ФСИН считает, что трудовые лагеря помогут экономике. Александр Солженицын думал иначе
ФСИН предложил возродить в нашей стране трудовые лагеря — привлекать заключенных на объекты, где «не хватает рук». Но труд осужденных для экономики невыгоден, писал Александр Исаевич Солженицын в исследовании советских лагерей «Архипелаг ГУЛАГ». «Правмир» публикует отрывок из этого романа.

Александр Солженицын. Фото: wikimedia.org

…После всего сказанного о лагерях так и рвется вопрос: да полно! Да выгоден ли был государству труд заключенных? А если не выгоден — так стоило ли весь Архипелаг затевать?

В самих лагерях среди зэков обе точки зрения на это были, и любили мы об этом спорить.

Конечно, если верить вождям, — спорить тут не о чем. Товарищ Молотов, когда-то второй человек государства, изъявил VI съезду Советов СССР по поводу использования труда заключенных: «Мы делали это раньше, делаем теперь и будем делать впредь. Это выгодно для общества. Это полезно для преступников».

Не для государства это выгодно, заметьте! — для самого общества. А для преступников — полезно. И будем делать впредь! И о чем же спорить?

Да и весь порядок сталинских десятилетий, когда прежде планировались строительства, а потом уже — набор преступников для них, подтверждает, что правительство как бы не сомневалось в экономической выгоде лагерей. Экономика шла впереди правосудия.

Но очевидно, что заданный вопрос требует уточнения и расчленения:

— оправдывают ли себя лагеря в политическом и социальном смысле?

— оправдывают ли они себя экономически?

— самоокупаются ли они (при кажущемся сходстве второго и третьего вопроса здесь есть различие)?

***

На первый вопрос ответить нетрудно: для сталинских целей лагеря были прекрасным местом, куда можно было загонять миллионы, — для испугу. Стало быть, политически они себя оправдывали. Лагеря были также корыстно-выгодны огромному социальному слою — несчетному числу лагерных офицеров, они давали им «военную службу» в безопасном тылу, спецпайки, ставки, мундиры, квартиры, положение в обществе.

Также пригревались тут и тьмы надзирателей, и лбов-охранников, дремавших на лагерных вышках (в то время как 13-летних мальчишек сгоняли в ремесленные училища). Все эти паразиты всеми силами поддерживали Архипелаг — гнездилище крепостной эксплуатации. Всеобщей амнистии боялись они, как моровой язвы.

Но мы уже поняли, что в лагеря набирались далеко не только инакомыслящие, далеко не только те, кто выбивался со стадной дороги, намеченной Сталиным. 

Набор в лагеря явно превосходил политические нужды, превосходил нужды террора — он соразмерялся (может быть, только в сталинской голове) с экономическими замыслами.

Да не лагерями ли (и ссылкой) вышли из кризисной безработицы 20-х годов? С 1930 года не рытье каналов изобреталось для дремлющих лагерей, но срочно соскребались лагеря для задуманных каналов. Не число реальных «преступников» (или даже «сомнительных лиц») определило деятельность судов, но — заявки хозяйственных управлений. 

При начале Беломора сразу сказалась нехватка соловецких зэков, и выяснилось, что три года — слишком короткий, нерентабельный срок для Пятьдесят Восьмой, что надо засуживать их на две пятилетки сразу.

В чем лагеря оказались экономически выгодными — было предсказано еще Томасом Мором, прадедушкой социализма, в его «Утопии». Для работ унизительных и особо тяжелых, которых никто не захочет делать при социализме, — вот для чего пришелся труд зэков. Для работ в отдаленных диких местностях, где много лет можно будет не строить жилья, школ, больниц и магазинов. Для работ кайлом и лопатой — в расцвете двадцатого века. Для воздвижения великих строек социализма, когда к этому нет еще экономических средств.

На великом Беломорканале даже автомашина была в редкость. Все создавалось, как в лагере говорят, «пердячим паром».

Заключенные Соловецких лагерей ОН ОГПУ на строительстве Беломорско-Балтийского канала

На еще более великом Волгоканале (в 7 раз большем по объему работ, чем Беломор, и сравнимом с Панамским и Суэцким) было прорыто 128 километров длины глубиною более 5 метров с шириной вверху 85 метров и все почти — киркой, лопатой и тачкой. Будущее дно Рыбинского моря было покрыто массивами леса. Весь его свалили вручную, не видавши в глаза электропил, а уж сучья и хворост жгли полные инвалиды.

Кто бы это, если не заключенные, работали б на лесоповале по 10 часов, еще идя в предутренней темноте 7 километров до леса и столько же вечером назад, при тридцатиградусном морозе и не зная в году других выходных, кроме 1 мая и 7 ноября (Волголаг, 1937)?

Кто бы это, если не туземцы, корчевали бы пни зимой? На открытых приисках Колымы тащили бы лямками на себе короба с добытою породою? Лес, поваленный в километре от реки Коин (притока Выми), по глубокому снегу на финских подсанках тянули бы по двое, впрягшись в хомуты (петля хомута для мягкости обшивалась лоскутьями ветхой одежды, хомут надевался через одно плечо)?

Правда, уверяет нас полномочный коммунистический журналист Ю.Жуков, что подобно тому и комсомольцы строили Комсомольск-на-Амуре (1932): валили без топоров, не имея кузни, не получая хлеба и вымирая от цинги. И восхищается: ах, как мы героически строили! А не подобней ли было бы возмутиться: кто это, не любя своего народа, послал их так строить? Да что ж возмущаться? Мы-то знаем, какие «комсомольцы» строили Комсомольск. Теперь пишут, что те «комсомольцы» и Магадан основали.

А кого можно было в джезказганские рудники на 12-часовой рабочий день спускать на сухое бурение? — туманом стоит силикатная пыль от вмещающей породы, масок нет, и через 4 месяца с необратимым силикозом отправляют человека умирать. Кого можно было в не укрепленные от завалов, в не защищенные от затопления шахты спускать на лифтах без тормозных башмаков? Для кого одних в XX веке не надо было тратиться на разорительную технику безопасности?

Историк Владимир Ильяшенко: Не возвращаться в ГУЛАГ
Подробнее

И как же это лагеря были экономически невыгодны?..

Прочтите, прочтите в «Мертвой дороге» Побожия эту картину высадки и выгрузки с лихтеров на реке Таз, эту полярную Илиаду сталинской эпохи: как в дикой тундре, где не ступала человеческая нога, муравьи-заключенные под муравьиным конвоем тащат на себе тысячи привезенных бревен, и строят причалы, и кладут рельсы, и катят в эту тундру паровозы и вагоны, которым никогда не суждено уйти отсюда своим ходом. Зэки спят по 5 часов в сутки на голой земле, окруженной табличками «зона».

И он же описывает дальше, как заключенные прокладывают по тундре телефонную линию: они живут в шалашах из веток и мха, комары разъедают их незащищенные тела, от болотной жижи не просыхает их одежда, уж тем более обувь. Трасса их разведана кое-как, проложена не лучшим способом (и обречена на переделку), для столбов нет леса вблизи, и они на два-три дня (!) уходят в сторону, чтобы оттуда притащить на себе столбы.

Не случилось другого Побожия рассказать, как перед войной строили другую железную дорогу, Котлас—Воркута, где под каждою шпалой по две головы осталось. Да что железную! — как прежде той железной клали рядом простую лежневку через непроходимый лес — тощие руки, тупые топоры да штыки-бездельники.

И кто ж бы это без заключенных делал? И как же это вдруг лагеря — да невыгодны?

Лагеря были неповторимо выгодны покорностью рабского труда и его дешевизной — нет, даже не дешевизной, а бесплатностью, потому что за покупку античного раба все же платили деньги, за покупку же лагерника — никто не платил.

Даже на послевоенных лагерных совещаниях признавали индустриальные помещики: «з/к сыграли большую роль в работе тыла, в победе».

Но на мраморе над костями никто никогда не напишет забытые их имена.

***

Как незаменимы были лагеря, это выяснилось в хрущевские годы во время хлопотливых и шумных комсомольских призывов на целину и на стройки Сибири.

Другое же дело — самоокупаемость. Слюнки на это текли у государства давно. Еще «Положение о местах заключения» 1921 года хлопотало: «содержание мест заключения должно по возможности окупаться трудом заключенных». С 1922 года некоторые местные исполкомы, вопреки своей рабоче-крестьянской природе, проявили «тенденции аполитического делячества», а именно: не только добивались самоокупаемости мест заключения, но еще старались выжать из них прибыль в местный бюджет, осуществить хозрасчет с превышением. Требовал самоокупаемости мест заключения также и Исправительно-трудовой кодекс 1924 года. В 1928 на 1-м всесоюзном совещании пенитенциарных деятелей настаивали упорно, что обязателен «возврат государству всей сетью предприятий мест заключения затрат государства на места заключения».

Очень, очень хотелось лагерьки иметь — и чтобы бесплатно!

С 1929 года все исправтрудучреждения страны включены в народнохозяйственный план. А с 1 января 1931-го декретирован переход всех лагерей и колоний РСФСР и Украины на полную самоокупаемость!

И что же? Сразу успех, разумеется! В 1932-м юристы торжествуют: «расходы на исправительно-трудовые учреждения сокращаются (этому поверить можно), а условия содержания лишенных свободы с каждым годом улучшаются».

Стали б мы удивляться, стали б мы добиваться — откуда ж это? как? если б на шкуре своей не знали, как то содержание улучшалось дальше…

Да оно, если рассудить, так и нетрудно совсем. Что нужно? Уравнять расходы на лагеря с доходами от них? Расходы, как мы читаем, сокращаются. А увеличить доходы еще проще: надо прижать заключенных! 

Если в соловецкий период Архипелага на принудительный труд делалась официальная 40%-ная скидка (считалось почему-то, что труд из-под палки не так производителен), то уже с Беломора, введя «шкалу желудка», открыли ученые ГУЛАГа, что наоборот: принудительный-то голодный труд самый производительный в мире и есть! 

Заключенные дробят камни на Беломорканале, 1932 г.

Украинское управление лагерей, когда велели им перейти с 1931 года на самоокупаемость, так прямо и решило: по сравнению с предыдущими годами увеличить производительность труда в наступающем ни много ни мало — на 242% (двести сорок два процента!), — то есть сразу в три с половиной раза увеличить, и безо всякой механизации! (Да ведь как научно разочли: двести сорок да еще два процента. Одного только не знали товарищи: что называется это Большой Скачок под тремя красными знаменами.)

И ведь как знал ГУЛАГ, куда ветер дует! Тут подсыпались как раз и бессмертно-исторические Шесть Условий Товарища Сталина, — а средь них-то — хозрасчет, — а у нас уже есть! а у нас уже есть! А еще там: использование специалистов. А это нам проще всего: взять инженеров с общих работ, поставить производственными придурками. (Начало 30-х годов было для технической интеллигенции на Архипелаге самым льготным временем: она почти не влачила общих работ, даже новичков устраивали сразу по специальности. До того, в 20-е годы, инженеры и техники втуне погибали на общих потому, что не было им разворота и применения. После того, с 37-го и по 50-е, забыт был хозрасчет и все исторические Шесть Условий, а исторически-главной стала тогда Бдительность — и просачивание инженеров поодиночке в придурки сменилось волнами изгнания их всех на общие.) 

Да и дешевле ведь иметь инженера заключенного, а не вольного: ему ж зарплаты платить не надо. Опять выгода, опять хозрасчет! Опять-таки прав товарищ Сталин!

Так что издалека эту линию тянули, верно ее вели: сделать Архипелаг бесплатным.

***

Но как ни лезли, как ни рвались, как ногти все о скалы ни изломали, как ведомости выполнений по двадцать раз ни исправляли и до дыр терли — а не было самоокупаемости на Архипелаге — и никогда ее не будет. И никогда тут расходов с доходами не уравнять, и приходится нашему молодому рабоче-крестьянскому государству (а потом и пожилому общенародному) волочить на себе этот грязно-кровавый мешок.

И вот причины. Первая и главная — несознательность заключенных, нерадивость этих тупых рабов. Не только не дождешься от них социалистической самоотверженности, но даже не выказывают они простого капиталистического прилежания. Только и смотрят они, как развалить обувь — и не идти на работу; как испортить лебедку, свернуть колесо, сломать лопату, утопить ведро — чтоб только повод был посидеть-покурить. 

Все, что лагерники делают для родного государства, — откровенная и высшая халтура: сделанные ими кирпичи можно ломать руками, краска с панелей облезает, штукатурка отваливается, столбы падают, столы качаются, ножки отскакивают, ручки отрываются. Везде — недосмотры и ошибки. То и дело надо уже прибитую крышку отдирать, уже заваленную траншею откапывать, уже выложенные стены долбить ломом и шлямбуром. 

«Народы выселяли зимой в степь, зато страна стала сильной»
Подробнее

В 50-е годы привезли в Степлаг новенькую шведскую турбину. Она пришла в срубе из бревен, как бы избушка. Зима была, холодно, так влезли проклятые зэки в этот сруб между бревнами и турбиной и развели костер погреться. Отпаялась серебряная пайка лопастей — и турбину выбросили. Стоила она три миллиона семьсот тысяч. Вот тебе и хозрасчет.

А при зэках — и это вторая причина — вольным тоже как бы ничего не надо, будто строят не свое, а на чужого дядю, еще и воруют крепко, очень крепко воруют. (Строили жилой дом, и разокрали вольняшки несколько ванн — а их отпущено по числу квартир. Как же дом сдавать? Прорабу, конечно, признаться нельзя, он торжественно показывает приемочной комиссии 1-ю лестничную клетку, да в каждую ванную не преминет зайти, каждую ванну покажет. Потом ведет комиссию во 2-ю клетку, в 3-ю, и не торопясь, и все в ванные заходит, — а проворные обученные зэки под руководством опытного сантехнического десятника тем временем выламывают ванны из квартир 1-й клетки, чердаком на цыпочках волокут их в 4-ю и там срочно устанавливают и вмазывают до подхода комиссии. И кто прохлопал — пусть потом рассчитывается… Это бы в кинокомедии показать, так не пропустят: нет у нас в жизни ничего смешного, все смешное на Западе.)

Третья причина — несамостоятельность заключенных, их неспособность жить без надзирателей, без лагерной администрации, без охраны, без зоны с вышками, без Планово-Производственной, Учетно-Распределительной, Оперативно-Чекистской и Культурно-Воспитательной Части, без высших лагерных управлений вплоть до самого ГУЛАГа; без цензуры, без ШИЗО, без БУРа, без придурков, без каптерок и складов; неспособность передвигаться без конвоя и без собак. И так приходится государству на каждого работающего туземца содержать хоть по одному надсмотрщику (а у надсмотрщика — семья). Да и хорошо, что так, а то на что б эти надсмотрщики жили?

И еще умники-инженера высказывают четвертую причину: что, мол, необходимость за каждым шагом ставить зону, усилять конвой, выделять дополнительный — стесняет, мол, им, инженерам, технический маневр, вот как, например, при высадке на реке Таз, и оттого, дескать, все не вовремя делается и дороже обходится. Но это уже — объективная причина, это — отговорка. Вызвать их на партбюро, пропесочить хорошо — и причина отпадет. Пусть голову ломают, выход находят.

А еще сверх этих причин бывают естественные и вполне простительные недосмотры самого Руководства. Как говорил товарищ Ленин, не ошибается тот, кто ничего не делает.

Например, как ни планируй земляные работы — редко они в лето приходятся, а всегда почему-то на осень да на зиму, на грязь да на мороз.

Или вот на ключе Заросшем прииска Штурмового (Колыма) в марте 1938-го поставили 500 человек бить шурфы 8–10 метров в вечной мерзлоте. Сделали (половина зэков подохла). Надо бы взрывать, так раздумались: низко содержание металла. Покинули. В мае затекли шурфы, пропала работа. А через два года опять же в марте, в колымский мороз, хватились: да шурфовать же! да то самое место! да срочно! да людей не жалеть!

Так это ж расходы лишние…

Или на реке Сухоне около поселка Опоки — навозили, насыпали заключенные плотину. А паводок тут же ее и сбил. Все, пропало.

Или вот талажскому лесоповалу Архангельского управления запланировали выпускать мебель, но упустили запланировать им поставки древесины, из которой эту мебель делать. План есть план, надо выполнять! Пришлось Талаге специальные бригады расконвоированных бытовиков держать на выловке из реки аварийной древесины — то есть отставшей от основного сплава. Не хватало. Тогда стали наскоками целые плоты себе отбивать у сплавщиков и растаскивать. Но ведь плоты эти у кого-то другого в плане, теперь их не хватит. А ребятам-молодцам Талага выписывать нарядов не может: ведь воровство. Вот такой хозрасчет…

Или как-то в Усть-Вымлаге (1943) хотели перевыполнить план молевого (отдельными бревнами) сплава, нажали на лесоповал, выгнали всех могущих и не могущих, и собралось в генеральной запони слишком много древесины — 200 000 кубометров. Выловить ее до зимы не успели, она вмерзла в лед. А ниже запони — железнодорожный мост. Если весной лес не распадется на бревна, а пойдет целиком — сшибет мост, легкое дело, начальника — под суд. И пришлось: выписывать динамит вагонами; опускать его зимой на дно; рвать замерзшую сплотку и потом побыстрей выкатывать эти бревна на берег — и сжигать (весной они уже не будут годны для пиломатериалов). Этой работой занят был целый лагпункт, 200 человек, им за работу в ледяной воде выписывали сало, — но ни одной операции нельзя было оправдать нарядом, потому что все это было лишнее. И сожженный лес — тоже пропал. Вот тебе и самоокупаемость.

Строительство Трансполярной магистрали

А весь ПечЖелДорлаг строил дорогу на Воркуту — извилистую, как попало. А потом уже готовую дорогу стали выпрямлять. Это — за какой счет? А железная дорога Лальск (на реке Лузе) — Пинюг (и даже до Сыктывкара думали ее тянуть)?

В 1938-м какие крупные лагеря там согнали, 45 километров той дороги построили— бросили… Так все и пропало.

Ну да эти небольшие ошибки во всякой работе неизбежны. Никакой Руководитель от них не застрахован.

А вся эта дорога Салехард—Игарка? Насыпали сотни километров дамб через болота, к смерти Сталина оставалось 300 километров до соединения двух концов. И — тоже бросили. Так ведь это ошибка — страшно сказать чья. Ведь — Самого…

До того иногда доведут этим хозрасчетом, что начальник лагеря не знает, куда от него деваться, как концы сводить. Инвалидному лагерю Кача под Красноярском (полторы тысячи инвалидов) после войны тоже велели быть всем на хозрасчете: делать мебель. Так лес эти инвалиды валили лучковыми пилами (не лесоповальный лагерь — и не положена им механизация), до лагеря везли лес на коровах (транспорт им тоже не положен, а молочная ферма есть). Себестоимость дивана оказывалась 800 рублей, а продажная цена — 600… Так уж само лагерное начальство заинтересовано было как можно больше инвалидов перевести в 1-ю группу или признать больными и не вывести за зону: тогда сразу с убыточного хозрасчета они переводились на надежный госбюджет.

От всех этих причин не только не самоокупается Архипелаг, но приходится стране еще дорого доплачивать за удовольствие его иметь. 

<…>

***

Уместно было бы закончить эту главу долгим списком работ, выполненных заключенными хотя бы с первой сталинской пятилетки и до хрущевских времен. Но я, конечно, не в состоянии его написать. Я могу только начать его, чтобы желающие вставляли и продолжали.

— Беломорканал (1932), Волгоканал (1936), Волгодон (1952);

— ж-д Котлас—Воркута, ветка на Салехард;

— ж-д Рикасиха—Молотовск;

— ж-д Салехард—Игарка (брошена);

— ж-д Лальск—Пинюг (брошена);

— ж-д Караганда—Моинты—Балхаш (1936);

— ж-д по правому берегу Волги у Камышина;

— ж-д рокадные вдоль финской и персидской границ;

— ж-д вторые пути Сибирской магистрали (1933–35 годы, около 4000 км);

— ж-д Тайшет—Лена (начало БАМа);

— ж-д Комсомольск—Совгавань;

— ж-д на Сахалине от ст. Победино на соединение с японской сетью;

— ж-д к Улан-Батору и шоссейные дороги в Монголии;

— автотрасса Москва—Минск (1937–38);

— автотрасса Ногаево—Атка—Нера;

— постройка Куйбышевской ГЭС;

— постройка Нижнетуломской ГЭС (близ Мурманска);

— постройка Усть-Каменогорской ГЭС;

— постройка Балхашского медеплавильного комбината (1934–35);

— постройка Соликамского бумкомбината;

— постройка Березниковского химкомбината;

— постройка Магнитогорского комбината (частично);

— постройка Кузнецкого комбината (частично);

— постройка заводов, мартенов;

— постройка Московского государственного университета им. М.В.Ломоносова (1950–53, частично);

— строительство города Комсомольска-на-Амуре;

— строительство города Совгавани;

— строительство города Магадана;

— весь Дальстрой;

— строительство города Норильска;

— строительство города Дудинки;

— строительство города Воркуты;

— строительство города Молотовска (Северодвинска, с 1935);

— строительство города Дубны;

— строительство порта Находки;

— нефтепровод Сахалин—материк;

— постройка почти всех объектов атомной промышленности;

— добыча радиоактивных элементов (уран и радий — под Челябинском, Свердловском, Турой);

— работа на разделительных и обогатительных заводах (1945–48);

— добыча радия в Ухте; нефтеобработка на Ухте, получение тяжелой воды;

— угледобыча в бассейнах Печорском, Кузнецком, месторождениях Карагандинском, Сучанском и др.

— рудодобыча в Джезказгане, Южной Сибири, Бурят-Монголии, Шории, Хакасии, на Кольском полуострове;

— золотодобыча на Колыме, Чукотке, в Якутии, на острове Вайгач, в Майкаине (Баян-Аульского района Павлодарской области);

— добыча апатитов на Кольском полуострове (с 1930);

— добыча плавикового шпата в Амдерме (с 1936);

— добыча редких металлов (месторождение «Сталинское», Акмолинской области, до 50-х годов);

— лесозаготовки для экспорта и внутренних нужд страны. Весь европейский русский Север и Сибирь. Бесчисленных лесоповальных лагпунктов мы перечислить не в силах, это половина Архипелага. Убедимся с первых же наименований: лагеря по реке Коин; по реке Уфтюге Двинской; по реке Нем, притоке Вычегды (высланные немцы); на Вычегде близ Рябова; на Северной Двине близ Черевкова; на Малой Северной Двине близ Аристова…

Да возможно ли составить такой список?.. На каких картах или в чьей памяти сохранились эти тысячи временных лесных лагучастков, разбитых на год, на два, на три, пока не вырубили ближнего лесу, а потом снятых начисто? Да почему только лесозаготовки? 

А полный список всех островков Архипелага, когда-либо бывших над поверхностью, — знаменитых устойчивых по десяткам лет лагерей и кочующих точек вдоль строительства трасс, и могучих отсидочных централов, и лагерных палаточно-жердевых пересылок? И разве взялся бы кто-нибудь нанести на такую карту еще и КПЗ? еще и тюрьмы каждого города (а их там по несколько)? Еще и сельхозколонии с их покосными и животноводческими подкомандировками? Еще и мелкие промколонии, как семечки засыпавшие города? А Москву да Ленинград пришлось бы отдельно крупно вычерчивать. (Не забыть лагучасток в полукилометре от Кремля — начало строительства Дворца Советов.) 

Музей истории ГУЛАГа создал интерактивную карту сталинских лагерей
Подробнее

Да в 20-е годы Архипелаг был один, а в 50-е — совсем другой, совсем на других местах. Как представить движение во времени? Сколько надо карт? А Ныроблаг, или Усть-Вымлаг, или Соликамские или Потьминские лагеря должны быть целой областью заштрихованной — но кто из нас и те границы обошел?

Надеемся мы все же увидеть и такую карту.

— Погрузка леса на пароходы в Карелии (до 1930-го. После призывов английской печати не принимать леса, груженного заключенными, — зэков спешно сняли с этих работ и убрали в глубь Карелии);

— поставки фронту во время войны (мины, снаряды, упаковка к ним, шитье обмундирования);

— строительство совхозов Сибири и Казахстана…

И даже упуская все 20-е годы и производство домзаков, исправдомов, исправтруддомов — чем занимались, что изготовляли четверть столетия (1929–1953) сотни промколоний, без которых нет приличного города в стране?

А что вырастили сотни и сотни сельхозколоний?

Легче перечислить, чем заключенные никогда не занимались: изготовлением колбасы и кондитерских изделий.

Поскольку вы здесь...
У нас есть небольшая просьба. Эту историю удалось рассказать благодаря поддержке читателей. Даже самое небольшое ежемесячное пожертвование помогает работать редакции и создавать важные материалы для людей.
Сейчас ваша помощь нужна как никогда.
Друзья, Правмир уже много лет вместе с вами. Вся наша команда живет общим делом и призванием - служение людям и возможность сделать мир вокруг добрее и милосерднее!
Такое важное и большое дело можно делать только вместе. Поэтому «Правмир» просит вас о поддержке. Например, 50 рублей в месяц это много или мало? Чашка кофе? Это не так много для семейного бюджета, но это значительная сумма для Правмира.