Разрешать в России гражданское огнестрельное оружие или же запретить даже травматическое? Недавняя стрельба в Москве, жертвами которой стали шесть человек, опять вызвала к жизни спор о праве россиян владеть, хранить и носить оружие. Однако проблема запретов на оружие не столько надуманна, сколько вторична: корни ситуации закопаны гораздо глубже.
Приключившаяся на прошлой неделе история на северо-востоке Москвы, когда 29-летний юрист расстрелял своих сослуживцев в приступе неразделенной любви, опять подлила масла в огонь вялотекущих споров о гражданском оружии.
Первые рефлекторные телодвижения МВД по этой проблеме уже опубликованы: министерство намерено серьезно ограничить права на ношение травматического оружия в общественных местах. Притом настолько серьезно, что это оружие будет проще вообще не носить, чем носить законно.
Естественно, в этой накаленной атмосфере любой довод в пользу либерализации оружейного законодательства (самым очевидным здесь является мягкое и постепенное разрешение гражданского огнестрельного короткоствола, т. е. пистолетов и револьверов) утонет в шквале эмоций.
В последние несколько лет тема преступлений с применением травматиков активно педалируется прессой. Рефлекторная реакция одна: травматическое оружие надо запретить. А теперь можно ждать еще и запретительных мер в отношении обладателей гладкого или нарезного охотничьего длинноствола — московский юрист Виноградов стрелял с двух рук, в которых держал абсолютно законные, со всеми выправленными лицензиями, карабины «Сайга» и Benelli.
«Этим» давать оружие нельзя
Начать разговор придется издалека, и совсем не со стороны оружейной проблематики. Аргументы обеих сторон — и прогибиционистов (сторонников запрета), и «легалайзеров» — изучены давно, ковались годами. Среди них игры со статистикой преступлений в разных странах и разные формы психологических и даже этнонациональных аргументов, наподобие того, что отдельные народы «не доросли» до оружейной культуры.
Но смотреть придется не со стороны мелких пуговиц, а со стороны покроя самого пиджака. Российское общество при всем формальном равенстве граждан, вписанных в, с позволения сказать, законы, было и остается глубоко сословно расслоенным.
Особые сословия (силовые, чиновно-служивые и к ним приравненные) обладают в стране не только хорошо заметными формально-статусными привилегиями, недоступными «тягловому» населению, но и целым набором неформальных прав по вытрясанию из этого подотчетного населения «ресурса» — от преимущественного права проезда на дорогах до, порой, прямого вымогания денег.
При этом активный человек всеми силами старается вырваться из стада в пастухи, чтобы буквально на следующий день забыть, кто он по своему рождению. А возможно, во многом благодаря этому, — и начать выделяться над «быдлом», стараясь исступленно забыть собственное восхождение в «элиту».
(Оба слова забраны в кавычки, потому что в человеке на самом деле ничего не поменялось — он остался тем же, кем был до формального изменения сословного статуса. Но объяснить ему это вы уже не сможете: слишком сильно влияют на покореженную психику формальные и неформальные привилегии, отделяющие выпасающего от выпасаемых и стригущего от остригаемых.)
Именно поэтому сама идея легализации оружия будет встречать у российского чиновничества и служивого сословия иррациональное эмоциональное отторжение. Потому что «этим» давать оружие нельзя: «сядут на голову» и начнут посылать Богом Данное Начальство вдоль забора, — а ведь они «должны по жизни».
Пистолет у «подотчетного контингента» становится генератором неосознанного раздражения привилегированных. И ведь понятно, что в разговоре с госслужащим или, тем более, с полицейским, даже зарвавшимся на улице, использовать оружие как аргумент никто не будет —во-первых, бессмысленно,во-вторых, себе дороже. Но гложет, гложет какое-то смутное беспокойство.
Хочешь иметь оружие — иди в армию
Как водится в таких случаях, отторжение будет тщательно рационализироваться — обертываться в плотные слои внешне логических доводов, согласно которым легализация оружия совершенно невозможна, потому что невозможна в принципе.
Некоторые, которые поумнее, скажут: таков реальный мир, и нечего тут посягать на чужое право стричь овец. Хочешь иметь оружие — иди служить в армию, в полицию или в чекисты. То есть приобрети сословный статус, который и станет тебе внезаконной защитой. (Оружие? А причем здесь оружие?)
В то же время человек, почувствовавший себя уверенно хотя бы на улице, не будет прогибаться под вороватого чинушу и наглого «правоохранителя». А это — источник дискомфорта для привилегированных сословий. Вместо этого обыватель обязан всеми силами терпеть выходки преступников, а потом жаловаться «правоохранителям». А они, так уж и быть, снизойдут.
Вот этот философский гражданский аргумент чаще всего не рассматривается при спорах о легализации короткоствола, а между тем совершенно зря. Он выглядит натянутым, но именно он и лежит в основе чисто российского феномена — агрессивного отторжения идеи о гражданском оружии власть имущими и прочими обладателями оружия «табельного».
А заодно и пораженных «стокгольмским синдромом» обывателей, нетвердо запомнивших по срочной службе в рядах вооруженных сил и участию в нескольких нетрезвых уличных приключениях (с обеих сторон), что «нашему народу» давать оружие в руки «нельзя», а то…
Длительное унижение и выученная беспомощность
Впрочем, это не только «стокгольмский синдром» в виде извращенной любви к своим пастухам, спасающей психику от мучительного конфликта. Когда-то писатель Вячеслав Рыбаков ввел термин «синдром длительного унижения», описывающий необратимые деформации психики в условиях подчинения.
А буквально несколько недель назад вышел доклад Центра стратегических разработок, где проанализирован еще один сходный системный механизм, по которому строится отечественный социум — авторы назвали его «синдром выученной беспомощности», когда человек в силу давления окружающей среды становится принципиально не готов что-то менять в своей судьбе.
Это не вина, это — застойная социальная болезнь, наподобие туберкулеза или алкоголизма. Вся эта виктимная механика прекрасно изучена многими и многими российскими поколениями на собственной шкуре. Вопрос, в сущности, один: надоела она им или нет?
И проблема легализации или же тотального запрещения гражданского оружия на его фоне разом превращается в частность. Пусть и многозначительную, — как та капля, по которой станут судить об океане.
Константин Богданов, обозреватель РИА Новости
Читайте также:
Генерал Владимир Усманов: когда мы излечим язвы общества, тогда и оружие нам будет не нужно
Священник Феодор Людоговский: Лучше слабое государство, чем анархия
Протоиерей Александр Ильяшенко: Вооруженного человека нельзя безнаказанно унизить