает ее.

Когда авва Дорофей рассуждает о том, как же человек впадает в страсть, как зло начинает действовать в человеке, он снова говорит о природе зла, о том, что зло само по себе не имеет самостоятельной природы, не может существовать автономно, не обладает собственным бытием, потому что всякое зло есть уклонение от добродетели, болезнь души, которая лишилась естественного для себя состояния, потому что естественное состояние для человека — это вообще-то добродетель. Стоит порассуждать на эту тему, о том, что же мы делаем, когда мы делаем добрые дела.

На самом деле Господь так сотворил человека, что для него добродетель является самым ему присущим, самым естественным его состоянием. И поэтому когда человек дышит воздухом или пьет воду, или ест хлеб, то есть делает естественные для своего тела движения, он вряд ли будет каким-то образом оценивать, хорошо это или плохо, правильно он делает или неправильно. Добродетель — это тоже естественное состояние, только для человеческой души. Человек, который лишается своего естественного состояния добродетели, пребывает в состоянии неестественном. Зло совершенно неестественно для человека; зло является мукой, и всякий грех как проявление зла тоже является мукой.

Здесь возникает вопрос о том, что же мучает грешника в аду. Так вот грех, который является мукой, — это и есть та мука, которая мучает грешника в аду. Это та страсть, через которую человек фактически соединяется с адом. Тот недуг души, то искажение и та противоестественность его состояния, через которое он не может пройти в рай, потому что все, что неестественно искривлено, должно быть выпрямлено и уврачевано покаянием. Если этого не сделано, то просто нет возможности прикоснуться к истине. Но так как зло не имеет собственного бытия, так как по сути своей оно лишено абсолютной силы, то, конечно же, у человека, который естественным образом призван к добру, который естественным образом сотворен добродетельным по своему состоянию, всегда есть достаточно сил, чтобы победить в себе зло.

Зло не может победить человека, не в состоянии, оно само по себе бессильно, не властно над человеком, потому что не имеет онтологического бытия. Зло никто не сотворял; оно явилось как следствие недуга человеческой души, и поэтому-то добро в человеке естественно, а зло неестественно, поэтому добро в человеке обязано побеждать зло, если человек к этому прилагает усилия. Не может быть такого состояния, когда человек не может победить зла в самом себе, — и это изначально. Человек никак не может себя оправдать в этом смысле, не может утверждать, что он не в состоянии с собой справиться. В каждом человеке так много собственной силы и каждому столько дается помощи Божией, что возможно преодолеть любой грех.

Когда мы впадаем в отчаяние от мелких грехов, с которыми не можем справиться, важно это вспомнить, собраться с мыслями и начать некий свой путь, понять, а какая же страсть в нас сейчас господствует, нас побеждает, как называется этот недуг души, какой диагноз могли бы мы себе поставить. Ну, через исповедь, конечно. А потом подумать, какая добродетель противостоит этой болезни и как нам начать путь победы над самим собой.

Когда мы беседуем об этом с детьми и раскрываем, что же такое страсти, что значит быть в состоянии борьбы со страстями, чтобы искоренить страсть, мы с ними подходим к такому упражнению: каждый учащийся должен составить план, маршрут духовный, двигаясь по которому человек мало-помалу через приобретение малого навыка добродетели может победить какую-нибудь страсть. Мы с вами сегодня тоже попробуем сами для себя разработать такие примеры.

Ну, вот, что такое — человек действует по страсти? Наверное, тут все понятно: это когда человек постоянно удовлетворяет свои страсти, постоянно себя оправдывает, когда он не кается и не укоряет себя в том, что совершает какие-то поступки. Обычно это бывают мелкие вещи; человек не сразу может войти в состояние губительных адских страстей, как в романах Достоевского. Обычно нас одолевают мелкие страсти, скажем, гневливость и раздражительность.

В чем проявляется состояние человека, который гневается или раздражается? Когда его кто-то обидит, он не просто разгневается на человека, но потом долгое время ходит, вспоминая диалог, думает, что же еще должен был ему сказать, потом начинает думать, что бы он мог ему сделать, как это сделать и все остальное время действует по страсти и эти страсти внутри себя удовлетворяет. Это значит, что гнев в человеке обратился в навык, потому что человек ничего не сделал для того, чтобы себя самоукорить, чтобы найти возможность что-то противопоставить этому своему движению. Мучительно это? — Мучительно. Тяжело это? — Это очень тяжело, потому что грех мучает человека.

Авва Дорофей говорит очень страшную вещь: всякая страсть, как бы мала она ни была и ни казалась, принадлежит аду. Это значит, что коль скоро мы уже сейчас себя каким-то образом приучили к какой-то страсти, — этим уголком нашей души мы уже в аду. Это уже ад, и мы уже принадлежим ему этой частью. И ничего тут не возразишь, — это уже так. Авва пишет: это значит, что зло обратилось в навык, ибо оно непременно принадлежит муке, потому что всякий грех, исполняемый на деле, принадлежит аду. Хотя бы такой человек и захотел покаяться, он не может один по страсти это преодолеть, если не получит помощи от некоторых святых. Это как раз то состояние нашего навыка во зле, привычки страстей, с которыми мы не боремся, в которых мы себя оправдали. Это вот состояние ада. И только когда человек это поймет и испугается, когда человек по-настоящему захочет от этого избавиться, в нем может родиться та первая ступень страха Божия, о которой мы с вами говорили, — когда человек начинает бояться адских мук. Потому что реальное ощущение того, что страсть человека принадлежит аду, что от ада моя собственная гневливость, моя собственная постоянная раздражительность, что я постоянно всех упрекаю и всеми распоряжаюсь, и никак не могу и не хочу от этого избавиться, и это определяет мой жизненный путь, — если в какой-то момент я осознаю это для себя, то и слава Богу; тогда, может быть, страх Божий поможет мне с этим бороться.

И тут человек входит во второе устроение своей души, которое называется борьбой со страстями. В этом состоянии, я надеюсь, находится большинство христиан. Когда человек хотя и действует по страсти, но знает, что это в нем действует страсть, а он внутренне ей противостоит, пытается с ней внутри себя бороться, то эта страсть выходит наружу, и человек потом побеждает ее покаянием. Иногда эта страсть наружу не выходит, но человек несет в себе страшные следы этой борьбы, часто — поражений или душевных ран. И эта борьба — настоящий путь к добродетели. Человек еще не добродетелен, он еще не стал хорошим, но тем не менее само состояние внутренней борьбы, противостояния страстям изводит его из ада.

И это состояние, бывает, проявляется таким образом, что он и гневается, и обижает других, но потом скорбит и мирится, и признает свою вину. И так может продолжаться долго, но тем не менее в этом состоянии человек уже осознал страшную угрозу ада, которая над ним нависла, и иногда уже получает в своей борьбе благодатные утешения от Бога, которые дают ему силы продолжать свою борьбу, вести духовную брань. Как мы видим, это состояние каким-то образом созвучно второй ступени страха Божия, когда мы называемся наемниками, работниками и трудниками, которые работают поденно за плату.

И третье состояние — когда человек искоренил в себе страсти, когда он живет одной только добродетелью. Это можно сопоставить с третьим состоянием души, когда человек усыновляется Отцу. Авва Дорофей приводит такой пример: если представить, что идет духовная брань, летят стрелы, так те, кто подставляется под стрелы, то есть действует по страсти, сами втыкают стрелы врага в свое сердце. Те, кто борется со страстями, умеют исторгнуть те стрелы, которые ранее вонзились, из своего сердца. А те, кто победил страсти, направляют стрелы в своего врага, побеждают и поражают его. Это состояние добродетели, и ему нет конца, оно уходит в бесконечность.

Давайте подумаем, как бы нам найти путь от страсти к добродетели через состояние малого навыка. Возьмите какой-нибудь пример страсти и давайте от нее постепенно пройдем этот путь, чтобы знать, какие пути человек должен в своей жизни преодолеть, и преодолевать их обязательно. Потому что понятно, что, скажем, есть смирение, а есть гордыня, но путь между ними, эта амплитуда, равен бесконечности. Давайте найдем маленький мостик, через который мы можем немножечко отодвинуться от одного полюса и приблизиться к другому. Не хотите ли немножечко поразмыслить?

— Вот пример: женщина сделала столько добра, муж ее пил, трое детей, но что бы ее ни попросили люди, она всем помогала: кому обои, кому врача… Очень добрый человек. Болела всевозможными болезнями, и врачи ей даже не ставили диагноз. Она ушла в мир иной. Отец пил, отказался от детей. Остался юноша и две девочки-близнецы. Юноша прожил после матери года два-три, был убит, остались две девочки на попечении ее сестры. Вот добродетель до гроба.

Отец Алексий: Но как мы можем судить о человеке, которого не знаем?

— Нет, я хотела спросить, о страсти заниматься чужими делами, о той мере, в какой это следует делать. Человек всем все подавал, на все отзывался, — надо же какую-то меру знать.

Отец Алексий: Вы знаете, мы не вправе судить и давать оценки какой-то чужой жизни.

— Я пример привела, когда люди занимаются чужими делами.

Отец Алексий: Кто вам дал такое зрение, чтобы называть это страстью? Что значит — страсть делать добро? А почему человек, который делает добро, обязательно должен получать воздаяние видимым образом? Почему его делание добра должно приносить необходимый видимый плод в изменении его житейской ситуации, во влиянии на алкоголика-мужа, на судьбу несчастных детей?

— То есть это не пристрастие?

Отец Алексий: А я не знаю. Просто я не думаю, что мы в принципе должны иметь на этот счет какое-то суждение. Господь нам нигде ни в одном Своем писании не давал схем, по которым мы бы определяли, как человек живет, правильно или неправильно. Человек — это тайна, загадка.

— То есть, это возможно?

Отец Алексий: Еще раз хочу вам сказать, что я не вправе решать подобные вопросы. Не знаю я, не могу ничего сказать о чужой жизни. Но страстями мы все-таки называем не внешние проявления нашей жизни, а внутренние, которые становятся источниками для внешних проявлений. Поэтому попробуем справиться, скажем, с ленью.

Когда мы говорим о лени, она обычно явна в одном, неявна во многом. Потом она обязательно проявится и в другом, если стала страстью… Человек, скажем, всегда ленится делать одно и то же. У детей это очевидно, дети ленятся делать домашнее задание и т. д. Для подростков разговор о лени, о лжи очень актуален. Для многих детей такие вещи, как лень или постоянное опаздывание в школу, или невыполнение обещания, неверность в своем слове действительно обращаются в навык. Тогда человек уже не думает о том, что он делает, а это и есть страсть, — когда он не думает, что согрешил, не замечает, что делает что-то не то; для него это проходит совершенно незамеченным, и только потом он постигает внутри себя плоды этого, а понять, откуда это, он может не сразу. Конечно, дети правильно говорят, что сначала надо себе в этом признаться. Действительно, надо увидеть то, что это принадлежит аду, иначе не испугаешься, а будешь думать, что это, конечно плохо, но не настолько, чтобы с этим бороться, и что есть много более приятных вещей, чем борьба с какими-то страстями. Дети говорят о том, что прежде всего надо поставить себе диагноз, увидеть и осознать себя в этом состоянии как в состоянии страсти. Следующим шагом человек должен искренне в этом раскаяться. А потом я предлагаю детям каждый раз, когда они говорят об этом, начинать свой путь с такой фразы: “надо взять себе за правило…” что? Например, что надо взять за правило ленивому человеку? — Ту малую добродетель, которую ленивый человек может понести. Помните, я как-то рассказывал вам про одного послушника, которого старец послал на поле выдирать сорняки, а тот спал, спал, — все сорняками заросло. И старец ему сказал, чтобы выдирал сорняки на место своей постели. Тот взял себе за правило это малое добро превратить в себе в навык. И каждый человек может найти по своим силам то малое, что он в своем состоянии лени должен взять за правило. И действительно, ребенок может взять себе за правило твердо и всерьез, как послушание своему духовнику, своей собственной совести начать выполнять домашнее задание. Это будет первый шаг. А что еще могут сделать дети, которые постоянно живут в состоянии лени?

— Посуду мыть. Убраться. Выполнять какую-то работу дома.

Отец Алексий: Правильно. Взять себе за правило выполнять какое-то определенное домашнее послушание. А третий шаг? Чего еще не делают ленивые дети, которые не выполняют домашнее задание и не помогают родителям дома?

— Ленятся правило читать.

Отец Алексий: Такие дети обычно не читают ни утренних, ни вечерних правил. Третьим шагом будет взять себе за правило выполнять посильное молитвенное правило, но постоянно. А потом взять себе за правило ходить каждое воскресенье на Литургию. Взять себе за правило регулярно причащаться. И потом человек, который постепенно берет себе такие шаги за правило, прибавляет на каждом этапе нечто большее, которое уже к правилу даже и не относится, которое стало потребностью его души. Таким образом мало-помалу с помощью Божией ребенок преодолевает в себе страсть, которая называется ленью, и приобретает добродетель хоть малого, но трудолюбия. Главное, не впадать в отчаяние при неудаче. Мы с детьми много раз обсуждали, что такое отчаяние и как с ним бороться. Выстраивали они и путь борьбы с празднословием. Я предлагаю каждому из вас к следующей нашей встрече выбрать какую-нибудь страсть и разработать маршрут к добродетели через слова “надо взять себе за правило”, чтобы это было поэтапно от малого и до великого, чтобы была такая духовная дидактика. Эта схема и нам самим во многом будет помогать, а потом она будет помогать нашим ученикам, которым мы дадим в руки такой маленький инструментик для осознания всех этих вещей. Но главное, чтобы они потом сами учились это исполнять.

А сейчас я готов отвечать на ваши вопросы.

— Как быть с подростком, которому тринадцать и у него проблема с подготовкой к причастию: он не читает все, что положено?

Отец Алексий: Во-первых я не понимаю, почему он должен читать все. Вот вы все читаете?

— Читаю.

Отец Алексий: И часы? Нет? Уж надо и часы читать тогда. Акафисты все читаете?

— Нет, каноны читаю и последование.

Отец Алексий: И повечерие читаете? Нет? Но это значит, что вы не читаете все, что нужно.

— Там написано: три канона…

Отец Алексий: В одной книжке так написано, а в другой написано и про чтение часов…

— Тогда можно и вообще ничего не читать.

Отец Алексий: Можно. Потому что само правило не является условием для причастия.

— И для ребенка?

Отец Алексий: Тем более для ребенка. Если молитвенное правило является препятствием для причащения ребенка, значит, это молитвенное правило вредное, а не полезное. Святитель Игнатий Брянчанинов говорит, что не человек для правила, а правило для человека. И надо подумать, какое правило будет для этого маленького человека полезно.

— Но это зависит от священника. Один считает, что без этого нельзя допускать к причастию.

Отец Алексий: Всегда существуют две позиции. Что поделаешь? Но, понимаете, существует еще Церковь, которая живет жизнью в Духе, а не по закону, не по букве. А с какого момента тогда надо начинать читать полное правило? С семи лет, когда ребенок начинает читать?

— В одной книге так и написано, что с семилетнего возраста ребенок должен вычитывать все правило.

Отец Алексий: В какой книге написано?

— В каком-то молитвослове, сейчас не помню. С другой стороны, наверное, ребенку не нужно так говорить, что не нужно читать вообще, а выборочно.

Отец Алексий: Это, по-моему, разумно. Не надо быть каким-то богословом, чтобы понять, что ребенок не может прочитать три канона, одиннадцать молитв, правило к причастию и еще поститься пять дней.

— Но что же делать из-за такого отношения батюшки?

Отец Алексий: Да при чем здесь батюшка?

— А он спрашивает и отправляет.

Отец Алексий: Значит, не ходите к такому батюшке, вот и все.

— Мы так и стараемся.

Отец Алексий: Вот и правильно. Значит, вы поняли, как надо поступать, чего же вы спрашиваете. Иначе он и не будет причащаться и молиться не будет. Если человек не молится, а твердит какую-то непонятную белиберду, и ему говорят, что это молитва, то тогда он будет считать, что его все время обманывают. И зачем люди ходят в Церковь и молятся Богу, ему будет непонятно.

— А как ребенку объяснить, что надо приобретать навык к хорошему, когда у него есть родители, которые прививают ему навык плохого, и в то же время не осудить родителей?

Отец Алексий: Тут такая ситуация. Если ребенок сам это понимает, то чего ему тогда объяснять, чтобы не осуждать родителей? Надо просто научить его молиться за родителей. Если ребенок этого не понимает, а родители поступают плохо, объяснить ему это очень трудно, поверьте мне. Тогда у ребенка должен быть какой-то высший авторитет, который выше авторитета его родителей. Только в таком случае это можно каким-то образом объяснить ребенку. Но тогда несомненно будет внутренний конфликт ребенка с родителями, и этого не избежать.

Поучение одиннадцатое: “Как должно стараться скорее отсекать страсти, прежде нежели они обратятся в злой навык души”. Это поучение продолжает десятую главу, они вполне могли бы быть одной главой, потому что тема одна и та же.

Авва Дорофей говорит здесь о тех же самых вещах, — о приобретении навыка. Я просил вас написать маршрут, и авва Дорофей напоминает, что всякая страсть имеет противоположную себе добродетель. Именно этой добродетелью и врачуется всякая страсть. Когда мы приближаемся к завершению темы аскетики по авве Дорофею, мы как раз и подходим к тому, чтобы дети сами научились хотя бы умозрительно представлять себе, каким образом врачевать в себе злые навыки, чтобы найти путь к добродетели. И каждый получает задание, которое получили и вы: изобразить некий духовный маршрут, которым должна пройти душа в преодолении своих злых навыков. Пытались вы пройти таким маршрутом? Если нет, то давайте сделаем это сейчас совместно. Выберем какой-то злой навык и постараемся изобразить путь, которым душа могла бы шествовать ко спасению.

Давайте выберем несколько пар: осуждение — самоукорение, празднословие — молитвенность, сребролюбие — щедрость, бескорыстие.

С чего начнем? — С празднословия. Что такое празднословие, давайте разберем этот грех, из чего он складывается? — Как всякий грех, празднословие идет от небрежения в малом: ну, что такого, если я скажу такое-то слово? Что такого, если я посмеюсь тогда-то? Что такого, если я себе позволю такую малость? И как всякий грех, празднословие укореняется в человеке совершенно незаметно. Господь говорит нам в Евангелии, что за всякое праздное слово, которое скажет человек, он даст ответ в час суда. Суд празднословию очень строг, а внутреннее осуждение празднословия, напротив, совершенно невелико. Это действительно тот грех души, та незаметная ежедневная, может быть, даже ежечасная страсть, которая остается незамеченной, но делает человека своим рабом. Авва Дорофей приводит в одиннад­цатом поучении рассуждение о том, что если бы орел был на свободе, но лишь одним своим когтем зацепился за сетку, то он уже попался; хотя у него и крылья, и клюв и все тело на свободе, но он уже пленник. То же самое относится и к человеческой душе: если хотя бы один злой навык превратился в человеке в страсть, то эта страсть повинна аду.

И вот, празднословие — это одна из страстей, которая делает человека повинным аду, причем суд произнесен самим Евангелием, тут уже никак не оправдаешься, — а тем не менее эта страсть кажется очень незаметной. Какие вещи связаны с празднословием?

— Осуждение.

— Многословие.

Отец Алексий: Это в сущности то же.

— Тщеславие.

Отец Алексий: Смехотворство, как обычно. Всевозможные нечистые разговоры, шутки и тому подобное.

— Неправдоглаголание.

Отец Алексий: Ложь, без всякого сомнения. Обычно всего этого по мелочи, по чуть-чуть, но есть присутствие каждого такого греха и нечистоты: празднословие касается, задевает собой и смехотворство, и осуждение, и ложь. Человек чаще всего обнаруживает эту страсть, когда вдруг находит в себе величайшую душевную опустошенность. Это случается обычно после принятия Святых Христовых Таин, после доброго, хорошего дела, после встречи с чем-то хорошим и главным, замечательным, то есть с тем даром, который Господь посылает человеку в его жизни. Если человек заражен празднословием, то знак того, что оно в нем превратилось в навык, а навык превратился в страсть, — это то, что ни одно доброе дело он в себе не хранит. И первое его искушение — сразу же выболтать все о себе и лишиться этого дара. То есть празднословие прежде всего лишает человека тех благодатных даров, которые Господь низводит в его добродетельные поступки. Скажем, исповедь, причащение, милостыня, доброе дело, утешение другого человека, ощущение внутренней полноты — вот те состояния, в которых человек чувствует свою окраденность разговором.

Прежде всего он должен это глубоко осознать исходя из такого понятия, как страх Божий, боязнь вечных мук, потому что если это страсть, то страсть повинна осуждению и аду. И осознав в себе это по-настоящему серьезно, без оправдания, он должен прежде всего ужаснуться и осудить себя этим судом. Это должно привести его к первому шагу, к покаянию, — к той ступенечке, которая всегда будет первым шагом в борьбе с грехом, потому что иначе нам невозможно что-либо делать, если мы сначала не ужаснемся и себя не осудим. А осудить себя мы можем исходя из того, что страсть — это ад; иначе мы не спасемся.

А уже потом мы начинаем бороться с этим грехом. Мы пришли на исповедь, мы глубоко, от сердца покаялись в том, что празднословие лишает нас благодатных даров, но с чего мы начнем? Авва Дорофей говорит, что в духовном пути важно что?

— Послушание.

Отец Алексий: Он говорит о постоянстве. Постоянство побеждает злой навык и рождает добрый. Но для постоянства необходим соразмерный силам подвиг, потому что человек может постоянно нести только то, что ему по силам, что для него не является сверхтяжестью. С постоянством человек может нести малую вещь, и поэтому когда мы говорим с детьми о том пути, который нам следует пройти, мы начинаем со слов надо положить себе за правило, — а дальше начинаем думать, что же надо положить себе за правило, чтобы это дело стало основой постоянства нашей души. Что?

— Не говорить, когда тебя не спрашивают.

— Стараться отгонять помыслы, которые к тебе приходят.

— Контролировать в себе каждое слово.

Отец Алексий: Давайте подумаем, нам нужен первый этап, сначала самый простой. Вот человек хочет перестать празднословить. Он знает, что празднословие как окрадывание божественных даров нападает на него после определенных вещей. Ладно, это еще не самое страшное, когда он просто так болтает по телефону. Но когда дело доходит до того, что он лишается благодатных даров после причащения, вот это горе. Причастился, а потом такое сказал, такого наслушался…

— Надо просить молитвы…

Отец Алексий: Да, это хорошо…

— Исповедоваться.

Отец Алексий: Мы уже исповедались. Мне кажется, что первое, что человек может для себя сделать, когда он причащается Святых Христовых Таин — это понять, что наступил момент, когда на него будет совершено определенное нападение; таким бывает именно момент после молитвы или после причащения, и что надо что-то делать. Например, положить себе за правило после молитвы немного помолчать; или просто, прочитав утреннее правило, никуда не бежать. То есть исключить из своей жизни момент беспамятства, суеты. Почему человек впадает в празднословие? — Потому что он теряет память о Боге, тут же моментально увлекается мыслями о чем-то другом, — и в этот момент его уже захватывает стихия собственных помыслов и его страсти. Для того, чтобы эта стихия не захватывала человека, важно, чтобы он сумел немного помолчать после определенного дела. Первое, что человек должен положить себе за правило: после любой произнесенной молитвы никуда не идти, а понудить себя остаться на месте несколько минут в полной тишине и внимании к самому себе, либо же про себя повторить определенное число раз Иисусову молитву. И постараться хранить в себе это чувство как можно дольше; положить себе за правило маленькое, но определенное время провести в тишине.

Вот, человек положил себе за правило это делать, и если он это делает длительное время, то это означает, что он уже воспитал в себе некое состояние, которое называется благоговением. Что происходит с человеком? Почему он болтает? — По самой простой причине: у него нет страха. И вообще-то все свои грехи мы совершаем по этой причине — по отсутствию страха Божиего. Вот и празднословие — это тоже отсутствие страха. А страх Божий приобретается через благоговение. Вот человек положил себе за правило после молитвы никуда не спешить, после причастия ничего не делать, не выходить, пока в нем чувства не обратятся в некий навык хранения своей души.

А что же следующее, что мы можем сделать, чтобы укрепить в себе это чувство благоговения, утешения? Давайте подумаем. Ведь праздно-словие, пусто-словие с чем связано? — Со словом. Но ведь есть же слово, которое праздным быть не может.

— Читать Евангелие, святых Отцов.

Отец Алексий: Совершенно верно. Положить себе за правило читать Евангелие. Человеку, который болен празднословием, необходимо читать Евангелие вслух. Необходимо, чтобы это слово — настоящее, живое, действенное, — все-таки звучало. Человек, который празднословит, говорит мертвые слова. Как в стихотворении у Гумилева: солнце останавливали словом, словом разрушалигорода… Это же действительно Слово Божие, оно острее обоюдоострого меча. И поэтому когда человек вырабатывает в себе некий внутренний навык благоговения, — хотя эти ступеньки можно даже и местами поменять, можно с Евангелия начать, это уже значения не имеет, — он начинает дорожить словом, потому что Слово Божие, в нем произнесенное, обращается в некий навык, в добрый навык, которым и следует дорожить. Ведь что еще страшно в празднословии у наших православных христиан, — когда в мы без всякого страха начинаем использовать святые слова в качестве шутки: фразочку из Литургии ввернем, оборотец из Евангелия… Это же страшно, когда празднословие становится кощунством в устах человека. Тогда надо к этому Слову Божию так обратно прилепиться, чтобы оно было очень дорого для тебя. Вот и положи себе за правило обязательно ежедневно читать Евангелие вслух.

Давайте смотреть дальше, что будет следующей ступенькой. Итак, мы ежедневно читаем вслух Евангелие. Мы после Литургии храним в себе память о том даре, который Господь нам послал после причастия или после молитвы. Что делает человек в таком состоянии? — Он, конечно же, сохраняет в себе некую полноту. От избытка сердца в человеке говорят уста. Но вот человек стоит на молитве, а в этот момент ему позвонили. Ну, самое простое, — он оставляет молитву и идет говорить по телефону. Почему? — Потому что молитва для него не является ценностью. У него масса житейских проблем, а молитва для него — это не та ценность, и вот он легко ее оставляет. Это тоже признак того, что молитва у него — это уже просто навык, но такой, к которому он почти безразличен. Значит, надо положить себе за правило на молитве ни на что не отвлекаться, ни на что не реагировать. Когда я молюсь, это время совершенно святое, только Богу посвященное. Таким путем можно сначала внешним, а потом и внутренним образом оградить свое правило, свою молитву.

— А если дети вошли и спрашивают во время молитвы что-то, что им нужно?

— Я слышала, что если дети вошли и им что-то нужно, значит, это по воле Божией и надо отвлечься и им ответить.

Отец Алексий: Если вы хотите исцелиться от недуга, который вами овладел, то надо на это не реагировать. Бывает так, что у человека нет такого греха души как празднословие, поэтому какие-то вещи для него не являются раной, и он может без сколько-нибудь сильного вреда для своей души на какой-то момент отвлечься. Но если мы хотим исцелиться от злого навыка, который превратился в страсть, мы должны все вещи воспринимать как лекарство, как момент спасения и исцеления, чтобы победить его во что бы то ни стало.

А дальше что? Празднословие часто имеет в себе предлогом некое доброе в человеке. Ну, как же, кто-то спрашивает о чем-то, значит, надо ему рассказать. И вот, человек спросит тебя о чем-то важном, о Церкви, о вере, и ты стараешься ему рассказывать и не замечаешь, что ты так много ему рассказываешь, что он тебя уже не слушает. Так вот, нужно положить себе за правило отвечать на вопрос ровно столько, сколько тебя спросили. Спросили на пять копеек, на пять копеек надо ответить. Иными словами — отвечать на вопрос адекватно.

— А если вопрос следует за вопросом?

Отец Алексий: Вопрос за вопросом может следовать тогда, когда вы неправильно отвечаете. Либо вы отвечаете на него таким образом, что человек удовлетворяется и должен осмыслить ваш ответ, либо должны признать, что вы не в состоянии ему ответить. А если он все время спрашивает об одном и том же, то значит, он вас не слушает, и с таким человеком не о чем говорить¹.

— А если это человек православный, ходит со мной в храм, как же быть?

Отец Алексий: Так и быть. Отвечайте кратко и односложно. Когда человек вызывает на празднословие, его надо в этом смысле немножечко ограничивать. Какая у нас была цель-то?

— Стяжание добродетели.

Отец Алексий: Смотрите, мы начали с покаяния. И вот, мы храним в себе тишину после причастия, сразу не бежим по улице после храма, не начинаем сразу с кем-то болтать, читаем вслух Евангелие, на молитве стараемся ни на что не реагировать, а молиться, как бы у нас это ни получалось. Мы односложно отвечаем на вопросы. Заметьте, у нас уже образовалось некое устроение, через которое мы можем потихонечку переходить к самому главному, что нам и надо. Нам надо стяжать настоящую молитву, нам надо быть такими, чтобы наши ум и сердце пребывали в Боге. Для этого необходимо очень усердно и благоговейно исполнять собственное молитвенное правило, которое должно быть разумно выбрано в соответствии с силами. Это правило приводит человека к настоящей внутренней потребности молиться. Если появляется потребность молиться, значит, потребность в празднословии прошла; признак того, что человек исцелился от празднословия, — потребность молиться. Человек, который любит молиться, не любит чесать языком, это совершенно точно.

— При этом может сильнее проявиться какой-то другой грех.

Отец Алексий: Конечно; у человека при этом может быть очень сильная гордыня, которая у многих вполне сочетается с молитвенностью. Но мы сейчас говорим о конкретном состоянии.

Но самое главное — положить себе нечто за правило и никуда с этой ступеньки не сходить, пока это не станет правилом. Не скакать по ступенькам, а идти от простого к сложному.

— Получается, приобрели молитвенность — приобрели гордыню, теперь надо от нее избавляться…

Отец Алексий: Нет, мы не получаем гордыню ни от молитвенности, ни от того, что мы искоренили празднословие,

— Нет, а если какой-нибудь человек возгордился, как теперь от гордыни избавиться?

Отец Алексий: Что ж, на гордыню попробуем смирение.

— А можно маленький вопрос по поводу молчания после Литургии? Мы исповедуемся, что не посещали воскресную службу, а у меня конкретный случай, надо вести детей в воскресную школу, и я хожу на причастие по четвергам, потом получается, что не ходишь в воскресенье на Литургию Это обязанность, ходить по воскресеньям? Это считается грехом?

Отец Алексий: Конечно, надо бывать по воскресеньям на Литургии. Воскресный день для христиан святой.

— Но после службы начинается сразу воскресная школа, три часа болтаешь-разговариваешь.

Отец Алексий: Нет, болтать — это одно, а общаться в Боге — это другое. Человек не обедняет себя своим общением с детьми. И Апостолы общались со своими после евхаристии.

Это я вам рассказал о своих представлениях о том, как это может быть. Теперь вы тоже давайте, работайте.

Гордыня — смирение, путь из самой преисподней до самых небес.

— Я думаю, надо начинать опять с покаяния.

Отец Алексий: Да, давайте начнем с покаяния. Сначала обозначим болевую точку. Первая ступень у нас всегда покаяние. Нужно ощутить грех как мучение, а гордыня — очень мучительных грех, она очень мучает человека.

— Вторая ступень опять-таки после покаяния мы обычно причащаемся, чтобы после причащения сохранить в себе благоговение, то есть держать страх в душе.

Отец Алексий: Давайте так. Мы с вами говорим о гордыне, а гордыня в чистом виде бывает, наверное, только у бесов. А в людях она разнообразна и в каждом проявляется по-разному: у кого-то — как страшная раздражительность на все, у кого-то — как постоянное деспотическое отношение к своим ближним, у кого-то — как страшная обидчивость на то, что его не ценят и все обижают. У кого-то — как величайшее самомнение, у кого-то еще как-то. Но тем не менее все эти вещи проявляются в том, что человек в гордом состоянии считает себя выше всех, хотя даже не всегда себе в этом признается. Что же положить себе за правило? — Возьмем себе за правило, что мы не верим своему суждению о людях. Мы ведь представляем мир таким: я в этом мире вот это место занимаю, а все другие занимают места вокруг меня. И с самого начала положить себе за правило никогда себе в этом отношении не доверять. Вот авва Дорофей пишет, что если мнение мне говорит, что солнце это солнце, то я своему мнению верить не буду. То есть начать менять свое мнение о месте людей вокруг себя.

— Поставить себе задачу сомневаться.

Отец Алексий: Да, начать сомневаться, не верить. Ведь ты гордый человек и твое кривое правило прямое делает кривым. Гордость прежде всего искажает человека. Это сомнение рождает в человеке следующий этап: все стрелки переводить на себя. Положить себе за правило, что во всем виноват я. Это самоукорение; положить себе за правило всегда укорять самого себя в первую очередь.

— Но если не верить в свое мнение, то, например, думаешь, что человек хорошее делает, а начнешь подвергать сомнению…

Отец Алексий: Надо подвергать сомнению вовсе не то, что человек хороший; и примите во внимание, что гордый до конца хорошим может видеть только самого себя. Если человек по-настоящему гордый, для него хорошим может быть только он сам и те люди, которые о нем говорят, что он хороший. А те люди, которые о нем не говорят, что он хороший, они для него хорошими быть не могут. Поэтому он их не любит, им не доверяет, на них обижается, раздражается. У гордого человека прежде всего нет терпения, и поэтому гордый человек никогда не медлит с судом, а сразу рубит сплеча. Поэтому он должен положить себе за правило не спешить, и прежде чем что-нибудь сказать или сделать, в тишине помолиться Богу, хотя бы несколько раз сказать Господи, помилуй.

— А если уже язык сказал…

Отец Алексий: А если уже язык сказал, то следующим этапом будет всегда во всяком случае просить прощения. Если человек хочет исцелиться от гордости, он обязательно должен просить прощения.

— И так он все время и будет делать?

Отец Алексий: И так он все время и будет делать, пока не исправится.

— То есть застопорится на этом положении, и…

Отец Алексий: Вы думаете так просто попросить прощения после того, как ты наорал на человека, который ниже тебя?

— Это должно войти в привычку.

Отец Алексий: Что-то я не замечал в таких людях таких хороших, добрых привычек, — просить прощения после того, как они рявкают.

— Ну, может быть, не сразу, на следующий день…

— Уж лучше бы вообще не просил прощения, чем каждый раз заново грубит и просит…

Отец Алексий: И тем не менее, нужно положить себе это за правило. И ведь это смотрите, каким идет этапом, — четвертым. Постепенно должно что-то вырабатываться.

— Просить прощения надо не только у Господа, но у того, кому сделал плохо.

Отец Алексий: Естественно.

— Если мы видим в человеке свои недостатки, как в зеркале, то в этом случае мы можем довериться себе?

Отец Алексий: Если как отражение, то можем. Сомнение необходимо в своем мнении не о себе, а о людях. Следующее что у нас?

— После того, как мы более или менее научились молчать, молиться перед ответом, просить прощения…

Отец Алексий: …то есть человек положил себе за правило всегда себя укорять, сразу не высказывать своего мнения перед лицом возмутительных, как ему кажется, поступков другого человека, в случае, когда он несдержан, раздражителен и груб, всегда просить прощения, — это только самое начало пути.

— Когда более или менее научились просить, когда не так стыдно стало уже, то надо переходить к какому-то послушанию.

Отец Алексий: Правильно. Авва Дорофей пишет о том, чтобы было обязательное послушание: не творить своей воли. Положить себе за правило каким-то образом войти в послушание.

— Кому?

Отец Алексий: Духовнику. Родителям. Мужу своему.

— Ну, а если человек поступает нехорошо, а ты у него в послушании…

Отец Алексий: У кого? У мужа своего? У мужа, уж будьте любезны, будьте в послушании. Молитесь за него, если он поступает нехорошо.

— Но все равно исполнить вот такое..

Отец Алексий: Исторически так сложилось, что женщина должна быть у мужа в послушании, какой бы он ни был. У апостола Петра об этом написано, как приобретать себе мужей.

— А детям?

Отец Алексий: Детям нет; это дети должны нам оказывать послушание. Если дети не будут в послушании, они избалуются.

Положить себе за правило быть послушным — для гордого человека это просто исцеление.

Еще один момент, который врачует гордого человека, — это служение ближнему своему. Вот и нужно взять за правило служить своему ближнему.

— Это, может быть, будет на той же ступени?

Отец Алексий: Нет, послушание одному и служение другому. Авва Дорофей говорит, что смирение воспитывает служение больным, несчастным, жертвенное служение ближним. Надо найти возможность постоянного жертвенного служения, помощи ближним. Потому что когда человек начинает служить ближним, на него и набрасываются. Можно один раз послужить, а вот когда служить надо каждый день, постоянно, из дня в день… Сначала, может быть, это твои престарелые родственники, потом прихожане, которые нуждаются в твоей помощи, еще кто-то. И родственников это касается прежде всего. Начинается это с того, кто ближе к тебе находится. Любить человечество издалека очень хорошо, а ближнего своего любить очень тяжело. Поэтому именно служение ближнему нужно положить себе за правило и нести это служение до конца, быть последовательным. На самом деле в конечном итоге это и послужит по-настоящему рождению смирения. За весь этот период надо учиться себя укорять. Прощения просить. Себе не доверять. Быть в послушании. Тогда искушения, которые обычно нападают на человека, когда он начинает служить своему ближнему (потому что больного ближнего все раздражает, ему все не так, от него благодарности никакой нет) переносятся легче. Поэтому следующий этап — никогда не ждать никакой благодарности. Обычно в человеке рождается обида от того, что его не поблагодарят; а если не ждешь, что поблагодарят, то и не обижаешься.

— А служение ближнему — это тому, кого мы знаем, или вообще любому ближнему? Потому что очень тяжело, если любому.

Отец Алексий: Сначала тому, кого мы знаем. Все начинается с того, что нас попросили, потому что так получилось, что наша двоюродная тетя оказалась раковой больной. А никого больше, кроме нас, нет. А у нас самих трое детей и зарплата маленькая. А делать нечего, приходится. И положить себе за правило — несмотря ни на что, начать служить.

— Есть такие люди, которые начинают этим пользоваться.

Отец Алексий: А тебе-то что? Если человек умирает от рака…

— Нет, вот есть такие люди: если им сделаешь один раз, то получается, что и дальше уже обязан, иначе обида.

Отец Алексий: Это уже следующий этап: когда человек привыкнет не ждать благодарности, он может положить себе за правило переносить оскорбления, упреки благодушно. Только когда человек научился не ждать благодарности, он может не обижаться на несправедливые постоянные попреки, обвинения и так далее. Ну, и так еще долго можно двигаться к смирению, это бесконечное движение; эта цепочка — самая длинная. Таким образом каждый из нас может посмотреть в свое сердце, поискать, что у него сейчас самое главное, что для него стало действительно страстью, навыком души, подумать над собой, внутренне нащупать для себя первый шажочек, который можно взять за правило, и начать свое восхождение по лестнице добродетели.

На этом мы с аввой Дорофеем заканчиваем. Все это, конечно, очень схематично и для каждого человека может происходить немножечко по-иному. Но основной принцип такого движения к Богу положен в слове: положить себе заправило некую малую добродетель, которую надо выполнять постоянно. Постоянство в добродетели рождает в душе человека добрый навык, который вытесняет из него страсть, которую по-другому победить невозможно.

Теперь, пожалуйста, ваши вопросы.

— Батюшка, а как относиться к тем людям, которые ставят на человеке клеймо? Такому гордецу что сказать?

Отец Алексий: А гордецу никак ничего нельзя сказать. Дело в том, что у преподобного Иоанна Лествичника написано, что гордого может исправить только Бог; человек гордого исправить не может. Поэтому человеку в состоянии гордыни никогда ничего говорить не надо. Гордый человек — это человек безумный, лишенный рассудка, об этом сказано у Соломона: не обличай безумного, да не возненавидит тебя, обличай премудрого, да возлюбит тебя. Умных надо обличать, а не дураков. Умных можно укорять. Ну, кому-то можно сказать по-братски, с любовью; умный поймет, когда ему говоришь, что он делает плохо. А вот безумный не поймет, только тебя возненавидит. Поэтому не обличай.

— Может быть, никому ничего не говорить?

Отец Алексий: Иногда мы обязаны что-то говорить, но нужно понять, как и кому, в каком месте и какими словами. Но гордого, конечно, увещать бесполезно; гордого Господь смиряет не словами, а жизнью: болезнями, несчастьями, всевозможными скорбями. Только через это гордые врачуются.

— Батюшка, посмотрел ваши последние передачи “Тесные врата”, про мать Марию, — как к ней относиться? Вроде бы и курила, а вроде бы и от чистого сердца с любовью делала добро людям. Как к ней относиться православным людям, что-то я не понял. Вы там вопрос поставили, а ответа нет.

Отец Алексий: По-моему, там был очень ясный ответ. Она же пошла в газовую камеру не потому что ее послали, а потому что собой пожертвовала. Она спасла жизнь другого человека и исполнила закон любви до конца. Прах ее развеяли по полям, использовали как удобрение. То есть, человек настолько себя расточил, что он нее даже ни пылинки не осталось… до конца себя истощил человек в этой любви. А говорили о ней так, потому что судьба матери Марии была исключительно сложной, противоречивой. И здесь как раз идет разговор о том, какими странными и иногда невообразимыми путями человек приходит к Богу, неся в себе память о том прошлом, что было. Она же в Троцкого стреляла, с папиросой все время ходила, но при этом пошла путем любви до конца, — и дошла. Мы специально говорим, что не все в ее пути было гладко и хорошо.

А курение, как всякое пристрастие, конечно, грех. Ну, что вам сказать… некоторые люди пьют очень крепкий чай. Это тоже страсть, и без этого они не могут. А некоторые так глотают кофе, что это тоже их пристрастие. Но курение не мешает человеку любить другого, не мешает возлюбить ближнего своего и помогать и служить ему, а мешает самому человеку чувствовать себя свободным, оскверняет человека в том смысле, что тот не может приступать к таинству, потому что курил. Это болезнь такая, дурная привычка, но все-таки это не тот грех, который отлучает человека от Бога.

— Но мешает.

Отец Алексий: Да, мешает. Давайте вспомним, если мы говорим о матери Марии, кем она была. Есть такая замечательная притча в древнем патерике. Один монах пошел в пустыню Великим постом, как Зосима, чтобы найти великих пустынников. И нашел в одной пещерке монаха старца, попросился с ним жить и ужасно стал смущаться. А у него послушник, который ему постель мягкую приносит, еще что-то. Старец этот ест, хоть и в пустыне, а все-таки не корешки. И так тот смутился ужасно, — ну и старцы пошли. Не то уже время, последние времена: старцы в пустыне хлеб с маслом едят, им подушечки набивают. А тут ему было вразумление. Явился ангел и говорит: ты до монастыря кем был? — Погонщиком ослов. — Ну, и как ты питался? — Как я питался, впроголодь жил. Единственно стал наедаться, когда в монастырь пошел, там трапеза каждый день. — А он был царем. Понимаете? Все дело в том, откуда ты ушел. Вот этот монах ушел от нищеты в сытую жизнь. Поэтому, когда мы имеем некое суждение о пути человека, от чего и куда он уходил, здесь пример матери Марии достаточно показателен. Она жила в ином мире, в богемном, Блок ей стихи посвящал. Потом она была террористкой, неизвестно чего вытворяла, с пистолетом ходила, покушение на Троцкого готовила. А потом ушла в монастырь, но ушла с огромным грузом своего прошлого, от которого до конца она, может быть, избавиться не могла. Но для нее самое главное было исполнить завет Христа, полностью себя отдать Богу и ближнему. Она это сделала так, как мало кто другой. И вспоминать о папироске в ее руках или о том, что она не признавала сытого монашества, — ну, это ее ошибка. Не могла она понять, зачем люди живут в монастырях в то время, когда гибнет мир, не могла понять, как можно жить в беленькой келье и молиться по четкам, когда кругом люди умирают в вихрях и катаклизмах двадцатого века. Она не понимала сущности монашества; для нее монашество было другим. Но никто же не ставит мнение матери Марии Скобцевой в основу какого-то движения за роспуск всех монастырей, — ничего подобного. У нее много ее собственных очень хороших трудов, в богословском смысле замечательных, хотя она была все-таки под очень сильным влиянием Бердяева, она — дитя своего времени. Но она совершила подвиг жизни, из террористки-безбожницы стала христианской мученицей. А как к ней относиться, пусть каждый решает по-своему. Очень многие люди на дух не переносят имя матери Марии, потому что она не признавала какие-то внешние атрибуты Православия. Кто-то, наоборот, пытается прикрывать ее личностью всевозможные неообновленческие ходы: вот, матери Марии эти внешние обряды были не нужны, давайте и мы так же будем, то есть налицо определенная спекуляция. Мы пытались в нашей программе избежать и тех, и других крайностей и показать то, что было на самом деле.

— Так можно дойти до того, что и Мария Египетская в церковь практически не ходила, — так пойдем молиться в поле.

Отец Алексий: А что касается курения, то оно, конечно, грех. И хотя в XIX веке очень много священников курило, но ничего хорошего в этом нет.

— Я вот слышала, один батюшка сказал, что если молодые 16–17 лет уже живут друг с другом, то даже если они не венчаны, но объявляют, что живут вместе, идут к родителям или снимают квартиру, — это уже не грех.

Отец Алексий: Кто это говорит? Кто сказал такой ужас? Да нет, просто есть некое недоумение. То, о чем вы сказали, в народе называется гражданским браком. Но для многих людей старой формации гражданский брак — это брак, зарегистрированный в ЗАГСе, он же — законный. А еще есть церковный. А сейчас другая градация. Есть гражданский брак, законный брак и церковный брак. Но священник может по недоразумению сказать, что гражданский брак — это брак нормальный, между тем как “вместе жить” — это незаконное греховное сожительство. Я прочел на сайте, что дамочка спрашивает: она семь лет живет гражданским браком, а тут узнала, что это грех, так ли это? И священник ей отвечает, — нет, гражданский брак это не грех, но вам, конечно, лучше бы повенчаться. Мне пришлось написать батюшке, — что он ошибается, речь идет совсем о другом².