Хор как выражение культурной общности

Да, мы любим Родину. Но что мы, собственно, о Родине знаем? Дежурная фраза, что Россия — страна с богатой историей, сейчас, кажется, стала настолько пустой, не имеющей под собой никакой внутренней основы в сознании, что звучит она как неохотный ответ закоренелого троечника. Тем более голословными выглядят заявления о том, что мы, дескать, наследники великой русской культуры (о которой мы мало что знаем). Действительно, Рахманинов — великий русский композитор, а вот в каком веке он жил и какую музыку написал? Ну, это уже другой вопрос, главное, что великий и русский, а значит наш и мы его потомки. Может быть, эти слова покажутся кому-то смешными или обидными, но хотелось бы сразу оговориться, что обращены они главным образом к людям, как модно сейчас говорить, поколения pepsi. А ведь вопрос о степени причастности к русской культуре имеет прямое отношение к самовыражению и самоопределению каждого конкретного человека, который заявляет, что является её носителем.

Примеров того, как человек, действительно причастный к культуре своей страны, может её выразить, довольно много. Народные танцы, допустим, этикет, знание отечественной литературы, истории, музыки и всё это вместе взятое. Но в русской истории, как представляется, самой распространённой формой культурного самовыражения было хоровое пение. Особенно ярко это проявилось во времена лихолетья и смут начала XX в., когда миллионы русских людей были отрезаны от Родины и разбросаны по всему миру¹. В изгнании, в русских диаспорах самым любимым и массовым занятием было как раз хоровое творчество. Появилось множество профессиональных, полупрофессиональных и любительских хоров, и что самое удивительное, именно они стали провозвестниками русской культуры для всего мира.

Признанные корифеи русского искусства, которых революция выбросила за пределы Отечества, были сами по себе яркими личностями, о которых история не забывает. Другое дело хор, состоящий из 20–30 человек. Здесь речь не может идти только лишь о таланте дирижёра или организатора, что, несомненно, также играет важную роль, но главное, что культура великой страны живёт в каждом хористе и проявляется именно тогда, когда того требует внутренняя общая необходимость. Ярким примером такого общинного культурного самовыражения является всемирно известный Донской казачий хор, основанный в 1921 г. Сергеем Алексеевичем Жаровым.

В России в наши дни о хоре знают лишь немногие, подобно тому, как в безвестности остаются и другие сокровища русского зарубежья. До недавнего времени все они были скрыты за железным занавесом, а сегодня, когда, кажется, уже нет видимых препятствий для изучения русского зарубежного искусства, возникает ряд других проблем. Среди них экономические, политические, но главная — отсутствие у подавляющего большинства наших соотечественников всякого интереса к изучению родной истории и культуры.

История хора Донских казаков Сергея Жарова началась в 60 километрах от Стамбула в турецкой деревне Чилингир. Именно там после эвакуации из Крыма дислоцировался Донской корпус казачьих войск Белой армии. Условия, в которых казаки жили, были ужасными. Грязь, голод, холера… От истощения и болезней погибли тысячи воинов. Но самыми страшными испытаниями, по воспоминаниям казаков, были полная неопределённость и оторванность от Родины. Для поддержания угнетённого духа войска командование корпуса распорядилось собрать лучших хористов из всех полков в один большой хор, который бы пел за богослужениями и просто народные песни. Регентом хора был назначен Сергей Алексеевич Жаров.

Что, собственно, примечательного в этой краткой истории создания хора? Во-первых, сам факт того, что в атмосфере бесконечного отчаяния и тоски, болезней и смерти русское воинство обратилось к хоровому творчеству, говорит о том, какое значение оно имело для русского народа. Нам очень сложно понять и осознать это сегодня, когда хоровое пение уже не является таким консолидирующим выражением культуры. Например, собираются старые друзья вместе. Чем же они занимаются? Сидят за столом, общаются, смотрят телевизор, слушают музыку или в лучшем случае поют под гитару современные песни. А вот народных песен как правило уже не поют, потому, наверное, что не умеют или потому что сегодня нас чаще объединяет совсем не общая вера и культура. В Чилингире было по-другому. Именно народные песни, знакомые каждому казаку с детства, были тем объединяющим началом, которое многим помогло выжить. Тем более помогла выжить общая молитва… Собственно это и было характерным выражением культуры и национального самосознания. Казалось бы, тяжёлая ситуация, надо искать способ покинуть этот проклятый лагерь Чилингир, “лагерь смерти”, как его прозвали казаки, но вместо того организуется хор, чтобы всем вместе петь и молиться. Во-вторых, примечательна личность Сергея Жарова, который был назначен регентом созданного хора. Он не был потомственным казаком, но был настоящим профессионалом, поскольку окончил самую лучшую в мире школу хорового пения — Синодальное училище². Необходимо признать, что именно благодаря его дирижёрскому таланту впоследствии хор прославился на весь мир. Жаров прекрасно чувствовал музыку и хор, по воспоминаниям очевидцев, творил во время концертов. Он научился управлять той энергией, той болью казачьей песни, в которой изливалась культура великой страны. Как представляется, именно эти два фактора сделали хор уникальным культурным явлением, которое не могло остаться незамеченным. И не осталось…

Вскоре казаков передислоцировали на греческий остров Лемнос, а затем поступил приказ об их переводе на работы в Болгарию.

На болгарской земле казаки получили возможность сами зарабатывать себе на жизнь — трудились на лесопильном заводе, мыли посуду, — в их жизнь пришло спокойствие, наступила некоторая определённость. Но хор, созданный в Чилингире, не распался и продолжал своё существование. По воскресным дням он регулярно пел Литургию в маленькой церкви при русском посольстве в Софии. Иногда жаровцев приглашали с концертами в другие иностранные представительства и в частные дома состоятельных особ. Однажды хор давал духовный концерт в кафедральном соборе Александра Невского, куда пришло множество русских эмигрантов и просто ценителей духовной музыки, всего около 5000 человек. По воспоминаниям Жарова, тогда “многое вспомнилось, и много пролито было слёз”. Подобная деятельность хора привлекла внимание музыкальных агентов и импрессарио. О хоре узнали за пределами Болгарии. Вскоре Жарову поступило предложение перебраться вместе с хором в провинциальный французский городок Монтаржи, где находился небольшой завод, рабочие которого, имеющие духовой оркестр, мечтали также о собственном хоре. После долгих колебаний предложение было принято. При содействии прихожанки посольской церкви знаменитой на всю Европу русской балерины Тамары Карсавиной хористы получили французские визы. Всё было готово к отъезду. Но тут в дело вмешался представитель Лиги Наций барон ван дер Гровен, который сразу понял, что этот хор способен на большее, чем просто прозябать во французском захолустье. Он предложил Жарову перед отъездом во Францию посетить с концертами Вену. Тогда в Австрии живо интересовались русским хоровым творчеством, поскольку ещё помнили знаменитый Синодальный хор, до революции пользовавшийся в Европе огромной популярностью. Так как путь во Францию всё равно лежал через Вену, приглашение барона было принято.

В июле 1923 г. жаровский хор прибыл в Вену. Тогда ни сам Жаров, ни его хористы ещё не знали, что это было начало великих мировых гастролей, затянувшихся на полстолетия.

В австрийской столице Жаров познакомился с известнейшим австрийским импресарио Отто Хеллером, который предложил устроить концерт хора в знаменитом концертном зале “Хоф­бург”. Интуиция подсказала опытному агенту, что на кучке исстрадавшихся воинов можно неплохо заработать. И он не ошибся.

Первый венский концерт хора Жарова, который вызвал колоссальный интерес австрийской публики, по праву можно считать одним из самых значимых событий в истории русского хорового творчества. Переполненный до начала концерта “Хоф­бург” снисходительно аплодировал уставшим, измотанным казакам, которых издалека можно было легко спутать с кучкой бездомных оборванцев. Несколько лет спустя сам Жаров вспоминал о том, как в тот вечер старался построить хористов так, чтобы на сцене одетые более опрятно прикрывали собой тех, чья одежда скорее напоминала лохмотья. После концерта всё было иначе. Зал был в полном восторге, — в восторге от вдохновенного исполнения хором жизнеутверждающего гимна Бортнянского “Тебе Бога хвалим” и удалых казачьих песен, от маленького неизвестного регента, под руководством которого хор звучал словно орган. Овации, крики “браво”, слёзы растроганных казаков, а Отто Хеллер, радостно потирая руки, обещал Жарову, что его хор даст ещё тысячу концертов. Но он ошибся. Уже через четыре года всё в том же переполненном “Хофбурге” известный всей Европе Донской казачий хор Сергея Жарова давал свой тысячный концерт, и это было только начало пути.

Ошеломляющий успех в Вене открыл хору широкую перспективу концертно-гастрольной деятельности. Без преувеличения можно сказать, что на следующий день после венского концерта жаровцы проснулись знаменитыми. А далее всё пошло словно по накатанной колее. О переезде в Монтаржи можно было забыть сразу: на два месяца хор был ангажирован для гастролей в Венгрии, Австрии и Чехословакии; впереди стояла перспектива швейцарского турне. За год хор исколесил с концертами пол-Европы, всюду производя фурор. Особенно памятной оказалась поездка в Германию. Бывшие враги овациями приветствовали казаков в знаменитом “Шпорт-Паласе”, десятикратно вызывая хористов на бис, пока, наконец, не вмешалась администрация, объявив, что концерт окончен.

Так началась славная история хора Донских казаков Сергея Жарова. После успеха в Германии были предприняты концертные турне в Бельгию, Голландию и Англию, а в марте 1926 г. — в Австралию. В 1930 г. состоялась первая поездка хора в Америку. За шесть недель был дан 41 концерт в 32 городах США, в том числе в знаменитых “Метрополитен-опера” и “Карнеги-холле”. С тех пор поездки в Америку стали ежегодными, а в 1939 г. все члены хора получили американское гражданство.

К тому времени хор был известен во всем мире. Его популярность могла сравниться лишь с последующей популярностью рок-звёзд. Хористов узнавали в лицо, преследовали, требуя автограф, в буквальном смысле носили на руках. Необходимо отметить, что даже на пике славы Жаров и его подопечные помнили завет владыки Серафима (Соболева) не покидать Церкви. При любой возможности они пели Литургию в православном храме. Более того, свои выступления жаровцы всегда начинали с церковных песнопений, а “Символ веры” Кастальского стал одной из визитных карточек хора. Если для западных слушателей выступления хора Донских казаков были приятным досугом, то для самих хористов и русских эмигрантов каждый концерт был свиданием с Родиной, которую они оставили, но до конца своих дней молились о том, “чтоб встретить вновь / в краю родном мир и любовь”. Эта вера в Россию стала залогом успеха жаровского хора.

Покорив Америку, хор продолжал гастролировать по всему миру, давая концерты в Германии, в Австрии, в Швейцарии, во Франции, в Испании, в Голландии, в Дании, в Швеции, в Норвегии, в Японии, в Новой Зеландии, в Южной Африке, в Канаде, в Аргентине, в Индии, в Мексике, на Кубе — везде, кроме своей Родины и коммунистического Китая. Жаровцы выступали перед монархами и президентами, пели не только на своём родном языке, но и на языке, понятном слушателю (в том числе и на японском!). Исполнительская деятельность хора продолжалась до 1978 г. За это время было дано около десяти тысяч концертов, записано более 250 пластинок, общий тираж которых составил почти 11,5 миллионов экземпляров.

Такова вкратце история хора Донских казаков Сергея Жарова. Об этом бесспорно уникальном явлении в истории мировой культуры можно говорить достаточно долго. Вот ещё несколько слов о самом регенте Жарове.

При жизни с лёгкой руки одного журналиста его называли “безруким дирижёром” из-за особенностей его манеры дирижирования, которая отличалась лаконизмом и сдержанностью и была чужда проявлению внешних эффектов: движение рук максимально лаконичны, но при этом Жаров активно помогал себе мимикой. По воспоминаниям очевидцев, во время концертов, смотря из зала, можно было подумать, что регент просто стоит перед хором, ничем себя не проявляя. Но если удавалось взглянуть на регентующего Жарова из-за кулис, то на его лице можно было видеть целую палитру эмоций. Подобная манера дирижирования была разработана самим Жаровым, и с одной стороны, стала следствием его приобщения к Синодальной школе, а с другой — результатом его собственных творческих и профессиональных поисков.

Другой отличительной особенностью регента Жарова была его способность на каждом концерте по-разному исполнять одни и те же произведения. По сути, каждый раз хор пел произведение “с листа”, повинуясь творческой интуиции своего руководителя.

Жаров самостоятельно формировал репертуар хора, неотъемлемой частью которого были его новаторские аранжировки церковных произведений и народных песен. В поиске новых темб­ровых красок он использовал фальцетное пение высоких теноров, значительно расширив верхние границы диапазона, что придало составу звучание смешанного хора. Кроме того, с самых первых концертов Жаров прибегал к подражанию музыкальным инструментам и различным звукам. Например, при исполнении песни “Полюшко-поле” несколько хористов воспроизводили то удаляющийся, то приближающийся цокот лошадиных копыт. Подобные нововведения вызывали сдержанную критику со стороны профессиональных музыкантов и корифеев музыкального искусства, но публика принимала их “на ура”, что было важнее для Жарова.

Если говорить о значении хора как феномена мировой культуры, необходимо отметить, что именно хоровые коллективы русского зарубежья, среди которых жаровский хор был самым знаменитым и популярным, сделали то, о чём мечтали ещё в XIX в. Данилевский, Леонтьев, Достоевский: по сути, они открыли западным слушателям настоящую Россию без украшений и мишуры, великую культуру её народа, по выражению Валентина Мантулина³, “Россию славянской вязи, знаменного распева, чернозёмной глубины, казачьей удали”. И возникает вопрос: какая же это была культура, что небольшая горстка её носителей почти полстолетия собирала полные концертные залы и заставляла аплодировать весь мир?

В наши дни на фоне разговоров о вырождении русского народа и гибели русской культуры всё чаще слышатся призывы, граничащие порой с откровенным национализмом. В оппозиции им всегда будет стоять история хора Донских казаков Сергея Жарова, ставшего наглядным примером судеб многих русских людей, сохранивших в изгнании на чужой земле свою веру и национальную идентичность. Вывод очевиден: коварные заговоры, кровожадные завоеватели, толпы иноверцев — ничто по сравнению с главной сегодняшней опасностью — собственным невежеством и нежеланием знать свою историю и культуру.

Приведу небольшой пример. Недавно я побывал в одной чудесной европейской стране. Обедая в маленьком уютном ресторанчике, я стал свидетелем примечательной сцены. За соседним столом хозяева ресторана мило беседовали с русскими туристами, принадлежащими на вид как раз к пепсикольному поколению. Молодые люди на неплохом английском увлеченно рассказывали собеседникам о далёкой России, о том, какие в Москве цены кусачие, какая ночная жизнь интересная и т. п. Напоследок радушные хозяева предложили им за счёт заведения алкогольный напиток, по крепости и вкусу напоминающий русскую водку. Принесли, поставили стаканы, и не успел незадачливый официант опомниться, как напитка уже как не бывало. Спохватившись, гостям сразу предложили водички, мол, горько, наверное. На что один из молодых людей, поморщившись немного, заявил: That’s ok for Russians⁴. Думаю, это была вершина того, что русские гости могли рассказать хозяевам ресторана о своей великой Родине. Довольные, что показали русский характер, они удалились.

К сожалению, данный пример не единственный и отражает реальное положение дел, сложившееся сегодня в нашей стране. Смешно и стыдно, а потому, говоря о том, что мы наследники великой культуры нашей великой Отчизны, неплохо бы было выяснить, а что мы всё-таки знаем о ней?