Хроника: Международная богословская конференция “Православное учение о Церкви”

Международная Богословская конференция, прошедшая в Москве в ноябре 2003 г., была событием, значимым не только для Русской Церкви. В этом богословском форуме участвовали 85 человек из 17 стран, 26 из них представляли иные страны и Церкви. Такой разнообразный состав участников — это немалая заслуга организатора Конференции — Синодальной Богословской комиссии Русской Православной Церкви. Доклады участников конференции представили несколько богословских подходов к обсуждавшимся вопросам, существующих в современном православном богословии. Инославные участники Конференции продемонстрировали не менее важный взгляд на эти же вопросы “извне”. Особенный интерес представляли дискуссии после докладов, часто очень эмоциональные. На них мы обратим в нашем обзоре особое внимание, поскольку тексты докладов будут опубликованы в отдельном сборнике, а материалы дискуссий могут ускользнуть от заинтересованного читателя.

Открыл Богословскую конференцию Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий. В своем приветственном слове к участникам Конференции Его Святейшество сказал, что это третий богословский форум Русской Православной Церкви со времени возобновления проведения общецерковных богословских конференций в 2000 г. Такого рода конференции служат преодолению отвлеченности академического богословия. Экклезиология, сказал Предстоятель Русской Церкви, — это важнейшая богословская тема современности. Она призвана показать живую связь догматически незыблемого и исторически изменчивого в Церкви.

Святейший Патриарх отметил, что нынешняя конференция проходит в год 100-летия со дня рождения В. Н. Лосского, имя которого стало символом православного богословия в ХХ веке. Кроме того, Конференция приурочена к 10-летию Синодальной Богословской комиссии Русской Православной Церкви. Святейший Патриарх выразил благодарность Богословской комиссии и лично — ее Председателю Митрополиту Минскому и Слуцкому Филарету, Патриаршему Экзарху всея Беларуси.

Затем выступил Митрополит Минский и Слуцкий Филарет, Патриарший Экзарх всея Беларуси, Председатель Синодальной Богословской комиссии¹. В своем слове он обозначил наиболее важные проблемы современного богословия о Церкви, которые достойны того, чтобы стать предметом дальнейшего обсуждения.

В ответном слове Святейший Патриарх Алексий отметил, что ХХ век был полон тяжелых испытаний для Православной Церкви во всем мире. Однако, подчеркнул Святейший Патриарх, мы не можем согласиться с тем, что мир вступил в постхристианскую эпоху своего бытия. В бывшем СССР мы видим возрождение веры и постоянно убеждаемся в желании людей жить в ограде Церкви. Поэтому сегодня как никогда важно доходчиво объяснить православное учение о Церкви. Все обозначенные владыкой Филаретом вопросы имеют непреходящее значение для нашего свидетельства о Церкви. Святейший Патриарх выразил надежду, что ответы на них будут даны соборным разумом участников Конференции и преподал им свое Предстоятельское благословение.

После небольшого перерыва начались рабочие заседания Конференции, первое из которых открыл доклад архимандрита Ианнуария (Ивлиева), профессора Санкт-Петербургской Духовной академии, “Церковь Христова в посланиях святого апостола Павла”², раскрывший апостольское понимание Церкви.

Доклад протоиерея Владимира Башкирова, доцента Минской Духовной академии, завкафедрой Европейского гуманитарного университета (Минск), ставил своей целью дать разграничение понятий Церковь Христова и Царство Божие, которые у ряда богословов выступают в качестве синонимов. Докладчик приходит к выводу, что Царство Божие заключается в “духовно-нрав­ст­венном развитии человека”, тогда как Церковь, будучи духовной, одновременно является и внешним, видимым учреждением. Иначе говоря, Церковь — посредник между миром, который во зле лежит, и Царством Божиим, она — путеводительница человека на пути в это Царство.

Такая трактовка этих понятий вызвала возражения со стороны ряда участников конференции. Профессор К. Скутерис (Гре­ция) обратил внимание на то, что разграничение, предложенное отцом Владимиром Башкировым, описывает оба понятия — Церковь и Царство Божие — статично, лишая их присущей православному богословию динамики. Между тем в трудах современных православных богословов, в частности Х. Янараса, подробно развит тезис о Царстве Божием как общении входящих в него с Тремя Божественными Лицами. Архимандрит Ианнуарий (Ивлиев) поддержал греческого коллегу, отметив, что для трактовки Царства как общения есть основания в Новом Завете.

Вечернее заседание было открыто докладом декана богословского факультета Афинского университета профессора К. Скуте­риса «Церковь, “преисполненная Святою Троицею”»³. К. Скутерис развил в своем докладе тезис о том, что жизнь в Церкви строится по образу единства и общения Святой Троицы, и церковная иерархия призвана являть и охранять это единство. Затем прозвучал доклад профессора Свято-Сергиевского Богословского института (Париж) диакона Николая Лосского “Со­бор­ность/кафоличность и первенство в православной экклезиологии”, в котором представляется попытка осмыслить соотношение этих категорий в духе “евхаристической экклезиологии”. Так, на уровне отдельной евхаристической общины, в идеале возглавляемой епископом, соборность и первенство епископа-предстоятеля неразделимы и проистекают из неразрывного единства епископа и народа. На уровне Поместной Церкви (то есть нескольких митрополий) эти категории реализуются в соборе архиереев и поминовении ими на литургии Предстоятеля этого собора (Патриарха). На уровне же Вселенского Православия соборность реализуется во взаимном поминовении Предстоятелей Поместных Церквей, а первенство, по мнению докладчика, согласно 34-му канону Святых Апостолов, “существует в Церкви испокон веков” как особое место Римской Церкви — сначала “ветхого” Рима, а затем и “нового”.

Дискуссия по этим двум докладам началась с вопроса отца Владимира Шмалия, обращенного к профессору К. Скутерису: насколько Троичное бытие явлено в бытии Церкви, не является ли это скорее заданием, чем действительностью? Протоиерей Николай Озолин подверг сомнению возможность Троичной типологии для экклезиологии. В частности, особенно сомнительно, сказал отец Николай, проведение параллелей между Лицами Святой Троицы и церковными иерархическими степенями. Действительно, говорят, что епископ — икона Христа (но не Бога-Отца!); однако это только риторический образ, так как православное учение об иконе предполагает идентичность образа первообразу, а в отношении церковных иерархических служений это должно быть принято с серьезной оговоркой. Отец Николай подверг критике “очень расширенное” толкование диаконом Николаем Лосским 34-го апостольского канона, указав, что в случае универсального (вселенского) его толкования совершенно искажается его буквальный смысл, и “первенство” на вселенском уровне явно начинает преобладать над “соборностью”, а здесь — “один шаг до папизма”, — заключил отец Николай.

Профессор К. Скутерис, отвечая на замечания оппонентов, отметил, что толкование жизни Церкви как строящейся по образцу жизни Святой Троицы не предполагает прямого соотнесения различных степеней иерархического служения с конкретными Божественными Лицами (епископа — с Богом-Отцом, священника — с Сыном, диакона — со Святым Духом). Речь идет именно об интенсивности жизни и Божественной любви, которая должна раскрываться в Церкви, а Церковь как образ Троичной жизни обнимает все, должна быть открыта для всех, а не замыкаться в каких-то группах. “Этого ищет народ в Православии”.

Следующие два доклада, озаглавленные почти одинаково, продемонстрировали как различие в подходах к освещению темы, так и их парадоксальное совпадение. Доклад профессора Свято-Сергиевского Богословского института (Париж) протопресвитера Бориса Бобринского “Церковь и крещальная Евхаристия” представлял собой лирическое размышление о месте таинств Крещения и Евхаристии в жизни христианина. Фактически тому же был посвящен доклад ректора Санкт-Петербург­ской Духовной академии архиепископа Тихвинского Константина “Церковь и Евхаристия”. В обоих случаях жанр докладов скорее тяготел к гомилетическому богословствованию. Различия же носили по большей части стилистический характер и определялись импрессионизмом и эмоциональной риторикой в одном случае и более сухим дидактизмом в другом.

Затем последовал доклад по конкретному исследованию аспиранта Института философии РАН, преподавателя патрологии РПУ и ПСТБИ А. Р. Фокина “Тертуллиан о должностях и служениях в древней Церкви (кон. II – нач. III в.)”. Автор отметил, что у Тертуллиана четко прослеживается трехчленная структура церковной иерархии — епископы, священники и диаконы, причем выделяются две стороны служения епископов: литургическое служение и служение управляющих. Кроме того, в качестве специальных церковных должностей выделяются служения мирян: дидаскалов или чтецов, мучеников-исповедников, пророков, вдовиц и девственниц. Автор обратил внимание на эволюцию экклезиологических воззрений Тертуллиана, отметив, что в его поздних трудах, написанных после уклонения в монтанизм, прежнее учение об авторитете, основанном на апостольском преемстве епископата, подменяется учением об авторитете духовных лидеров, а Церковь перестает быть видимой, эмпирической реальностью и разрешается в Дух, “Который на земле есть принцип единства верующих, так же как Он является принципом единства Лиц Святой Троицы на небесах”.

Второй день конференции открыл доклад архиепископа Вроцлавского и Щецинского Иеремии (Польская Православная Церковь) “Структура Церкви: Вселенская Церковь — Поместная Церковь — епархия — приход”⁴. В первой его части автор рассмотрел вопрос о структуре Церкви на материале книг Нового Завета и творений мужей апостольских и пришел к выводу о том, что каждая Церковь, находящаяся в конкретном месте, обладает полнотой жизни во Христе и потому является Вселенской — кафолической. При этом особое значение Римской Церкви, обозначенное в творениях священномученика Иринея Лионского, — это служение помощи другим Церквам, по образу той помощи, что оказывали пострадавшей от гонений Церкви Антиохии общины других городов. Во второй части доклада, построенной на свидетельствах соборных и святоотеческих правил о церковной структуре, автор описал ее усложнение во II–III вв., появление первенствующих в определенной местности епар­хий и епископов, а также возникновение приходов, то есть церковных общин без епископов, что было связано, как указал докладчик, со стремлением оградить достоинство епископа и противодействовать беспорядкам, возникающим от множества епископов маленьких местностей. Но и тогда “ненарушимым остается основное понимание Церкви как Церкви в данной местности, составляющей одно евхаристическое собрание”.

В дискуссии по докладу прозвучал вопрос, в какой мере нормы, описанные владыкой Иеремией, применимы к сегодняшнему дню? Докладчик ответил, что, по его мнению, сейчас необходимо пересмотреть структуру епархиального деления наших Церквей в направлении увеличения числа епархий и сокращения в них числа приходов. Епископ, подчеркнул Владыка, должен хорошо знать всех священников своей епархии, поэтому в современной епархии может быть максимум 50–100 приходов. Кроме того, необходимо поддерживать прямую связь с народом Божиим, то есть так обустроить епархиальную практику, чтобы у правящего архиерея была возможность поехать в приход и поговорить с людьми. Епархия должна быть на деле одним Евхаристическим собранием, лишь исторически по практическим соображениям разделенным на приходы, а епископ должен быть пастырем для каждого мирянина. Иначе, подчеркнул владыка Иеремия, благочинные начинают исполнять роль хорепископов, а это поневоле узурпация власти епископа при том, что они не имеют той благодати, какую имеет епископ. Наконец, чтобы миряне осознавали свою связь с Церковью, чтобы сознательно участвовали в ее жизни и в том числе причащались на каждой Литургии, приходы должны включать не тысячу человек, а лишь несколько сотен. Кроме того, уровень церковного образования прихожан должен соответствовать уровню среднего семинариста. Только в этом случае возможно участие мирян в избрании пресвитера и даже епископа. При таком устройстве епархиальной и приходской жизни для мирян и священников станет ясно, что правила Церкви — не формальность, что они возникают из жизни церковной.

Выступивший вслед затем пресвитерианский пастор доктор Уоллес М. Олстон, Директор Центра богословских исследований (Принстон, США), в докладе “Церковь и общество: прагматический подход к христианской надежде” познакомил собравшихся с тем взглядом на общественную миссию Церкви, который сформировался в представляемой им религиозной и богословской традиции. Этот взгляд покоится на концепции искупления во Христе, включающей два неразрывных компонента: оправдание и освящение. Освящение осуществляется в конкретных делах христианина, в том служении, к которому он призван. Оправдание — залог их исправления, приведения в соответствие с волей Божией, поскольку “мы согрешаем не только в наших худших поступках, но и в лучших”. Эти два принципа, отметил докладчик, предохраняют нас от двух соблазнов в отношении мира: пессимизма, ухода из истории и чрезмерного оптимизма по поводу того, что нас окружает.

В дискуссии по докладу отец Владимир Шмалий отметил парадоксальный момент: протестантские богословы сегодня все больше говорят о духовном измерении и единстве Церкви, а православные — о вызовах глобализации и других актуальных проблемах современного мира. Это положительный результат межхристианского диалога, в ходе которого происходит своего рода “обмен повестками дня”. Между тем встает вопрос о том, в каких формах и до каких пределов Церковь должна участвовать в жизни общества. Для Православной Церкви долго был характерен социальный пессимизм, и такая позиция требует переосмысления. Вместе с тем наш исторический опыт показал, насколько опасно непосредственное вмешательство в жизнь общества. Церковь должна вести с обществом диалог и четко осознавать свою границу.

Тот же вопрос развили греческие участники дискуссии. Было отмечено, что Церковь, участвуя в жизни общества, не может быть просто его “куском”; их отношения сегодня гораздо более динамичны и ставят проблему отношения к религии в эпоху глобализации в целом: частное это дело или все-таки в какой-то мере общественное.

Отвечая на замечания оппонентов, доктор Уоллес Олстон отметил, что в сегодняшнем мире многие социальные институты “отрываются от корней, которые дали им жизнь”. В этой ситуации, заявил выступавший, “наша традиция нуждается в духе традиции вашей Церкви”. Иначе активистская община может выродиться в общество. А наши разногласия по вопросу о конкретных формах отношения к миру должны быть решены каждым поколением, живущим в Церкви.

Продолжил конференцию доклад доцента МДА протоиерея Валентина Асмуса “Типы экклезиологии”. В начале своего сообщения докладчик задался вопросом, не является ли богословской редукцией столь популярная сейчас “евхаристическая экклезиология”, сформулированная русскими богословами-эми­гран­та­ми в качестве противовеса юридическому редукционизму католической экклезиологии. Не тяготеет ли “евхаристическая экклезиология” к урезанию и конструированию реальности, принимая за классическую форму церковного бытия эпоху до Константина Великого, а постконстантиновскую эпоху отождествляя с постклассической? В византийский же период, столь важный для истории Церкви, по мнению отца Валентина, не существовало единой экклезиологии, а можно выделить три направления экклезиологической мысли. Во-первых, епископальная экклезиология, делавшая акцент на месте епископа в Церкви как совершителя Таинств и предстоятеля общины и ближе всего подходившая к современной “евхаристической экклезиологии”. Во-вторых, имперско-монархическая экклезиология, особое внимание уделявшая месту императора в Церкви как ее охранителю и объединителю, развитая в трудах Евсевия Кесарийского. И, в третьих, монашеская экклезиология, по своей сути — харизматическая, ставившая во главу угла духовный авторитет монашеского лидера, старца, и не очень сочетавшаяся с епископальной экклезиологией. Все эти три типа экклезиологии могли сочетаться в Византии и выражаться иногда одними и теми же людьми.

Наибольшие сомнения у участников обсуждения этого доклада вызвало место в Церковном Предании того типа экклезиологии, который отец Валентин назвал имперско-монархи­чес­ким. Насколько в действительности такое место императора в Церкви соответствовало видению Отцов? Профессор К. Скутерис обратил внимание собравшихся на то, что без согласия Патриарха император единолично не мог собрать собор. Он только организует его, оплачивает расходы, но не определяет содержание соборных постановлений. Эту позицию прекрасно аргументировал преподобный Максим Исповедник. Есть ли, обратился К. Скутерис к докладчику, хоть один святой Отец, который говорил бы о императорско-монархической экклезиологии?

Архиепископ Иеремия назвал разгоревшуюся дискуссию одним из самых интересных моментов конференции и высказал мнение, что перечисленные отцом Валентином типы экклезиологической мысли нельзя рассматривать в отрыве от той общественно-политической концепции, которая существовала в Византии после Константина Великого, а затем и в России и подразумевала вхождение Церкви во все сферы жизни человеческого общества, так что император в процессе христианизации государства мог стать не нужен. Может быть, сказал владыка Иеремия, это были наивные пожелания, но великие. Однако и в Византии “имперская экклезиология”, по определению отца Валентина, никогда не восторжествовала в Церкви. Она, как и “харизматическая экклезиология” — это, подчеркнул выступавший, указания на блуждания мысли, часто обусловленные историческим контекстом, блуждания, которые не нужно абсолютизировать. От начала же, заключил владыка Иеремия, в Церкви была одна экклезиология.

Протоиерей Владислав Цыпин отметил, что сообщение отца Валентина интересно и основано на интерпретации конкретных текстов. Вместе с тем он не согласился с выводом, который сделал докладчик. Хотя элементы различных экклезиологий и могли сочетаться у некоторых Отцов, но они не смешивались механически. Приоритет всегда оставался за епископальной экклезиологией, которая находит опору в системе канонов. Когда же две другие экклезиологии встраивались в первую, подчинялись ей, они оказывались частным случаем, мнением отдельного богослова, а там, где не встраивались и пытались доминировать, являлись отклонением от истины.

В ответ на вопрос профессора К. Скутериса отец Валентин Асмус указал на одно из произведений святителя Григория Богослова, восхваляющее императора. А на замечание отца Владислава Цыпина, что только епископальная экклезиология находит для себя обоснование в канонах, ответил, что каноническое учение Церкви многое оставляет в тени, о многом умалчивает, а именно в отношении спорных вопросов и сказывались разные экклезиологии.

Как продолжение развернувшейся полемики прозвучал доклад профессора МДА А. И. Сидорова “Некоторые аспекты экклезиологии преподобного Максима Исповедника”⁵. В нем было показано, что монофелитство являет себя как классический образец цезарепапизма, в котором император считался и верховным “управителем”, устраивающим все церковные дела, и первосвященником. Тем самым монофелиты вступали в открытое противоречие с идеей симфонии священства и царства, которая определяла все бытие Византии, и выступали за подчинение Церкви имперской власти.

Вечернее заседание второго дня конференции открылось докладом митрополита Молдавского и Буковинского Даниила (Ру­мынская Православная Церковь) “Единство Церкви, его при­рода и цель”, который сам докладчик определил как сочетание догматических замечаний и наблюдений над пастырскими проблемами. Свое выступление владыка Даниил начал с констатации существования в современном православном богословии двух школ, обе из которых движутся в русле неопатристического синтеза, но по-разному определяют и объясняют тему единства Церкви. Это “экклезиология евхаристического общения” (про­то­пресвитеры Александр Шмеман и Иоанн Мейендорф, митрополит Иоанн (Зизиулас)) и “Троичная экклезиология” (отец Ду­митру Станилоэ). Размышления владыки Даниила находились именно в русле последнего направления, согласно которому “ис­точник, образец, опору и цель” церковного единства представляет собой именно Святая Троица. Общение человеческих личностей с Лицами Святой Троицы и есть глубинное содержание Евхаристии и подвижнической жизни святых. Осознание этого, указал автор, даст нам ключ к решению актуальных проблем церковной жизни: проблем единства и разделений, помрачения церковного сознания и даже воспитания молодежи.

В своем докладе “К вопросу о соборности и соборах” профессор МДА протоиерей Владислав Цыпин попытался оспорить расхожие представления о соборности, напрямую связывающие это свойство Церкви с собором как институтом. В качестве примера такой увязки он указал на одну из новейших публикаций по данной теме — книгу священника Павла Адельгейма “Догмат о Церкви в канонах и практике”. Однако если соборность-кафоличность не указывает на собор как институт церковного управления, то где же место этого института в Символе веры, какое из свойств Церкви указывает на него? Таким вопросом задается отец Владислав, и приходит к выводу, что таким свойством Церкви является ее апостоличность. В такой трактовке докладчик опирается на авторитет святителя Филарета Московского, который в своем Пространном катехизисе говорит: “Какое существует в Церкви учреждение, в котором сохраняется преемство Апостольского служения? Какое священноначалие может простирать свое действие на всю Кафолическую Церковь? — Вселенский Собор”.

Из этого вытекает и то, что составлять Собор должны именно преемники Апостолов — епископы. Миряне же и клирики в той мере могут участвовать в деле церковного управления, в какой они призываются к тому преемниками апостольского служения. Никогда церковное управление любого уровня не обходилось без мирян, но из этого не следует, что они, а вместе с ними и пресвитеры должны наделяться церковной властью именно в качестве мирян и священников и избираться в органы церковного управления. Выборы — средство достижения компромисса, а не установления лучших. В начале века действительно существовал конфликт белого и черного духовенства, и найти формы его разрешения была призвана система церковного представительства, выработанная Поместным собором 1917–1918 гг. Но в духе ли Христовой любви институализация групповых интересов и мнимых прав? В ныне действующем Уставе, заключил выступавший, участие клириков и мирян в Поместном соборе предусмотрено, но поставлено в канонические рамки институтом Архиерейского совещания.

В ходе дискуссии по докладу профессор К. Скутерис не согласился с выведением собора-института только лишь из апостоличности Церкви. Апостольский собор реализовывал и вселенскость (кафоличность) Церкви, так же как и позднейшие соборы епископов, представлявших народ Божий. Таким образом, собор как институт реализует различные свойства Церкви. Отец Владислав не согласился с этим утверждением. Епископ, безусловно, представляет народ, сказал он, причем любой правящий епископ, а не только тот, кто избран при участии клира и мирян.

Между тем, как было отмечено в дискуссии, рассмотрение поднятого вопроса в русле тринитарного и связанного с ним евхаристического богословия позволяет посмотреть на проблему под другим углом зрения. Если собор рассматривать как евхаристическое собрание, то участие в нем других церковных сословий, помимо епископов, вполне возможно.

Третий день конференции открыл доклад профессора Свято-Сергиевского Богословского института (Париж) протоиерея Николая Озолина “Поместная Церковь и диаспора”. С одной стороны, отметил докладчик, не вызывает сомнения, что нынешнее положение, когда на одной территории в Западной Европе или Америке сосуществуют несколько православных юрисдикций, не соответствует древнему каноническому идеалу: один город — один епископ. С другой стороны, ХХ век был веком массовых перемещений православных, происходивших по экономическим или политическим причинам. В этой ситуации диаспоры играли важную роль, неся голос Православия туда, где исторически оно не было представлено, и через сохранение культурной и этнической общности помогая воцерковиться тем из изгнанников, кто на родине был далек от Церкви. Исходя из этого, двигаясь в направлении Поместных Церквей в Европе или Америке, нельзя забывать положительную роль диаспор и, возможно, в будущих единых Церквах необходимо сохранить культурное и этническое многообразие при условии правильного экклезиологического сознания.

Продолжил обсуждение этой темы доклад протоиерея Леонида Кишковского (Православная Церковь в Америке) “Правосла­вие в Америке: диаспора или Церковь?”. Выступавший начал с развернутого очерка истории Православия на Американском континенте, особенно остановившись на деятельности святителя Тихона, Патриарха Московского, бывшего Предстоятелем Американской епархии и заложившего основы будущего культурного и этнического многообразия американского Православия при сохранении церковного единства. Это единство было разрушено трагическими событиями ХХ века, и сейчас происходит трудный процесс, с одной стороны, обретения епархиями различных присутствующих в Северной Америке православных юрисдикций внутренней самостоятельности, а с другой стороны — взаимного сближения этих епархий, в перспективе, по мысли докладчика, долженствующих слиться в единую Церковь в Америке.

Яркое и страстное выступление председателя Синодальной Богословской комиссии Украинской Православной Церкви архиепископа Львовского и Галицкого Августина было посвящено трудному для его епархии вопросу — отношению к Греко-Като­лической Церкви. Традиционная критика унии, по словам владыки Августина, — унизительное, бесконечное и бесполезное доказательство очевидного. В своем выступлении он не стал возвращаться к известным исторически фактам, а остановился на сегодняшнем состоянии униатской церкви на Украине. Оно, по его мнению, характеризуется потерей ранее присущей униатам религиозной и культурной идентичности, окончательной потерей интереса к Святоотеческому Преданию.

Доцент Фессалоникского университета Х. Стамулис сделал доклад на тему “Природа и любовь. Применение троичной формы в диалоге христианских Церквей”. Он отметил, что вера и любовь в ходе диалога с инославными должны пониматься в аскетико-литургическом контексте, а не редуцироваться в ту или иную сторону, как это часто бывает в различных школах западного богословия. Профессор университета города Грац Г. Ларенцакис в своем докладе “Проблема экклезиологии в отношениях между Православной и неправославными Церквами” проанализировал новейшие документы западных вероисповеданий, имеющие более или менее официальный характер и обозначающие их экклезиологические позиции. Были разобраны “Экуменическая хартия”, последние документы Ватикана, Лейенбергского согласия и Всемирного совета церквей.

Как представитель иной стороны в экуменическом диалоге с докладом “Единство Церкви — непростая задача в диалоге между христианами” выступила доктор Дагмар Хеллер (Евангели­ческая Церковь Германии). Она кратко обрисовала историю межхристианского диалога, специально остановившись на проблеме выработки общих критериев единства Церкви. По мнению автора, важным опытом в этом направлении является так называемое Порвооское соглашение (1993), заключенное Лютеранскими Церквами Северной Европы и Балтийского региона и Британской и Ирландской Англиканскими Церквами. Это соглашение предполагает полное общение подписавших его Церквей при том, что часть Церквей, его подписавших, сохранили апостольскую преемственность епископских хиротоний, а другая — нет.

Выступивший затем сотрудник Принстонского богословского центра (США) лютеранский богослов Р. Дженсен в докладе “Не­­ко­торые тринитарные аспекты церковного единства” рассмотрел те следствия, которые имеет различное действие в Церкви Лиц Святой Троицы, для понимания перспектив христианского единства.

Завершала третий день работы конференции специальная сессия, посвященная документу “Основные принципы отношения Русской Православной Церкви к инославию”, принятому на Юбилейном соборе 2000 г. Она была построена как диалог двух ведущих — проректора МДА, секретаря Синодальной Богословской комиссии священника Владимира Шмалия и доцента МДА протоиерея Максима Козлова — и дискуссия участников конференции.

Открывший обсуждение отец Владимир остановился на истории и внутрицерковном контексте появления этого документа. Он напомнил, что Синодальная Богословская комиссия является преемницей существовавшей ранее Комиссии по христианскому единству. Богословская комиссия создавалась в конце 1993 г. для того, чтобы дать аргументы священноначалию, испытывавшему в тот момент трудности в связи с резким всплеском антиэкуменических настроений. Этот документ — скорее апология, и он не может быть поставлен в один ряд, скажем, с Декретом об экуменизме Второго Ватиканского собора. “Основ­ные принципы” не дают исчерпывающих ответов на вопрос о том, что такое Церковь, но они задают границы обсуждения этого вопроса, говорят о том, где Церкви искать не следует.

Так, 1-й пункт первой главы этого документа: “Православная Церковь есть истинная Церковь Христова…”, — отрицает экклезиологический релятивизм, утверждение, что всякая группа, именующая себя церковью, может восприниматься как истинная Церковь. Однако это же положение оставляет открытым вопрос, какую Церковь можно считать Православной. Между тем, здесь не утверждается, что инославные совсем лишены благодати; кроме того, “Основные принципы” содержат элементы самокритики православных.

Во второй главе обсуждаемого документа отвергаются различные модели христианского единства. Отвергается мнение, согласно которому глубинное единство Церкви на деле не было нарушено в истории, отвергается утверждение, что Церковь — это весь христианский мир, отвергается теория ветвей, отвергается тезис равенства всех христианских деноминаций, равно как и возможность объединения на почве общественной деятельности. Отвергаются все модели объединения христиан, кроме единения, происходящего в лоне Соборной и Апостольской Церкви. Вместе с тем, “Основные принципы” выступают с апологией того богословского диалога, который ведется Церковью с иными христианскими обществами. Четвертая глава документа “Диалог с инославием” построена на выступлениях протоиерея Георгия Флоровского на сессиях Всемирного совета церквей.

Таким образом, заключил отец Владимир, “Основные принципы отношения Русской Православной Церкви к инославию” — не исчерпывающий богословский документ, расставляющий все точки над i в вопросе о границах Христовой Церкви и ее отношениях с другими христианскими сообществами. Он носит функциональный характер и призван помочь иерархам и богословам отстаивать православную позицию в диалоге с инославными, а пастырям — разъяснить позицию Церкви в этом вопросе своим пасомым, и в какой-то мере уже сыграл свою положительную роль.

Протоиерей Максим Козлов отметил важность обсуждаемого документа, но и выразил неудовлетворение половинчатостью некоторых его определений. В частности, отец Максим указал на неполноту первого пункта “Основных принципов” (“Право­славная Церковь есть истинная Церковь Христова…”): неясно, означает ли это, что Церковь Христова должна отождествляться именно и только с Православной Церковью, или что кроме Православной Церкви могут быть иные общества, являющиеся Церковью Христовой.

Далее отец Максим обратил внимание на то, что заявление “Основных принципов” “церковное положение отделившихся не поддается однозначному определению” (п. 1.16) лишает богословской поддержки практику трех различных чинов приема инославных в Церковь (через крещение, через миропомазание, через покаяние), поскольку не выражены критерии того, к члену какого отделившегося сообщества следует применять тот, другой или третий чин⁶. Это оставляет вопросы и недоумения у рядовых пастырей и верующих.

В ходе развернувшейся дискуссии прозвучали различные оценки, как восторженные, так и критичные, и обсуждавшегося документа, и самой ситуации экуменических контактов. Диакон Николай Лосский приветствовал появление такого документа и сказал, что первый его пункт “открывает все двери”.

Г. Ларенцакис также отметил важность подобных документов, информирующих паству и разъясняющих позицию Церкви в диалоге с инославными. Сам диалог безусловно необходим и принят православным сознанием. В этом направлении уже много сделано всеми Поместными Церквами, и необходимо про­должать контакты с инославными на основе истинной веры. Абсолютно необходимо, чтобы и в других Церквах были приняты такие документы, заключил профессор Ларенцакис.

Профессор С. Пападопулос, напротив, отметил, что главная проблема этого и подобных документов — это хотят ли те, к кому мы обращаемся, поддержать диалог. Он напомнил, что упоминавшийся протоиерей Георгий Флоровский, равно как и его греческие коллеги, выражали разочарование деятельностью ВСЦ⁷. Диалог-свидетельство — это радость, но с другой стороны он изначально трагичен, так как почти все неправославные в той или иной мере отвергают наше слово. Прекратить же свидетельство мы не имеем права, заключил выступавший.

С. В. Чапнин отметил, что это первое пояснение столь важного документа за прошедшие три года. Такой сложный документ остался практически без комментариев, он не прочитан и не принят на вооружение клириками Русской Церкви. Выступавший высказал предположение, что было бы полезно рассказывать клиру и верующим о ходе и содержании двусторонних богословских собеседований, которые ведет Русская Церковь с рядом инославных общин. Это выступление дополнил профессор И. Ж. Димитров, сказавший, что обстоятельства, о которых говорил отец Владимир, всегда отражаются на самом документе, так что не нужно ли сейчас заново его обсудить? Важно, сказал в заключение дискуссии протоиерей Леонид Кишковский, чтобы одни Православные Церкви внимательно относились к восприятию экуменизма в других Православных Церквах.

Последний рабочий день конференции открылся докладом руководителя Центра истории религии и церкви Института Российской истории Российской Академии наук и завкафедрой религиеведения Российской академии государственной службы при Президенте Российской Федерации профессора О. Ю. Васильевой “Церковь и власть в ХХ веке”. Она рассказала о важнейших этапах государственно-церковных отношений в СССР, показав, как конкретно внутри каждого из них государственная политика влияла на церковную жизнь. Несколько более подробно она остановилась на периоде “хрущевских гонений” на Церковь, обстоятельства которых сейчас еще до конца не исследованы. В конце своего выступления О. Ю. Васильева коснулась сегодняшних проблем, существующих в государственно-церков­ных отношениях, и возможных путей их решения.

В своем докладе “Церковь и глобализация” профессор Афинского университета С. Пападопулос отметил две стороны современных глобализационных процессов: технологическую глобализацию, облегчающую перемещение и обмен информацией в современном мире, и культурную глобализацию, процесс объединения культур. Он поставил вопрос, отвечают ли оба эти процесса тому, что Церковь мыслит о единстве человеческого рода.

Доклад доктора Ивана Желева Димитрова, директора Дирекции “Вероисповедания” при Совете министров Республики Бол­гария “Власть и Церковь в Болгарии”⁸ был посвящен тем непростым взаимоотношениям между государством и Церковью, которые сложились в Болгарии в 1990-е годы. В это время Церковь оказалась одной из жертв процесса декоммунизации, в ходе которого власти грубо вторгались в ее внутреннюю жизнь и, попирая канонические нормы, поддерживали раскольническую группу.

Продолжил заседание доклад профессора Поля Валиера (США) “Пределы Предания”, в котором содержалась критика неопатристического понятия Предания, описанного в трудах отцов Георгия Флоровского и Иоанна Мейендорфа, а также В. Лосского и др. Англиканский богослов задался вопросом, насколько логически и теологически обосновано утверждение, что Предание “в некотором смысле и есть сама Церковь” (прото­пре­свитер Иоанн Мейендорф). Центральная ошибка такого подхода, помнению докладчика, заключается в том, что он распространяеткатегорию предания, традиции (то есть того, что передано, получено от других) на те реальности, которые не являются “переданными” (акт личной веры, встреча с Живым Христом и т. д.).

Это положение вызвало горячую критику греческих участников конференции. К. Скутерис указал, что существует различие в значении слов, обозначающих Предание, греческого parЈdosij и латинского traditio. Греческое слово предполагает не только передачу, трансляцию чего-либо, но и предание, дарование Лицами Святой Троицы Себя миру.

Следующий доклад, называвшийся “Свидетели правды — настоящее и будущее Церкви”, сделал профессор Киево-Могилян­ской академии К. Б. Сигов, размышлявший о том месте, которое слово свидетелей о Христе должно занимать в церковном сознании.

Заключительные доклады конференции были посвящены встречающимся сегодня искажениям церковного сознания. Так, профессор Санкт-Петербургского государственного университета С. Л. Фирсов в докладе “К вопросу о маргинализации сознания в современной религиозной жизни православной России” остановился на движениях за канонизацию Григория Распутина, Василия Чапаева, царя Ивана Грозного, И. Сталина, на пропаганде псевдонауки “телегонии”, вопреки современным представлениям о генотипе человека утверждающей фатальное значение первой половой связи женщины для всего ее потомства, а также на концепции “альтернативного православия”. Все эти явления, по мнению докладчика, объединены стремлением к мифологизации истории, осуществляемой с корыстными (хотя и не всегда осознаваемыми в качестве таковых) целями.

Продолжил тему ответственный редактор газеты “Церковный вестник” С. В. Чапнин. Он дал краткую характеристику шестнадцати раскольничьим группам, существующим сегодня в России и пытающимся составить конкуренцию Русской Православной Церкви Московского Патриархата, и подробно остановился на взглядах внутрицерковных групп, инициировавших кампании борьбы против ИНН, за канонизацию царя Ивана Грозного и Григория Распутина. К существенным характеристикам их мировоззрения докладчик отнес антииерархические настроения, почитание старцев как пророков, а не руководителей на пути ко Христу (младостарчество), идея “соискупительства” императора Николая II и связанный с ней комплекс эсхатологических воззрений (в частности, ожидание явления нового православного царя), проповедь ложных чудес, видений, пророчеств и формирование “своего” лика святых и чудотворных икон.

В ходе дискуссии по этим двум докладам К. Скутерис охарактеризовал описанные искажения церковного сознания как шизофрению. Вместе с тем он отметил, что их распространение обозначает существующий в церковном народе спрос на религиозный фундаментализм, а это — сигнал для Священноначалия, которому необходимо направить этот спрос в иное, здоровое русло. Митрополит Минский и Слуцкий Филарет указал, что Собор 2000 г., несмотря на прогнозы ряда изданий, предрекавших раскол в Русской Церкви, продемонстрировал ее единство. На грядущем Соборе 2004 г. многие из поднятых вопросов будут обсуждаться. Мы не собираемся, сказал Владыка Митрополит, делать тайны из этих проблем, которые — по справедливому замечанию профессора К. Скутериса — служат сигналом к действию. При этом, заключил митрополит Филарет, мы должны бояться раскола, но не свободной дискуссии.

В конце конференции было предоставлено слово гостю из Парижа иеромонаху Иову (Геча), сделавшему доклад на тему “Размышления А. В. Карташева о роли Константинопольского Патриарха в Православной Церкви и их отображение в трудах современных православных богословов”. Он напомнил о статье русского церковного историка 1936 г. о практике апелляций Поместных Церквей по спорным вопросам своей внутренней жизни к Константинопольскому престолу, которая, по мнению и А. В. Карташева, и автора доклада, дает Константинополю особые права, которые могут быть использованы для “лучшей координации деятельности всего православного мира”. Затем докладчик рассмотрел возражения А. В. Карташеву и развитие его идей такими богословами как С. Троицкий, митрополит Максим Сардийский, архиепископы Петр (Л’Юлье), Георгий (Вагнер), протопресвитер Александр Шмеман, архимандрит Григорий (Папатомасу).

Это сообщение вызвало оживленную дискуссию. Протоиерей Владислав Цыпин указал, что апелляционное право, согласно канонам, действует внутри Поместных Церквей, а не в отношениях между ними, так что расширительное толкование, данное ему А. В. Карташевым, не адекватно смыслу канонов. Было отмечено, что апелляционное право Константинопольских патриархов очень мало может помочь консолидации православного мира, поскольку большинство современных межправославных конфликтов имеет место между различными Поместными Церквами и самим Вселенским престолом (протопресвитер Борис Бобринской). Кроме того, апелляционное право вступает в силу во время конфликта и может способствовать его разрешению, но не координации деятельности Православных Церквей в обычной, бесконфликтной ситуации (А. Л. Беглов). Тем более, что в течение ХХ века Константинополь порой игнорировал прямые призывы выступить в качестве арбитра, как это произошло в 1960-е годы, когда русская Митрополия в Америке обратилась к Вселенскому престолу за разрешением своего конфликта с Матерью-Церковью (протоиерей Леонид Кишковский).

Закрывая Конференцию, Митрополит Филарет сказал, что она прошла в духе братства и любви, когда все участники — вне зависимости от конфессиональных и богословских различий — говорили друг с другом “лицом к лицу”.

В заключение этой хроники отметим, что прошедшая Конференция действительно стала представительным богословским форумом, показавшим различные подходы к экклезиологической проблематике, существующие внутри Православия. Греческие и румынские участники выступили как представители одной богословской школы, развивающей идеи “троичной экклезиологии”. Не столь последовательны были представители парижского богословия, которые, очевидно, по мысли организаторов, должны были бы выступать с позиций “евхаристической экклезиологии”. Вместо этого некоторые представители русской эмигрантской богословской науки чаще демонстрировали некий “синтез” евхаристического богословия и религиозной философии бердяевского толка, а свою задачу видели скорее в оправдании папистских амбиций Константинополя, чем в исследовании природы Церкви.

Конечно, российские участники Конференции не выступили как единая богословская школа. Между тем именно их доклады во многих случаях представляли собой добротные исследования конкретных вопросов экклезиологии и святоотеческого наследия. Более того, российские ученые, как показали дискуссии, в последние годы осуществили рецепцию основных идей той же “евхаристической экклезиологии” и могут выступать с ее позиций даже более последовательно и глубоко, чем их парижские коллеги. Думается, что как раз на базе конкретных, выполненных на высоком научном уровне исследований, а также переосмысления новейших экклезиологических концепций своя богословская экклезиологическая школа может появиться в недалеком будущем и в России.