Грешно ли искать легкой доли?

Никто, наверное, не будет спорить о том, что жизнь в России — «не сахар». Зарплаты низкие, цены высокие, на улицах не безопасно, а «в телевизоре» один негатив. Кроме того, экономические кризисы, сопровождающиеся потерей работы или сбережений, а то всего этого одновременно, стали уже почти традицией.

Конечно патриотизм, любовь к Родине, стремление защитить Отечество – это принято считать добродетелью. Но, если быть откровенными с самими собой, задумаемся и ответим честно: не обрадовалось бы большинство из нас, если бы вдруг нам выпала возможность переехать в благополучную Европу или Америку? И не отправился бы в таком случае весь наш патриотизм туда, куда обычно отправляются старые вещи? Да и что собственно такое – патриотизм в свете того, что вся земля – это подножие ног Божиих? Что особенно богоугодного в том, чтобы быть привязанным к какой то определенной географической точке?

Об этом и о другом корреспондент портала «Правмир» Наталья Смирнова беседует с протоиереем Максимом Первозванским.

— Хочется надеяться, что я не обманываюсь, предполагая, что большинство наших соотечественников все-таки не решит уехать за рубеж.. Родина — это не вещь, как например, автомобиль. Если у вас начнет барахлить автомобиль, и будет возможность поменять его на другой, то в этом не будет ничего плохого. Но я думаю, что каждый понимает, что жену поменять на более симпатичную – это неправильно.

— Про жену прописано в законе Божием, а про место жительство там ничего нет.

— Просто тогда такой вопрос не стоял, поэтому он и не оказался прописанным так явно, как закон о браке. Земля является для человека не менее важным, чем семья.

— Но в чем все-таки состоит ее важность? Ведь если бросить жену – это травма для нее, если нарушить заповедь воровства, то это травма для обокраденного. Земля же не расстроится и не огорчится, если кто-то, например, переедет жить в Канаду. А в Канаде и приходы православные есть, и детей можно нормально воспитать, и преступности нет.

— В этой ситуации существенно отношение человека к жизни вообще. Многие пользуются жизнью так же, как вещами, и пытаются брать от нее все. Если это христианин, то действует подобным образом, за исключением некоторых рамок: не убий, не укради и т.д. Но в остальном он считает, что от жизни нужно брать все, что только можно.

Есть и другое отношение: жизнь как служение, как призвание. Каждому человеку Господь ставит определенную задачу, давая ему для этого определенные средства. Поэтому, в зависимости от отношения к жизни, Родиной можно пользоваться, а можно ее любить. Вообще-то человек призван любить свою Родину, может быть, так же, как он призван любить постаревшую и потерявшую фигуру жену.

— А издалека Родину нельзя любить?

— Нет, любовь подразумевает служение. Если я люблю кого-то, то я ради него что-то делаю.   Другое дело, когда человек в силу обстоятельств оказывается на чужбине. Кстати, большинство наших эмигрантов, особенно первой или второй волны, выброшенных волею истории за пределы Родины, полагали свою жизнь на то, чтобы послужить России оттуда. Они пытались это сделать так, как это понимали.   А четвертая, и даже пятая волна эмиграции уезжали уже просто в поисках легкой жизни: денег, спокойствия и т.д.

Но, что характерно, оказывается, человек, который ищет облегчения своих внешних обстоятельств, нарушая то, что ему дано, сбрасывая с себя крест, данный Господом, как правило, не находит легкой жизни, получается только хуже. В одном из древних патериков есть замечательный рассказ. Жил в монастыре один монах, и там же жил другой брат, который его не любил и строил всякие козни, а в монастырях такое случается. Поскольку этот брат ему всячески досаждал, монах решил: «Не могу я здесь жить, пойду, поменяю монастырь. В конце концов, какая разница, в каком монастыре жить». Пошел и нашел себе другой монастырь. Там его ненавидели уже трое и всячески ему досаждали. Он пришел в третий монастырь, где его ненавидели уже все. И тогда этот монах взмолился Богу: «Господи! Ну почему же так? Я пытаюсь тебе служить и никого не хочу обижать». Тогда Господь послал ему ангела, велел оставаться здесь и терпеть, если он хочет спастись. В итоге этот монах жил и спасался в монастыре, где его ненавидели все.

Есть такой термин в монашеском обиходе – шаталова пустынь, который происходит от слова шататься. Человек, который начинает менять внешние обстоятельства своей жизни сознательно, как правило, оказывается слабо пригодным для Царствия Небесного.

Нельзя поменять родителей, детей, пол, это то, что тебе дается. Ты, может быть, хотел бы, чтобы твой ребенок был гениальным певцом, а он оказывается совсем не тем, кем хотелось. То есть то, что тебе дается, это то, чем ты должен жить, это то, что ты должен нести по жизни, как крест, это то, через что ты должен спасаться.

Другое дело, если ты относишься к жизни так же, как например, к еде или к другим предметам потребления. Тогда, конечно, никакой разницы нет, где жить. Нужно жить там, где удобней, там, где проще, где есть еще что-то привлекательное. Но еще раз говорю, что это будет неправильно.

— А что делать людям с потребительским отношением к жизни: перестраивать себя на служение или уже честно признать себя потребителем и уехать?

— Сначала скажу про выбор в отношении к жизни: служение или потребление. Именно здесь проходит основной водораздел между христианством и остальным миром, а совсем не в области того, как часто я лоб свой крещу, и даже не в том, как я посты соблюдаю или молюсь. Почему очень многим хорошим советским людям, которые в свое время пытались исполнить кодекс строителя коммунизма, так легко было воцерковляться в 90-ые? Потому что они и так жили по христианским принципам, только с воцерковлением их жизнь обрела правильный смысл, правильную надстройку. По сути, их жизнь и ранее была жизнью не для себя. В советские времена даже была такая замечательная песня: «Жила бы страна родная, а слава тебя найдет».

Это было очень важное мироощущение: главное — это не мое счастье, это счастье других. Сейчас я смотрю на людей старшего поколения и думаю: «Сможет ли наше поколение сорокалетних служить нашим детям так, как это делает поколение наших отцов и дедов, не глядя на себя, помогая с внуками и в других заботах?» Они уже старенькие, но все равно их жизненная установка выражается фразой: можно я хоть чем-то вам помогу? Иногда эта помощь бестолковая, ненужная, даже мешающая, но для себя они жить не могут. Не случайно есть такой феномен. Человек считает, что когда выйдет он на пенсию, тогда он, наконец, поживет для себя. Он выходит на пенсию и через полгода умирает. Жизнь для себя оказывается для него совершенно бессмысленной. Еще раз повторюсь, здесь проходит водораздел: если ты христианин, ты не можешь и не должен жить для себя, и тогда соответственно вопрос со страной проживания отпадает сам собой.

Существует еще один важный момент, не христианский, а культурологический. Есть поговорка – где родился, там и сгодился. Она тоже не пустая и не случайная. Вспомните слова Тараса Бульбы перед битвой под Любно: «Вам случалось не одному помногу пропадать на чужбине; видишь: и там люди! Так же Божий человек, и разговоришься с ним, как со своим; а как дойдет до того, чтобы поведать сердечное слово, видишь – нет! Умные люди, да не те; такие же люди, да не те! Нет, братцы, так любить, как может любить русская душа, любить не то чтобы умом или чем другим, а всем, чем дал Бог, что ни есть в тебе!»

И это не национальная гордость, которая видит все остальные народы «с песьими головами». Просто если есть для тебя в жизни что-то кроме того чтобы поесть, попить, удовлетворить похотливые желания, послушать Мадонну, то ты в этом мире потребления не найдешь ничего для души, для себя. Не потому что там плохо, а здесь хорошо. Просто ты другой, ты не прорастешь туда корнями. Опять же, если человек живет просто легкой жизнью в мире массовой культуры, в мире потребления, ему все равно — где жить.

— А если человек живет в глубинке, в заброшенном городке, где все пьют и ничего более? Ни работы нормальной, ни тем более образования, может быть, даже церкви нет. Такие обстоятельства не оправдывают его переезд, скажем в Москву?

— Это очень индивидуально и связано даже не с выбором конкретного человека. Измена малой родине не такая большая, как измена большой родине. В хорошо построенном государстве центр всегда отдает периферии. Раньше так всегда и было, если мы посмотрим историю России или Советского союза. Окончившие вузы студенты ехали по распределению в глубинку, подымали и т.д.

Сейчас же все наоборот. Крупные центры засасывают народ из глубинки. Однако нужно понимать, что у человека, попадающего в крупный город или в Москву, с одной стороны появляется шанс сделать карьеру или добиться чего-либо, но гораздо больше у него шансов просто погибнуть. Это черная дыра, которая перемалывает попадающих сюда людей и выплевывает их в совершенно изломанном состоянии или просто погибшими. Поэтому переезд в большой город — это вроде рулетки.

— Забота о детях/родителях не оправдывает ли поиск лучшей доли?

— На мой взгляд, человек, особенно ребенок, попадая в другую страну, теряет ощущение Родины. Глубокий человек, попав в другую среду, будет там страдать, а ребенок просто потеряет чувство Родины. Для воспитания ребенка эта ситуация схожа с тем, как если бы папа и мама думали по-разному. Мама говорит — можно, а папа говорит — нельзя,   в результате человек вообще теряет авторитет. Если ребенок присутствовал при разводе родителей, ему гораздо сложнее создать крепкую семью самому. Так и тут, человек, на глазах которого родители меняют Родину, многое в жизни теряет. У него действительно появляется шанс стать гражданином мира в самом худшем понимании этого слова. У него нет этого святого чувства. Я не говорю, что так обязательно происходит, но потенциально для воспитания это очень вредно.

Для родителей – пожилых людей, ситуация еще хуже. Сколько раз мы являлись свидетелями того, что какая-то бабушка меняет квартиру. Сносят ее пятиэтажку, и она оказывается совершенно одна в новой обстановке. Это тот же город, но ей сложно завести новые знакомства, почти невозможно, а старых нет. Раньше она выходила на лавочку, общалась со своими приятельницами из соседних подъездов, ходила к соседке в гости чайку попить. И вдруг она в один миг выпала из этого образа   жизни. Тем более тяжело это происходит в другой стране. При переезде в новый дом ей хоть позвонить будет куда, а там особенно и не позвонишь. Поэтому это такая забота, которой лучше не надо.

В нашем приходе есть семья. Сын одной нашей прихожанки уехал в Австралию, и там ему очень хорошо живется. Он все время пишет матери письма и пытается ее туда вызвать. А для нее это мука, она не хочет с Родины уезжать, говорит: «Что я там, как я там? У него там работа, жена, а я что буду делать?» Вместе с тем ей хочется быть с сыном, с семьей, с внуками, принимать участие в их воспитании. Но пока она сидит здесь, а туда только ездит время от времени.

— Я читала где-то в православной литературе, что сама идея создания рая на земле грешна по своей сути. Если это действительно так, то не могли бы Вы   пояснить, почему именно? Ведь земной рай в глазах обыкновенного человека – вещь совершен, казалось бы,   невинная. Двухэтажный домик, садик, любящий супруг(а), двое здоровеньких деток и непыльная и хорошо оплачиваемая работа. Живи, радуйся и исполняй себе заповеди. Что Вы думаете по этому поводу?

— Тот рай, который Вы описали, кажется раем для тех, у кого его нет, а у кого это есть, это раем уже не кажется. Человеку всегда все равно будет мало того, что у него есть. Это факт. Стремиться же к лучшему устроению своих внешних условий жизни греховным не является. Совершенно нормально, если мы стремимся обеспечивать себя и свою семью. Особенно даже не себя, а свою семью, своих близких лучшими условиями жизни: возможностью дышать чистым воздухом, пить чистую воду; получить нормальное образование в хорошей школе; получить хорошую, интересную, высокооплачиваемую работу. Это нормальное желание, в этом ничего плохого нет.

Только не надо путать это с раем. Рай — нечто совсем другое. Надо понимать, что христианское понимание рая достаточно нематериально. Это не сад с гуриями и бесперебойная вкусная еда. Рай – это там, где человек пребывает с Богом, в любви с Богом и с людьми. Там, где нет зла, куда не войдет ничто скверное и нечистое. Вот что такое рай. Рай на земле невозможен, такой рай невозможен. Зло будет пребывать на земле до скончания века, до второго пришествия Христова. Больше того, по учению Церкви, количество зла в мире будет усиливаться, увеличиваться. Чем дальше мы живем, в мире не становится больше любви и меньше зла. И наблюдая всю историю человечества, мы   понимаем, что да, это действительно так.

Материальные условия жизни неуклонно улучшаются, причем иногда принципиально, качественно улучшаются, переходя на абсолютно новый уровень, о котором даже не могли и мечтать наши предки, при этом количество зла не убывает. Вот о чем речь. В этом отношении рай на земле невозможен. А стремиться к улучшению условий жизни можно. Другое дело, что здесь два ограничения. Во-первых, это не должно совершаться с нарушением заповедей Божиих. То есть нельзя ради материального благополучия идти на преступления, как против государственных законов, так и против совести. Это первое правило. И второе, материальное не должно быть целью и смыслом жизни. Этим можно заниматься, но как не главным. Потому что, если внешнее будет главным, ты и этого не получишь, и душу свою погубишь.

— Почему все святые, которые являются для нас образцами, намеренно искали тяжелой жизни, угнетали свое тело и отказывали себе в большинстве удовольствий, то есть вообще никаким образом не искали легкой доли?

— Человек не должен лично для себя искать легкой доли. Ведь не случайно даже в описании земного рая упоминается домик, то есть нечто не для себя, а для детей, для жены, для родителей. Мы должны стремиться облегчить жизнь другим людям, это заповедь милосердия. Себе — нет. Почему? Почему важно ограничение себя, не других? Человек, добровольно постящийся, имеет шанс стать духовно лучше, а человек, которого принудили к голоду, как правило, звереет. То есть то, что мы не добровольно делаем, не возвышает нас, а наоборот. Например, Серафим Саровский носил постоянно за спиной котомку, с песком или с камнями. Когда его спрашивали, зачем он это делает, он говорил: «Томлю томящего меня». Кто-то вериги носил или власяницу, то есть не позволял себе каких-то даже элементарных удовольствий, потому что это является постоянным напоминанием о том, ради чего я живу, не дает успокоиться.

Вообще мы сейчас рассуждаем о вещах, которые обычному человеку не свойственны. Относительно этой ситуации один современный богослов привел такое сравнение. Лежим мы где-нибудь на пляже, и вдруг мимо нас идут люди, груженные кислородом, «кошками», ледорубами. Мы думаем: «Что они, дураки, что ли такие?» А они просто в горы идут, туда, где это все пригодится. Так и тут. Например, мы рассуждаем о Серафиме Саровском, который тысячу дней и ночей стоял на камне. Зачем, спрашивается? Обычно молодые люди, читая житие Серафима Саровского, говорят: «Какой подвиг совершил! И я хочу такие подвиги совершать ради Христа». Но это же заблуждение. Серафим Саровский взошел на камень после того, как ему предложили стать игуменом Саровской обители. Он отказался, и его стал мучить помысел, который он принял: вот он такой смиренный, отказался от игуменства, он уже совершенный, он уже спасается. И, приняв этот помысел, преподобный Серафим потерял Бога и испытал богооставленность. Он тысячу дней и ночей стоял на камне и вопил: «Боже, милостлив буди мне, грешному», пока помысел его не оставил. То есть это была борьба с самим собой.

Есть определенные законы войны, которая происходит в душе человека. Одним из элементов этой войны является самоограничение, жизнь не для себя, любимого, лишение себя чего-либо ради более высокой цели. Есть такой элемент монастырской, и не только монастырской, жизни, но и доступной для обычного человека — послушание. Что такое послушание? Это когда я поступаю не так, как мне хочется, а так, как мне сказали, то есть я слушаюсь. Дети должны слушаться родителей, жена должна слушаться мужа, а вот я, взрослый человек, кого я должен слушаться? И должен ли я кого-то слушаться или я должен жить, как я хочу? Есть такой аскетический прием: человек должен слушаться кого угодно. Предположим, что я — молодой человек иду по улице с девушкой и говорю: «Пойдем направо», а она говорит: «Нет, пойдем налево». В этом случае мне было бы очень хорошо уступить и сказать: «Да, пойдем налево, как ты хочешь», хотя мне на самом деле хочется пойти направо. Почему? Потому что надо уметь отказаться от своей воли. Иногда люди спрашивают: «Почему Бог не открывает нам Свою волю? Если бы я знал, что хочет Бог, то я бы так и поступал. Но поскольку Он мне не говорит, как поступать, я и не знаю, и делаю всякие глупости». Бог не открывает нам Свою волю, потому что понимает, что мы все равно поступим по-своему. Мы не привыкли поступать против своей воли. Поэтому нужно тренироваться отказываться от своей воли. В монастыре это первое, что делает человек. Он становится послушником, отказывается от своей воли. Не потому что он состоит в восточной секте, где у него есть гуру, и у него исчезает своя воля. Его воля не исчезает, она есть, но послушник, монах специально и сознательно ее убирают.

Как в армии: носить круглое, катать квадратное. Человек должен тренироваться в послушании, чтобы быть готовым послушаться Бога, когда это понадобится, когда Бог откроет ему Свою волю. Мы должны уметь отказаться от одного, второго, третьего. Есть одна заповедь, как правило, сложно понимаемая современным человеком: если человек не отвергнется себя, не возьмет свой крест и не последует за Христом, то он не может быть Христовым учеником. Или: кто не возненавидит отца с матерью, и самой жизни своей, тот не может быть Моим учеником. Речь не о том, что надо сейчас все бросить и куда-то идти, а о готовности выбора, если встанет такой вопрос: что тебе дороже? Если человек готов за Родину жизнь отдать, то это не значит, что надо сейчас взять ее и отдать немедленно. А если что, «мы мирные люди, но наш бронепоезд стоит на запасном пути».

Человек должен быть готов умереть за свою семью, за свою Родину. Он должен быть готов отдать свою жизнь и пожертвовать чем-то, если это потребуется, ради Христа. Такой выбор нам часто приходится совершать в мелочах: украду — не украду, уступлю — не уступлю, изменю жене — не изменю. То есть человек постоянно совершает нравственный выбор, и этот выбор часто не в его пользу в материальном смысле, он что-то теряет,   и мы должны быть готовы терять. Неслучайно, как крайний случай, монах вообще отказывается от своей собственности. Он дает три обета. Один из них самый известный – безбрачие, но он далеко не самый главный. Есть еще два обета: послушания и нестяжания, то есть неимения собственности. Чтобы не привязываться, быть свободным, быть готовым послужить Богу, монах себя ничем не связывает. Так же и в миру, человек должен быть готов отказаться от денег, от удовольствий, еще от чего-то. Поэтому он должен постоянно тренировать себя в умении отдавать.

Пришел муж домой, жена   должна быть готова забыть про свою головную боль и начать готовить ему ужин, а не говорить: «Где ты шлялся?! У меня голова болит, а ты – неизвестно где». То же самое и муж. Пришел, видит, у жены голова болит, он должен быть готовым забыть про свою усталость. Мы должны тренироваться постоянно отдавать. В этом смысл. Если же мы только для себя, любимых, живем, то, в конечном счете, всех поглотим, даже самых близких и дорогих нам людей.