И отключить бы этот интернет, и не тратить бы остатки нервов, тем более, что Пост, и весенняя усталость, и снег чернеет и тает, и так хочется весны, а весны не получается, и кажется, сил уже нет ни у кого на эту весну…
Татьяна Краснова
Но я не могу отойти. Тут проходит моя линия фронта, и если я уйду, то буду дезертир, а еще и этот грех добавлять не хочется.
Мы переписываемся, мы продаем какие-то картинки в пользу девочки, которой не на что приехать на лечение. Мы собираем деньги на госпитализацию малышки из Луганска, которой нечем дышать, а нам так надо, так надо «дотащить» ее до трансплантации…
Мы следим за тем, как киберножом, как в страшном кино, пытаются убить злую опухоль у юной красавицы из Карабаха.
Куда же я уйду?
Я перелистываю страницы, и на меня потоком льется горе, ненависть, усталость.
Все перессорились со всеми, все придумали друг другу имена – одно уничижительнее другого, все ненавидят и презирают, и я сама презираю и ненавижу из последних сил…
Трудное время – так говорят все.
И вдруг…
– Здравствуйте, собаки!
Я останавливаюсь, читаю, и через минуту плачу в три ручья, и снова читаю, и перечитываю текст своей удивительной приятельницы Лены Берзиной, живущей посреди продуваемого всеми ветрами мира, между небом и землей, среди кошек и собак, в пережившей зиму Грузии, вне перекрестков, пробок, мостов и траурных шествий.
Прочтите и вы. Он совсем короткий.
«Чистые глаза смотрят на меня. Языки от искренней радости вывалились. Никаких задних мыслей. Просто рады. Принесли щепочку, веревочку и бумажку. Но у меня чашка с кофе. Они не обижаются. Не надо, так не надо, тоже хорошо. Можно просто попрыгать рядом и порычать друг на друга в шутку.
У меня такая работа. Разговаривать с собаками. Не со всеми, конечно, а с теми, кого пришлют. Некоторых на полный курс, а некоторых так, для повышения квалификации.
Прошу на меня не прыгать, лапы не ставить. Я буду кофе пить и говорить. Могу погладить.
Сразу сунулась большая голова, такую можно и двумя руками потрепать. Или схватить за щеки и немного потрясти. Дескать, «какая ж ты собачища». Большой собачищей быть хорошо, можно вставать на задние лапы и лизать человека в глаз или нос. А можно не вставать. Просто наклонить тяжелую башку и наблюдать, как маленькие собаки бегают под твоим пузом, как под мостом.
Маленькая голова не дает сразу погладить, она кланяется и норовит лизнуть руку. Приютские привычки. А я ведь и без поклонов поглажу.
Третья голова чумовая. Она скачет, бодается, так что уши подпрыгивают. Ну и скачи. У меня кофе. Собакам про кофе скучно.
– Я в детстве хотела быть Маугли. В джунглях во время засухи всегда было Перемирие.
Собаки преданно таращатся. Слова незнакомые. Скучно. Втихаря пихают друг друга и кусают за штаны, за уши, делают вид, что слушают.
Тут я применяю запрещенный прием. Отставляю чашку с остывшим кофе, сажусь на корточки и громко говорю: «Собаки!» Шерстяная куча мала врезается в меня. Хвосты бешено крутятся.
Собаки! Собаки! Какое хорошее знакомое слово! Они знаю, что они собаки. Это что-то вроде «ура!» или «лучшие в мире существа!». Топчут меня от полноты чувств. Утренняя программа выполнена. Днем расскажу им про горы и дороги».
Господи, – говорю я, размазывая слезы, – с чего это я, дурочка, решила, что Тебя нет в интернете? Господи, какую чудесную сказку я только что прочла о Тебе в Ленином тексте!
Ведь что бы ни случилось со мной, Ты, моя надежда и опора, отставишь в сторону свой остывший кофе, и скажешь мне слово, которое я УЗНАЮ, услышу – как обращенное ко мне, и Ты примешь меня, и всех нас, как обещал: Некоторых на полный курс, а некоторых так, для повышения квалификации.
Только бы запомнить это хорошенько – даже если у меня нет ничего, кроме Твоей протянутой руки – У МЕНЯ ЕСТЬ ВСЁ.