Почему дети теряют интерес к учебе? Профессор Александр Асмолов
Подписывайтесь на наш подкаст:
Можно ли вырастить ребенка счастливым?
— Сегодня много родительских курсов, лекций, вебинаров, на которых рассказывают: «Мы дадим вам план, если выполните все его шаги, то ваш ребенок точно вырастет счастливым, успешным и реализованным». Можем ли мы вообще так говорить о будущем наших детей?
— Прежде всего, мы должны понимать, что эпидемия счастья — одна из самых опасных эпидемий. И мастера осчастливливания относятся к конвейеру искусственного счастья.
В 1950-х годах один из самых мудрых психологов планеты, мастер гуманистического психоанализа Эрих Фромм разразился полной боли статьей — «Конвейер искусственного счастья». Он написал ее потому, что по Америке шаг за шагом двигалась методология «Путь к успеху» Хаббарда (Рональд Хаббард (1911–1986) — американский писатель и религиозный деятель, создатель непризнанной науки «дианетика» и основатель Международной церкви саентологии, запрещенной во многих государствах. — Примеч. ред.). Как мы знаем, дианетика Хаббарда стала одной из мощных религий, которая захватила многие страны. Я не буду ее сейчас обличать. Фромм, как основатель гуманистического психоанализа, четко проанализировал суррогаты счастья, которые предлагает Хаббард. Он остановил для многих в США эпидемию Хаббарда — эпидемию осчастливливания.
Когда в сентябре 2018 года к нам приехал Тони Роббинс, один из мастеров концепции личностного роста, в Олимпийском была огромная очередь за билетами. Они продавались по цене от 50 тысяч рублей до полумиллиона. Я стоял там и с большим вниманием вглядывался в лица людей, которые готовы заплатить столь огромные деньги, чтобы стать личностью. И я понял, что эта очередь — уникальная диагностика установок человека.
Дефицит личности, как и дефицит счастья, уникален, поэтому им пользуются. И таких мастеров счастья — колдунов, знахарей, блогеров — сегодня немало.
Эти мастера обладают, как и кибермошенники, уникальными возможностями. Но кто может противостоять этому? Это большой вопрос.
Эрих Фромм четко показал, насколько несчастными становятся люди, которые принимают суррогатные модели счастья. Насколько их это травмирует, как растет число случаев не только невроза, но и тяжелой депрессии у пациентов, поверивших в то, что можно осчастливить людей. Появилось огромное количество книг, в которых четко показана опасность тех, кто скажет: «Я дам вам рецепты счастья».
Мастера искусственного счастья — это всегда кукловоды. Те, кто пользуется мощной психологией воздействия или влияния. Среди них Хаббард был одним из самых мощных. Рядом с ним другой мастер осчастливливания, замечательный социальный бихевиорист Дейл Карнеги, который помогал быстро завести друзей.
Иногда даже талантливые психологи поражаются, как люди становятся ловцами мгновенного счастья. Буквально два месяца назад после лекции в университете я увидел, как общаются два человека. И она сказала ему: «Мы с тобой уже три дня общаемся, а я не получила от тебя ни одного эмоционального поглаживания». Я замер в ступоре и подумал: «Бедный-бедный Эрик Берн!» (американский психолог и психиатр. Известен прежде всего как разработчик трансакционного анализа и сценарного анализа. — Примеч. ред.).
Александр Асмолов. Фото: Анна Данилова
Так с чего начинают великие искусители, предлагающие соблазнение искусственным счастьем? Они погружают вас в патоку эмоциональных поглаживаний. И обещают — «к завтраму заживет» (цитата из стихотворения Сергея Есенина: «Ничего! Я споткнулся о камень, // Это к завтраму все заживет». — Примеч. ред.). Это их работа. Работа кукловодов, манипуляторов.
Огромное количество людей — либо бизнесменов, которые считают, что они прочитали Карнеги и стали гениями коммуникации; либо родителей, на пути которых попадаются гипнотизеры счастья, — так или иначе затягивает в эту воронку. Я, когда об этом думаю, вспоминаю шутку: хомячок вначале боялся пылесоса, но потом ничего, втянулся. И в этом смысле втянутые в пылесос счастья родители или бизнесмены — это люди, которые нуждаются в серьезной психологической помощи.
А теперь шаг в сторону. Примерно год назад возмутитель спокойствия по имени Илон Маск вполне справедливо стал опасаться стремительно развивающихся технологий искусственного разума. Обратите внимание, я не говорю «искусственного интеллекта». И он написал декларацию о том, чтобы мы прекратили себя вооружать искусственным разумом. Многие быстро ее подписали. Среди них было много уважаемых людей. Но Эйнштейн лингвистики ХХ века, вредный и ворчливый Ноам Хомский отказался это подписывать (Аврам Ноам Хомский (1928) — американский лингвист, политический публицист, философ и теоретик. Профессор лингвистики Массачусетского технологического института. — Примеч. ред.).
Мой коллега, вице-президент Сбера Альберт Ефимов не так давно взял у Ноама Хомского интервью. И он задал ему вопрос: «Вы что, так уверены, что не будет последствий искусственного интеллекта для человечества, которые вызвали опасения Маска и его коллег, подписавших эту декларацию?» Хомский сказал: «Я не люблю неверных ходов. Любая остановка технологий не приведет к изменению ситуации. Технологии остановить нельзя. Надо делать ставку на другое». — «На что?» — «Надо вкладываться в такое образование, которое рождает критическое мышление. И тогда никакой искусственный интеллект не будет страшен человечеству».
Как вы догадываетесь, аналогия очевидна.
Если у нас будет образование для родителей, которые действительно обладают абсолютно адекватной мотивацией, чтобы их дети были счастливыми, тогда взрослые не станут жертвами кукловодов.
Когда учитель спросил Джона Леннона, кем он хочет стать в будущем, какую профессию выберет после школы, тот ответил: «Я хочу быть счастливым». Ему сказали: «Вы не поняли вопроса». Ответ Леннона был точный: «А вы не поняли жизни».
И в этом смысле слова я далек от того, чтобы считать, что великая синяя птица («Когда мы длинной вереницей идем за синей птицей») — это то, что не станет горизонтом человечества. Я далек от того, чтобы не любить команду другую, которая шла за счастьем и которая мне близка: «Мы в город изумрудный идем дорогой трудной». Но слова-то тут какие? Самое главное — это труд. А жареные перепелки, как и жареное счастье, никому в открытый рот не падают.
В связи с этим я вспоминаю слова Джона Стюарта Милля, одного из известных философов и психологов. В чем заключается хитрая стратегия счастья? В том, чтобы никогда не стремиться к счастью, а ставить задачи, цели и добиваться их достижения. Тогда вы будете счастливыми. Выбор деятельности, позволяющей человеку реализовать свой потенциал, приведет к тому, что он обретет достоинство, ради которого будет жить.
И любые технологии выстругивания Буратин счастья — это вещь несовместимая с развитием личности, главной ценностной доминантой которой становится достоинство человека.
В этом смысле больно, что наша страна, как и многие другие в мире, во многих сферах поражена глубочайшим кризисом. Я не говорю о политических кризисах, они были и есть всегда, они трагичны. Я не говорю об экономических кризисах, мы все время живем в них. Но сегодня нарастает кризис профессионализма.
И тогда мы оказываемся заложниками непрофессионалов, которые в своем самомнении убеждены, что знают все на свете. И профессионалы оказываются заложниками того феномена, который я называю «галопирующий менеджеризм»: «Я менеджер — я все могу. Я могу там, могу тут. Сегодня я занимаюсь тем, завтра занимаюсь другим. Я менеджер. Я могу объять необъятное. Сегодня я министр сельского хозяйства, завтра я министр образования, а послезавтра — председатель земного шара».
Ребенок вырос и сделал выбор, с которым мы не согласны
— Наша задача как родителей вырастить ребенка, чтобы он пошел по жизни сам. И в какой-то момент он не просто определяет сам свою жизнь, заботится о других, но и совершает выборы, которые нам могут не нравиться. И может показаться, что все, что ты в жизни сделал, сведено если не к нулю, то к недостаточному знаменателю. Кажется, что это полный крах.
— Любимый мною Януш Корчак писал в книге «Как любить ребенка»: «Одно из первых прав ребенка — это право на смерть». А что за этим стоит? Право на собственный выбор. И не спешите пресечь этот выбор.
Не надо эту фразу вульгарно понимать — речь не о том, что в доме не нужна защита на розетках, чтобы ребенок в них залез и получил удар электрическим током. Корчак говорит о другом.
Мы рождаемся как люди с потенциалом выбора. И любой, кто превращает нас в вещь, а вещь не имеет выбора, тем самым расчеловечивает нас.
Выбор — это вход в мир очеловечивания.
Когда начинается этот выбор? Когда ваш ребенок плачет или улыбается вам, и тогда вы задумываетесь: а зачем он плачет? Или зачем он улыбается? Выбор продолжается, когда ребенок вас понимает.
И не случайно другой мастер, великолепный психолог по имени Эрик Эриксон, говорил: «Жизненный путь личности зависит от того, будет ли в первый год жизни у ребенка базовое доверие к миру или базовое недоверие к миру». Базовое недоверие к миру — это когда тебя все время прессуют, когда господствуют.
Использую термин антропологии детства: пеленочный детерминизм — это когда ты запеленут настолько, что в буквальном смысле слова превращаешься в пассивное существо. Когда образование становится институтом формирования выученной беспомощности, о которой писал Мартин Селигман (американский психолог, основоположник позитивной психологии. — Примеч. ред.). Поэтому мастерство поддержки выбора ребенка — это главное.
Мы переходим к ключевому вопросу: что является единицей развития личности? Ответ дал человек, который 25 лет был клоуном в цирке, а потом стал одним из лучших детских психологов страны — Александр Владимирович Запорожец, автор лучших книг по психологии детства. Он написал: «Единицей развития личности является содействие другому человеку».
Мы рождаемся столь беспредельно беспомощны, как ни один другой вид на планете Земля. И содействие — основа нашего существования. Без содействия ничего не происходит. Но содействие — это всегда совместность. И любой выбор — это поддержка выбора. Поэтому надо различать две стратегии при общении с людьми — стратегию воздействия и стратегию содействия.
Стратегия воздействия — манипуляции, одурманивание, внушение — превращает вас в пассивное, адаптивное существо. Стратегия содействия — это содействие выбору личности на ее жизненном пути. Что такое жизненный путь? Это история отклоненных альтернатив. Кем мы с вами хотели быть и кем стали. Это путь каждого родителя, учителя, ребенка.
Почему в школе дети теряют любознательность
— Мы отводим ребенка в школу в 6–7 лет классным «почемучкой». Но к 8-9 годам, к концу начальной школы, «почемучество» стремительно угасает. Снижается и естественно-научный интерес. Мне кажется, что любознательность теряется в процессе школьного обучения или даже взросления. Вы видите эту тенденцию, которая происходит в школе?
— Образование Советского Союза не услышало самого трагичного диагноза, который ему поставил блистательный мастер понимания ребенка Самуил Яковлевич Маршак. Его слова я бы вывесил в каждой школе и в каждой семье:
Он взрослых изводил вопросом «Почему?»
Его прозвали «маленький философ».
Но только он подрос, как начали ему
Преподносить ответы без вопросов.
И с этих пор он больше никому
Не задавал вопроса «Почему?»
Трагедия образования заключается и в самой его технологии, предложенной великим Яном Амосом Коменским (чешский педагог-гуманист, популяризатор классно-урочной системы. — Примеч. ред.). Я ни в коем случае не бросаю в гения дидактики камня. Но его технология строится по формуле «ответы без вопросов». Модель урока как авторитарного закрытого пространства, антидиалогического. Никем не предложено другой парадигмы коммуникации в мире образования.
У Коменского были свои задачи. Он создал фабрику обучения, чтобы преодолеть безграмотность тех времен. Его модель школы с этим справилась. Но современная школа должна стать другой.
В 1988 году министр образования СССР Геннадий Ягодин попросил меня создать другие программы.
Я горжусь тем, что стал возможным мир вариативного образования, сердце которого — выбор и поддержка индивидуальности.
Читайте гениальную критику образования в книжке Алексея Николаевича Толстого «Золотой ключик, или Приключения Буратино». Мальвина выполняет роль учителя. Буратино — ученика. Замечаю, что до этого они общались. Мальвина звала Буратино по имени, а он знал, что перед ним его мечта или мечта Пьеро по имени Мальвина. Но начинается урок. Мальвина уже не Мальвина. Это учитель, она в роли. Она смотрит на Буратино и говорит: «Мальчик». Он уже не Буратино, он «мальчик». А дальше замогильным голосом: «Представь, что у тебя два яблока. И Некто…» И тут Хичкок плачет от зависти к нашей школе! «Некто взял у тебя это яблоко. Сколько у тебя яблок, мальчик?» И тогда Буратино отвечает: «Два!» Мальвина повторяет вопрос за вопросом. А заглянувший на этот урок психолог быстро пишет: задержка психического развития. Но тут вдруг Буратино не выдерживает: «Я бы никогда не отдал этому Некто своего яблока». У него другая мотивация.
Обучение входит в мир ребенка через мотивы и познавательные интересы. И тогда он становится счастливым искателем в школе. Он входит в «зону ближайшего развития», о которой писал психолог Лев Семенович Выготский. Но сегодня она меняется и возникает кризис образования. Появляется «зона вариативного развития» — те задачи, которые ребенок решает в контексте детской и подростковой субкультуры.
Сегодня полноценным субъектом развития образования, с которым конкурирует школа, становится общение между детьми в их собственной культуре. И оно становится более важным. В 12–13 лет, в возрасте «бури и натиска», ключевым авторитетом для ребенка становится мир сверстников. Эти две линии не противостоят друг другу. Есть мир развития образования через коммуникацию со взрослыми, и этот мир готовит к «социализации» — усвоению должного.
С другой стороны, мир неопределенности, исследований пытливый детский ум отыскивает в общении со сверстниками. Это система «peer to peer» — «равный равному». Термин, как вы помните, пришел из мира когнитивистики и искусственного интеллекта, но он беспредельно точен. Один из учеников Запорожца называл это «школой ровесничества».
— «Родители, не влезайте в образование; родители, вы все испортите». Какое там совместное открытие мира… «Школа — для обучения. Вы — для воспитания, не лезьте туда». Нет ли здесь конфликта?
— Этот конфликт, безусловно, есть. Он зависит от многих вещей, но он был всегда. Школа инкапсулировалась и превратилась в систему жреческого обучения. А любой жрец не допускает к своим тайнам, в том числе тайнам профессии. Это основа его благоденствия.
Всегда школа зависела от государства, в котором живет. И я категорически против того, чтобы превращать школу в козла отпущения за грехи общества. Поэтому чем более авторитарна система в любой стране мира, тем более она нуждается в авторитарной школе с жесткими диктаторскими методами превращения ребенка в солдата Урфин Джуса.
Вспомните гениальное произведение Аркадия и Бориса Стругацких, которое называется «Трудно быть богом», где директор патриотической школы говорит: «Умные нам не надобны, надобны верные». Это стратегически разные задачи.
Кого мы воспитываем? Подданных или граждан? Свободных личностей или рабов? Людей культуры и достоинства или функционеров культуры? Это вопросы вечные. Поэтому я далек от того, чтобы обвинять школу в грехах, в которых она никогда не была виновата. Надо посмотреть в зеркало общества и увидеть там лицо школы.
Эмоциональный интеллект и мягкие навыки
— Вы говорите про то, что важно воспитывать в детях эмоциональный интеллект и мягкие навыки. На что родителям обращать внимание? Что мы можем сделать, если это не включено в нашу школьную систему. Есть проектная деятельность. Есть попытка научить работать в команде. Но этого недостаточно для того, чтобы развивать эти качества в нужном объеме. И что вообще сегодня нужно? Чего не хватает у студентов, которые к вам приходят?
— Я не буду убегать от этого вопроса. Старший друг нашей семьи, блестящий поэт Наум Коржавин в одном из разговоров бросил следующую фразу, которая оказалась пророческой. Но ее мало кто понимает: «Педвузы — это то место, где появляется смерть России». Вдумайтесь в эту фразу. Он не хотел унизить учителей — упаси Бог! Он хотел их возвеличить. Он хотел четко и ясно сказать: одна из ключевых линий неуспеха образования — это оторванная от мира жестко предметно-ориентированная система, не владеющая компетентностями социального интеллекта, коммуникативного интеллекта.
Мы должны перейти от системы педвузов к системе антропологических университетов.
И это ключевой вектор в системе взращивания личности. Пока в России не произойдет антропологического поворота в системе подготовки учителей, пока учительская профессия не станет суперпрестижной, мы будем вести Россию к смерти, как сказал Коржавин.
Об этом писал и мой кумир Лев Семенович Выготский в книге «Педагогическая психология» в 1926 году: «Беда образования в том, что в школу идут отставные солдаты жизни, являющиеся учителями. Они потерпели в жизни фиаско, и им ничего не остается, как идти в школу». Это было написано тогда.
А теперь посмотрите на недружественную страну Финляндию. Одна из самых престижных профессий — учитель. Вторая престижная профессия — врач. Третья — полицейский. Три самых престижных профессии в этой стране. Я не обсуждаю это. Я не говорю, что мы должны так же делать. Но наше негосударственное образование изучает, как построена библиотека в Хельсинки, которая погружает в мир книг. И школа дает ребенку не только холодные равнодушные знания, но и смыслы.
Школа превращается в школу воображения. Это еще одна из стратегических линий школ.
Фантаст Нил Гейман рассказывал о великом эксперименте. Китаю надоело воспроизводить чужие технологии. В стране это научились делать блестяще. Берут технологию, доводят ее до блеска, лоска и совершенства. «Но как создать свои? Почему это получается в Штатах?» — задали они вопрос. И провели исследование: что было самым интересным для топ-менеджеров ведущих компаний Google, Microsoft и других? Что они читали в возрасте 12–14 лет?
Они читали фантастику — Азимова, Брэдбери, Шекли… Китайцы потратили несколько миллиардов долларов на взращивание поколения фантастов. Сегодня китайская фантастика мощно вышла на рынок.
А теперь взгляните, что происходит с Китаем. Почему он так нервирует Трампа? Почему он нервирует другие страны? Почему «китайское чудо» звучит не менее убедительно, чем «японское чудо»? Я не говорю, что единственной причиной стала мощная инвестиция в фантастику. Но фантастика — это школа воображения. Для образования важен путь воображения, особенно когда неопределенность мира возрастает. Ребенок может создавать уникальные проекты и быть бесстрашным к будущему, потому что его воображение рождает такие образы, которые даже не снились.
Главные проблемы современной школы
— Современным детям вообще не до фантастики. Сегодня в школе учиться значительно сложнее, чем 25 лет назад. Сейчас ты не можешь поступить в 5-й класс селективной школы, если учился по базовому учебнику школы России. У тебя уже есть репетитор по английскому, русскому, по математике, и ты сдаешь в 10 школ экзамены. Затем семь уроков, суббота учебная и больше ничего не происходит. Я смотрю на это с ужасом. И мне кажется, в школьном образовании мы подошли к кризису сложности. Он не оставляет пространства для фантастики, для какого-то минимального спорта, для чего-то еще… Вообще ни для чего не оставляет.
— Я понимаю этот ужас. Но всегда опасаюсь тотальных обобщений. В стиле, что современные дети не читают фантастику; а современная школа — это школа мощной перегрузки. Многие моменты точны. Но ситуация намного сложнее, чем мы с вами описываем.
Есть ли грехи у современной школы? Их столько, что перечислять заняло бы много часов. Как и у современного общества, как и у современного государства.
Школа превратилась в дрессуру ЕГЭ и конкуренцию института репетиторов.
Мастера филологии говорят: «Мы можем научить литературе, но мы не можем подготовить к ЕГЭ». Появляется огромная армия преподавателей по ЕГЭ. И они резко отличаются от тех репетиторов, которые погружают детей в миры математики, литературы или биологии. Это происходит сегодня, здесь и теперь. И это еще одно следствие уникального профессионального кризиса и кризиса управления в мире образования.
Вторая тяжелейшая вещь: во многих школах особой моделью успешности стали олимпиады. И дети превращаются в сырье для олимпиад. Они становятся узкоколейными учениками. Все это есть. Это системные характеристики образования России. Наряду с этим все более и более нарастает дрессура в контексте воспитания.
Сегодняшнее образование в России все чаще приводит к драмам развития личности детей. И в последние 4-5 лет наше образование стремительно отстает от других стран, утрачивая инновационный потенциал России, превращая нашу страну в сверхотстающую державу.
Это диагноз образования России, которое пытается убить самостоятельность мышления, возможности выбора, а вместо этого превращает детей в носителей стандартов и трафаретных решений в нетрафаретном мире.
— Грустно.
— Но честно.
Миллениалы и зумеры
— Сейчас идет бурная дискуссия про психологию поколений. Мы, миллениалы — люди, которые не умеют говорить «нет», работают в выходные, ночью и так далее. И есть зумеры, поколение нынешних студентов с четкими границами («в сверхурочное время не работаем»), но порой со странным отношением к работе. «На улице шел дождь, и я решила не ехать на собеседование, потому что мне было грустно и ничего не хотелось». Видите ли вы какие-то примечательные поколенческие изменения? Что из этого может быть хорошо, в чем, как вам видится, причины такого поведения, что будет дальше с этим?
— 53 года жизни я провел в Московском университете. За это время я был счастлив общаться со многими поколениями студентов. И можете заняться арифметикой, сколько поколений психологов вышло с факультета психологии МГУ, которым я читал два сверхважных курса «Психология личности» и «Методология психологии». Читал, чтобы они научились общаться, видеть миры разных подходов и понимать, что нет одной психологии, а есть много.
И каждый раз моя задача была в том, чтобы меня услышали. Студенты другие. Но если я не решаю задачи быть услышанным, значит, мне надо уйти. Студенты, конечно, меняются. Но если я не меняюсь, тогда зачем я? Есть ценностная формула: «Изменяй себя, не изменяя себе». И я придерживаюсь ее.
Александр Асмолов. Фото: Анна Данилова
Со сложностью отношусь ко всем этим упрощенным редукционистским схемам характеристики поколений — миллениалы, зумеры и так далее. Главное, надо понять, что дети разные. И когда говорят: «Молодежь пошла…», то забывают, что идет она в совершенно разные стороны.
Меня огорчают многие вещи, происходящие в сегодняшнем поколении. Прежде всего, когда студенты превращаются в мастеров карьеризма. Карьера-карьера-карьера. Для меня самый страшный ответ: «Кем ты хочешь стать?» — «Хочу стать чиновником. Тогда я смогу много зарабатывать, не за счет зарплаты, а потому что будет много возможностей, когда деньги потекут ко мне сами». Ключевая проблема — это конструирование культуры определенных моделей успеха. Мы должны четко понять, что у наших детей другие модели успеха, чем у нас.
Но часто, когда мы говорим: «Ну и молодежь пошла», — мы не понимаем, что это говорили всегда. Шумеры говорили: «Если это поколение придет к власти, то у нас не будет будущего». В Египте говорили: «Это поколение ужасно». Это было всегда. И это драма. <…>
Не хочу показаться наивным оптимистом, но когда представители 20-летних говорят: «Сегодня дождь, я не пойду на работу», — то у меня сердце радуется.
Вы помните библейские слова: «Не человек для субботы, а суббота для человека». Я эту формулу переворачиваю: «Не человек для работы, а работа для человека». И когда мы будем жить в том мире, где не будет работы, не имеющей смысла, то мы будем жить в счастливой стране.
— Я спросила студентов, не связано ли это отношение к работе («не я для работы, а работа для меня») с тем, что у них есть хорошая поддержка от родителей. Человек может сказать: «Мам, меня тут с работы уволили», — и его примут, накормят, напоят. Большинство родителей родились после 80-го года — «поколение Х». Все мои студенты ответили: «Безусловно, связано! Мы пока не кормильцы семьи, мы ни за кого не несем ответственности, нас родители примут, поддержат, создадут нам хорошие условия». И я подумала, что те, кому сейчас за 40, действительно смогли создать поддерживающую среду для своих детей.
— Это история эволюционного оптимизма. То, что вы сказали – замечательно. И за этим стоит одна удивительная вещь.
Сорокалетние люди уже не рабы одной работы. Раньше человек был привязан к профессии, как каторжный к ядру, потеря работы становилась потерей жизни. Сегодня смена работы — это нормально. Это норма жизни.
И поэтому есть истоки оптимизма для взгляда на будущее и на сорокалетних, которые озабочены своими детьми. И на многие гендерные изменения. Многие папы чуть ли не грудью своей вскармливали собственных детей. А раньше они отстранялись от этого. Во многих странах мы видим, что мамы занимаются работой, а папы счастливо общаются с детьми — все это штрихи нашего времени. Что такое прогресс? Это рост разнообразия. И в этом смысле слова разнообразие мира растет.
Видео: Сергей Щедрин
Фото: pexels.com
