Почему на «Правмире» так много православия? Почему так мало православия?

«Чтобы менять, надо говорить». Что это значит?

Чтобы менять, нужно говорить — это очень многогранные слова. Покаяние — это ПЕРЕМЕНА ума, и происходит оно действием слова и благодати Божией. Если человек понимает, как исправить трудность в своей жизни, прочитав про опыт другого человека — это значит, что наша работа не напрасна.

Меня все время отмечают в интернете, когда происходит какая-то вопиющая несправедливость. У бабушки отбирают внука под опекой, врача сажают за выписку обезболивания, у приюта отобрали единственную рабочую машину — мы тут же получаем шквал писем: «Помогите!», «Расскажите!», «Напишите!»

Нас мало. У нас нет ресурсов разобраться во всех ситуациях.

Возвращают уволенных врачей и выпускают невинно обвиненных из зала суда, возвращают изъятых детей и выдают документы тем, у кого их не было, когда об этом ГРОМКО говорят. 

И не только про несправедливость идет речь. Если хорошо и понятно объяснить человеку, что с ним происходит, почему ему сложно, почему у него болит душа, почему не складывается семья, почему сложно с детьми — если найти правильные слова, если подобрать, показать правильную дорогу, это может кардинально изменить жизнь. Жизни очень многих людей. Найти такие слова и ответы очень сложно, это огромная задача и большое счастье. Но когда это получается — это победа наша с вами.

Вторая задача, очень важная для меня — это возможность записывать большие хорошие качественные интервью с замечательными нашими современниками, пока они с нами, причем делать это максимально подробно. Это разговор с видео и с текстом, который по-настоящему передает всю жизнь человека, все значимые и важные для него события. 

Я очень благодарна вам за то, что вы помогаете нам делать эти проекты, потому что без пожертвований читателей это было бы невозможно. Мы не могли бы ездить, писать, писать хорошо, а значит, не было бы изменений. Несколько лет назад «Правмир» написал о закрытии центров реабилитации для незрячих. Следом написали и другие СМИ. В итоге центры по всей стране не закрыли. И одна статья спасла тысячи людей, правда, это круто работает?

Каждый рубль, вложенный в социальную журналистику, возвращается сторицей. 

Что «Правмиру» удалось изменить в жизни людей в 2020 году?

Одна из главных историй о том, что могут сделать слова — это сбор «Правмира» на средства защиты для врачей по всей России. 

Начиналось все так. Во всех странах мира был дефицит и медицинской техники, и средств защиты для врачей, потому что пандемию не планировал никто. В 2019-м, когда формировались бюджеты всех клиник, никто не мог представить, что ждет нас этой весной. 

Когда началась эпидемия и больницы стали спешно переоборудовать в ковидные госпитали, оказалось, что врачи с голыми руками должны встречать больных с коронавирусом, и у них нет ничего — ни костюмов, ни респираторов, только простая маска, и то многоразового использования. А у них семьи, дети. Врачи уходят фактически на фронт, но им нечем себя защитить. 

В конце марта мы увидели пост одного замечательного врача в Facebook, которая говорила, что нужно закупить респираторы, и просила помочь ей финансово в этом. Я подумала: «Мы через фонд «Правмира» можем даже без сбора закупить респираторы». И сказала этому врачу: «Поспрашивайте по коллегам, по знакомым, по другим врачам, может быть, кому-то еще нужны респираторы, чтобы нам сразу чуть побольше купить». Доктор запостила это предложение в специальное закрытое врачебное сообщество. 

На следующий день у нас было больше 40 заявок от разных больниц по всей России. Люди писали очень тяжелые письма.

Мы с вами собрали 60 миллионов рублей на помощь врачам. Помогли больницам от Москвы до Новокузнецка в самое трудное время.

Вместе некоммерческие организации и благотворительные фонды собрали больше 300 миллионов. 

Уже в июне начались поставки. Сейчас ситуация выправилась. Благодаря вам врачи продержались! И это одно из наших больших и радостных достижений.

Еще приведу несколько примеров того, что слова могут изменить очень многое. 

Ровно год назад из НИИ детского здоровья был уволен один из наших ведущих трансплантологов Михаил Каабак вместе со вторым хирургом Надеждой Бабенко. Это означало, что все маленькие пациенты, которые ждут пересадки почек, живут между жизнью и смертью, оказались в непонятной ситуации. Кто их будет оперировать, что произойдет? «Правмир» первым написал об этом. 

После нас подключилось еще много других средств массовой информации, блогеров, поднялась настоящая волна. Она была настолько сильной, так много людей встали на защиту Михаила Михайловича Каабака, что его вернули на работу. Он продолжает оперировать — об этом у нас вышло большое интервью.

В Пензенской области жестоко убили десятилетнего мальчика, расследование продолжалось несколько лет — безуспешно. Об этом рассказала на «Правмире» Наталья Нехлебова. После ее текста маму вызвали в Следственный комитет, и расследование сдвинулось с мертвой точки. Это было первое движение за все время.

У нас было много историй о том, как после публикации жизнь людей менялась. Например, Наталья Костарнова, наш журналист, нашла и написала невероятный текст про Надежду Скачко, которая жила вообще без паспорта и без документов. Семья жила очень бедно, мама переезжала из Украины в Россию, насколько я помню, не оформила детям никаких документов тогда. После нашего материала на героиню обратили внимание и девушка получила паспорт. 

Во время коронавируса для нас встал очень остро вопрос: что такое приход, к какому приходу мы принадлежим и насколько этот приход от нас зависит? Впервые в жизни храмы оказались в ситуации, когда они были закрыты на Пасху. 

Во многих храмах сложилась просто катастрофическая ситуация, когда нечем было платить зарплату регенту, певчим, священникам, всем сотрудникам храма. 

У «Правмира» был очень важный проект. Мы сделали сервис «Записки онлайн». Благодаря ему мы смогли существенно поддержать много храмов и людей, которым было важно, чтобы записочки эти были прочитаны и родных их помянули на литургии. Это помогло многим храмам выстоять. 

Почему «Правмир» так много пишет о коронавирусе? 

Нельзя пройтись по улице во время урагана и абстрагироваться от него. 

Потому что это, безусловно, затрагивает всех — и верующих, и неверующих, и священников, и мирян, и людей вне Церкви. Мы не можем закрыться от этой ситуации и сделать вид, как будто пандемии не существует. Это жизни людей.

Социальные сети, мессенджеры и интернет переполнены фейками и ложной информацией. «Не болеют молодые», «дети всегда болеют легко», «маска ни от чего не защищает», «от маски можно умереть» (нет, нельзя), «при ковиде надо дышать водкой», «при ковиде надо пить отвар граната и лука и сразу колоть антибиотики, сделав 3 КТ».

Фейки уносят жизни людей. Мы потеряли за этот год многих и многих прекрасных священников, в моей ленте фейсбука каждый день некролог. Поэтому в это сложное время так важно давать информацию от лучших специалистов в этой области. 

«Правмир» писал о коронавирусе с самого начала эпидемии. Достаточно быстро у нас вышло прекрасное интервью молекулярного биолога Егора Базыкина, который очень подробно рассказывал, что происходит с коронавирусом. 

На «Правмире» мы опубликовали самое большое и обстоятельное интервью с автором вакцины «Спутник V» Александром Гинцбургом. Регулярно у нас выходят колонки Ирины Якутенко, молекулярного биолога и научного журналиста. Буквально каждая новость, которая у нас с ковидом появляется, у нас, так или иначе, комментируется. 

Все это происходит благодаря вам, потому что «Правмир» живет на пожертвования читателей. Благодаря вам у нас всегда есть качественная и проверенная информация по коронавирусу, которая просто необходима, когда есть море фейков, лжи, неправильно понятой информации. 

Допустим, долго многие писали, что маски не уберегают от вируса (это не так!) и что где-то в Германии кто-то умер от того, что носил маску. Про Германию — фейк, и очень важно эти фейки разоблачать. 

Мы сделали интервью с пульмонологом Василием Штабницким, который популярно объяснил, что маска защищает и при этом абсолютно безопасна. А еще — разбор фейков о масках с терапевтом Александром Мельниковым.

Почему на «Правмире» так много мира и так мало православия? 

Это стандартные вопросы, которые нам задают каждый день. Да, светский человек, заходя на «Правмир», нередко говорит: «Да у вас одни бороды! Проповедь, проповедь, поучение. А на колонки посмотрите!» Также часто нас спрашивают, почему православных текстов стало меньше.

Расскажу подробно!

У нас действительно стало меньше православных текстов. Это произошло не вчера, это произошло примерно в 2010 году. 

Когда начинался «Правмир», как это было? Его придумал Анатолий Данилов — создатель и вдохновитель «Правмира». Это был 2003 год, Анатолий, начав общаться со мной, стал ходить в храм, много думать о том, как он, будучи человеком, хорошо понимающим все в компьютерах, может послужить Богу, храму, Церкви. Тогда он сказал, что есть много сайтов в интернете, но они все для православных церковных людей. А сайта, чтобы он говорил с людьми не церковными — эти наши 80%, которые крещеные, но при этом в храм особо не ходят — такого сайта нет, а он очень-очень нужен. 

Анатолий Данилов пришел с этой идеей к отцу Александру Ильяшенко, эта идея была горячо им поддержана. «Правмир» начался, и первые три года он существовал в формате библиотеки — мы сканировали разные хорошие православные книжки и их выкладывали. Спасибо тем, кто позволял нам это делать. 

В 2007 году у нас появились первые небольшие поступления от читателей, переводы, мы смогли заказывать небольшие материалы журналистам и стали в 2006–2007-м делать онлайн-интервью, в которых человек мог священнику задать интересующий его вопрос. Тогда это была важная возможность спросить священника о том, что тебя волнует, о чем ты думаешь. 

В 2010 году у нас произошел кардинальный слом нашей работы — это была катастрофа на Саяно-Шушенской ГЭС. Мы на «Правмире» тогда ее не освещали. В тот день на сайте обсуждали, можно ли морепродукты в пост или нельзя, еще большая дискуссия была, можно ли православной христианке красить ногти. 

Тогда одна моя знакомая написала мне строки, полные возмущения, я ей за это очень благодарна, она сказала: «Я не понимаю, катастрофа в стране, Саяно-Шушенская ГЭС. Там люди страдают. А у вас опять про морепродукты в пост? Православным вообще по барабану, что происходит с людьми?» Тогда я очень задумалась над этим. 

Мы позвонили отцу Сергию Круглову в Минусинск, и он рассказал про то, как страшно сейчас жить там в ожидании затопления, как люди чувствуют себя маленькими и одинокими в преддверии огромной беды — того, что их сейчас смоет, как это страшно, тяжело и абсолютно непонятно. Нам столько писем благодарности пришло за этот материал! Люди писали: «Спасибо, что вы нас услышали, спасибо, что вы про нас рассказали». 

Потом было еще очень много таких событий. 

Архимандрит Леонид Горбачев служил в Египте, когда там началась революция. Он как священник в своем облачении мог передвигаться свободно по перекрытому городу. Он, фактически закрыв своей рясой, вывез русских людей из опасной части города в более безопасную. Про это православие, а не про морепродукты в пост.

Таких историй, таких случаев стало накапливаться очень много.

Это про православие или не про православие?

Или это про мир?

Про что это больше?

Конечно, для меня это, безусловно, про самое главное, что только у нас в жизни есть. 

Одна из моих любимых притч — про миссионера-работника. Помните, когда хозяин нанимал на работу работника-христианина, он сказал: «Только я про твое христианство ничего не должен слышать». Христианин с этим согласился, и дальше несколько лет он работал у своего хозяина, работал так честно, так качественно, так хорошо, так ответственно, что через несколько лет хозяин пришел к этому человеку и сказал: «Научи меня быть таким, как ты». Это очень важная для нас история. 

Отец Александр Ильяшенко всегда формулировал это так: о чем у человека болит душа, о том с ним и нужно говорить. Это, по сути, и есть наша главная задача — писать о том, что болит. 

Теперь давайте поговорим про объем статей — почему их стало меньше. В 10-х годах — 2008-й, 2009-й, 2010-й — на «Правмире» были только статьи про православие: проповедь, интервью, какой-нибудь православный рассказ. Среди них было немало проходных  — православные люди рассказывали про что-то им интересное — такой расширенный формат ЖЖ («В Писании сказано — “будьте как дети”, вот у меня четверо детей, дети — они вот такие, и нам надо быть тоже веселыми, не помнить обид и так далее»).

А прорывов было мало. Таких текстов, после которых людям и правда хотелось бы что-то изменить в своей жизни.

Огромным удивлением для меня было, когда в ЖЖ Рустема Адагамова — популярного, но совсем не православного блогера — появился репортаж о жизни священника Владислава из Белгородской епархии — таких репортажей тогда было очень мало, и этот текст стал сенсацией. Его перепечатывали сотни людей, публиковал журнал «Фома», почти тысяча комментариев. Сотни далеких от Церкви людей писали о том, как их впечатлила жизнь этого священника.

А я сидела и думала — как же так — мы каждый день выдаем по 6 православных статей, и толку совсем ничего, а тут один текст — а какой! И вот тогда я поняла, что лучше меньше. Да лучше. Если один репортаж сможет так добраться до сердец людей, то пусть он будет такой один раз в месяц. Его сила будет больше, чем сила 30 моих колонок. Живая история веры.

Поэтому мы очень давно решили, что у нас должно быть немного текстов про православие, но они должны быть очень хорошего качества, они должны быть по-настоящему сильными.

Что лучше, скажите мне, чтобы было за неделю 20 проходных текстов, которые особо никто не прочитал? Или чтобы был один, но такой, который действительно прочитали бы многие люди, и на жизнь которых он повлиял? Мы считаем, что лучше меньше, да лучше. 

У нас сейчас вышло два огромных репортажа из Переславской и Угличской епархии нашего журналиста Вероники Словохотовой. Ее героями стали епископ Феоктист (Игумнов) и игумен Пантелеимон (Королев). Такой честный, свежий, глубокий разговор у нее получился с ними, что прочесть — как воды живой испить. 

Я вам очень советую обратить внимание на Рождественские письма отца Саввы (Мажуко) — у него получается находить свежие, новые, очень яркие, теплые, обдуманные слова на неделе Рождественского поста. И Великим постом у нас выходят его тексты. Это настоящее сокровище. 

Нам очень важно, чтобы люди знали нас как одно из самых подробных хороших и важных СМИ об образовании, о человеке, о психологии и о медицине, при этом чтобы среди этих материалов были бы качественные материалы про православие и верующих — это очень важная для нас задача. 

Кроме того, подростковые кризисы, конфликты, депрессии, суициды — это православная тема или не православная? Конечно, православная. Конечно, это главное, это про человека. Все, что связано с человеком, имеет непосредственное отношение, в том числе, к вере. 

Проблема коронавируса — православная тема? Вроде нет. А если мы посмотрим, что мы более ста священников за этот год потеряли из-за коронавируса? Все, что связано с человеком, все, что у человека болит, все, что для человека важно и нужно, все это будет на страницах «Правмира» — это одна из наших принципиальных задач. 

Есть еще ряд важных моментов, не зависящих от нас.

Многие священники устали от активного присутствия в СМИ и интернете. Помните 2000-е годы — как много духовенства было на правосланых форумах, как многие священники вели дискуссии с людьми. И как многое из этого исчезло сегодня. Как недавно сказал мне один очень хороший священник: «Я устал давать интервью — говоришь, говоришь, ничего не меняется. Помолчу, пожалуй».

Пару лет назад я говорила с одним очень известным священником. Я спросила у него разрешение публиковать его ответы на вопросы, которые он много лет давал в интернете. И он сказал мне, что за эти годы все сильно изменилось: если в начале 2000-х был настоящий голод по информации о православии, то сейчас можно найти любой ответ на любой вопрос. И нет никакого смысла питать леность людей — все можно найти в одно мгновение, а чего нельзя найти — с этим можно и напрямую к священнику идти.

И еще он сказал тогда (я просила записать для «Правмира» проповедь перед постом), что за десятки лет проповеди, он сказал более десятка проповедей на каждое Евангельское чтение. И что живые, актуальные и яркие жизненные примеры он давно исчерпал. Поэтому он молится, готовясь к проповеди, чтобы Бог помог найти ему какое-то новое, несказанное уже много раз слово. И радуется этому как огромному подарку.

Вот поэтому православных текстов на «Правмире» стало меньше количественно. Но то, какие репортажи и интервью мы умеем делать сегодня — мы не умели делать 10 лет назад.

Что стало с корабликом на логотипе «Правмира»? 

Сначала простой ответ. Кораблик как логотип «Правмира» придумала я сама. Мне хотелось, чтобы у нас был такой логотип, на который ты смотришь и сразу вспоминаешь «Правмир». Поэтому кораблик нарисовала я, правда, у меня он был более легкий, у наших дизайнеров он получился более массивный, но эта картинка — я ее сама рисовала, объясняла и защищала. 

Год назад мы сделали редизайн «Правмира», чтобы наши статьи было удобно читать, чтобы не было мелкого шрифта, чтобы были хорошие, красивые публикации. 

Мы так долго делали этот дизайн, что когда мы дошли до кораблика, то нарисовали много разных эскизов. И все было не то. НЕ ТО. 

Нам стало понятно, что либо мы сейчас будем еще три месяца перерисовывать этот кораблик и будет плохо, либо мы просто поставим букву «П», а кораблик этот дорисуем позже. 

Поэтому кораблик у нас пока на паузе, мы очень хотим, чтобы он вернулся, мы от него не отказались, но пока не придумали, как сделать его хорошо. У нас нет денег на крутых дизайнеров (и не уверена, что они предложат что-то идеальное), и, честно говоря, в этом году сил на кораблик у нас тоже уже немного. но мы надеемся его вернуть.

Но разговор про кресты в логотипах — важный. Дело в том, что за последнее время кресты и правда исчезли с логотипов некоторых православных фондов и организаций. Например, после редизайна крест в логотипе «Милосердия.ру» был заменен на букву М.

Почему?

Чем занимаются некоммерческие организации, например, фонды? Они стараются максимально помочь найти помощь тем, кто не может получить лечение; тем, кто ждет своей операции; тем, кто находится в трудной ситуации; тем, кто лечится от онкологии. 

Фонд «Правмир» помогает всем людям, вне зависимости от их гражданства, возраста и вероисповедания. Очень часто мы видим, что к нам боятся идти люди не православные. Я кому-то несколько раз предлагала обратиться в фонд, мне говорили: «Ой, а мы — мусульмане». «Мы — атеисты». «Я — агностик, мне неудобно брать деньги у такого фонда». Я говорю: «Почему? Какая разница?» Люди, сами просители, этого боятся, они думают, что сейчас им откажут, скажут: «Мы только православным помогаем». Или: «Чтобы мы вам помогли, вам надо принять православие». 

Но это не так. Мы помогаем не только православным. 

И нам перечисляют деньги на фонд «Правмир», чтобы мы могли людям эффективно помогать, тоже не только православные люди, у нас много самых разных жертвователей, участников наших программ. 

И еще — если в логотипе есть крест, если твоя некоммерческая организация — очевидно религиозная, то твоему фонда закрыты дороги в международные компании, на телевидение и т.д. Во многих организациях есть прямой запрет работать с религиозными НКО. А это значит, что фонды и подопечные не смогут получить нужную помощь. Поэтому многие православные фонды выбирают для регистрации довольно светское название и нейтральный логотипа. Не снимая крест, и не афишируя его.

Что стало с сайтом «Матроны»? 

Сайт «Матроны» не закрыт, но приостановлен на неопределенный срок. Это связано с тем, что у нас нет денег на полноценную работу этого сайта. Все авторы на «Матронах» были хорошие, мы многих позвали писать на «Правмир», решили объединить эти наши проекты в один. 

Мы очень надеемся, что найдется человек, который сможет помочь нам сделать из «Матрон» полноценное консервативное женское СМИ, мы очень этого ждем, это очень дорогой для нас проект. 

Почему на «Правмире» так много говорят про прививки и не дают слова людям, которые против них? 

Потому что на «Правмире» в центре медицинской темы всегда мнение официального авторитетного медицинского сообщества. У нас материалы только с лучшими врачами и учеными. 

Для нас важно транслировать позицию авторитетной официальной медицины. Есть, конечно, разные сложные ситуации, связанные с аллергическими осложнениями на прививки. Как раз аллергиков должен защищать коллективный иммунитет.

Я помню, была чудовищная история в Израиле, когда человек, больной корью, не привитый, заразил сразу нескольких детей с онкологией. Если бы он сделал вовремя эту прививку, если бы он не пренебрег этой ситуацией, то и дети бы тоже не заразились. Если вам интересно почитать подробнее, советую книгу педиатра Пола Оффита «Смертельно опасный выбор». На «Правмире» мы достаточно много про нее писали.

Примерно такая же позиция у нас по домашним родам. Я помню, мы хотели в какой-то момент сделать дискуссию, типа, у нас есть мнение за домашние роды и мнение против. Один человек мне сказал: «Погоди, если мама рожает в роддоме и у нее что-то пошло не так, то понятно, к кому она дальше пойдет. И дальше будет нормальное медицинское разбирательство. А если она почитает “Правмир” и родит дома, и у нее, например, ребенок в родах пострадает очень сильно? Кто за это будет нести ответственность?» Вот этот разговор я просто запомнила навсегда, это было очень важно в принятии таких решений. 

У нас есть вещи, по которым у нас нет дискуссии, а есть официальная медицинская позиция. 

Какова позиция «Правмира» в отношении дискуссии о домашнем насилии? 

Протоиерей Максим Первозванский этим летом написал про свою прихожанку: «В 25 лет она выглядит на 40, потеряла половину волос, а муж и его родители два года их совместной жизни называли ее так, что “тварь” или “дура” — самое мягкое слово. Методы воспитания жены, воспринятые от родителей: бей и насилуй, видеться и общаться ни с кем не смей, пожалуешься кому-нибудь — убью. Страшнее, что все это при поддержке духовника». 

Православные семьи не свободны от того, что в целом есть в обществе. Очень сложно говорить на эту тему, но я постараюсь сказать максимально внятно. Несколько лет назад на сайте Матроны мы опубликовали текст про женщину, которую регулярно избивал ее муж — православный человек, и, честно говоря, ожидали реакции, что нас сейчас сотрут в порошок, скажут: «Вы хулите православные семьи. И вообще, о чем вы пишете?» 

Друзья мои, мы получили огромное количество писем со всей России. Нам писали женщины, письма были двух типов. В одних писали: «Дорогая сестра, мы прошли этот путь. Мы ушли решительно со всеми детьми из этого дома, начали новую жизнь. У тебя тоже все получится. Уходи, пока не стало поздно». Но большинство писем были такие: «Мы знаем, мы живем в этом, нам очень страшно». 

Больше всего меня поразило письмо одной женщины: «Меня муж избивает каждый день. То, что он меня убьет, мне понятно — это, скорее всего, произойдет. Я жаловалась, но все обернулось против меня. Мне только страшно, что он меня убьет на глазах моих детей. Как им всю жизнь потом жить с этой травмой?». 

Буквально несколько дней назад убили нижегородку, в инстаграме у нее был ник Татьяна Добро. Удивительно красивая женщина, модельер-дизайнер. Она шила платья, так зарабатывала на жизнь себе и своей дочке. Так трогательно писала про свою Машеньку, было видно, как они близки. Несколько дней назад муж застрелил Татьяну на глазах у дочери Маши, которой лет шесть, а потом выстрелил в себя. Маша сейчас находится в приюте, потому что бабушка и другие родственники сейчас в очень сложном состоянии. Но Машу обязательно заберут.

Примерно три-четыре дня назад моя знакомая обратилась в полицию. Бывший муж, от которого она ушла с детьми, потому что он ее избивал, стал ей звонить, угрожать. Она написала заявление, а полиция, вместо того, чтобы как-то ей посодействовать, прислала к ней опеку домой. Все в порядке, детей пока не отбирают, но после этого второе заявление она напишет или нет, я не знаю. 

В чем суть проблемы с домашним насилием?

Оно не всегда семейное, это могут быть люди, которые живут в одном доме, в одной квартире.

Очень часто говорят — должно работать обычное уголовное право. 

Смотрите: когда вы идете по улице, к вам подбегает незнакомец и бьет, то люди вокруг, скорее всего, за вас вступятся. Если в вашу дверь начинает ломиться какой-нибудь чужой и вы вызываете «02», к вам приедут.

Потому что все думают: «Ой, милые бранятся — только тешатся. У них какие-то разборки, лучше в эти разборки не лезть. Что там у них было, не знаем, мало ли». 

Если муж ломится в дом, где живет жена (может, и бывшая), с оружием, с угрозами, то полиция, когда про это узнает, очень часто она на это реагирует так же, типа: «Вы там выясняйте, но без нас, пожалуйста. В ваших семейных разборках мы не участвуем». 

В Орле в 2016-м участковая так и сказала Яне Савчук, которой угрожали: «Если вас убьют, труп опишем, не переживайте». И Яну действительно избили до смерти сразу после того, как уехала полиция. 

К огромному сожалению, при насилии внутри семьи очень сложно звать на помощь, когда это исходит от мужа, от сожителя, от какого-то родственника, который проживает с вами. Чаще всего мужчины сильнее, поэтому женщины в более уязвимом положении, но истории, когда женщины мужчин кипятком поливали, или сковородкой раскаленной били, я тоже, к сожалению, знаю. 

Если на улице к твоему ребенку подходит непонятный дядя и говорит: «Деточка, пойдем со мной, я тебе кошечку покажу», — то за ребенка вступится любой прохожий. Когда родной дядя сажает деточку на коленки и делает что-то недопустимое, то на это очень часто не реагируют даже родители. «Дядя Гоша, он же хороший, что он может сделать? Что ты? Тебе это показалось». Мы писали про эти случаи. «Лиза Алерт» собирала такие рассказы: это очень страшно, какое количество девочек и мальчиков прошли через насилие в ближайшем кругу. 

Закон о домашнем насилии нужен, чтобы защитить детей. Почему? Объясняю. 

Сейчас, если ребенок приходит в школу с разбитой головой, весь в синяках — об этом сразу сообщают в опеку. Что происходит, если есть подозрение, что родители бьют?

Изымают ребенка.

Фактически в тюрьму сажают ПОСТРАДАВШЕГО. Ребенка. Его сначала избили, а потом его изымают — его отправляют в приют, в интернат, ребенок оказывается без школы, без друзей, без поддержки, без единственной родной бабушки, которая его хоть как-то от чего-то защищала, в чужом казенном доме. Достать ребенка из приюта потом очень трудно — это суды бесконечные, это очень сложный процесс. 

Получается, что у нас ребенок наказывается за неправомерные действия, допустим, маминого сожителя или своего отчима, или родного отца. К сожалению, много случаев, когда отец ребенка убивает. 

Как это изменит закон? Допустим, есть подозрение, что отец избивает ребенка, значит, надо, чтобы отец ушел из этой семьи до конца расследования. Значит, он может куда-то пойти в гостиницу, к друзьям и так далее, но не жить в этой квартире с ребенком. Пусть ребенок останется со своей мамой, бабушкой, кошкой, уроками, школой. Кто-то, кто его избивал — мы этого человека из семьи изымаем.

Допустим, через несколько дней состоялось разбирательство, выяснилось, что это не папа побил ребенка, папа не виноват, мальчик сам получил травму — и все, папа возвращается домой. А изъятого ребенка вернуть намного сложнее. И травма несоизмеримо больше.

Если муж избивает жену, то она от него уезжает, как Татьяна из Нижнего Новгорода. Они разводятся, а он начинает ее преследовать, встречает у работы, идет за ней домой и говорит: «Ты только моя, если мы не будем вместе — я тебя застрелю». 

Никакого механизма, как реагировать на такие угрозы, у нас нет. Можно прийти в полицию и сказать: «Мне бывший муж обещает меня убить, ходит всюду за мной». Ничего не сделает полиция, нет такого закона, по которому ваш муж не может вместе с вами ходить по улице.

Для этого нужен охранный ордер, который не позволит подходить к пострадавшей ближе, чем на 700 метров. Подошел — его забирает полиция. 

Охранный ордер может спасти жизни. 

Если человек один раз избил супругу, он не может к ней подойти ближе, чем на, скажем, 500 метров, а если подошел, она может сразу вызвать полицию. И тогда историй про «написала заявление, подкараулил у работы, затолкал в машину и убил в лесу» будет меньше.

Мы очень много пишем на тему насилия. И надеемся на то, что законодательство будет защищать пострадавших от насилия, что правоохранители будут сразу приезжать по заявлениям, что люди будут защищены. 

Почему мы не публикуем реквизиты героев в статьях?

Если у нас в каждой статье будут сборы, нас очень быстро перестанут читать. 

Многие люди не читают такие статьи, потому что знают, что «сейчас снова попросят денег, а денег у меня нет», и вообще, «невозможно больше читать про эти все беды». Мы стараемся писать и про радости, как люди не унывают, как они выживают в сложной ситуации. 

Еще есть очень важный момент, с публикацией реквизитов обычно возникает очень много проблем, очень много непонятностей. У нас был такой случай, скончался священник, и мы сделали сбор на карточку его матушки. Потом, я не помню уже, то ли кто-то из детей перепутал, то ли кто-то еще, написал: «Ой, это не наша карточка, это какие-то мошенники». Потом они сказали: «Ой, это наша, наша карточка». Но было очень неприятно. С публикацией реквизитов возникает еще много вопросов. 

Самое главное, здесь надо очень точно все проверять, потому что когда мы публикуем сбор помощи в фонде, там есть целая команда, которая проверяет каждую справку. Это совсем другая история, у нас очень много собственных сборов о помощи. Все, кому надо, мы всех берем в фонд «Правмира». 

Но если вы хотите помочь адресно, пожалуйста, пишите в редакцию, мы дадим все контакты, если герой даст на это разрешение.