Христианство как религия политкорректности в современной Европе: иллюзии и реальные перспективы

Предлагаемая публикация является полемической. Объектом полемики выступает здесь, однако, не чья-то конкретная авторская концепция, но одно общераспространённое представление, скорее даже настроение, суть которого в том, что несмотря на очевидный кризис общественного авторитета христианства в Европе, оно не может не сохраниться в центре мировой цивилизации — на том основании, что Европа была христианской всегда и потому не может перестать быть ею по определению, какие бы временные явления ни создавали противоположного впечатления. Совсем по “Бхагавадгите”, в которой Кришна убеждал Арджуну в том, что “у не-сущего не может быть бытия, как и не-бытия у сущего, и видящие истину видят границы того и другого” (II.16). Данная позиция этернализма действительно даёт неограниченные гарантии тому, что уже есть, но противоречит тому, что наблюдается в истории. В первой части этой статьи я воспроизвожу в редактированном виде свой доклад под названием “Межрелигиозный диалог или уход христианства из Европы?”, прочитанный на международной научной конференции “Христианство, культура и нравственные ценности” (орга­низаторы: Институт всеобщей истории РАН, Отдел внешних церковных связей Русской Православной Церкви, Папский комитет по культуре — Ватикан), которая проходила 19–21 июня 2007 г. в Институте всеобщей истории в Москве. Во второй сообщаю об одном тематическом продолжении данного доклада и делюсь с читателем своими впечатлениями после ознакомления с некоторыми интернет-страницами, преимущественно сайта interfax-religion.ru, также соответствующими его тематике. Хронологически привлекаемые материалы следуют за датой доклада и распределяются преимущественно в пространстве полугодия, предшествовавшего написанию настоящего текста.

1. Потребность в диалоге религиозных лидеров и организаций становится для сегодняшней Европы всё более осознаваемой и очевидной. Причины этого лежат на поверхности. Европа давно уже перестала быть монокультурной и монорелигиозной; численность полирелигиозных эмигрантов из стран третьего мира и их семей растёт в геометрической прогрессии в сравнении с сокращающимся местным населением; имущественное же и цивилизациoнное неравенство в этом полиэтническом и поликультурном всемирном “мегаполисе” ведёт к конфликтным ситуациям, которые одновременно и камуфлируются религиозным самоутверждением, и провоцируются им. Поэтому вполне закономерно, что с самого начала нового тысячелетия межрелигиозные контакты, осуществлявшиеся до того лишь при поддержке политических элит, начали и непосредственно координироваться Советом Европы. Состоявшаяся совсем недавно конференция “Религиозное измерение межкультурного диалога” (Сан-Марино, 23–24 апреля 2007 г.) стала уже седьмой после учреждения комиссариатом по правам человека Совета Европы в 2000 г. серии регулярных встреч светских организаций и представителей трёх традиционных монотеистических религий Европы для совместной работы по практической реализации того, что сейчас называется “основными европейскими ценностями”. Названной конференции предшествовали аналогичные мероприятия в Сиракузах (декабрь 2000), Страсбурге (декабрь 2001), Лувене-на-Нёве (декабрь 2002), на Мальте (май 2004), в Казани (февраль 2006) и в Нижнем Новгороде (сентябрь 2006). Поставленная задача — найти альтернативу межрелигиозным конфликтам, экстремизму и терроризму, а также и весьма разновекторным последствиям глобализации посредством ресурсов привлекаемых к сотрудничеству религиозных общин — сама по себе безусловно оправдана и конструктивна. Не меньшего сочувствия заслуживает и основная идея, официально по крайней мере заложенная в межрелигиозные форумы и консультации, — идея о том, что даже в глобализирующемся мире каждый имеет и право на собственную идентичность, и обязанность принимать другого в качестве именно другого, равно как и идея необходимости преподавания молодёжи знаний о религиях — и “своих”, и “соседних”.

Диалог, однако, как и всё остальное, может выполнять своё предназначение только при условии соответствия, говоря по-ге­гелевски, своему понятию. Необходимым условием данного соответствия в случае с любым диалогом является равенство, а в случае с диалогом религиозным — духовно-общественное равноправие участвующих в нём сторон. Этого, однако, не происходит, так как среди трёх монотеистических религий, которые постоянно декларируются как равные, объединяющейся Европе удалось позиционировать (в точном соответствии с духом последней заповеди знаменитой притчи Дж. Оруэлла) христианство как однозначно “менее равное”, тогда как две другие оказываются “значительно равнее” (при этом иудаизм чуть “равнее” ислама, но бывшие христиане, принявшие ислам, могут стать “равнее” иудеев¹), и я предполагаю, что эта тенденция будет развиваться. Помимо них на пути к “большему равенству” в Европе, в сравнении с тем же христианством, при всесторонней поддержке прав меньшинств, и немонотеистические восточные религии, прежде всего буддизм и индуизм. Христианство же остаётся на европейском континенте большинством, но это большинство, если пользоваться выражением П. Бьюкенена, “запу­ганное” (к Европе это применимо ещё в большей мере, чем к Америке)². Чтобы не быть голословным, приведу некоторые факты, на мой взгляд достаточно показательные — преимущественно те, которые нашли доступ в СМИ, но также и те, которые я имел возможность зафиксировать и лично, участвуя в названной мною выше конференции в Сан-Марино. При этом заранее прошу прощения, ибо в настоящее время даже упоминать о них в цивилизованном мире считается неуместно, бестактно и даже политически ошибочно, притом не только среди людей секуляризованных, но даже и среди тех, кто считает себя христианами, но больше всего опасается “фундамен­тализма”. Точно так же, как во времена описателя того же “скотского хозяйства” считалось высшей степенью неприличия объективно оценивать способы воспитания и перевоспитания народа в стране победившего социализма под безошибочным руководством “гениаль­ного вождя”³.

Так, в настоящее время ещё далека от завершения публикация в Германии многотомного опуса К. Дешнера “Криминаль­ная история христианства” (в конце 1990-х годов вышел ещё только том по XI–XII вв.), тогда как автор аналогичной истории любой другой религии (а криминальная составляющая имеется в истории всех их без исключения) несомненно предстал бы перед судом за человеконенавистничество и расизм (если бы его “творческий процесс” не был прерван и более простым образом⁴). Совсем недавно в некоторых континентальных странах была отменена постановка оперы Моцарта “Похищение из сераля” ради уважения к мусульманам (видимо, в связи с образом стража гарема паши Селима — Осмином), тогда как всеевропейская демонстрация “Последнего искушения Христа”⁵ или “Кода да Винчи” никак не противоречила представлениям властей о правах режиссеров на творческое самовыражение.

Особенно богатой этими событиями оказались Великобритания. Из них нельзя не выделить то, что недавно настоятель методистской церкви в Дадли был вынужден заплатить 75 фунтов стерлингов в качестве налога за деревянный крест, установленный во дворе его храма, на том основании, что крест является “рекламой христианской веры”. Нет сомнения, что если бы чиновник попытался обложить налогом в какой-нибудь ювелирной лавке менору как “рекламу иудейской религии”, он мог бы получить неплохой срок за антисемитизм. Не менее, на мой взгляд, выразительным было и недавнее мгновенное увольнение из BBC журналиста за высказывания о том, стоит ли столько церемониться с мусульманами, как это делается в настоящее время. Аналогичное высказывание о христианах мне просто трудно себе представить — так как с ними уже давным-давно никто и не думает церемониться, но если бы какой-нибудь журналист предложил церемониться ещё меньше, несомненно он бы был оценён только как сторонник плюрализма (а что же может быть лучше?!). В этой связи совсем не удивляет и недавнее решение целого ряда британских авиакомпаний запретить как своим служащим, так и пассажирам носить нательные крестики при перелёте в те мусульманские страны (Саудовская Аравия и другие), где этой символики не любят. Я бы и здесь попытался представить себе нечто “симметричное” со стороны арабских авиакомпаний, но никак не могу: подобный панический страх перед чужой религией при полном презрении к “своей” прецедентов в мире не имеет. На этом фоне кажется уже мало удивительным, что на Рождество 2006 года почти три четверти предприятий и организаций “острова” запретили рождественскую символику в рабочей обстановке из опасений успешных судебных исков со стороны сотрудников-нехристиан: последние же опасаться аналогичных исков с христианской стороны ни малейших оснований не имеют (вероятно по причине той же “за­стенчивости” и рождественские марки тогда же вышли с изображением уже не Христа и волхвов, а снеговиков и оленей)⁶.

Было бы, однако, несправедливым считать, что только находящиеся у власти британские социалисты осуществляют политику под знаком “дифференцированного равенства” религий Европы. Так, в самой цитадели католицизма, в Италии, очень немногочисленные демонстрации против исламизации страны подавляются полицейскими дубинками, от которых не уберегают и мандаты на депутатскую неприкосновенность их организаторов. Представить себе сопоставимую реакцию социалистического правительства Проди на какую-нибудь мусульманскую манифестацию против каких-нибудь “фундаменталистских” инициатив или хотя бы “проговорок”, скажем, Бенедикта XVI, мне так же трудно, как, пользуясь индийскими философскими аналогиями, поверить в возможность существования небесного цветка или сына бесплодной женщины.

Христианские церкви в Европе уже давно знают “свой шесток”, и потому во всех обозначенных выше прецедентах (и не обозначенных) о своём существовании практически не заявляли (нельзя же считать, к примеру, “заявлениями” какие-то глухие обиды на “Код да Винчи”, никакими действиями не сопровождавшиеся). Поэтому секуляристскому обществу современной Европы нетрудно заниматься “перевоспитанием” тех, очень уже немногих, архиереев, которые хоть как-то отваживаются напомнить о том, что христианство из Европы ещё не окончательно ушло или по крайней мере раньше там было. Об этом свидетельствуют недавние кампании ожесточённой травли в СМИ Болонского кардинала Биффи, который призвал своих единоверцев не спешить отдавать своих дочерей мусульманам, если они не хотят исключить для себя возможность христианского воспитания детей, или шотландского, Джозефа Девина, который отважился намекнуть своим согражданам, что их страна не всегда была мусульманской или индуистской.

Царство двойных стандартов предстало передо мной и в Сан-Марино. Наиболее впечатляющее выражение оно нашло в докладе Л.-М. де Пюига (представитель ПАСЕ), который в пространстве одного предложения сумел выделить в качестве позитивных закономерностей новейшего времени и отделение Церквей от государства, и… возрастание значения иудейских организаций. При весьма патетичном замечании в другом официальном докладе о трагедии мусульман в Боснии не было и упоминания о трагедии христиан в Косове. Выражение уверенности в третьем официальном докладе, что одиозная история с карикатурами зимой 2006 года болезненно затронула чувства мусульман, никак не сопровождалось сожалением о том, что эти необычайно ранимые чувства нашли своё выражение отнюдь не только в манифестациях, но также в убийстве итальянского священника в “прогрессивной” Турции, в поджоге некоторых посольств, разрушении некоторых храмов и (что очень нередко сопровождает “мусульманскую ранимость”) взятии некоторых заложников. При неоднократной констатации недопустимости проявления каких-либо форм юдофобии и исламофобии не было издано и звука о христианофобии, которая всё более входит в моду в Европе⁷. Наконец, героем первого дня саммита в Сан-Марино был назначен этнический христианин Паловичини, обратившийся в ислам и в этом качестве (во главе новосозданной итало-мусульманской общины) вступивший в диалог с иудейской общиной; его доклад был предварён показом посвящённого этому фильма, в одном из кадров которого католический священник с умилением в глазах наблюдает за “бенефисом” своего бывшего единоверца. Хотя количество этнических мусульман, переходящих в христианство, пока ещё (вопреки всему перечисленному) большее, представить себе не то что их “экра­ни­зацию”, но даже упоминание о них на межрелигиозном форуме было бы совершенно немыслимо.

То, что иудеи и мусульмане успешно осуществляют в Европе свои задачи быть “наиболее равными” (каждые своими средствами), ни малейших претензий вызвать не может — это стремление является вполне нормальным и естественным⁸. Большие претензии можно было бы предъявить к двойным стандартам в религиозной политике менеджеров современной Европы, однако государи всегда ведь считали себя вправе решать, кто из их равных подданных “равнее”. Наибольшие претензии вызывают сами христиане, которые добровольно соглашаются на своё “не­ра­венство”.

Правда, объективные основания для ощущения этого неравенства есть. Иудаизм в Европе опирается на государство Израиль, очень влиятельные международные еврейские организации, общеевропейское чувство вины за холокост и культ “мень­шинств”, составляющий важнейшее основание идеологии современной западной демократии. Ислам — на нефтяную мощь арабских государств, на уважение за свою последовательную “сред­невековую ментальность” (которая не может не импонировать носителям “беспочвенной” либеральной идеологии), за решимость отстаивать себя любыми без исключения средствами и на тот же общий культ меньшинств, который распространяется даже на те из них, которые имеют все шансы уже в ближайшее время стать “большинствами”. За христианством же не стоит ни одно европейское государство, которое строило бы свою политику на защите его приоритетов, а против него очень действенно работают и принимаемые им же “европейские ценности” (в первую очередь идеология прав человека, которая опять-таки исходит из того, что наиболее полноценными “человека­ми” являются “меньшинства”), и сами пустующие христианские храмы, которые нередко за бесценок распродаются на торгах как объекты городской недвижимости, чтобы опять-таки порою быть потом приватизированными нехристианскими общинами⁹. Тем не менее ни протестантские деноминации, ни тем более Католическая Церковь ещё не до такой степени исчерпали свои ресурсы влияния на население, чтобы окончательно сдать все свои позиции и отказаться от любых признаков равноправия в межрелигиозных отношениях, как то имеет место в настоящее время.

В самом деле, какое равенство может быть в диалоге христианско-иудейском, при котором христиане признают за собой только право оправдываться за действительный исторический антисемитизм или отводить от себя обвинения за мнимый (взять хотя бы абсурдные претензии к Пию XI за содействие холокосту¹⁰), не осмеливаясь и упоминать о том, что начальным историческим инициатором иудейско-христианских конфликтов была отнюдь не христианская сторона и что прямые оскорбления самой личности Основателя христианства являются весьма важной составляющей и в настоящее время в “диалогических позициях” иудейского традиционализма? И не смущает ли католиков тот факт, что иудеи чувствуют себя настолько “раско­ванно”, чтобы делать прямые выговоры Бенедикту XVI за “фа­культативное” даже восстановление латинской Тридентской мессы, содержащей такие “преступные” пассажи, как молитва об обращении иудеев к свету истины Христовой, а они сами — настолько “скованно”, что их никак не смущают никем не отменённые древние талмудические проклятия в адрес минов (пре­иму­щественно христиан еврейского происхождения) и другие специально антихристианские молитвы¹¹? Или какое равенство может быть в христианско-мусульманском диалоге, если христианские участники межрелигиозных контактов считают себя вправе только оправдываться от обвинений за исламофобию и крестовые походы¹², не осмеливаясь даже упоминать о массовом армянском геноциде в Турции с очень значительной антихристианской составляющей (монахи и священники уничтожались в первую очередь)¹³, не говоря уже о поголовном истреблении ассирийцев, о “греческом холокосте” в Малой Азии при том же Ататюрке или о сегодняшних преследованиях и убийствах христиан в некоторых мусульманских странах Азии и Африки? Не объясняется ли и сверхболезненная реакция мусульман на недавнее цитирование Бенедиктом XVI высказывания об исламе императора Мануила Комнина (высказывания, которое, кстати сказать, ничего неверного в себе не содержало) их привычкой к неизменному одностороннему замирению (вплоть до релятивизации самого различия двух религий) во время непосредственно предшествовавшего понтификата Иоанна Павла II¹⁴?

Наконец, я не припоминаю, чтобы кто-либо из христианских клириков, отчитывавшихся на сан-маринском форуме за успехи своих общин в изживании антисемитизма, исламофобии и ксенофобии, сказал хотя бы слово о христианофобии. Между тем отсутствие упоминания о ней в документах Европейской комиссии против расизма и нетолерантности является одним из гарантов того, что антихристианские акции в Европе (вплоть до самых наглых) пресекаться не будут — за отсутствием соответствующей статьи.

Из сказанного следует, что при выясненной необходимости равноправия участников реального межрелигиозного диалога будущее этого диалога как такового зависит от того, в какой мере христианская сторона позаботится о восстановлении своей “диалогической полноценности”. Потеря её стала результатом трёх больших поражений в истории христианства, каждое из которых облегчало каждое последующее и сохраняется в нём в качестве необходимой составляющей. Первым поражением стало разделение христианского Востока и Запада с дальнейшим разделением Запада; вторым — успешная секуляризация разделённого христианского мира, при котором постепенно прекратилось существование христианских государств; третьим — решительная ориентация разделённых христианских конфессий на всестороннее приспособленчество к секуляристиским “ценнос­тям” и идеологиям вместо христианизации секуляризованного общества. Последнее из этих поражений, начавшееся в своей решающей стадии после Второй мировой войны, представляется самым сокрушительным, так как по верному определению протопресвитера Александра Шмемана, одного из самых проницательных православных богословов ХХ века, мир мстит христианству за то, что оно заставило его разочароваться в себе¹⁵. Это вполне понятно, так как авторитет и даже интерес для мира может иметь только то, что настаивает на своей инаковости по отношению к нему, а не мимикрирует под него и его чисто земные интересы. А потому именно установка на “осо­време­нивание”, а реально на секуляризацию уже самого христианства, кульминирующая в нормативности политкорректности, которая практически устранила нормативность исповедничества, стала основной причиной того явления, что христианство всё более довольствуется ролью культурно-исторической, если не музейно-археологической традиции (в тех случаях, когда пустующие христианские храмы ещё не передаются другим религиозным общинам), переставая быть живой верой.

И потому только движение в резко обратном направлении, к исконным началам того Царства, которое, по слову Самого Спасителя, не от мира сего (Ин 18:36), могло бы вернуть христианству главное — утраченные внутренние позиции. При этом необходимо избавление и от той иллюзии, что секуляризованный мир должен с большим пониманием относиться к приспособленчеству, чем к исповедничеству: как и всякий прочий, он может уважать только силу, но никак не капитуляцию. Дальнейший шаг мог бы быть направлен на компенсирование второго поражения — в виде попытки восстановления влияния европейских церквей на общество через реальную поддержку национально-консервативных партий. И здесь необходимо избавление от других иллюзий: будто христианству есть много что терять в этом мире (и потому оно должно вести себя как можно “осторожнее”) или что вследствие его “вселенского” характера оно может договориться и с “новыми левыми” — последние заинтересованы не столько в его “осовременивании”, сколько в прекращении его существования¹⁶. Нет, наконец, никаких оснований останавливаться и перед ситуацией христианской разделённости. Здесь более всего был бы уместен межконфессиональный диалог — в первую очередь диалог православно-католический, он же “апостолический” — по разработке общих действий в направлении отстаивания христианских прав, и первым из них вполне могло бы стать координирование воздействий на международные правовые организации с целью внесения статьи об упоминавшейся уже в этом докладе христианофобии в юридические общеевропейские документы. Только при результативности этого диалога по христианскому выживанию в современном мире (разумеется, с участием тех немногих, чей разум ещё способен к восприятию серьёзности сложившегося положения дел) со временем можно будет говорить о задачах христианства и в межрелигиозном диалоге. В противном случае данному диалогу придётся проходить, и, возможно, уже не в самом отдалённом будущем, по крайней мере в европейском контексте, без участия одной из сторон — той, которая была когда-то его основным инициатором.

2. Доклад мой вызвал далеко не однозначную реакцию. Представители российской гуманитарной науки и православной общественности восприняли его с большим энтузиазмом¹⁷. Присутствовавшие же католические участники конференции — с молчаливой растерянностью, которая легко объяснима. Конференции организуются для содействия полезным контактам, чему больше всего способствуют обоюдные комплименты, не говоря уже о том, что обсуждать тяжёлые болезни на встречах друзей как-то и вовсе не интеллигентно. Ещё более неоднозначную и “действенную” реакцию вызвало моё выступление на международном круглом столе “Межрелигиозное и межконфессиональное измерение в контексте Белой книги по межкультурному диалогу Совета Европы”, который проводила Федерация мира и согласия при поддержке МИД России 17 октября 2007 года. В работе Круглого стола приняла участие делегация Совета Европы во главе с координатором по вопросам межкультурного диалога г-жой Габриэлой Баттаини-Драгони, а также представители христианских церквей, мусульманских общин, общественных организаций, действующих в России, некоторые учёные эксперты министерств и ведомств. Основные положения моего выступления были сформулированы следующим образом:

«Параграф предварительного текста Белой книги “Религи­озное измерение межкультурного диалога” (с. 17–18) отличается краткостью, не соответствующей объёму дискуссий по данному вопросу, которые велись на предшествующих консультациях, последняя из которых проходила в рамках конференции “Рели­ги­озное измерение межкультурного диалога” (Сан-Марино, 23–24 апреля 2007 г.) и стала уже седьмой после учреждения комиссариатом по правам человека Совета Европы в 2000 г. серии регулярных встреч светских организаций и представителей трёх традиционных монотеистических религий Европы. При этом нельзя не отметить и определённой двойственности, которая обнаруживается в конкретных формулировках рассматриваемого параграфа. С одной стороны, правомерно отмечается, что взгляды участников консультаций на степень рациональной вовлечённости Совета Европы в религиозные вопросы разошлись и потому данный пункт требует дальнейшей проработки. А ввиду недостатка консенсуса среди государств-членов Евросоюза по степени допустимости религиозных символов в общественных отношениях, прежде всего в системе образования, отдельным субъектам Евросоюза должна быть предоставлена здесь относительно широкая автономия. С другой — этим взвешенным позициям противостоят совсем иные, которые обнаруживают, если можно так выразиться, стремление к пересмотру карты межрелигиозных отношений в Европе и вторжение на территорию религий. Так, при правильном замечании относительно того, что “спектр религиозных, равно как и светских, взглядов на смысл жизни” является частью богатого культурного наследия Европы, предлагаемый способ разложения данного спектра никак объективной реальности не соответствует. А именно в тексте указывается, что “Европа не была бы сегодняшней Европой, если бы ислам, иудаизм и иные религии не считались бы её элементами наряду с различными конфессиями христианства (выделено мною — В. Ш.)”. Из самой последовательности названных здесь религий, которая никак не может произвести впечатление случайной, становится очевидным, что составители данного текста идут на сознательное переписывание заново и культурной истории, и современности. Хочется им этого или нет, но христианство, которое поставлено здесь на последнем месте, отчётливо после даже не только ислама и иудаизма, но и “иных религий”, является приоритетной составляющей европейской цивилизации (если вообще признавать, что она имеет и религиозное измерение), и в течение двух тысячелетий в этом никому не приходило в голову сомневаться. Поэтому предлагаемая последовательность цветов в спектре религий Европы больше подходила бы, к примеру, для Объединённых Арабских Эмиратов, но Европа всё-таки пока ещё сохраняется в своих прежних географических границах. При этом составители текста сознательно допускают ещё одну очевидную некорректность, на сей раз уже религиоведческого порядка. Желая принизить христианство с тем, чтобы было основание поставить его на последнее место среди религий Европы, они пишут о его “различ­ных конфессиях”, которым как бы неприметно в той же самой фразе противостоит “монолитность” ислама, иудаизма и других религий. Но ведь хорошо известно, что мусульмане бывают либо суннитами, либо шиитами, а иудеи — либо традиционалистами, либо консерваторами, реформаторами или либералами, равно как и среди “иных религий” Европы нет, например, просто буддистов (они или тхеравадины, или махаянисты, или ваджраянисты, или представители других течений), индуистов и т. д. Поэтому я бы предложил в данном пункте либо поставить “цвета” в предлагаемом спектре религий в объективном порядке и без двойных стандартов, либо просто упомянуть плюралистическую картину религий современной Европы, без указания на конкретные религии, с целью избежания заслуженных упреков в некомпетентности и очевидной предвзятости».

Хотя в ответах г-жи Баттаини-Драгони российским участникам Круглого стола не прозвучало критики конкретно в мой адрес, дальнейших приглашений как на обсуждение Белой книги, так и на другие мероприятия Евросоюза с тех пор мне больше не последовало. И это не вызвало у меня недоумения: система “ев­ро­пейских ценностей” имеет два измерения — экзотерическое (для простачков), в котором проповедуется плюрализм мнений, и эзотерическое (внутреннее), которое соответствует реальному моноидеологизму¹⁸. Знакомство с рабочей версией данного документа принесло мне, однако, большую пользу: я смог, наконец, уточнить для себя, какое именно место на “шка­ле ценностей” строители объединяющейся Европы, уделяют христианству среди тех религий, с которыми они работают. Начало этой его “четверосортности” (см. выше) несомненно восходит к решительному отказу объединяющейся Европы от простого даже упоминания христианства в тексте проекта Европейской конституции (при акцентировании обеспечения прав любых меньшинств), и в задачу христиан как субъектов Евросоюза входит усвоение себе данного статуса¹⁹. И надо признать, что они всё чаще принимают это положение вещей как вполне нормальное. Обратимся к некоторым интернет-сообщениям, привязанным к конкретным датам.

Например, после того как 20.05.2008 в израильском городке Ор-Иегуда вице-мэр организовал с помощью учащихся иудейской семинарии (ешивы) сбор сотен экземпляров Нового Завета, розданных жителям христианскими миссионерами, и последовавшее их сожжение перед местной синагогой, данная акция вызвала расследование в самом Израиле и критику в России (Конгресс еврейских общин, Всемирный русский народный собор), но нет сообщений о сколько-нибудь заметной реакции со стороны западных христиан. На деле эта операция с новозаветными текстами точно соответствовала традиционным установкам талмудического иудаизма по отношению к христианам²⁰, но западные христианские лидеры не осмелились оценить её ни по существу, ни в указанном историческом контексте — очевидным образом из-за страха обвинения в …антисемитизме (которые исходили бы далеко не только от иудеев) и недостаточной раскаянности за холокост (см. выше)²¹. Они хорошо усвоили, что то, что дозволено Юпитеру, не дозволено быку, и что в их “бычьем статусе” лучше всего помалкивать.

Не прошёл даром и урок, преподанный Бенедикту XVI мусульманами. Информационные агентства сообщают о том, что на встрече с представителями мусульманского, иудейского, индуистского и буддийского духовенства 21.07.2008 в Сиднее он со всей определённостью призывал отринуть “предрассудки, связанные с мусульманами и исламом”, но ничего о том, что то же самое было бы неплохо сделать и с предрассудками в отношении христиан и христианства, которых по крайней мере никак не меньше и в связи с которыми позиции иудеев, например, и мусульман практически совпадают²².

Разумеется, только при богатом воображении можно было бы себе представить, чтобы панический страх властей Дании и Голландии перед последствиями, соответственно, датских карикатур и фильма “Фитна”²³, мог найти какую-либо параллель в возможной реакции в Европе на аудиозапись, приписываемую лидеру “Аль-Каиды” от 20.03.2008, в соответствии с которой перепечатка тех же карикатур была сделана с благословения папы Римского, является частью возглавляемого им “крестового похода” и “расплата за это будет жестокой”. Между тем, поскольку, согласно опросам, Бен Ладену доверяют в качестве своего лидера 60% мусульман в Иордании (которая вообще-то считается страной, наиболее открытой к межрелигиозному диалогу), 51% в Пакистане, 35% в Индонезии и 26% в Марокко, вполне можно считать, что население указанных стран в той или иной мере поддерживает международный терроризм, однако мне не известно, чтобы их посольства получали какие-либо протесты по этому поводу.

По сообщениям от 03.06.2008, завершился уже четвёртый процесс над бывшей кинозвездой Брижитт Бардо, которая обвиняется французскими правозащитниками и тысячами мусульман в избыточной защите прав животных (прежде всего в связи с ритуальным закланием баранов на праздник Курбан-байрам) и ксенофобии в связи с широкой исламизацией европейского общества в целом. Актрисе был назначен штраф в 15 000 евро, и по высказыванию адвоката Лиги прав человека, “за то, что она избежала тюрьмы, пусть благодарит свой возраст”. Что бы ни содержала выпущенная ею книга “Крик в тишине” (2004), в интересующем нас контексте значительно важнее то, что физически невозможно представить себе ситуацию, чтобы кто-либо в Европе был вызван в суд за христианофобию. Например, если говорить о “дивах”, то популярнейшая Мадонна, которая, объявив себя каббалисткой, регулярно включает в свои программы кощунственные для христиан экзерцисы (помимо самого её псевдонима), могла бы полностью рассчитывать на всестороннюю поддержку “правозащитников”, если бы какие-то христиане осмелились выступить истцами (для простодушных было бы тут же сделано указание на “плюрализм” как на основу “евро­пейских ценностей”). Однако представить себе подобную ситуацию также невозможно.

“Четверосортность” христианства в Евросоюзе выражается и в неудаче робких попыток договориться с мусульманами о смягчении двойных стандартов во взаимоотношении двух религий (примером могут служить неоднократные старания Ватикана добиться строительства хотя бы одного христианского храма на территории Саудовской Аравии для почти миллионного христианского населения, при наличии 60 тысяч мечетей²⁴), и в редкости самой постановки вопроса об этом в межрелигиозном диалоге. Одно из исключений составляет реплика кардинала Жана Луи Тарана, который 12.10.2007 в ответ на нашумевшее “Общее дело между нами и вами”, подписанное более чем 130 исламскими деятелями и обращённое к христианским лидерам разных конфессий (оно было необычайно высоко оценено в либеральных кругах), отметил, что при всей значимости соответствующей диалогической инициативы (он назвал обращение “очень интересным и обнадёживающим”) в то время, как мусульмане в христианских странах пользуются всеми правами и могут проповедовать в любых масштабах, христиане в странах с мусульманским большинством являются “зимми” — поражёнными в правах. Примером для него послужила та же Саудовская Аравия, самая богатая и влиятельная страна исламского мира, которая запрещает христианам не то что какие-либо формы проповеди, но даже молитвенные собрания, ношение нательных крестов и хранение Евангелий. Но он мог бы сослаться также на отсутствие какой-либо гарантии физической жизни для христиан в Ираке или тем более в Афганистане; на закон о богохульстве в Пакистане, по которому предусматривается смертная казнь и под который подпадают и христиане; на судебные преследования малейших прецедентов христианской проповеди и стремительное закрытие и разрушение церквей в Индонезии (первая по численности населения мусульманская страна в мире)²⁵; на ущемления прав христиан в Египте и Турции, на закрытие христианских училищ и случаи мученичества в Палестине²⁶, наконец, на случаи насильственных принуждений христиан к отречению от веры в некоторых республиках СНГ, например, в Узбекистане. Кардинал Таран, однако, является “мар­гиналом”, так как межрелигиозные симпозиумы призваны выражать преимущественно полную удовлетворённость нынешним состоянием “диалога” и упражняться в словоблудии по поводу его блестящего будущего.

Кардинала можно было бы и дополнить: “хрупкость” христианства начинает обнаруживаться не только в странах с преобладанием мусульманского населения, но уже и в собственно христианских. Одним из первых звоночков здесь следует признать усиление мер безопасности в канун Рождества прошлого года в Брюсселе в связи с угрозами со стороны радикальных исламских группировок. В сообщении, переданном по национальному бельгийскому радио 21.12.2007, указывалось на усиление нарядов полиции и на меры контроля в местах скопления людей: на рождественских базарах, станциях метро, вокзалах, в аэропорту, а также вокруг государственных и общеевропейских учреждений. Цель устрашения вполне понятна — отучить христианское население от следования своей религии и у себя дома.

Разумеется, картину межрелигиозных отношений не следует, как и всё прочее, упрощать. С одной стороны, датские карикатуры, конечно, были примитивны, “Фитна” упрощённо провокационна²⁷, Брижитт Бардо допускала очевидные неумные бестактности, а радикальные исламские организации ещё не исчерпывают ислама, с другой — известно, что мусульмане солидарно с христианами выступают против секуляризации праздника Рождества, гораздо решительнее, чем последние, протестовали против “Кода Да Винчи” и в настоящее время выступают против гей-парадов. Речь идёт об общем векторе в отношениях двух сторон, одна из которых всё более чувствует себя и дома как в гостях, а другая и в гостях никак не менее уверенно, чем дома (разумеется, претензии могут предъявляться первой стороне). Такая “конфигурация” не может не давать соответствующих результатов. Так, известный своими суперлиберальными взглядами голландский епископ Мартинус Мускенс предложил обращаться своей пастве к Богу как к Аллаху, поскольку… “Бога на самом деле не волнует, как мы к Нему обращаемся”, а для продвижения межрелигиозного диалога это было бы весьма полезно (при этом, правда, не осмысляется, в какой мере подобный диалог будет межрелигиозным). Мускенс, которого с самого начала не устраивала фигура нынешнего папы, прогнозирует, что лет через двести его предложение (до которого многие “консерваторы” пока ещё не доросли) найдёт реализацию и голландские христиане будут молиться уже именно “Аллаху”²⁸. Можно, однако, предположить, что если дело вероотступничества пойдёт хорошими темпами (а это более чем реалистично), то такого длительного срока ждать совсем не будет надобности. А о том, что голландский епископ отнюдь не одинок, свидетельствуют высказывания и гораздо более авторитетного лица — нынешнего примаса Англиканской церкви, архиепископа Кентерберийского д-ра Роуэна Уильямса. Если в феврале нынешнего года он заявил о неизбежности включения некоторых норм шариатского права в британское законодательство, то по сообщению от 17.07.2008 (послание было написано к проходящей раз в десятилетие конференции англиканского духовенства в Кентербери) он отмечал уже, что основные постулаты христианства являются оскорбительными для мусульман, подчеркнув, в частности, что вера в Святую Троицу может казаться им малопонятной и “подчас обидной”. Хотя он прямо не высказал, какое из этого предположения должно следовать практическое действие, его намёк вполне прозрачен: чтобы не верить ни во что “оскорбительное” для мусульман, христианам лучше всего… стать мусульманами. Наконец, среди самых влиятельных лидеров вероотступничества никак нельзя обойти молчанием экс-католика швейцарского теолога Ганса Кюнга, автора множества многостраничных книг, который также давно уже определил, что учение о Божественности Иисуса Христа является первым препятствием для межрелигиозного диалога, а вторым — агрессивный эксклюзивизм христианства, в сравнении с которым даже отдельные нарушения толерантности в истории ислама сущее ничто²⁹. Кюнг давно уже рекомендует христианам учиться духовной свободе у носителей дальневосточных религий³⁰, а толерантности — у всех религий вообще, и его публичные выступления весьма популярны в сегодняшней Европе³¹.

На последние из приведённых фактов оптимисты мне, вероятно, возразят, что дело обстоит небезнадёжно: даже в самой религиозно “политкорректной” Великобритании более 70% опрашиваемых пока ещё считают христианские приоритеты важными для своей страны (как и воспитание детей в христианском духе и преподавание в школах христианских дисциплин), что как только Уильямс высказался по поводу шариата, тысячи англикан направили письма протеста (которые определили оценку его высказываний и у премьера Брауна), что Мускенса римо-католики считают просто эксцентриком, а с Кюнгом они уже не одно десятилетие ведут полемику. Всё это будет правильно. Меня, однако, больше заставляет задуматься то, что в других религиях, которые конкурируют сейчас с христианством в Европе, вероотступники не только не могут занимать каких-либо позиций (тем более высоких), но и прямо преследуются. По сути дела теологические высказывания приведённых лиц могли бы иметь параллель разве только в отрицании мусульманином посланничества Мухаммада, иудеем — непреходящести Моисеева закона, буддистом — четырёх “благородных истин” Будды. Однако представить себе подобных представителей других религий весьма затруднительно³², тогда как приведённая выборка влиятельных квазихристиан могла бы быть существенно расширена³³.

О том, каковы должны быть последствия нынешнего курса на политкорректность и капитуляцию уже в ближайшие десятилетия, предоставляю судить футурологам. Возможно, основная задача христиан в Европе сузится до попыток сохранения за собой хотя бы основных исторических памятников (решение её также может быть не из простых, учитывая очень быстрое освоение европейского пространства нехристианскими религиями). Возможно, что прогрессирующий кризис общественной авторитетности христианства и рост вероотступничества приведут и к тому, что строители новой Европы будут привлекать духовенство других религий для рукоположения христианских священников и епископов. Например, на основании их тестирования на “толерантность” и отказ от “традиционных предрассудков, которых в других религиях, как сейчас уже многим кажется, давно нет… Поскольку ничто в этом мире не стоит на месте, статус “терпимой религии” может понизиться и дальше, и христианство вполне может вернуться к чему-то аналогичному его положению в Римской империи до Константина Великого — с той только разницей, что несмотря на гонения его авторитет в обществе был однозначно высок.

Из сказанного следует подтверждение основного тезиса данной статьи — что благодушное настроение, основывающееся на том, что религия может сохранить свои позиции, не отстаивая саму себя, только потому, что она уже давно существует, является вполне иллюзорным. Тем, кто считает, что Европа и без специальных усилий просто не может перестать быть христианской на том основании, что уже много столетий была таковой, хочется напомнить о том, что и в России перед 1917 годом никто, за исключением лишь единичных прозорливцев, не предполагал, что может произойти то, что произошло, и даже когда оно совершилось, очень немногие думали, что оно могло “задер­жаться” всерьёз. Бог никому не даёт мандатов на вечность, и от человеческой стороны также требуются определённые усилия для продления с Ним отношений. Христианство в Европе может испытывать потребность в реконкисте в настоящее время никак не в меньшей степени, чем в XI–XII вв., но рассчитывать на поддержку таких власть имущих, как Альфонс Воитель, Фердинанд Великий или Фердинанд Святой не может — за отсутствием каких-либо аналогов последним. Последняя надежда может быть только на “обратное отвоевание”³⁴ сознания, которое должно начаться с того, чтобы христиане всех конфессий, для которых имеет значимость судьба их религии, начали считать себя прежде всего христианами, а только затем уже православными, католиками, евангеликами, фундаменталистами и т. д., а интересы христианства в любой части современного мира — непосредственно своими³⁵. Следует только помнить о замечании одного очень известного американского православного священника, беспокоившегося уже три десятилетия назад о судьбе христианства в секуляризованном мире, которое применимо к очень многим ситуациям, в том числе и к этой: It is later than you think!³⁶.