Можно ли расслышать голос Божий в переполненном автобусе? Размышляютглавный редактор журнала «Альфа и Омега» Марина Журинская и профессор Московского архитектурного института Александр Коротич.
Мы вроде бы знаем, что Бог управляет миром, но не всегда даем себе труд это помнить.
Если сосредоточиться, то можно даже припомнить, что случайностей не бывает, но почему-то мы относим это к каким-то ярким случаям, которые сами сочтем выдающимися.
А нижеследующее изложение — о том, что Господь всегда говорит с нами. И о том, что посылает нас друг другу не для нашего удовольствия, а для труда: чтобы вырисовывался совместный опыт и чтобы этот наш опыт был нам помощником в познании Его воли в мире.
Обе эти истории происходили очень давно, в разных городах, с разными людьми. Спустя много лет эти люди познакомились и еще через какое-то время поделились увиденным. Которое сразу сложилось в общую картину.
Просим убедиться.
Александр Коротич:
Место действия — Свердловск, мучительно становящийся Екатеринбургом. Синий зимний вечер, подкрашивающий наст золотом из окон проходящих трамваев. Трамвай № 13 открыл двери, но вопреки призывам водителя быстрой высадки-посадки не произошло. А всё из-за того, что в дверях застрял подвыпивший человек в очках с портфелем под мышкой. Он вовсе не был похож на заправского алкаша, напротив — вероятнее всего это был непьющий «ботаник», нечаянно перебравший на служебной вечеринке.
Ситуация намечалась скорее комичная, чем драматическая. Но в этот момент от толпы ожидающих трамвая отделился невысокий человек с решительным лицом. Он схватил подвыпившего за пригалстучную область и резким движнием выдернул его из дверей, открывая путь пассажирообмену. Совершив запланированную высадку-посадку, трамвай № 13 ушёл, оставляя на остановке сцену, достойную МХАТа. В середине её стоял герой-освободитель, а у его ног поверженный «ботаник» пытался собрать очки и портфель, утраченные во время падения.
Вокруг них словно по волшебству возникло пять метров пустоты, а дальше плотно сбившиеся горожане, отвернулись в ожидании трамвая. Самым показательным в этой сцене было недоумённое и разочарованное лицо героя, который взял на себя ответственность за благо людей, устранив помеху в виде нежелательного человека, а они, люди, в ответ предали него. Наверное он в тот момент ощущал себя как Данко, сердце которого было бездумно растоптано неблагодарной толпой, и не в силах был осознать, что не бывает добра, совершённого при помощи зла.
Марина Журинская:
Вторая часть произошла в Москве в те времена, когда Чертаново потихоньку уже застраивалось, но метро заканчивалось «Варшавской». Далее — автобусы. А мне нужно было на улицу Красного Маяка, которая в той вроде-бы-пока-еще-уютной Москве воспринималась как конец света. Там жила старушка, принявшая в годы гонений тайный постриг, и мы с ней раз в неделю вместе молились.
И вот как-то так в этот раз случилось, что на «Варшавской» было ужас что. Автобусы подходили довольно шустро, но ревущая толпа штурмовала их так ревностно, что я просто подойти боялась. Вот и стою. О такси можно забыть. Телефон-автомат тоже богато декорирован очередью. Матушка ждет и вот-вот начнет недоумевать. И тут я про себя пискнула, что же это такое и вообще, мне же серьезно нужно туда попасть.
Вряд ли этот писк тянул на молитву, но результат не замедлил сказаться. При подходе следующего автобуса к дверям подошел очень высокий человек и внушительно сказал: «Так нельзя. Давайте пропустим женщин». Он вскочил на ступеньку и уперся руками в створки дверей, и под его руками, как под арками, счастливые женщины — и я в том числе — прошмыгнули в автобус. Потом поднялся по ступенькам и он. А потом оставшийся сильный пол, здорово оробев, тоже стал заходить тихо-мирно.
Такая вот хрустальная идиллия. Не правда ли, она прекрасно оттеняет тяжелый случай в Свердловске? И не просто оттеняет, а ликвидирует саму возможность оправдания жестокости расхожими доводами, что-де-мол, а как же иначе, а с ними по-другому нельзя, а что же вы хотите, а он сам виноват…
Можно по-другому. Называется по-Божески.