Христос не получил от нас взаимности (+видео)

О детях

Недетские задачи родителей

— Как воспитать ребенка так, чтобы он не ушел из Церкви или чтобы этот уход был не очень долгим? Какие главные ошибки совершают родители, старающиеся воспитать детей в вере?  

—  Бог призывает всех, — это касается и тех  людей, которые родились у верующих родителей, и тех, кто выросли в нецерковной среде. Только если человек из атеистической семьи стал христианином, всем очевидно – вот он был неверующий, а теперь верующий. Когда человек родился в церковной семье, то родители и окружающие ожидают от него, что он будет расти-расти, преуспевать духовно, останется в Церкви.

Поэтому таким шоком для всех становится, когда дети из церковных семей  ослабевают в церковности, религиозности, даже уходят из Церкви. На самом деле, детская религиозность оканчивается с переходным возрастом. Должна окончиться. А потом (для всех в разное время)   наступает то, что святитель Феофан Затворник называет «призывающая благодать». Когда Бог призывает человека, а человек может на это откликнуться, а может и не откликнуться, бывает это в разное время.

Но родители могут совершать вопиющие ошибки, которые могут вообще оттолкнуть ребенка от Церкви.  Одна из самых главных ошибок — слишком большое давление.

Приведу пример. У меня есть давние приятели — очень хорошие, верующие, глубоко церковные люди. Папа и мама – с сильным характером. Дело происходило в советское время. Отец был когда-то начальником цеха, членом партии, потом уверовал во Христа, пошел работать простым кузнецом. Родители ходили в храм, детей тоже водили. Причем именно заставляли ходить, даже подростков.  Внешний порядок соблюдался неукоснительно.

Каким неожиданным ударом стало для родителей, когда их пятнадцатилетний мальчик вступил в комсомол. Никаких предпосылок не было. Он никогда ничего хорошего о коммунизме, о компартии, о комсомоле не слышал. Вот такой был решительный протест. Но никто ничего не понял. В 18 лет он, обладая твердым родительским характером, донес до мамы и папы, что будет искать Бога сам и «конечно, не в Церкви». Потом были религиозные метания, пик которых —  принятие иудаизма в Америке.

И только в двадцать пять лет он покаялся, вернулся, в том числе и в Церковь

Да, он все равно, видимо, отошел бы от Церкви, но не так бурно и экстремально.

С другой стороны, если верующие люди считают, что ребенку надо дать все, что он хочет, пусть он сам выберет, пусть сам попробует, тогда можно таких ошибок наделать, что не исправишь.

— Что еще здесь нужно делать?

Я думаю, что детей нужно любить. Пусть это звучит очень обще, но само по себе — очень важно.

Задачи должны ставиться не для детей, а для родителей. В этом смысле, я думаю, у нас правильная была установка с супругой, тогда еще будущей матушкой, что дети вручены для воспитания их для Царства Небесного. Вот такая задача родителям. Притом, что в нашей семье, конечно, было множество ошибок.

Я думаю, что огромное значение имело то, что мы ими не тяготились. Мы от них могли уставать, особенно супруга, но мы от них не бежали. Мы с ними играли, жили их интересами.

Еще один момент.  Юность у меня была довольно бурная, я был совершенно нецерковным человеком, энергичным, любил приключения, разве что без хулиганства. Ребятам своим довольно весело рассказывал о своих молодых «подвигах». Матушка меня за это справедливо ругала, говорила, что я показываю им плохой пример. А мальчикам нравилось, они слушали с горящими глазами. Они видели, что папа не такой уж недоступный, что тоже человек.

Не буду подробно рассказывать о путях своих детей, это было бы бестактно.

Но даже в самые тяжелые периоды в духовном отношении, которые были у сыновей, мы сохраняли (и продолжаем сохранять) с ними доверительные отношения.

Это не уберегает человека от духовных бед и от грехопадений, но все-таки хорошо, чтобы контакт с родителями не прерывался.  Тогда, если ребёнок захочет вернуться, ему будет куда.

Школа или домашнее обучение

— Что вы думаете об общеобразовательной школе и о семейном образовании?

— Что выбрать, думаю, зависит от конкретной ситуации в семье. У нас все четверо детей (разница между старшим и младшим пять лет) учились в обычной школе. Мы их общение со сверстниками контролировали, а временами даже и ограничивали, но они были в компании друг друга. Поэтому, если бы у нас была такая возможность, мы могли бы их обучить и дома. Опять же, вопрос, а кто будет обучать?

Есть такой человек — Алексей Карпов, известный в  Интернете как «папа Карп», автор книг для детей и про детей.   Его жена ушла из семьи со старшей дочерью, оставив его с двумя сыновьями и грудным младенцем, девочкой. «Папа Карп», — человек очень образованный, физик-теоретик, интеллектуал, пошел на подвиг: он решил постоянно быть с детьми, перестал работать. Естественно, приходилось трудно. И он сам их обучал, если что не знал – осваивал. Его дети выросли, стали нормальными людьми.

Никому не советую повторять такие подвиги, но просто говорю, что домашнее обучение возможно.

Но думаю, что если взять одного ребенка, посадить его дома с няней или учителями, то, может быть, ему и не полезна будет такая ограниченность. Ребенка нельзя консервировать дома, обделять общением.

Но если имеется возможность ему устроить нормальную жизнь с домашним обучением, то почему нет?

Вообще многое зависит от характера детей. Мои дети, скажем, в детский сад не ходили. Сейчас я легче отношусь к детским садам, иногда детям даже лучше посещать их.  Мои не ходили, но у них не возникло никаких проблем в школе. Но, повторяю,  их было четверо, с небольшой разницей в возрасте, все четверо — с энергичными и бойкими характерами. Когда мы переехали в Красногорск, и они пришли в новую школу, одному из мальчиков одноклассник сказал нечто язвительное, ироничное по поводу того, что он сын священника. Сын пообещал его стукнуть. Иронизировать больше никто не пытался.

Человек должен знать слово “нельзя”

Отравой, на мой взгляд, является современная проповедь, что нужно над ребенком особенно трястись, что не должно быть совсем никакого насилия. Я говорил, что против излишнего давления, но вообще без давления,  думаю, будет очень-очень плохо.

Человек должен знать, что что-то нельзя. Вот у меня супруга, замечательный педагог, когда крошечный внук на неё однажды замахнулся, она хлопнула его по ручке и так твёрдо сказала «нельзя», что он больше никогда на бабушку не замахивался. Это очень важно. Отношения, кстати, до сих пор прекрасные.

Моя  мама когда-то давно работала в московском строительном ПТУ, там учились самые плохие мальчики из провинции, но она с ними справлялась. Они ее очень любили, до сих пор  приезжают в гости. Она мне говорила тогда, что дети, если не чувствуют за собой твердой руки, ощущают  себя плохо. Сама, кстати, она — человек, внешне очень мягкий, но в мягкой варежке рука у неё была крепкая.

Дети в храме

— В некоторых храмах проводят специальные детские литургии. Как вы можете это прокомментировать? Чем они должны отличаться от обычных?

— Мы никогда не практиковали детские литургии. Даже не очень понимаю, чем она действительно будет отличаться. Потому что все песнопения одни и те же. Но у нас хоровая воскресная школа, поэтому у нас довольно естественны поющие дети. Поющие — это начиная примерно с семи лет. Но они просто поют во время службы и потом причащаются. Малышей четырех, пяти лет, шести лет мы приводим уже к концу службы, и они только причащаются. Потому что, если двоих-троих детей можно удержать, чтобы они простояли литургию, то 30–40 человек — это нереально.

Так что, если где-то есть потребность, какой-то есть смысл, чтобы устроить в какой-то день литургию, на которой присутствуют только дети — может быть. Но это, очевидно, в тех храмах, где служба не каждый день,  потому что у нас служба каждый день, и не будешь же взрослых выгонять.

— С какого возраста вам кажется оптимальным начинать приводить ребенка на всю службу?

— Я думаю, что надо чувствовать, насколько он к этому способен. Потому что я заметил, что где-то от полугода до двух лет приблизительно, мои дети почему-то плакали в храме. И я их в этот период приносил уже к концу, просто к причастию. А потом эти все трудности уходили, и можно было прийти к началу. Я с детьми ходил только на литургию. Уже на вечерние службы стали ходить, только когда дети были достаточно большие, я сам уже был священником.

«Давай я приеду и поговорю о Боге с твоим сыном»

— Если крестный перестал в какой-то момент общаться, если от него нет ни слуху, ни духу, то стоит ли вообще его искать?

— Считаю, что сейчас этот институт практически невозможен. Правда,  человек, который был моим крестным, провел со мной беседу перед крещением и потом несколько лет поддерживал словом.

Вообще откуда взялись крестные? Все, я думаю, знают, что в древности, когда крестили взрослых, христианин поручался за язычника, когда тот собирался креститься. Беседовал, рассказывал о Христе, приводил в Церковь, вместе молились.

Потом крестный помогал дальше человеку войти в церковную общину, дальше воцерковляться. В принципе, такое бывает и сейчас, когда крестят взрослого. Что касается младенцев, то обычно бывает или семья церковная, или семья нецерковная. У меня, например, есть крестница, дочка покойного отца Бориса Ничипорова, Тоня. Чем я мог помочь отцу Борису Ничипорову в воспитании его дочери? Ничем не мог помочь, и не нужно было. Понятно, что я всегда молился за нее, и сейчас молюсь, с отцом Борисом дружили, пока он был жив.

Наоборот, если семья нецерковная, то чем можно помочь? Все время набиваться: «Давай  я приеду и поговорю о Боге с твоим сыном?» Мне кажется, что все это как-то надумано.

В принципе, могут быть такие ситуации, когда крестными становятся близкие родственники или близкие друзья, которые участвуют в жизни крестника, дружат семьями, тогда может быть контакт у крестного с крестником. Этого нельзя ожидать в массе, нельзя ожидать, что это будет нормой, я нигде этого не вижу. В книжках же я читаю, что крестный берет на себя великую ответственность, на Страшном Суде он будет отвечать перед Богом. Бог, мне кажется, сейчас нам этого не вручает.

О вере

«Друзья унывали от моих моралистических проповедей»

Я по образованию математик, хотя больших способностей не было, но математику любил. В частности, любил поразмыслить над проблемами искусственного интеллекта, и порой размышлял над этим вместо работы. В частности, мне стало понятно, что такие понятия, как любовь, красота не могут быть формализованы. Я, конечно, не единственный человек, кто до этого додумался, но по малой грамотности решил, что это мое открытие! Дальше что-то на эту тему размышлял-размышлял и стал читать книжки. Еще как-то  познакомился с группой художников-кинетистов, сейчас они уже не так известны, а в 60-70-е годы были популярной у интеллигенции группой. Я с ними очень много спорил и в ходе этих споров  понял, что у меня нет мировоззрения. Какие-то обрывочные моральные взгляды  были, но не мировоззрение, веры тоже не было.

Это меня обеспокоило, и я взялся за книжки, совершенно бессистемно. Что-то записывал.  В какой-то момент  понял, что если в этих записках заменить слово «смысл» на слово «Бог», то это просто будет исповедование веры в Бога. Тогда я уже стал считать, что верю в Бога. После этого  стал, извините за выражение, поклонником Швейцера и Толстого. Поклонником Толстого, как писателя, я и сейчас остаюсь. Но тогда я  стал поклонником Толстого позднего периода. Все это было, конечно, довольно скучно. Друзья унывали от моих моралистических проповедей. Сами друзья в это время увлеклись мистицизмом. Я им завидовал, но тверд был в своем морализме.

Среди мистицизма говорилось о православии, как об одном из путей.

Как-то (очень хорошо это помню), сижу где-то в два часа ночи, на кухне, сижу стираю пеленки старшего сына и читаю книжку Успенского «В поисках чудесного» (это был известный оккультист, ученик Гурджиева). И вдруг у меня появляется  мысль, что люди  ходят по морю, аки по суху, а я, как дурак, со своими Швейцером и Толстым.

Был переворот, и я стал искать духовных путей. Духовными считались карате, йога, суфизм, чайные церемонии и тому подобное. Господь провел меня по этому  очень быстро. В течение года я «изучил» суфизм, карате и йогу. В то же время работал в вычислительном центре, но на работу не ходил, это не требовалось: проводил время дома и приходил только за зарплатой. И вдруг сказали, что нужно ходить на работу. Пришлось искать место, куда не ходить.

Это  был явный промысел Божий, — появилась мысль  устроиться в Церковь сторожем. Это был  1978-й год, и я только-только крестился. Пришел, сторожем не взяли, хотел певчим устроиться, хотя петь не умел. Даже спел один раз в Елоховском соборе, но больше не пустили! И вдруг освободилось место алтарника в храме на Пресне. Это тоже было совершенно странно, потому что я был тогда совершенно нецерковный человек, и выглядел нецерковно. Очень хорошо помню, когда я пришел в первый раз на службу, на меня посмотрели, взяли, кончилась ранняя литургия, зашел в алтарь и вижу, что батюшка Святые Тайны потребляет. Это я сейчас знаю, а тогда я уважительно подумал: «Вот батюшки завтракают из каких сосудов».   Через несколько месяцев я стал православным человеком.

“Современные христиане более духовно устремленные”

–Вы видите самых разных православных верующих на протяжении многих лет. Что сейчас вас особенно волнует в них? На что вам хочется обратить особое внимание в духовной жизни современного человека? Поменялись ли актуальные проблемы по сравнению с периодом 10-15-летней давности? Есть ли что-то такое, что хотелось бы особенно отметить?

— Знаменитый советский психолог Выготский где-то писал, что все люди разные. Это относится и к духовной жизни; поэтому, что можно сказать? Как мне кажется, современные христиане стали в среднем более духовно устремленными, чем христиане XIX-го века. Судя по тому, что читаешь в книгах о XIX-м веке и, судя по тому, с какими вопросами  люди обращаются. Довольно много духовных вопросов, и о молитве, и о христианском устройстве жизни. Видно даже по тому, какие книги люди покупают — Святых Отцов – «Лествицу», Авву Дорофея. Библию, само собой.

Какие проблемы? У каждого свои проблемы. Скорее, есть общественные проблемы, не церковные, — мужчины как-то ослабевают в мужественности, а женщины в женственности. Об этом очень много пишут, и  это очень во многих случаях мешает и создавать семьи, и жить в семье.

“Страх Божий — это благоговение”

— Страх  Божий — это страх наказания, рабский страх или это страх сына огорчить любимого отца? Я читала толкование о том, что слова «жена да боится своего мужа»  значат, что она боится не грозного мужа, а здесь  боязнь огорчить любимого человека, боязнь сделать что-то, что человека расстроит…

— Я думаю, что касается того, что жена боится огорчить супруга, то и любящий супруг тоже должен бояться огорчить свою жену. Конечно, это ужасно, если жена боится того, что муж ее побьет. Потому что жена уже взрослый человек, и она вовсе не нуждается в физических наказаниях.

Семья в идеале — это образ Царства Небесного, образ единения Христа и Церкви, Бога и человеческой души. Если есть такие отношения, если жена действительно благоговеет перед мужем как перед образом Божиим, то это и есть тот страх, о котором сказано «жена да боится своего мужа». Я думаю, что именно это имеется в виду апостолом Павлом.

А что касается страха Божия… Страх Божий — это благоговение, трепет. Даже не боязнь Бога огорчить, а благоговение и трепет перед Богом. Но порой неплохо бывает, что человек испугается  наказания. И не только наказания на Страшном Суде, а даже и здесь на земле. Скажем, человек помышляет убить кого-то. Если он верующий, мало-мальски есть у него ум, он будет понимать, как он будет мучиться совестью. И закон для этого существует тоже, чтобы недостаток страха благоговения восполнять страхом физического наказания.

“Не стоит одобрять зло в житейской ситуации”

— В Евангелии есть слова, что «возлюби ближнего своего, как самого себя». Притом, что вся остальная Библия как раз о том, что ближнему всё, себе ничего. Что это значит «любить себя»? Где это соотношение с ближним?

— Не думаю, что вся Библия посвящена тому, что ближнему всё, а себе ничего. Есть же еще слова Христа: «как хотите, чтобы с вами поступали люди, так и вы поступайте с ними». По большому счету есть же две заповеди -«возлюби Господа Бога всем сердцем твоим» и вторая, подобная ей, -«возлюби ближнего, как самого себя». До тех пор пока человек не обретет любовь к Богу, он не может ближнего любить. Это вообще невозможно, в принципе. Ну, какие-то зачатки любви могут быть. Не ответить злом на зло, простить обидчика — что-нибудь в таком роде, это нужно. А когда человек обретет любовь к Богу реально в сердце, тогда этой любовью он сможет любить и ближнего.

— Что делать, когда люди вокруг откровенно грешат: воруют, дают взятки, рассказывают какие-то грязные вещи, бранят других, отлынивают от работы. И от меня как от «своего» ожидается какая-то положительная реакция. Вот человек, например, рассказал, как он прекрасно обошел закон и где-то получил себе денег. Я не могу их судить: у них сложная судьба: у кого-то бедность, алкоголизм и так далее. Но вместе с тем хочется и не показаться осуждающим, но высокомерным. Как вот в такой ситуации поступать?

— Вопрос человека абстрактный. Непонятно, в каком смысле он «свой»? Если он их подельник, то это одна ситуация. Если это родственник, это другая ситуация.

Было бы естественно, если бы мама вдруг увидала, что ее сын, у которого, к примеру, зарплата 20 тысяч рублей, едет на Mercedes-600, и спросила бы: «Сынок, откуда же такой „Мерседес“»? Он сказал бы: «Мама, да вот, перепало…». Она бы ужаснулась: «Неужели ты воруешь?» — и не поехала бы с ним на этом «Мерседесе». Но все ситуации разные.

Во всяком случае, не стоит принимать зло, одобрять зло в обычной житейской ситуации. В каких-то случаях надо, может быть, молчать. В каких-то, может быть, уходить из таких сообществ. Когда-то надо правду сказать. Потом, люди разные. Есть люди, которым очень тяжело не высказаться. И если он не выскажется, его будет совесть упрекать. И есть человек, которому, по натуре тяжко высказываться. Первому,  может быть, надо сказать все, что он думает. Может, его еще и послушают. А второму, может быть, надо просто удаляться.

— Нередко сталкивалась с ситуацией, что в православном окружении отношение к определенного вида грехам более спокойное, чем в окружении светском. Например, в светском коллективе на работе, когда начинали перемываться кости, я могла спокойно сказать: «Давайте людей не будем так обсуждать». В храме эти слова звучали бы в этой ситуации очень неуместно. Есть ли такая проблема?

— Какая проблема? Все же живем в грехе. Бывает, сами согрешим, бывает, люди вокруг согрешат. Иногда удается что-то сказать, а иногда невозможно ничего сказать, можно только промолчать. От должности зависит: потому что если настоятель храма общается, какие-нибудь пономари не то говорят — ты можешь сказать: «Замолчите». Это грубо, конечно, можно помягче, но даже должно, наверное, сказать…

— А настоятелю не скажешь…

— А настоятелю не скажешь, это настоятель может сказать. А младший старшему — особенно не сделаешь замечание, действительно. Надо смотреть по ситуации. Самому грешить не нужно. Иногда, действительно, невозможно ничего сказать. Но хотя бы не поддакивать. А если спрашивают, я думаю, надо правду говорить, во всех случаях.

«Самая поверхностная молитва может быть полезной»

— Как научиться горячей, искренней молитве? Как быть, когда изо дня в день отчитываешь молитвенные правила, и сердце совсем не принимает в этом участия?

— Со своего малого опыта могу сказать, что самая даже поверхностная молитва, даже устная, если только человек ею не гордится, может быть полезной. Но бывает, что человек прочитал молитвенное правило, а в это время ум его совсем не был сосредоточен на молитве, но он удовлетворён, что исполнил свой долг. Вот это вредно и плохо.

Если же человек молится с чувством своей немощи, своего  недостоинства,  то даже только устная молитва — это не бесполезный труд, она все-таки располагает человека к Богу. Даже само намерение уже имеет значение. Но нужно  стараться молиться со вниманием.

Важно стараться понимать, о чем просишь. Если я говорю: «Господи, помилуй!», значит, я прошу у Него помилования. При этом я могу ничего не чувствовать, сердце молчит. Но если бы совсем молчало, я бы даже не стоял перед иконой. Все-таки Бог такую молитву слышит, и человек к молитве располагается.

Но христианину естественно и он даже должен хотеть углубления молитвы. Описанные Святыми Отцами так называемые «художественные приёмы» можно – это моё мнение – применять только под руководством опытного в молитве наставника. А для всех безопасный путь в глубину сердца – безропотное терпение всех посылаемых Богом скорбей. И поэтому нужно благодушно настраиваться на скорби. Сердце сокрушенное и смиренное Бог не уничижит. Скорбями оно и сокрушается. Болезни, неприятности —  не надо на них набиваться — это как раз не нашей меры. А то, что уже совершилось — те неприятности, которые бывают, их надо принимать от Бога.

Я думаю, что если человек действительно будет так жить всегда и во всём — это близко к святости.

Но даже если будет иметь хотя бы благое намерение, будет стараться так жить, будет те скорби, которые происходят, принимать от Бога, будет каяться в своем ропоте, бороться со своим ропотом — я думаю, что это приведет и к смирению, и к молитвенному преуспеянию.

Не нужно ставить себе целью какие-то молитвенные переживания. Следует признать себя недостойным молитвенных переживаний. Важно понимать, что при той гордости, какая у меня есть, всякое утешение будет этой гордостью съедено.

Напомню еще некоторые принципиально важные вещи, они имеют прямое отношение к молитве — неосуждение ближнего.

Принципиально важно не принимать никаких образов. Это противоположно молитве, вредно для нее. И крайне опасно. В этом очень ошиблись многие западные христиане, канонизованные в римокатолической церкви, например, Игнатий Лойола, основатель Ордена иезуитов. Он был большим  подвижником. Но он сам про себя говорил, что, «я могу в любой момент представить себя стоящим возле Креста, рядом с Матерью Божьей и Иоанном Богословом». И я уверен, что он не обманывал. Но это ложные видения, на самом деле, это самопрельщение. Поэтому в православной молитвенной практике, безусловно, всякие фантазии всегда вредны.

— Определение любви, которую дает апостол Павел, что любовь долготерпит, и так далее, — получается, исключительно о Боге.

— Любовь, о которой пишет апостол Павел, — это не только любовь Божья к нам. Когда человек обрел любовь божественную по первой заповеди, тогда он может любить ближнего по второй заповеди, и она вот будет такая, как говорит апостол Павел.

Христос не был в нас влюблен. У Него не было зависимости. И, кстати сказать, Он не получил взаимности от нас. Но, однако, распялся на кресте. Вот это как раз пример исполнения второй заповеди — любить ближнего, как самого себя. Вот Христос вторую заповедь исполнил на кресте.

На пути к Богу

“Когда плохое настроение — вспомните о смерти”

—  Как бороться с унынием?

— Есть два смысла слова уныние. Один — это наш общегражданский, когда настроение плохое. Когда настроение плохое, надо вспомнить о смерти — и успокоишься. Это совет преподобного Варсонофия Великого. Потому что действительно все стает на свои места. Хотя у преподобного Варсонофия так и сказано — «о смерти», но он имел в виду, конечно, не смерть, а Вечную Жизнь.

В этом смысле люди бывают вполне законно в унынии. Например, человек тяжело болеет, особенно смертельно опасной болезнью. У нас немало таких прихожан, и я советую им всячески уводить свою мысль от смерти к Страшному Суду, к Вечной Жизни, к милости Божьей, призываю молиться Богу: «Господи, унываю, помоги мне!»

А в подвижническом смысле уныние — это как раз наоборот, может быть очень хорошее настроение, и человек готов делать все, что угодно, только не молиться. Это то, что отцы называют унынием, то, что больше всего борет монашествующих. К нам тоже это относится, потому что может получиться, что жизнь человека наполнена самыми разными событиями, и даже добрыми делами, и совершенно пуста в духовном отношении. Но здесь можно очень много говорить вообще об устройстве христианской жизни, но что можно в общем сказать? Если мы в той мере, какая для нас возможна, не молимся, то мы не идем путем Христовым. Мера у всех разная, действительно, но насколько можем, должны стараться.

—Многие улыбнулись, когда батюшка сказал, что когда настроение плохое, надо вспомнить о смерти, и настроение улучшится. А, по сути, очень точные слова, потому что до тех пор, пока ты близко со смертью в своей жизни не сталкиваешься, невозможно по-настоящему оценить ту полноту жизни, которую мы имеем. Я хочу вспомнить нескольких людей, знакомых читателям «Правмира» — Александра Стронина, который несколько лет назад умер от саркомы, Катюшу Ремизову, которая ушла в прошлом году от тяжелой онкологии. Это люди, которые жили, зная, что им осталось совсем ограниченное количество времени, и  умели жить с настоящей полнотой. Они как-то уже не переживали из-за каких-то  мелких настроений, которые составляют всю нашу жизнь. Они уже стояли перед лицом смерти и перед лицом Вечной жизни, и умели помнить, как важно одного человека поддержать, другому человеку улыбнуться.  

—Действительно, такой опыт есть, вы мудро сказали. Одна наша прихожанка, замужняя женщина, дети у нее были,  вдруг  неожиданно заболела, мы так и не поняли, чем. Ее лечили, но она буквально угасала на глазах. Когда я ее причащал последний раз, она совсем уже высохла, очень плохо себя чувствовала и говорила: «Батюшка, я чувствую ко всем любовь».

Бывает, что некоторые люди, обычно, женщины, очень жалуются на свою судьбу,  на детей. Иногда напомнишь, что Бог может услышать ваши молитвы и избавить от проблем.

И здесь про себя могу сказать, что бывает так или иначе как-то поропщешь на кого-нибудь, потом думаешь: «Я вот так недоволен, а вдруг человек умрет, и останусь с этим своим недобрым чувством». Действительно, память Божья все ставит на свои места.

«На пути к Богу человек обязательно будет ошибаться»

— С чего вообще начинается духовная жизнь? Например, Никодим Святогорец пишет в своей книге, что нужно понять, что ты есть ничто. А как это нужно понять?

— Духовная жизнь в любом случае начинается с призвания Божьего, человек не может сам ее начать, даже получивший церковное воспитание и все знающий, все понимающий, может быть, даже  работающий в церкви. И когда это призвание есть, если человек на него откликнется, с этого она может начаться.

Святыми Отцами прославленный правильный путь — это путь под руководством духоносного старца, или хотя бы, пусть не святого, но  духовно опытного наставника. Об  этом пишется и говорится очень много, на мой взгляд, излишне много, потому что путь послушания  — это очень большой и очень редкий дар. Если дар есть, если Бог человеку  послал руководителя, и послал доверие к руководителю, за такой дар надо бороться.

Но, как это ни  парадоксально, если Бог нас ведет не через старца или по крайности духовно опытного наставника, то тогда ведет, значит, Сам.

Мне пришлось в некотором смысле пережил то, о чем пишет Никодим Святогорец. До прихода в Церковь я чувствовал себя духовным наставником народов, учеником Швейцера и Толстого.  А потом обнаружил, что все это пустое, а ничего духовного во мне на самом деле нет. Действительно, человек, чтобы начать духовную жизнь, должен это увидеть, и тогда он почувствует необходимость измениться, и тогда он будет что-то делать. Он обязательно будет много ошибаться. Но если он действительно ищет Царствия Небесного, то Бог найдет, как его поправить.

Ориентиры есть. Вся наша церковная жизнь,  даже поверхность церковной жизни, которую многие презирают — церковные обряды, убранство храмов, кадильный ладан, облачение духовенства, молитвенники на славянском языке, если все это будет человеком принято попросту, то это само по себе большой толк, хотя здесь тоже много может быть и ошибок. Невозможно на первых этапах отличить суеверие от действительно церковного учения, и насколько я это понимаю, то поначалу лучше просто принять все.

Я в таком положении был, когда пришел в храм алтарником — абсолютно нецерковным человеком. Одна была хорошая мысль, что надо раствориться в среде. А еще я проявил там большую доверчивость, и все, что мне церковные бабульки говорили, всему верил. И ничего страшного, потому что со временем, по мере чтения, общения с людьми, накопления какого-то своего опыта, стал понимать, что что-то является суеверием, что-то является народным обычаем, что-то церковным, а что-то действительно заповедью Божией.

Эта  внешняя церковность, —  большое богатство и  имеет воспитательное значение. Поэтому если человек двинется, дальше Господь найдет, как им управить.

«Пришел в Церковь – ищи Божьего»

—  Вопрос с сайта: Отец Константин, что делать, если соблазняет образ жизни священника? Батюшка старается жить так, как живут благотворители. Наши семьи друг у друга крестные. Он видит нас только в храме, а на улице отворачивается. Хочется уйти на другой приход, только детей у нас пятеро, ездить в другой храм далеко и неудобно, но морально от этой ситуации очень тяжело.

— Тут я могу с гордостью сказать, что видали и похуже. При коммунизме я был алтарником в храме. Один был батюшка, настоятель, известный и достойный священник; другой  —  добрый пастырь, мой духовный отец; третий священник, очень хороший, душевный батюшка, но глубокий алкоголик, а еще один был откровенный стукач. Откровенный, потому, что он это не скрывал, даже немного пафосно это подавал. Ничего страшного.

У меня была очень удачная позиция — тот человек, который спрашивает, он ожидал от Церкви всего хорошего, и столкнулся с разочарованием, а я ожидал от Церкви всего плохого.

То есть мне было объяснено, что в Церкви никто ничего не понимает, — ни священники, ни остальные люди, поэтому когда я вдруг узнал, что это не так, что есть люди, которые живут духовной жизнью, есть,  у кого учиться, — это было радостным откровением.

Если человек пришел в Церковь к Богу, пусть он ищет Божьего. Даже если известно что-то плохое про священника, пока Бог его терпит на этом месте, пока он не под запрещением, совершает таинства, то такова Божья воля. Бог  иногда хочет нам преподать Свои духовные вечные блага через святого, иногда через простого человека, а иногда через грешника. Апостол Иуда Искариотский, судя по Евангелию, проповедовал Царствие Небесное, исцелял болящих, воскрешал мертвых. Это было, это в Евангелие написано. Потом он уже согрешил, предал Христа и покончил жизнь самоубийством. Однако до этого, хотя он был, очевидно, и тогда уже человек недостойный, однако Бог через него такие блага  давал.

Поэтому, если священник на проповеди говорит хорошие слова, их и надо  слушать. А плохим делам подражать не надо. Конечно, это бедствие в первую очередь для самого священника; может быть, для многих соблазн. Я нисколько не оправдываю. Но это лично каждому не мешает спасаться, а само по себе это очень плохо.

— Вопрос с сайта. Спрашивают, почему священники с амвона в проповедях не осуждают взятки, распилы и прочие финансовые махинации как грехи?

— Дело в том, что священник, в идеале, должен с амвона  говорить слово Божие, что Бог ему на душу положит. Если действительно Господь положил на душу сказать против взяток и распилов, то так и нужно. Если более практически подойти, то среди наших многочисленных прихожан, думаю, подавляющее большинство, а, может быть, и все не участвуют в распилах. А люди, которые участвуют в распилах, они этого не слышат. Кроме того, они настолько привыкли уже к тому, что за распилы всех ругают, что они с полным благодушием слушают.

Еще один есть момент, что у нас в этих распилах, с другой стороны, участвует едва ли не весь народ. Один пример уже приводил: старушку, у которой сын приезжает на «шестисотом» «Мерседесе», хотя имеет зарплату 20 тысяч. Обычное явление на исповеди, когда старушка говорит, что проехала без билета. То есть каждый ворует, что может.

— Как вы думаете, возможно ли вообще что-то с этим сделать?

— Я думаю, что каждый должен заниматься своим делом. Человек, который на это призван Богом, должен стараться бороться с преступностью. Локально что-то, может быть, даже и сделает. Но вообще-то источник всякого зла — наши страсти. Поэтому, сколько бы мы ни боролись полицейскими методами,  а все равно страсти возьмут свое. Думаю, все знают, что постоянно совершенствуется бухгалтерия, совершенствуется система борьбы с экономическими преступлениями. Но и люди придумывают новые способы обойти закон. Но тот, кто Богом поставлен противостоять преступникам, должен честно делать свое дело.

— Очень много приходит вопросов от людей, которые столкнулись с  грубым отношением в храме. Например, маленький город, человек столкнулся с каким-то таким негативом, иногда и со стороны священника, и все, нет внутренних сил в храм пойти. Что бы вы могли такому человеку сказать?

— Я бы советовал искать Божьего. Это очень плохо, если священник сам себя так ведет и отталкивает людей. Плохо, что и сотрудниц не воспитывает.

У нас, если когда-то бывают какие-то жалобы, когда известно, о ком речь, с такими сотрудницами говорю, вразумляю. Сейчас это бывает очень редко. Раньше бывало часто.

Потом, не надо путать. Есть сотрудницы храма, а есть же просто бабушки-прихожанки. И тогда я объясняю: что с ней делать, с бабулькой-то? Её выгнать из храма? Где-то иногда приходится и потерпеть. Но если человек уже дошел до того, что он вопрос задал и готов услышать ответ, то надо искать в церкви — Божьего.

Хочу сказать в оправдание батюшек, приведя себя в отрицательный пример, что я раньше гораздо более пылко общался с людьми, чем сейчас. Бывало, напрасно. У меня, кстати, раньше было отношение к пьяным очень строгое. Я правильно обратил внимание, что с пьяным разговаривать бесполезно, потому что он потом все забывает и в церковь не приходит. Но я с ними очень строго разговаривал, пока один пьяный мне не сделал достойное назидание, что как плохо разговариваете, нехорошо. Сейчас я с ними разговариваю добродушно, если они не хулиганят.

Но это далеко не самая большая проблема. Я был свидетелем другой проблемы, когда один храм на едва ли не сотни километров вокруг. Один священник в этом храме. Девушка в него влюблена. Он целибат. Что ей делать? Я там был в командировке. Советовал исповедоваться, не поднимая глаз и сухим голосом. А что еще скажешь?

“Хочешь подать — подай. Не хочешь подавать — не подавай.”

— Вопрос по поводу милостыни пьющим. Давать или нет?

— Вот только сегодня гулял перед нашей встречей по Покровскому бульвару. Как раз пришел ответ на этот ваш вопрос. То один пьяный подошел — дал десять рублей. Жалко. Второй подошел — дал десять рублей. Еще жальче. Думаю: так вот пьяным даешь, они их пропивают. Потом думаю: вот мне Господь дает. Ясно — я не пью. Послал мне Бог сто рублей, я купил себе торт. Полезно это? Для здоровья неполезно. Пример для прихожан отрицательный. И вообще много чего покупаю, что не нужно, трачу на что не попадя.

Господь посылает дожди на праведников и не праведников. Поэтому, на мой взгляд, надо относиться к этому свободно. Хочешь подать — подай. Не хочешь подавать — не подавай. Это, что касается случайных нищих. Когда речь идет не о случайных нищих, а действительно человек в нужде, то, может быть, надо всё отдать. Что мы не должны делать — это осуждать не должны. Не даю, потому что времени нет, потому что денег, может, с собой нет, потому что последние деньги, может, и жалко этих денег. Себя укорить. Если подал, укорить себя за тщеславие. Потому что хоть даже и рубль подашь, а всё чувствуешь себя милостивым. Понятно, что в некоторых случаях люди не на добро их тратят. Но еще раз возвращаюсь к началу, что мы тоже очень много тратим не на добро.

Подготовила Оксана Головко

Видео: Виктор Аромштам 

Фото: Ефим Эрихман