Что каждый из нас на самом деле имеет в виду, когда говорит: «Господи, Господи…»? Задуматься над этим предлагает протоиерей Игорь Прекуп.
Прп. Ефрем Сирин и мы вслед за ним обращаемся ко Христу: «Господи и Владыко живота моего!» Уместно для начала вспомнить кажущееся противоречие: апостол Павел в качестве условия спасения выдвигает «исповедание устами Иисуса Господом» (Рим. 10; 9), но Спаситель предостерегает: «Не всякий, говорящий Мне: „Господи! Господи!“, войдет в Царство Небесное…» (Мф. 7; 21). Противоречие мнимое, потому что Господь продолжает: «…но исполняющий волю Отца Моего небесного».
Эта же мысль содержится и в словах Апостола об исповедании Христа устами, потому что исповедание устами предполагает внутреннее принятие Его, а «приемлющий пришедшего Обетованного, верою прилепляется к Нему, а прилепляющийся к Нему бывает един дух с Ним (см. 1 Кор. 6; 17). Дух же Его есть совокупность всех святых чувств, расположений и стремлений, требуемых заповедями и составляющих исполнение их». Ибо, «кто воистину верует, тот спасен; но потому, что по устроению веры он бывает исполнителем всех заповедей, кои носит начертанными в сердце, во святых чувствах и расположениях, Духом Святым там созидаемым» (свт. Феофан Затворник).
Почтительно называя Христа Господом и владыкой своей жизни, мы не можем не вспомнить и других слов: «Приближаются ко Мне люди сии устами своими, и чтут Меня языком, сердце же их далеко отстоит от Меня» (Мф. 15; 8). Дело не только в том, что без жизни по вере почтительное обращение к Богу — всего лишь реверанс, фигура этикета, не более. Нет, к сожалению, все значительно хуже.
Исповедуя устами Христа Господом и владыкой своей жизни, но препятствуя Ему господствовать ею и владеть, мы совершаем нечто скверное, нечто совсем иного порядка безнравственное, чем просто формальная вежливость, лишенная искренне-доброжелательного отношения (речь не о том, что в нас достаточно силен «ветхий человек», не о непроизвольном «сопротивлении материала», но о том, когда мы себе именно позволяем «противиться Духу Святому» (Деян. 7; 51), затворяя свое сердце от подсказок совести, сопоставляющей наши желания и заповеди Евангелия, жизнью по которым человек демонстрирует признание Бога своим Господом и Владыкой).
Ведь, если подумать, мы не ждем ничего особенного от людей, которые с нами лично близко не общаются и никак себя особым образом не зарекомендовали. Ни плохого, ни хорошего. Ну, видимся, там, на работе, во дворе, на лестничной площадке, в транспорте общественном иногда пересекаемся. Ну, поздороваемся с кем-то при встрече, и то, если более-менее знакомы. И все.
Но когда кто-то нам оказывает особый знак внимания: улыбнется тепло, заговорит, проявляя какой-то, как нам кажется, искренний и доброжелательный интерес к нашей личности — это уже начинается выстраивание отношений иного порядка. Если мы не хотим этого, тогда вежливо даем почувствовать нежелание сближаться (сдержанно кивая в ответ, избегая задушевных бесед и т. п.), или же отвечаем взаимностью, и между нами формируются чуть более близкие отношения. Пусть даже на уровне любезности.
И вдруг, такая, казалось бы, мелочь: после нескольких недель теплых приветствий при случайных встречах, этот же человек, будучи занят разговором с каким-нибудь соседом, к примеру, на ваше приветствие не ответил (хотя вы прошли близко и очень внятно с привычной теплотой во взгляде и голосе поздоровались), или ответил даже, но как-то формально-отстраненно, как если бы и не было этих нескольких недель приветливых улыбок, словно он взял и в одностороннем порядке отменил этот кусок жизни. Ну, отменил и отменил… Однако завтра он вас точно так же приветствует, как если бы не было этого, мягко говоря, холодного душа (он что, не волен сам выбирать, когда, как и с кем здороваться?).
Или, представьте ситуацию (думаю, многие через это прошли, а то и не раз): человек заверяет вас в самых искренних чувствах, объявляет себя вашим другом, рассуждает о любви и преданности, о долге, и вдруг совершает нечто… нет, не что-то само по себе ужасное, нет, но никак не совместимое с теми отношениями, которые между вами (по его же инициативе) выстроились, с его заверениями в дружбе и с вашим пониманием, что предполагают такие отношения, к чему обязывают, что при этом уместно ждать от человека! Это может быть мелочь, о которой даже неудобно говорить, на которую как-то стыдно самому обращать внимание, не то, что другу указывать, но на душе так гадко-гаденько становится… И вроде как не из чего проблему делать, а почему ж тогда так гнусно-то на душе, а?..
Мало-помалу начинаешь понимать, что этот человек тебя просто использует, что его дружба — игра, то есть, даже не то, чтобы игра, а это его способ выстраивать полезные отношения: он ваш друг до тех пор, пока ему это выгодно, пока вы ему удобны. Быть может, он даже искренне считает, что вы друзья… до того момента, пока вы не скажете или не сделаете нечто такое, что не вписывается в его представления о смысле дружеских отношений. Например, уклонитесь от поддакивания, когда ему жизненно необходимо заткнуть голос своей совести, а то и обличите его.
Причем, что важно, он после этого уже решил, что вы больше не друзья, а вы-то этого не знаете и продолжаете к нему относиться по-прежнему, ожидая от него соответствия тем представлениям о дружбе, которые, как вы думаете, у вас с ним совпадают. И ведать-то вы уже не ведаете, что он вас даже и захочет, а предать уже не может, потому как он вам уже давно не друг (и что с того, что вы не в курсе, он же вам не обязан докладывать).
А потому, когда он в ситуации, требующей, например, верности, жертвенности или еще чего-то, к чему обязывает дружба, например, честности, открытости, вдруг неожиданно не проявит по отношению к вам ничего подобного, но поступит, исходя из собственных корыстных интересов, это будет, с точки зрения здравого смысла, всего лишь трезвым, практичным шагом, никак не предосудительным, потому как вы просто знакомые, ну, ладно, хорошие знакомые, но не более. И если кто-то насчет чего-то питает иллюзии — это его проблемы. Ваши, в данном случае.
Правда, есть в этом что-то мерзкое? А теперь перенесите эту мерзость на отношения с Богом, и вы получите то, что происходит, когда мы обращаемся к Нему, называя Его Отцом, но тут же позволяя себе нечто несовместимое с таким родством; называем Господом и Владыкой, а к себе самим, к людям и всему, что нас окружает, относимся так, словно мы собственники всего этого (вплоть до того, что и к жизни своей относимся так, словно это не дар Божий никакой, и мы за него в ответе, максимум, только перед собой).
Мы ведь ничего особенного такого плохого не делаем, правда? «Не убили, не обокрали», так ведь? Мы как тот, кто не утруждает себя проявить любезность при одной встрече, а при другой расплывается в улыбке; сейчас, вот, у меня «благочестивое настроение»: Бог для меня и Отец, и Промыслитель, и Царь, и Господь, и Владыка, а через минуту это все отходит на второй план и моим вниманием целиком, без остатка завладевает какая-нибудь страсть, явно не совместимая с заповедями Божиими. И мне уже не до Владыки живота моего, я как-нибудь сам разберусь!