Сегодня мало кто не задается вопросом, насколько далеко должна простираться способность христианина к прощению. Понятно, что далеко. Обыкновенно, способность христианина к прощению должна простираться дальше, чем способность к прощению, которой обладаем мы сами. Сосед должен прощать нас больше, чем мы способны простить соседу.
Во Флориде «добровольный наблюдатель» за порядком в районе Джордж Циммерман застрелил подростка-афроамериканца Тревона Мартина. Был записан звонок Циммермана в 911: «Этот парень тут не к добру, точно вам говорю. Он обдолбан или типа того. У него что-то в руках, я не знаю, какие у него дела. Он возвращается ко мне, чтобы меня проверить. Он вытаскивает что-то из-за пазухи… Уходит. Как эти выродки всегда уходят от ответственности».
Диспетчер: Вы что, следуете за ним?
Убийца: Ага.
Диспетчер: Мы не нуждаемся в том, чтобы вы за ним следовали.
Потом пространство и время, пока остающееся без следов записи.
Затем еще звонок в 911 — свидетеля, который не видит, что происходит, — не хочет высовываться. Но слышит крики парнишки о помощи. Пытается вызвать кого-то на помощь. Выстрел. Истерика свидетеля:
«Он погиб, он погиб, он лежит на траве».
Диспетчер: Послушайте, только потому, что кто-то лежит на траве…
Свидетель: Нет, он погиб, он погиб.
Убийцу не арестовали. По законам Флориды, если кто-то чувствует себя под угрозой (как чувствовал себя Джордж Циммерман, о чем свидетельствует его звонок), он вправе применить оружие с целью самозащиты. Это называется – «стоять на своей земле».
Если к вам в дом приходят люди, угрожают вам, вы вправе убить их. В порядке защиты своей жизни и жизней своих домочадцев. Флорида распространяет закон «стояния» на любую территорию, не только на вашу собственность. К вопросу об оправдании того, кто защищается, кто почувствовал свою жизнь в опасности, добавляется «польза сомнения» — всякое сомнение должно пониматься в его пользу.
Поднялись родители подростка и адвокат, а также медиа. Подросток не лез в окно, не ломал ограду, не нападал. Убить подростка только потому, что тот показался подозрительным, следовать за ним, застрелить его и не оказаться за решеткой — это, в терминах адвоката и медиа, расизм.
Отец Циммермана — вероятно, сам тоже Циммерман — вступился за сына: сын так далек от всяческого расизма, как только можно вообразить. Он ни за кем не следовал и никого ни на что не провоцировал.
Соединенные Штаты Америки в массе – страна протестантская, позитивистски настроенная в отношении религии, христианская в самом модернистском смысле слова. К минимуму сведена обрядовая, мистическая, литургическая сторона религии, разветвилось немыслимое количество церквей разных толков – от огромных мега-черчей до крошечных соседских комьюнити. Нет, возможно, ни одного вопроса, по которым у двух церквей было бы единое мнение, — ни по вопросу женского священства, ни по вопросу однополых браков, не говоря уже о глубоких богословских вопросах.
В воскресенье, последовавшее за убийством, верующие надели «худи» – расслабленные куртки с капюшоном. Практически – униформу повседневной одежды в Соединенных Штатах. Именно худи показалось подозрительным Джорджу Циммерману. А также то, что подросток нес в руке. Позднее выяснилось – пластиковую бутылку с напитком и конфеты «скиттлс».
Событие превратилось в событие национального масштаба в США. В худи облачились знаменитости и политики. Худи стало символом протеста против несправедливости. Стали символом протеста также «скиттлс».
Президент Обама сказал: «Если бы у меня был сын, он бы выглядел как Тревон».
Конгрессмен Бобби Раш, надевший худи в Конгрессе во время выступления, был со скандалом выведен из зала, однако успел донести свою мысль: худи – не значит хулиган.
Журналист Джеральдо Ривера, осмелившийся сказать: «На худи лежит такая же ответственность за смерть Тревона, как на Джордже Циммермане», — и посоветовать родителям латиноамериканских и чернокожих подростков запретить детям носить худи и заодно короткие штаны, — подвергнут остракизму.
Журналист Пирс Морган, попытавшийся дать слово второй стороне, с презрением назван непрофессионалом и изжарен заживо под лучами собственных софитов.
То ли закон Флориды, позволяющий «стоять на своей земле» с оружием в руках, даже если человек не защищает свою личную собственность, будет изменен, то ли дело будет рассматриваться в федеральном суде, то ли Циммерман сам будет в опасности всю свою жизнь от каких-нибудь мстителей, если его не привлекут все-таки к ответственности.
Ясно одно – так же, как и в России, в Штатах судьбу подозреваемого решают медиа, а не суд. Кейси Энтони, убившая свою двухлетнюю дочь, была оправдана в суде, но ведет жизнь изгоя, и присяжные, вынесшие оправдательный приговор, все пострадали по-своему – у одного разрушены семейные отношения, второй сожалеет, что принял участие в этом деле, и все они без исключения были прокляты в интернете.
В России сейчас обсуждается дело с брянским ребенком девяти месяцев, убитым родителями ударом о кровать, — в интернете проклятия с пожеланиями самых страшных наказаний виновным, написанные по-русски.
Другими словами, всякое дело, всплывшее сегодня, при нынешнем развитии средств информации, в общественном доступе, несет предполагаемому виновнику угрозу его жизни, свободе и безопасности несравненно большую, чем дело, рассматриваемое без особенной огласки, обыкновенным порядком, в суде.
Громче всегда раздаются голоса, требующие линчевания, наказания ремнем, ссылки, публичной казни, повешения, четвертования и пыток. И их всегда больше, этих голосов. Люди в этом отношении проявляют поразительное единодушие – что в Америке, что в России.
Примечательно, что в ситуациях с насилием роль жертвы в случае огласки переходит к тому, кто осуществил насилие. Но новая жертва, жертва не меньшая, чем та, которая была замучена первоначально, уже не вызывает ни в ком никакого сочувствия.
Не берусь судить, правильно это или неправильно. Понимаю возможные аргументы в пользу безоговорочного осуждения – они неотразимы. Аргументы такие: как бы вы поступили, оказавшись на месте, главным образом, матери или отца первой жертвы – той, кто кричит о помощи, когда ее истязают? И к кому никто не приходит? Попросили бы вы затем милости убийце?
Навряд ли, навряд ли. Не будем обманываться. И общество нас не осудит. По всем законам Хаммурапи, мы будем правы.
А ведь христианство требует от нас прощения. Под силу ли такое сверхчеловеческое прощение – реальному человеку? Или христианство требует заведомо неисполнимого? Или тут христианство неправильно понятое, а правильно понять его можно только в контексте Ветхого Завета, Новый Завет доставая только тогда, когда это более выгодно?
В безоговорочном, непримиримом требовании прощения, наряду с другими неисполнимыми требованиями, – сила христианства. И тут же залог того, что оно всегда гонимо. Залог его вечного неуспеха в мире, и залог его неистребимости. Если бы христианство было «успешно», сподручно и посильно, это было бы что-то другое. Бизнес-проект, управляемый эффективными менеджерами.
Христианство дает радикальнейший метод разрешения от застилающей глаза ненависти – метод едва ли не непосильного человеку прощения. Метод, которым, две тысячи лет спустя, мы по-прежнему не владеем.
Читайте также:
Великие примеры прощения Валерия Ефанова Прощение. Кажется, это так просто. Прощать своих врагов да и всех, кто нас просто чем-нибудь обидел, нам заповедано Самим Богом. Тем не менее, любой христианин согласится: прощать и просить прощения – ох как сложно. Язык не поворачивается, не находится нужных слов… |