Отец Алексий: Проблема с молитвенным правилом возникает потому, что родители приучали детей читать Правило вечернее, утреннее, Правило к причащению, каноны и акафисты, — и молитвенное правило становится для детей не путем встречи с Богом, а препятствием, которое необходимо преодолеть. Но преодоление — не в устранении молитвенного Правила, а в устранении препятствия… А что же такое Правило? Правило и молитва — это одно и то же, или это разные вещи, или они в чем-то совпадают? И вообще, что значит слово правило? Каконо звучит, скажем, по-английски?
— Rule…
— А слово rule в английском языке значит еще‘выправлять, проводить линию’. Церковное правило на церковнославянском языке — это ведь тоже линия; ровная, выправляющая линия; она делает искривленное, искаженное, изуродованное — правильным. Так мы и говорим с детьми: раз оно Правило, оно что-то делает правильным. Мы ведь всю жизнь следуем правилам, с утра до вечера и с вечера до утра… И вот, в сочинении о том, что такое правило — “Правило и молитва” — некоторые дети пишут такие слова: Правило вызывает у меня протест. Я не могу обращаться к Богу чужими словами. Я не понимаю, зачем эта молитва, когда сердце для молитвы закрыто, когда во мне все молчит, когда не хочется обращаться к Богу, когда во мне нет ничего, чтобы обращаться к Богу”… Такое происходит с очень многими детьми, потому что у них сейчас все в динамике, они очень устают и возмущаются тем, чего не понимают.
Дети вступают в возраст, когда перестают причащаться, и одна из причин — Правило, которое для них оказывается непонятным и непосильным. А всякая мысль о Причастии сопрягается у них с вычитыванием Правила, что, собственно, их и отлучает от Причастия. И когда родители заставляют их причащаться, они это делают без любви; они причащаются, как будто бы исполняют некую повинность. То, что при этом происходит, ужасно, а для нас это большая проблема, которую обязательно надо как-то решать… И тогда мы начинаем разговор о молитве: как же молиться, когда не хочется? Молитва — это разговор с Богом, но когда не хочется говорить с Богом, надо ли с Ним говорить?
— Надо!
Отец Алексий: Вы понимаете, что, конечно, надо, а вот дети этого не понимают. А мы им говорим: хорошо, не хочется, но разве это нормально, когда человеку не хочется говорить с Богом? Они отвечают: это ненормально, но так бывает очень часто. И тогда стоит напомнить, что Бог всегда хочет говорить с человеком. А от кого вообще-то зависит молитва как таковая — от нас или от Бога? — И от нас, и от Бога, но дети не могут ответить на этот вопрос так просто, как взрослые, и начинают думать: нет, вообще-то от нас… нет, наверное, от Бога… Бывает, конечно, что молитва зависит от Бога, потому что Бог, как сказано в Писании, подает молитву молящемуся, а не молящемуся — не дает. Но с другой стороны, потребность в молитве заложена в человеке онтологически, потому что человек создан по образу и подобию Божиему и не может не стремиться к Богу. Это стремление только естественно; а неестественно то, что после грехопадения человек отпал от Бога и поэтому Бог дает молитву тому, кто себя к ней понуждает. Мы говорим еще и о том, что молитва — это один из самых величайших трудов, о котором говорят святые Отцы, это “кровопролитный труд”, и нам приходится сталкиваться с этим трудом.
Для того, чтобы понять, что такое молитва, мы обращаемся к сочинению святителя Игнатия Брянчанинова, которое называется “Аскетические опыты”. В нем написано о труднической, сухой молитве, о богослужебной молитве, а о молитвенном Правиле написаны совершенно замечательные слова: “Нельзя быть рабом молитвенного правила”. Это значит, что молитвенное правило не должно быть для человека обузой, ярмом; Святитель говорит, что нужно избрать себе правило, соответствующее силам. Сказанное Господом о субботе — что не человек для субботы, а суббота для человека, — можно и нужно отнести ко всем благочестивым подвигам, а также и к молитвенному Правилу: правило для человека, а не человек для правила. Оно должно способствовать достижению духовного преуспеяния, а не служить бременем неудобоносимым, тягостной обязанностью, сокрушающей телесные силы и смущающей душу. Тем более оно не должно служить поводом для гордости и самомнения, поводом к осуждению и уничижению ближнего.
Эти замечательные слова сразу ставят на место многие вещи, и после них уже можно обсуждать с детьми, что же такое молитвенное правило, которое нам по силам? Мы просим детей придти с молитвословами и сказать, какие молитвы им нравятся, а какие совершенно непонятны. Ведь нельзя же молиться Богу непонятными словами, непонятно о чем просить? А вы все молитвы понимаете?
— Нет…
— Не все…
— А молитвенное правило может изменяться в зависимости от нашего настроя?
Отец Алексий: Вот об этом святитель Игнатий и говорит: правило может изменяться, может варьироваться, молитвы могут по настроению заменяться одна на другую… Пожалуйста, скажите мне, что значит: Безначальный и присносущный Свете,у Него же несть пременение, или преложения осенение?Это пятая молитва, молитва святителя Василия Великого. Я хочу сказать, что мы и сами-то не все вполне понимаем.
— Конечно, не все понимаем…
Отец Алексий: А что нам мешает и чего мы ждем? Почему бы не выяснить для себя, что это значит нет изменения и нитени перемены (ср. Иак 1:17). А ведь детям никто никогда из родителей этого не объяснял; многие родители в этом смысле и сами не лучше нерадивых учеников. Более того, эта молитва в принципе очень сложна для понимания, — она высокопоэтична, высоко духовна, для осознания ее нужно прочесть ее с вниканием и неоднократно. А четыре коротких молитвы преподобного Макария Великого читаются очень легко, они простые… И вот, мы за несколько уроков прочитываем утренние и вечерние молитвы, чтобы не осталось ничего непонятного, чтобы в каждое слово вкладывался смысл…
— А со взрослыми проводятся такие беседы?
Отец Алексий: Не всегда есть такая возможность, но если люди подходят с такими вопросами, я отвечаю.
— А без вопросов?
Отец Алексий: В принципе у нас проводятся занятия по воскресеньям, но мы там занимаемся иными предметами… А с родителями, некоторые из которых тоже являются нашими прихожанами, я об этом беседую.
— А вот в церковном календаре за 2000 год есть все молитвы с переводом, с толкованием…
Отец Алексий: Понимаете, дети этого не будут читать никогда, а вот мы, взрослые, непонятно на что время теряем; почему бы нам не взять и не уразуметь, о чем мы Богу молимся! Всерьез, по-настоящему… А дети у нас выбирают себе молитвенное правило. Но тут возникает некоторая проблема: иногда они говорят: “А мне все правило трудно читать”. И тогда надо уже говорить с духовником.
А ведь в правиле есть совершенно потрясающие молитвы, которые мы, так сказать, проглядываем… Скажем, 8-я утренняя молитва Господу нашему Иисусу Христу: Многомилостиве и всемилостивеБоже мой… Там есть такие необыкновенные слова, что если мы их скажем осознанно, то просто мороз по коже: позволь мне любить Тебя, как я люблю свой грех, и поработать для Тебя так, как я работал для дьявола… Говоря такое, мы абсолютно обнажаем себя перед Богом; — но нельзя же такие слова просто произнести, их надо пережить, поэтому с детьми очень важно — переживать; важно говорить с ними о том, что такое для нас молитвенное правило, каковы его плоды.
А плоды молитвенного правила должны быть такие: мы должны так его полюбить, что просто из дома не выходить, его не прочитав. Мне один человек рассказывал: “Я с утра из дома выскочил, не прочтя правило — проспал, и у меня весь день было ощущение, что я не одет”. И вот тогда при чтении молитв возникает встреча с Богом, человек чувствует, что Бог ответил на его молитвы.
И тут возникает еще один вопрос: а можно ли молиться своими словами? Как вы думаете?
— Можно, но плохо…
— Можно…
— Лучше словами Василия Великого…
Отец Алексий: Прежде чем молиться своими словами, надо знать, что молитвенные слова святых Отцов должны стать нашими словами; это относится и к святителю Василию Великому. Но в детском возрасте нельзя стать Василиями Великими, и поэтому для детей это некий образец; когда они молятся словами Василия Великого, то это их как бы подтягивает. Один мальчик написал в сочинении: “Великий поэт никогда не станет великим, если он не читал великих поэтов…”, — и это правильно. Молиться своими словами научишься, только если вначале молишься словами великих молитвенников. Святитель Игнатий писал, что если дерзнуть и сочинять молитвы, то можно по падшести своей природы, впадая в ложное умиление и признавая утонченное действие тщеславия и сладострастия за утешение Божие и даже за действие благодати, удалиться от молитвы в то самое время, когда будет казаться, что ты уже достиг некоторого к Богу угождения. Но в то же время если мы молимся, исключительно пользуясь молитвенником, это похоже на разговор со своим ближним через разговорник, как говорит святитель Феофан Затворник. Важно посоветовать детям молиться своими словами в дополнение к молитвенному правилу, не вдаваясь в особое красноречие, а просто прося у Бога вещи, которые необходимы: “Господи, помоги мне стать таким-то! Господи, сделай меня таким-то!”.
Человеку необходимы свои слова для Бога; если у нас нет для Него своих слов, то это говорит о нашей внутренней скудости… Вообще говоря, нельзя молиться Богу чужими словами, но слова молитв могут стать нашими, и детям очень важно оживить молитву. Сейчас вышло очень много книг митрополита Антония Сурожского, где даются замечательные советы о молитве, например, как молиться у Чаши… И преподав детям правильный навык молитвы своими словами, мы немножко снимаем с них бремя и даем им возможность самим выбрать свое правило, но держать его постоянно и в этом приобретать небольшой навык постоянства. А когда человек молится, ему постепенно хочется молиться больше; человек увеличивает свое молитвенное правило, начинает молиться внимательнее. Потом мы обязательно должны сказать детям, какие искушения бывают на молитве, что делать с бесконечными помыслами, что делать, когда очень устаешь, а правило надо читать, и многое другое.
А теперь — задание. Прочитайте, пожалуйста, святителя Игнатия Брянчанинова (2-й том, с. 513) о молитвенном правиле и о труднической, или сухой молитве. В следующий раз мы с вами будем говорить, какие искушения бывают на молитве, и о том, как преодолеть нежелание причащаться. Это очень важно.
— Это не нежелание причащаться, а нежелание вычитывать правило…
Отец Алексий: С одной стороны это так, а с другой — есть еще другие вещи… Нельзя, допустим, сказать детям — не надо никаких правил, причащайтесь! — потому что Причастие должно правильно осознаваться, оно должно быть желанным…
Продолжение. Молитва Господня
Отец Алексий: Итак, мы прочли святителя Игнатия Брянчанинова и подумали над вечерним Правилом. По Святителю, надеюсь, вопросовнет. Но мы с детьми читаем у него еще другое, что может относиться к Правилу; там есть место, очень важное для детей и взрослых, о том, что молитва не должна носить никакого образного характера, потому что ум наш безобразен и безвиден, и Сам Господь непредставим. Это вызывает у детей вопросы, потому что им кажется, что молитва может быть внимательной тогда, когда человек представит, например, хотя бы икону явственным, чувственным образом. Но невозможно и вредно рисовать себе в молитве какие-то “духовные” образы, потому что это приводит к прелести. А для чего же тогда икона, видимый образ?
Однажды меня исповедовал один иконописец-монах, и первым делом сказал: “Когда молишься, на икону не смотри”. Я тогда очень удивился, а он мне объяснил: “Когда молишься, смотри в себя. Когда потеряешь внимание, тогда взгляни на икону, сосредоточься и продолжай молиться”. Состояние человеческих чувств — помрачение, притупление, и человек пытается проверять молитву чувственным образом, — у подростков это бывает особенно часто, они не выносят состояниябесчувственности, неживого состояния, для них это кажется чем-то бесчестным и ненастоящим. Поэтому и возникает проблема: а надо ли молиться, когда не хочешь, надо ли читать Правило, когда у тебя на сердце пусто, — и эту проблему надо решать…
И возникает вопрос — а что же делать, если мне помогает молиться именно возможность что-то вообразить? Если мне от этого легче молиться? От этого надо детей предостеречь, и святитель Игнатий Брянчанинов говорит: когда молишься, поставь себя перед Богом, то есть представь, что стоишь перед Богом; но это не значит, что ты должен представить себе Самого Бога, Которого представить невозможно. А как только человек начинает себе что-то представлять, он представляет себе ложный образ и тогда молитва приобретает ложный характер, человек начинает испытывать ложные чувства, ложное состояние умиления, и тем самым духовно повреждается. То же самое и с иконой: когда человек начинает вглядываться в икону, получается некое идолопоклонство, потому что он оживляет перед собой Божий образ, или образ святого, или образ Божией Матери, — хотя икона не служит для оживления этого образа, а выводит наше молитвенное внимание и наше поклонение к Первообразу, никак собой Первообраз не подменяя. Поэтому когда человек начинает обращаться к иконе как непосредственно к Богу или святому, то он неправильным образом воздает поклонение. Тогда лик иконы начинает улыбаться, подмигивать, строго смотреть, — и человек думает, что это Господь на него смотрит и соответственным образом реагирует, и потом всегда ждет от иконы некоего знака, принята его молитва или не принята, а это, конечно, очень опасно…
— А как тогда, закрывать глаза во время молитвы?
Отец Алексий: Когда молитесь, старайтесь смотреть в книгу, если читает Правило. Если это не Правило, то, конечно, молитва должна быть на чем-то сосредоточена. Но человек не должен сосредотачиваться на иконе, она лишь помогает человеку молиться. Действительно, без икон тяжело молиться, потому что глаза все время ищут, на чем остановиться, душа ищет, на что опереться. Но обращать в молитве все внимание к иконе человек не должен.
— В молитве Иоанна Златоуста упоминается Книга жизни: Напиши мя в книзе животней и даруй ми конец благий… Действительно такая книга есть или это образ?
Отец Алексий: Конечно, это носит образный характер;книга жизни — это некий образ памяти Бога о нас. Вообще же Книга жизни — это Евангелие… С чего начинается Евангелие? — с Евангелия от Матфея, с родословия Господа нашего Иисуса Христа. Авраам родил Исаака, — и так далее. После Авраама и Исаака четырнадцать родов, — а потом мы идем с вами: Петр, Николай, Мария, Фекла… В эту Книгу жизни мы с вами должны быть записаны, потому что наша жизнь — это продолжение Евангелия, продолжение Благой Вести. Мы восприняли эту Благую Весть,мы ею живем, мы ее благовествуем, — вот, собственно, чем и является написание нас в Книге жизни.
А если мы так не живем, то нас из книги вычеркивают, даже если мы и записались в нее в Крещении по воле родителей или просто по жизни… Нас могут вычеркнуть, как вычеркнули из этой книги несколько родов, которые по крови принадлежат к Господу. Есть иудейские цари, которые не вписаны в книгу жизни. Когда в воскресение перед Рождеством читается первое зачало Евангелия от Матфея, то если внимательно проанализировать, какие роды записаны в Евангелии, — я сейчас немного не по теме говорю, но это все равно важно знать, — мы увидим, что в перечислении записаны какие-то люди, которые по роду и по характеру к роду Христову не относятся: Раав-блудница, Руфь-моавитянка… А несколько иудейских царей, которые точно были из колена Иудина, не записаны,потому что они были вероотступники, они отступили от Истинного Бога, и их поколение, их имена не записаны. Вот Манассия записан, хотя он, как известно из Библии, тоже был богоотступник, но потом покаялся. Мы обычно пропускаем эту страницу, потому что там вроде ничего такого нет, непонятные имена… а потом уже читаем о Рождестве. А на самом деле это очень интересно.
Но обратимся к молитве Отче наш, которая, конечно же, занимает главное место в жизни христианина. Когда ученики попросили Господа научить их молиться, Он никаких молитвенных правил им не дал, а дал единственную молитву Отче наш,и даже потом говорит: не уподобляйтесь тем, кто много молится, потому что Господь и прежде прошения всякого человека знает, что ему нужно. Молитва Отче наш раскрывает нам христианский путь. Если человек умеет по-настоящему молиться молитвой Отче наш, — не просто читать, а жизнью эту молитву исполнять, — то ничего больше и не надо, потому что она обнимает всю сферу христианской жизни и ставит человека в правильное отношение к Богу и к ближнему.
Что, собственно говоря, с самого начала привлекает наше внимание в этой молитве? — Отче наш…, два первых слова.Было время, когда я спрашивал детей: скажите, а в чем сущность нашей веры? И они на этот вопрос ответить не смогли. А когда мы подходим к молитве Отче наш, мы как раз и пытаемся на этот вопрос ответить. Никто из приверженцев других религий, если спросить их о том, кто тебе твой Бог, никогда не скажет — Бог мой Отец; только христианин может так сказать, — и может это еще вот по какой причине: мы верим во Святую Троицу, и Отечество Божественное укоренено в самой Святой Троице — Бог Отец рождает Своего Божественного Сына и есть Источник исхождения Духа Святаго, так что Отечество — это свойство Его Божественной природы. И когда мы говорим в молитве Отче наш, то происходит нечто удивительное, — потому что Отцом Бога называет Сын, Господь наш Иисус Христос, Который и дарует нам возможность называть Бога Отцом; ставит нас с Собой на одну ступень, возводит нас сразу до Себя в Своем Сыновстве. И апостол Павел пишет: Бог послал в сердца ваши ДухаСына Своего, вопиющего: “Авва, Отче” (Гал 4:6).
И при этом мы не говорим Отец мой, потому что так может cказать только Господь наш Иисус Христос, а говорим Отец наш, и тем самым здесь раскрывается двуединая заповедь Христова о том, что мы должны любить Бога всем сердцем, всею мыслию, всей крепостью нашей, — и ближнего своего, как самого себя. В Отче наш — и догматика наша, и удивительное предназначение человека, которого Господь возводит до Себя…
Я недавно прочитал у преподобного Максима Исповедника совершенно потрясающие слова: в той самой мере, в какой Господь сделался человеком, нам надлежит стать богами. Мы обычно говорим об обожении в таком смысле, что это где-то там, непонятно где и когда… А тут совершенно четко: нам дана та самая Божественная природа, в которую надо войти в той самой мере, в какой Господь стал человеком. А Бог стал человеком во всей полноте, так что и нам дана возможность совершенно невероятных вещей, которые и осмыслить даже тяжело, они пугают нас…
Иже еси на небесех. Вот интересно: в Евангелии говорится — никого себе не называйте отцом; Отец у вас Один, Небесный. И учителем себе никого не называйте, ибо Учитель у вас один — Христос. И наставником себе никого не называйте, потому что один у вас Наставник. Как же быть?.. Во-первых, мы все время получаем упреки от протестантов за то, что священников называем отцами, но им мы можем ответить, что каждый своего папу отцом зовет? — а в Евангелии написано, что нельзя. И ведь действительно написано, а мы зовем; отцом зовем отца, отцом — священника, отцом царя величают — царь-батюшка… Называем же? Почему? — А только потому, что есть Отец Небесный, Который в Себе заключил все отцовства. И кто не чтит отца — ведь у нас заповедь есть Чти отца своего и мать свою, — тот в этом смысле даже от Бога отрекается, потому что все аналогии человеческой любви, которые мы видим в отечестве земном, говорят об Отечестве Небесном; в отеческой любви земной мы можем увидеть отражение Любви Небесной, которой Бог любит всех людей, а в отеческой заботе священника к духовным чадам — Небесное попечение Отца Небесного.
И если Бог — не Отец, то отцом на земле вообще никого назвать нельзя; тогда у нас вообще нет отцовства, а есть только некое биологическое существование, родовая репродуктивность. А здесь мы видим, что Отец Небесный всему Своему созданию является Отцом, и более того, — Христос говорит в 17-й главе Евангелия от Иоанна, что возлюбил учеников той самой любовью, которой Отец возлюбил Его, так что Отеческая любовь Бога в равной степени распространяется на Сына Единородного и на человечество. Именно поэтому мыне можем назвать никого по-настоящему отцом, если не видим в Боге — Отца. И отечество земное познается в Отечестве Небесном, и учительство земное познается в Учительстве Небесном, и наставничество земное познается только в Наставничестве Небесном. А иначе это просто некая тоталитарная система управления.
Да святится Имя Твое. Нам известно Его имя?
— Бог — это имя!
Отец Алексий: Это не имя.
— А нам сказали, что это имя, потому и пишется с большой буквы. — Иисус Христос?
Отец Алексий: Иисус Христос — это имя, Иешуа Помазанный. Но имя Бога непознаваемо, потому что непознаваем Сам Господь, потому что имя — это то, что выражает некое сущностное знание; вы же помните, что Господь дал Адаму нарекать имена животным, — не просто дать им клички, как мы сейчас даем — Тузик, Барсик, — а назвать их тем, что они есть, и тем самим получить над ними власть. Адам их назвал — и тем самым как высшее создание, сотворенное по образу и подобию Божиему, он подчинил их себе.
В Апокалипсисе говорится, что каждый получит новое имя, которое никто не будет знать кроме того, кто получает, — потому что человек тоже непознаваем, его только Бог познает. Кто из человеков знает, что в человеке, кроме духа человеческого, живущего в нем — говорит Апостол (1 Кор 2:11). Бог дает спасенным те новые имена, которые до конца выражают их духовную сущность. Христианские имена, которые мы носим, каким-то образом ее отражают, потому что мы носим имена святых, хотя многие из них — просто имена языческих богов, например, Дионисий…
Имя Божие непознаваемо, поэтому оно не произносилось. То, что мы произносим как Яхве, мы произносим примерно, потому что писались в нем только согласные, а гласные были известны лишь первосвященническому роду, и имя Божие произносилось тихим шепотом в храме раз в году, во время Пасхальной жертвы. А мы открываем тайну имени Божиего в Новом Завете: Иоанн Богослов говорит, что Бог есть Любовь; это — имя Божие. Помните, в молитве святого праведного Иоанна Кронштадтского:имя Тебе — Любовь…
И когда мы спрашиваем, что значит да святится имя Твое, то вспоминаются строчки из Евангелия: Так да светит свет вашпред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного (Мф 5:16). Ивсе-таки имя Божие святится в нас, потому что каждый из нас носит это имя на себе. Имя Господа нашего Иисуса Христасостоит из двух частей: Иисус — это человеческое имя, Иисусов было много, а Христос — это не человеческое имя, это Божественное предназначение — Помазанник. И в Божественное имя Христа каждый из нас облекается при святом крещении. Детям это можно объяснять таким образом: каждый носит имя своего рода, фамилию. И есть прославленные роды, имена которых давно известны: Пушкин, Кутузов… Бывает так, что человек ничего из себя не представляет, а имя его родовое — святится в истории, в веках, в памяти народной…
Когда при крещении читается молитвао наречении имени, то священник молится о том, чтобы крещаемый не отрекался от святого имени Христа, которое сейчас получает. Если в нас имя Христово святится, значит, люди в нас видят христиан. Если мы приходим куда-то, а в нас видят рокера, бизнесмена, панка, кого угодно, а христианина не видят, — значит, имя Христово в нас не святится. А если несмотря на все наши житейские заботы, увлечения, повседневную жизнь нашу люди узнают в нас христиан, то это и означает, что имя Божие святится. И мы просим, чтобы оно в нас святилось, чтобы люди в нас узнавали учеников Христовых, как узнавали их в первых христианах. Когда во время гонений люди видели, как христиане принимали муки, многие вставали рядом и говорили: и я христианин, и я хочу идти с вами…
Да приидет Царствие Твое… О чем мы молимся, когда это говорим?
— О Втором пришествии.
Отец Алексий: Совершенно верно, мы тем самым молимся, чтобы Господь поскорее пришел на землю, и эта молитва носит эсхатологический характер. А первые христиане молились насвоих литургиях,да придет образ мира сего, и добавляли: Ей, гряди, Господи Иисусе.Они жили желанием, чтобы Господь поскорее воцарился. Но мы помним, что Господь сказал: Царствие Небесное в нас есть.
А как же сделать, чтобы оно пришло? Евангелие говорит, что Господь питает птиц, которые не жнут, не сеют, и одевает лилии полевые, которые не прядут и не ткут. Душа не больше липищи, и тело одежды?<…>Ищите же прежде Царства Божия иправды Его, и это все приложится вам (см. Мф 6:25–34; ср. Лк 12:22–31). Здесь говорится о правильном устроении, при котором человек в своей жизни все ставит по местам, — гармония жизни начинается с того, что человек ищет Царствия Небесного, а все остальное — от Господа.
Есть такой страх: как это я стану искать какого-то Царствия Небесного, а жизнь мимо меня пройдет… Люди будут устраивать свою жизнь, выходить замуж, жениться, поступать в институты, зарабатывать деньги, — а я останусь за церковным ящиком свечки продавать?.. А Господь нам говорит: все приложится; все обязательно встанет на свои места в вашей жизни, все будет правильно, потому что на первом месте должно быть Царствие Небесное, — и тогда жизнь человека будет блаженной, благословенной. Когда мы просим о пришествии Царства Небесного, мы просим и о скорейшем Пришествии, об окончательной победе Христа надгрехом, над смертью, и об этой победе в нас самих, чтобы Царствие Небесное в нас было на первом, главном месте.
Да будет воля Твоя яко на небеси и на земли. Поиск воли Божией — это очень серьезно. Иногда нам кажется, что воля Божия недоступна для нашего понимания, что ее надо всегда и обязательно искать где-нибудь у старцев, что воля Божия — это некий секрет и тайна. А она на самом деле никакая не тайна; Господь нам постоянно хочет эту Свою волю открыть, это мы сами глуховаты ислеповаты… Воля Божия заключается в спасении человека; Господь говорит, что нет Его воли на то, чтобы кто-нибудь в этом мире погиб. И что значит искать волю Божию?
…У одной девушки обнаружили огромную раковую опухоль. А ей 19 лет, она замуж собиралась, у нее жених, после Пасхи должны были повенчаться… а после Рождества оказалось, что эта опухоль проросла в легкое. И она восприняла это как-то удивительно по-христиански, как волю Божию. И можно только поражаться, как этой девочке хватило духа, радости, крепости духовной — молиться, нести молитвенное Правило, терпеть ужасные процедуры — и не унывать, не впадать в отчаяние.
Вот так вот — была возможность жить, и все было хорошо, казалось, по воле Божией — и храм, и жених православный, — и вдруг оказалось,что воля Божия совсем в другом. Мы не знаем, куда Он ее поведет, и она не знает, но она готова полностью отдаться в руки Бога… И когда мы просим — да будет воля Твоя, то мы именно этого просим. Митрополит Антоний очень тонко заметил, что обычно мы, когда говорим да будет воля Твоя, на самом деле хотим, чтобы наша воля совпала с волей Божией; мы, так сказать, мечтаем, чтобы нам было удобно, чтобы наша воля и воля Божия в этот момент совпали, и думаем, безумцы, что поступаем по воле Божией… А на самом деле, когда мы просим, чтобы была воля Божия, мы просим, чтобы Господь дал нам сил этой воле не сопротивляться, полностью довериться Его водительству, Его замыслу о нашем спасении, полностью довериться тому, что Он — наш Отец.
Хлеб наш насущный даждь нам днесь… Дети тут сказали, что здесь мы просим, чтобы наша обычная жизнь тоже как-то устраивалась, чтобы Господь нас кормил, поил и одевал. И это, конечно, отчасти правильно. Но вот святые Отцы толкуют это прошение как прошение евхаристическое. Именно поэтому молитва Отче наш звучит во время Евхаристии, перед самым причащением Святых Христовых Тайн. Когда мы говорим Хлеб наш насущный даждь нам днесь, мы вспоминаем слова, сказанные Господом: Не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих (Мф 4:4). Я сейчас не буду развивать тему Евхаристии, потому что у нас будет целое занятие, посвященное этой проблематике — причащению подростков.
… и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим… Это что значит? — спрашиваю я у вас и у детей.
— Прощать…
Отец Алексий: Да, но на самом деле это прошение всегда полезно немножко повернуть: “И прости нам так, как мы прощаем их, — или же не прощай нас так, как мы не прощаем”. И когда это звучит вот так, то ставит нас в достаточно серьезное положение: насколько мы простили, настолько мы и просим наспростить. Мы не просим больше, — мы хотели бы, но Господь в этой молитве нам не дал возможности просить прощения больше, чем в нас самих есть милосердия, поставил предел нашим просьбам, и мы каждый раз в этой молитве сами себе изрекаем суд, приговариваем себя к осуждению, если в нашем сердце нет прощения: если мы не прощаем, то не прощай нас, — Суд без милости не оказавшему милости (Иак 2:13).И все Евангелие нам говорит только об одном: если мы научимся прощать, то Суд нас не осудит: прощенный людьми не может быть не прощен Богом.
И не введи нас во искушение… Здесь возникает очень много сложностей. Что значит не введи во искушение?
— Сейчас искушением называют что угодно.
Отец Алексий: А мы что называем искушением?
— Ну,то же самое, наверное: положили деньги, никого нет, чего бы не украсть? — вот и искушение…
Отец Алексий: Еще что?.. Кто вообще искушает?
— Дьявол.
Отец Алексий:А Бог искушает?.. Вот одна девочка в сочинении написала: “Я не понимаю этих слов в молитве, как же так — не введи нас во искушение? Без искушений мы же не спасемся!”.
— Как тренажер…
Отец Алексий: Нам искушение-то для спасения нужно! А тут — не введи во искушение… Это потому, что есть два рода искушений. Есть некое искушение, которое нам посылается от Бога. Вспомните: искушал Бог Авраама, велев ему принести в жертву Исаака — и пошел Авраам… А это Бог проверял нечто такое, что на самом деле для нас очень важно. Всю молитву Отче наш можно понять через это искушение Авраама, потому что Бог для Авраама был Отец; ведь если бы не так, то никакой нормальный человек не пошел бы убивать своего сына… У Авраама столетнего родился сын, о котором Бог сказал, что через него народ размножится — а Авраам идет закалывать сына, будучи уверен, что Бог его не обманывает, что именно в Исааке — его потомство. Искушение в том, что понять две эти вещи умом и совместить их невозможно, — только через да будет воля Твоя. Слово Божие дает нам этот удивительный пример. Авраам, которого нарекли отцом все верующих, поверил Господу, и Он вменил ему это в праведность (Быт 15:6). — Только это; и это дало основание для Явления Святой Троицы… Бог сказал — и он пошел. Он уверен, что в этом отроке род его распространится по всей земле, — и что его надо принести в жертву; он Богу доверяет, онабсолютно доступен воле Божией: Господь не солжет, не сделает того, что было бы погибелью. Но человеческие чувства все равно остаются человеческими чувствами, и он не знает, что в самый последний момент ангел удержит его руку. Восхождение Авраама на гору с сыном — это образ восхождения Господа нашего Иисуса Христа на Голгофу. Когда Бог призывает принести сына в жертву, Авраам отвечает за всех верующих и приносит своего единородного, — и Господь не принимает жертвы, — а Своего Единородного в ответ на эту веру отдает…
В этом — тайна жертвоприношения Авраама, который своей преданностью воле Божией и принятием этого искушения отвечает за всех нас, то есть как бы дает Богу основание для принесения в жертву Своего Единородного Сына.Человечество оказалось достойно этой жертвы в лице отца всех верующих, Авраама. И когда мы говорим не введи нас во искушение, то понимаем, что искушения нужны для нас самих, они нам подаются для того, чтобы мы оправдывали свою веру перед Богом; а просим мы, чтобы эти искушения были нам посильны, чтобы в них они видели руку Божию, нас ведущую.
Вспомним далее об искушениях Христа в пустыне от врага рода человеческого (Мф 4:1–11; Лк 4:1–13). Три искушения предложил лукавый Сыну Божиему: сказать, чтобы камни сделались хлебами, броситься с крыла храма, поклониться ему и получить власть над миром. И дети спрашивают: а что ж тут искушать-то? Ведь Он же Бог! Чего Его искушать? Ведь понятно, что Его невозможно победить. Что ж странного, что Господь на эти искушения не поддался?! Ему это все не нужно — Он и так владеет всем миром, Он и так все знает наперед… А что нам ответить на этот вопрос?
— Он Его как человека искушал…
Отец Алексий: Конечно, он искушал Его как человека — и Бог искушался как человек, как новый Адам. Сатана искушал Адама в раю, и Адам пал, не вынеся искушения. Теперь сатана искушает Сына Человеческого, не зная, что Тот — Сын Божий, не зная тайны Воплощения. Он знал Мессию,но не знал в Нем Истинного Сына Божия, второе Лицо Святой Троицы, и искушал Его как человека. И Господь, во всей полноте человеческой природы, как бы принимал искушение за весь человеческий род и показывал тем самым, что каждому из нас предстоит в этом мире пройти эти три искушения.
А что значит “чтобы камни сделались хлебами?”. Что это за странное предложение?
— Обустроить земную жизнь?
Отец Алексий: Совершенно верно; вот это у нас кругом и делают, — чего стоят одни вкусовые добавки, “идентичные натуральным”, — ведь это в чистом виде камни! Так и весь прогрессбезжизненное, бесформенное, окаменевшее делает удобным для жизни, съедобным. И как то, что было несъедобным, стало съедобным, так и то, что никогда не может быть принято,становится приемлемым. Современный мир питает нас подменой жизни… а Господь на это отвечает: Не хлебом единым живчеловек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих. Первое искушение, которое каждому предстоит преодолеть в этой жизни — подмена.
Второе искушение особенно важно для подростков: бросься в бесконечную свободу этого мира, ничего, не разобьешься… Вот в эту бездну страстей, удовольствий, всего, что тебе мир предлагает — бросься, полети свободным полетом, это попробуй и это попробуй; Ты же свободный человек, все Тебе можно, ничто Тебе не препятствует, — предлагает сатана. Посмотри, как люди живут, все же живут как люди, у всех все хорошо… А Он ответил: Не искушай Господа Бога твоего. Вот мы просим и не введи нас во искушение, а тут Сам Господь говорит: Не искушай Господа Бога,не бросайся в бездну с крутизны как сумасшедший.
И третье искушение: “Поклонись мне, и все у тебя будет”. Поклонись этому миру, прими его законы, как свои, — очень простые, очень близкие… И Господь говорит: Господу Богу твоему поклоняйся и Ему одному служи. Вот три вещи, которые каждый христианин должен знать, чтобы нас не ввели во искушение: не хлебом единым жив человек, не искушай Господа Бога твоего, Господу Богу твоему поклоняйся и Ему одному служи. Этим мы отвечаем на прочтение не введи нас во искушение. Здесь комментарии простые — мы просим избавить нас от лукавого духа, который постоянно хочет нашей погибели — чтобы мы жили по лукавому…
Вот так приблизительно можно говорить с детьми о молитве Отче наш, чтобы стало понятно, что вся христианская жизнь — в этой молитве, что она — как подвиг восхождения в гору. Если мы хоть немножечко научимся отвечать за каждое слово этой молитвы, то она станет нашей жизнью, настоящей христианской жизнью, а жизнь станет молитвой.
— А вот когда в быту все время говорят — “Ой, искушение, ой, искушение…” —это от дьявола исходит?
Отец Алексий: Не знаю.
— Но ведь очень часто так говорят!
Отец Алексий: А это сейчас любимое слово;чуть что, сразу “искушение”. А вы знаете такую замечательную историю, ее преподобный Амворсий Оптинский рассказывал? Один настоятель ходил по кельям и смотрел, как монахи молятся. Зашел к одному, глядит — а тот на свечке яйцо себе печет. Увидел игумена, испугался и говорит: “Ой, отче, прости меня, меня лукавый искушает…”, — а лукавый выглянул из угла и говорит: “Нет, это он сам придумал, а я у него учусь”.
Молитва и поведение. История исповеди
— А не грех молиться краткой молитвой, если нету времени?
Отец Алексий: Если не регулярно, то не грех.
— А не введи нас во искушение — ведь можно понять так, что Бог посылает нам искушение?
Отец Алексий: Посылает — в несении нашего креста, в несении болезней…
— То есть не введи…
Отец Алексий: То есть мы не должны войти в него как в погибель для души… Даже у преподобного Сергия пишется монастырской братии: “братья, злато огнем искушается”, то есть переплавляется золото в огненном горниле.
— А когда человек бесстрастный, не привязывается к мирскому, это приветствуется. А окамененное нечувствие — это когда настолько бесстрастный…
Отец Алексий: Нет, окамененное нечувствие — это не бесстрастие, а бесчувствие, это разные вещи. Бесстрастие — это очищенные чувства, чувства, не прираженные грехом. У Бога есть чувства?
— Конечно, есть…
Отец Алексий: Вся полнота чувств. Любовь — чувство… И поэтому когда мы говорим, что человек бесчувственен, это значит что его чувства настолько поражены грехом, что превратились в камень… А бесстрастие — это очень активное состояние любви.
— Значит, чувство — помеха?
Отец Алексий: Нет, чувство не помеха, Господь, когда Лазарь умер, прослезился…
— А вы говорили — полагаться на Господа, как Авраам…
Отец Алексий: А вы думаете, Авраам как камень шел?
— Нет, но Господь его руку удержал… но ведь бывает, что люди так боятся земных неприятностей, что приходят к бесстрастности: ничего тебя не трогает, ничего тебя не пугает, не огорчает, даже не личное, а по отношению к ближним — раз Господь так решил, Он так сделает, Бог дал — Бог взял…
Отец Алексий: Нет, это другое, это бесстрастие йогов.
— Нет, просто вера во Христа может довести до смерти души.
— Не может она до этого довести!
Отец Алексий: Вера доводит до жизни души. Вы неправильно понимаете бесстрастие. Человек может испытывать радость,гнев,скорбь — бесстрастно. Когда человек бесстрастен, когда его ничего не возмущает, это хорошо, потому что у слова возмущениекорень муть. Когда нас что-то возмущает, это значит, что мы в тумане и поэтому не можем принять правильного решения. А когда человек бесстрастен, то есть невозмутим, он очень хорошо может слышать голос Божий, который идет через чувства, и тогда он может правильно поступить, помогая ближнему, совершить подвиг во спасение души, не ломая вокруг себя ничего, не руша. Мне кажется, что бесстрастный человек как раз более уязвим скорбями мира сего. Скажем, преподобный Силуан Афонский был бесстрастен, но не мог не плакать о мире, не молиться “до крови”, — он говорил, “молиться значит кровь проливать”, — о тех людях, которые погибают. Любовь в нем была как открытая рана. Он прошел через очень большие искушения, прежде чем это произошло… Бесчувствие — это как раз состояние очень страстной души, — но мы же и молимся о страсти бесстрастной…
— Ну, а христианская философия — она же как бы констатация человеческого бессилия?
Отец Алексий: То есть?.. Например?
— Ну, если не можешь утвердить свою волю в ближайшем окружении, то смирись и тебе будет проще…
Отец Алексий: Нет, нет, воли своей не надо утверждать ни при каких условиях, ни в каком окружении. Просто сейчас сформировалась такая ложнохристианская позиция… Мы все называем искушением, у нас появился христианский жаргон: искушение, смирение,— бросаемся словами… Авва Дорофей это называет смиреннословием, — не смиренномудрием, а смиреннословием. Или вот спаси Господи говорим…
— А как? А можно спасибо говорить?
Отец Алексий: Можно. И благодарю вас можно. Это спаси Господи уже жаргоном стало… Понимаете, нам стало очень удобно жить… Вот сбежали с уроков четыре ученика и забрались в компьютерный класс; их обнаружили — и они все стали врать. Им говорят: ребята, только не врите. А они как один врут, выкручиваются… один — сын учителя, другой — алтарник… ну, вообще хорошие ребята, кто ж не прогуливал уроки — все прогуливали… Вызвали их родителей — за их вранье. И одна из мамаш начала говорить: “Но вы же понимаете, это же был такой день — Марии Египетской!”. Мария Египетская ей виновата. Искушение же! дети не справились с искушением! Был такой день… А другая мамаша вдруг — бух в ноги! — “простите детей!”, — ну просто МХАТ, все по Станиславскому (точнее, по Булгакову, как в “Театральном романе”)… Увы, у нас уже сложился этот стереотип: нужно бухаться в ноги, сцены устраивать смирения-покаяния…
— Но никто из детей не просил прощения?
Отец Алексий: Вот! Никто из детей прощения даже не попросил — спокойно так… А у другой мамы была хорошая такая позиция, она сказала: — А что такого, он же отпросился с урока? — Ей говорят: но ведь он сказал, что плохо себя чувствует, его поэтому отпустили — и опять все спокойно, нет реакции… Мы настолько запутались во внешних вещах, а на самом деле все просто: мы, христиане, перестали читать духовную литературу. Читают церковную прессу, слушают радио с утра до ночи… а зачем? И подменяется духовное чтение духовной информацией. Нам же этого всего не надо, у нас есть такое богатство духовной литературы! Вот в “Добротолюбии” говорится, чтоесли тебе кто-то скажет — брат, сделай такую-то вещь, ты умеешь! — а ты ему смиренно ответишь: нет, брат, ты знаешь, я пока грешен, я не сумею, — то он объяснит: что ж ты, лицемер несчастный, из себя строишь? Тебя помочь просят, а ты смиренного строишь — да будь ты хоть сто раз недостоин, тебя попросили — вот и делай. Все эти ситуации с ложным смирением давно описаны, но мы в них замечательноиграем:я одну девочку прошу написать сочинение по Отче наш, а она пишет: “Батюшка, я недостойна трактовать Отче наш”. На следующем уроке я сказал: давай-ка, хоть ты и недостойна — пиши. И она написала. Лень… Но как красиво свою лень облечь вот в такое смиреннословие!Или — ах, искушение… Да какое там искушение, ты — взрослый, нормальный человек, чего ты из себя строишь?! Ходят все согбенные, в черные платочки закутанные… Дети же с нас пример берут! Какие-то фальшивые интонации — почему мы с нормальными интонациями не говорим?
– Потому что середины нет…
Отец Алексий: Да нет же, в христианстве не может быть крайних позиций, христианство именно середина, Царский Путь… И не надо из себя делать калеку — вроде чем ты убожее и калечнее, тем ты христианистее… И дети так ведут себя, потому что видят в нас такое, потому что нас постоянно тянет образ создать, а надо быть самим собой. Ложное юродство, ложное смирение, фобии: это-де страшно, это — нельзя, то — от антихриста… Целый сгусток таких вещей, и с ними надо справляться.
— А штрихкоды!
Отец Алексий: Вот! Я ждал этого вопроса. Вообще-то в этих штрихкодах никаких трех шестерок нет, это мифология. Ну, а даже если есть? В Библии есть страница 666 — и что?
— Но это же число дьявола!
Отец Алексий: Нет, это не число дьявола, это — число зверя, так написано в Апокалипсисе, и там совершенно четко сказано, что это — знак поклонения антихристу. И именно в этом смысле я это понимаю: Здесь мудрость. Кто имеет ум, тот сочти число зверя, ибо это число человеческое; число его шестьсот шестьдесят шесть (Откр 13:18)1. И что дальше? Здесь, может быть, символ, но символ древней культуры, и для нас он неясен (где наша мудрость?), а Господь тайных знаний не любит. И устраивать истерики из-за того, что где-то появилось число 666 — это суеверие, это язычество.
Но даже если в штрихкоде нет этого числа, то он все равно что-то значит, потому что любая унификация информации о человеке, всякий сбор информации и ее классификация имеет прообразовательно апокалиптическое значение, хотя в штрихкоде и нет того конкретного значения, о котором написано в Апокалипсисе, где говорится о конкретном числе зверя, по которому узнается антихрист. И очень хорошо, что на Афоне есть такое категорическое неприятие всевозможных идентификационных номеров, потому что этим самым Афон всему миру свидетельствует, предупреждает о некоем грядущем времени… Но при полном уважении к афонскому монашеству с его напряженной формой духовной жизни и с обостренным восприятием этих грядущих событий, — все-таки для нас оно не является священноначалием. Да, мы видим за этим приближение таких событий, когда действительно будет очень удобно лишить человека всех средств к существованию через принятие всяких идентификаций, и этот момент уже наступает — через штрихкоды, через введение электронных карточек, через все, что угодно.
— Что делать, если так устал, что нет сил читать Правило?
Отец Алексий: В случае крайней усталости лучше прочитать несколько молитв с полным вниманием, с сердечной отдачей, пусть самых коротких, чем, надрываясь и не понимая, вычитывать все правило. Скажем, человек начинает читать вечерние молитвы, смотрит — а он уже утренние про себя проговаривает… Но не надо вводить это в обиход, иначе мы можем лишиться молитвы.
— А почему сейчас нет публичной исповеди?
Отец Алексий: Сама практика таинства исповеди складывалась в течение многих веков, прошла долгую эволюцию. Первоначально таинство покаянияне было исповедью, оно было объявлением грехов публично. Вот к Иоанну Крестителю приходили, объявляли свои грехи, и он их крестил в знак того, что грехи им прощаются. Перед Апостолами многие открывали грехи… А в ранней Церкви не было такого, чтобы человек приходил и исповедовался перед Причастием, потому что люди свои грехи исповедывали перед Господом, имели то, что называется постоянный дух сокрушения. Но если христианину случалось впадать в тяжкие грехи — отрекся от Христа, в блуд впал, — то эти грехи, по слову апостола Иоанна Богослова, считались к смерти, за них человека отлучали от Церкви. Общины были маленькие, и если человек согрешил и не скрывал этого специально, то все было известно, и он открывал свои грехи епископу и всей общине. Епископ налагал епитимью, и человек проходил покаяние. Практика покаяния складывалась из разных видов; допустим, сначала человек должен был стоять у входа в храм и у всех просить прощения, потом мог стать припадающим — стоял на коленях и делал земные поклоны; потом впускался как оглашенный, то есть стоял до слов изыдите, оглашенные; потом он мог быть на литургии, но не принимал причастия, пока это его покаяние не было принято.
А когда в III веке стало образовываться монашество, появились такие великие старцы, как преподобные Макарий и Антоний, и вошло в правило откровение помысловмонахами своему старцу, и стало носить характер исповеди. Тогда и миряне стали приходить в монастыри и открывать старцу свой внутренний мир, и старец ими духовно руководил. Вот так складывалась практика исповеди. Те, кто принимал такие исповеди, не носили на себе священнический сан, потому что в монастырях монахи обычно не принимали священства. Многие монахи-священники скрывали свой сан, отказывались служить литургию по своему глубочайшему смирению. Потом стали назначаться специальные священники, которые принимали исповедь, и до сих пор в Требнике написано, что если священник не имеет грамоты архиепископа, которая дала бы ему право принимать исповедь, он не имеет права ее принимать.
1Отметим, что “число зверя” приводится в 13-й главе, и страх перед ним проявляется в тех же формах, что и страх перед числом 13, бесспорно, языческий. — Ред.