Сегодня мы прощались с Георгием Великановым. Отпевание было в храме Всемилостивого Спаса в Митино, там, где он прислуживал алтарником, там, где проводил катехизаторские беседы для желающих креститься, где был и есть его родной приход.
Смерть бывает разной. За свои почти 32 года я никогда не слышала, чтобы человек пожертвовал своей жизнью ради спасения незнакомого бездомного из-под колес поезда. А сегодня я этого человека видела. С ним пришли попрощаться и дать последнее целование столько людей, что их не мог вместить храм — и пришлось открывать боковые входы, чтобы люди могли пройти внутрь. И хотя мы с Георгием не были знакомы, мне тоже захотелось прийти, принести цветы, поучаствовать в общей молитве и попробовать хотя бы слегка прикоснуться к случившемуся событию, попытаться его осмыслить.
Было много знакомых лиц, цветы, горящие свечи. И служба — такая, что не хотелось, чтобы она кончалась. В которой каждая строчка — и «Блаженны», и Апостол, и «Со святыми упокой» — не набор непонятных архаичных выражений, а самое точное, наиболее глубокое осмысление произошедшего события, подлинной христианской кончины. И как ясно ощущалось, что все мы, молящиеся об упокоении Георгия и утешении родных — едины в этом. Соборны — самое точное слово. И от этого мурашки по коже. Церковь — мы, и мы вместе, все, кто на небе, и все, кто на земле.
Братие, не хощу вас неведети о умерших, да не скорбите, якоже и прочии не имущии упования.
Аминь, аминь глаголю вам, яко слушаяй словесе Моего и веруяй Пославшему Мя, имать живот вечный, и на суд не приидет, но прейдет от смерти в живот.
На суд не приходит, но перешел из смерти в жизнь… Вы знаете, впервые я присутствовала при отпевании человека, про которого доподлинно известно: он уже в царстве Отца, в Его объятиях. Потому что исполнил главную заповедь: увидел в незнакомом, отверженном другими, всем обществом, человеке самого Христа. Причем произошло это не где-то там, в глубине веков, на заре христианства, а прямо здесь и сейчас. Не в виртуальном пространстве мельтешащих новостей, рассказывающих про события, которые то ли были, то ли не были и про которые забываешь через два дня, а в самой обыкновенной реальности. В той, где сонно ползут снегоуборочные машины за окном, болит голова и хамит невыспавшийся кондуктор. Как это вместить?
Впрочем, как сказал в короткой речи после отпевания отец Александр Борисов, знавший Георгия с детства, еще с тех пор, как он семилетним мальчиком пришел в воскресную школу: «Когда на следующий день после случившегося мне об этом рассказали, я, как ни странно, не удивился. Это так похоже на Гошу. И теперь мы видим столь замечательный плод его жизни». Голос его немного дрожал.
Люди шли вереницей мимо гроба, плакали, целовали икону, распятие, прикасались губами к холодному лбу. Подходя ко гробу, расплакалась и я. Уже выйдя на улицу, встретила знакомого священника, подошла взять благословение.
— Ну что ты, не плачь! Понимаешь ведь, какое сегодня событие, какой праздник!
— Понимаю, но как же горько видеть смерть!..
Вспоминаются слова Виктора Франкла, известного психиатра, пережившего во время Второй мировой войны ужасы концлагеря. Он на своем опыте познал, как трудно найти смысл в каком-то страдании, в трагических событиях. Чтобы это стало возможным, он предложил совершить экзистенциальный разворот на 180 градусов: не спрашивать у жизни «почему это произошло?», а дать ей самой запросить себя. О чем эта ситуация спрашивает меня? Чего жизнь сейчас от меня хочет? И если дать ответ от чистого сердца, то это будет смыслом ситуации и моей ответственностью.
В чем смысл смерти Георгия для меня? В том, что слова Божии непреложны: свет по-прежнему светит, и тьма не может его объять. Вокруг нас (и в нас, увы) очень много нелюбви, и кажется, что от нее нет спасения, но побеждает все-таки не она. А еще в том, что у каждого из нас не так много времени, чтобы научиться любви, — всего одна короткая человеческая жизнь. Но Господь пообещал, что просящему даст…
Как пел БГ:
«И все, что есть у нас — это радость и страх,
Страх, что мы хуже, чем можем,
И радость того, что все в надежных руках».